Моральный кодекс планеты Флейм. Рассказы

Последний предполагал, что сына собираются женить на этой девице, по которой тот убивается, и насильно оставить на планете навсегда. «А может быть, – размышлял он, хватаясь за сердце, – они хотят отомстить и погубят моего Юлиана?». Собрав своих заместителей и держателей акций, он добился решения усилить охрану сына, нанять целый отряд лучших детективов.

Но, властвуя над вещами и людьми, он был бессилен перед своим сыном, любовь к которому делала его слабым. Можно удержать его силой – запереть, заковать в кандалы, но как пережить страдания сына и утрату его любви к себе? Все, все изменилось. Почему не послушал мудрого Гурьева? Впору теперь выдрать последние волосы на своей глупой голове.

Если до этой проклятой экспедиции он мог пригрозить сыну лишением содержания, наследства, то теперь это никак не действовало. Значение имела лишь эта инопланетная девица. Это имя – Ота он видел в поисковых системах в компьютере сына. Как будто он надеялся найти ее на Земле. Он видел неумелые наброски, на которых была изображена кудрявая девушка со странными глазами. Все говорило о высшей степени отчаяния. «Весь в меня, – уныло думал Жан, – если уж полюбил, пиши – пропало». Наняв самых лучших бойцов, переоборудовав самый большой транспорт, он отправил сына на ожидавшую его планету.

Флеймонцы заблокировали все люки корабля, как только их гость ступил на трап. Зря старался отец, – Юлиан оказался отрезанным от своей охраны. Встречающие гостя флеймонцы сразу же ввели его в курс дела: на Флейм он прилетел, чтобы выполнить один из пунктов морального кодекса. Сердце молодого человека подпрыгнуло, – может его женят на Оте? Но весть была другой: Оты больше нет. Его колени подогнулись, а на лбу обильно выступил пот. Он думал, что испытал то, страшнее чего не бывает, но пытка продолжалась: ее казнили. И еще глубже – ее казнили и не просто так, а с пытками, а он, тот, из-за кого девушка пошла на смерть, согласно моральному кодексу Государства планеты Флейм, должен получить и прослушать запись ее последних часов.

Бобину с записью ему вручил старый служащий посольства, высушенный как кузнечик. Вежливо, с поклоном, подав ему кассету, он сказал, что устройство, на котором он может ее прослушать, находится в его гостиничном номере. Юлиан попытался отшвырнуть ее, но тут же два флеймонца удержали его локти, а тот, кто вручал кассету, с жалостью посмотрел на него древними глазами осьминога.

– Вы не можете заставить меня сделать это! – закричал землянин, пытаясь вырваться.

Его, практически, на весу доставили в комнату, надели наушники, зафиксировали на кушетке и оставили. Он снова услышал этот голос – нежно скрипучий, как трели ласточки. Но теперь страдающий. Слушая весь ужас последних часов своей возлюбленной, он молил ее мысленно: «Подчинись, не будь такой гордой, попроси прощения, останься живой!» После того, как он услышал последние слова Оты, произнесенные на выдохе: «Ули аткатара, Ули» (как же так, Ули), все кольца из прочнейшего материала, закрепленные на руках и ногах распались: он был свободен и почти мертв.

Дрожащий и раздавленный он сидел в их гроте и пустыми глазами смотрел перед собой. Когда слабый дневной свет еще больше потускнел, лианы, закрывающие вход были отодвинуты крепкой длиннопалой рукой, и перед ним предстал бывший жених Оты. На сгибе левой руки он держал маленькую девочку. Он плюнул перед собой, что означало высочайшую степень презрения, подождал реакции, но ее не было. Юлиан не пошевелился, не взглянул. Больше чем он сам себя, никто не мог его презирать или ненавидеть. Гиро стал бесстрастно излагать ему все обстоятельства гибели Оты: как он пытался ее спасти, что она говорила, что делала, как он проводил ее до места казни.

Землянин слушал его голос, пока до него не стал доходить смысл, а потом, задрожав с головы до ног, закричал, схватив себя за волосы:

– Я не знал! Я думал, она со мной откровенна, что ничего не скрывает!

– Ты тот, который ничего не видит вокруг себя, а смотрит лишь на свои испорченные внутренности! Ты нарушил заповедь верности, ты предал человека! И я убил бы тебя, если бы не она, – закончил он рычащим голосом, качнув на руке девочку.

Так перевел Юлиан речь Гиро, но были слова, которые он перевести не мог. Вероятно, они были оскорбительными. Когда флеймонец повысил голос, кудрявая малышка у него на руках захныкала, ее повлажневшие глаза сверкнули аметистовым цветом. Высокий суровый и злой Гиро стал ласково утешать ее, длинными неловкими пальцами вытирать с ее щек слезы.

– А вы?! – воскликнул Юлиан. – Вы убили юную женщину! А за что?

– Я ее не убивал и не предавал. У моего и твоего народа есть моральные нормы. Они справедливы для всех, но могут быть не справедливы для каждого. Каждый должен отвечать за себя. Ота ответила, я тоже. А ты?

Казалось, что кровь, желчь и все другие жидкости, наполнявшие его организм, бросились ему в голову. Он кричал, срывая голос, спрашивал у Гиро, знает ли он, что это такое – слушать страдающий голос любимого человека в последний раз?

– Ты вон сразу женился, дочь у тебя, а я все три года провел в тоске и мечтах о ней! А когда мне казалось, что встреча близка, я нахожу здесь невообразимые муки, на которые вы меня обрекли!

Он долго кричал и рыдал, а Гиро, передав дочь слуге или адъютанту, молча смотрел на него. Когда Юлиан поднял глаза и через распухшие веки посмотрел на него, показалось, что в грозных вишневых глазах инопланетянина блеснуло сочувствие. Гиро приготовился говорить, а землянин сморщился и поднес ладони к ушам, намереваясь их закрыть. Но флеймонец сказал совершенно неожиданную вещь:

– У нынешнего правителя нет потомства, надежды тоже нет. Он уже потерял мужскую силу, а его молодая супруга не беременна. Принцессой назначена моя дочь.

Он повернулся и без всякого прощания вышел из грота. Юлиан с ненавистью смотрел ему вслед и думал: «Какой же сволочью нужно быть, чтобы в этой ситуации кичиться своим положением, показывать контраст между его и моей жизнью! Мстительный ублюдок!»

Его привели на корабль два флеймонца, держа как старика под руки и направляя его заплетающиеся шаги.

Земляне с облегчением вздохнули, когда их корабль оторвался от странной планеты, обитатели которой вызывали раздражение своей отсталостью, своими невразумительными законами. Надо же, во времена межгалактических контактов, беспредельных скоростей не иметь космической техники, нормальных средств коммуникации! Они не знали, что на другой день после старта корабля, подземные хранилища Флейма раскрылись, космические корабли, начиненные оружием, задрожали, стартуя. Когда они, со страшным грохотом поднялись в небо, то флеймонцы вышли на свои площади, взобрались на возвышенности, чтобы благоговейно проводить их взглядами. Они знали, что на астероидах, в большом количестве окружавших Флейм, будут расположены катапульты и лучеметы, которые больше не позволят приблизиться землянам, ибо один из них нарушил все моральные нормы и чуть не вверг Государство в новую катастрофу.

А Юлиан так и не понял, что бывший жених Оты не мстил, а доводил до его сведения, что Государством Флейма будет править его маленькая дочь, спасенная Гиро. Через некоторое время он оправился от страданий, хотя созданный им ореол мученика еще долго сопровождал его, помогая успеху в любовных делах.

Третий виток

О. Померанцева

Наконец она оказалась у входа в лифт, который должен был поднять ее к помещению космического корабля. Остался один шаг. Ее руки были прижаты к телу, сзади напирала толпа, в спину, ребра, бедра впивались чьи-то пальцы, какие-то углы. «Как же так, – подумала она, – ведь выдавались билеты с указанным местом, а людей гораздо больше. Их ведь все равно отправят ждать следующего транспорта». Диана с усилием вытащила руку с зажатым в ней пластиковым билетом и стала еще раз сверять номер на билете и номер космического корабля, светившийся на обшивке у входа.

– Все верно? – услышала она чей-то голос сзади.

– Да, – приветливо ответила девушка. Она всегда радостно реагировала на обращенные к ней слова, на любое внимание.

– Ну, тогда…

Она почувствовала, как из ее пальцев вырвали билет, а ее саму оттолкнули вбок. Диана увидела, что тот последний шаг в узкую дверь вместо нее сделала высокая жилистая девушка с узким костлявым лицом. Повернувшись на миг, она восторженно гоготнула и с презрением сказала:

– Вот дура, такую поискать еще.

Дина, растерявшись и как всегда почувствовав себя виноватой, пропустила момент, когда можно было исправить положение. Дверь без предупреждения поехала вбок, прищемив ногу уже вошедшего парня, а потом пальцы какой-то женщины. Она успела их втянуть уже сломанными.

Оставшиеся в отчаянии стучали по двери лифта, но охранники стали разгонять их, выкрикивая:

– Корабль стартует!

Эти же слова повторял громкоговоритель, и все это сливалось с криками и рыданиями людей, не попавших на корабль или разлученных с родными. Взревевшие моторы заглушили весь этот шум, корабль громоздко оторвался от земли, а затем, набрав скорость, прощально сверкнул в голубизне неба. Улетел – оставалось ждать следующего.

Через несколько минут на взлетную площадку упало тело, потом еще одно, поодаль еще несколько – шло освобождение жизненного пространства. Дина содрогнулась и передернула плечами: она была почти благодарна той девице, что отняла у нее билет, потому что, скорее всего, и она оказалась бы в числе выброшенных из корабля.

Девушка стала успокаиваться. Она всегда старалась находить хорошее в казалось бы совсем безнадежном. Первое преимущество, несмотря ни на что, она жива. Второе, – она никого из близких не потеряла, их и не было. Третье, у нее есть шанс попасть на следующий корабль: нужно только подождать или продвигаться на какой-нибудь другой пункт посадки. Надежды не очень много – у нее теперь нет билета, нет влиятельных родственников и знакомых, которые помогли бы получить его.

Она, было, поникла, но тут же встрепенулась, – ей рассказывали, что места по ее сиротскому билету ужасны, располагаются на нижней палубе, где не всегда хватает кислорода, а не то что воды и пищи. Люди буквально сидят друг на друге. Ходили слухи, что в первых рейсах погибло около 30% тех, у кого были «сиротские» места. Она, скорее всего, оказалась бы среди них, так как постоять за себя она не только не могла, а и не допускала мысли об этом. «Все к лучшему», – подумала Дина. У нее крепкий комбинезон, шлем последней модели, счетчик, – так что она может подождать.

Но ожидание затянулось. Прошла неделя, а никакого корабля не было. Те, кто остался ждать, как и она, вначале мирно жгли костры, с разговорами и шутками ели концентраты в тюбиках. Слышались приглушенные шлемами голоса детей, затевались игры. Воспитательница ее группы в детском доме рассказывала о подобном времяпровождении, но называла это – «поход» или «пикник». На четвертый день ситуация изменилась. Еда у многих окончилась, вода тоже. Потом прошел слух, что один из кораблей исчез, связь с ним пропала и начала набирать обороты паника.

Дина была одна, надеяться ей было не на кого, поэтому она расходовала пищу и воду очень экономно. Но на пятый день к ней подошла молодая женщина. Ее губы растрескались, в глазах горел голодный огонек. Она стала просить дать ей для ребенка воды и пищи.

– Ты же одна и тюбики у тебя еще есть, я видела. Дай для моей девочки!

Дина испытала, как всегда, чувство вины и отлила немного воды и выдавила питательной пасты из тюбика.

– А что так мало? – возвысила голос просительница.

Ее услышали и к ним стали стягиваться люди, понадеявшиеся на быструю отправку и съевшие свои запасы. Они стали сначала просить, а потом требовать.

– У меня осталось немного, – бормотала Дина, отступая.

Одна из женщин подошла к ней вплотную и выхватила из ее сумки тюбик. Другая приобняв ее, говорила, что они должны стать сестрами и все у них должно быть общим. Ее вкрадчивые манеры и горячечный блеск в глазах пугали даже больше, чем прямая агрессия. Дина мягко вывернулась из ее рук и столкнулась с третьей, которая ругала ее последними словами, называла паскудой и проституткой, которая заработала еду одним местом. Дина заплакала, пластик ее шлема запотел, глаза застлало слезами, а женщина, превратившаяся в расплывчатое пятно, кричала:

– Ты бы хоть детей пожалела, дрянь!

Дина отчаянно зарыдала, а окружившие женщины стали ее толкать, дергать, а кто-то пытался отнять ее сумку. Полные бессильной злобы они, наконец, нашли объект ненависти. Но вдруг раздался окрик, и кто-то раздвинул толпу, положил ей на плечо руку, приподнял шлем:

– Она сама еще ребенок, бессовестные! Объели своих детей, теперь ищите виноватых! Ну-ка разошлись!

Женщины ворча стали расходиться, а Дина, наконец, подняла глаза на своего спасителя. Это был мужчина средних лет с рыжеватой бородой, копной каштановых волос и серыми добрыми глазами. Дине он показался необыкновенно красивым. Мужчина привел ее к импровизированной палатке, у которой сидела измученная женщина со спящим мальчиком на руках. Она неприветливо покосилась на Дину, но ничего не сказала.

Ее положили спать вместе со всеми. Мужчина сказал, что теперь она член их семьи. Но ночью девушка ушла (она решила идти до следующей посадочной площадки), перед этим постояв над спящим Сергеем (так звали ее спасителя), посмотрев на его красивое лицо и представив себе невозможное счастье: они – муж и жена.

Издалека увидев корабль, Диана бежала к нему изо всех сил. Она успела, но на корабль не попала: не пыталась. Гладя на толпу, в которой люди отталкивали друг друга, вцеплялись в волосы и лицо, девушка приняла другое решение – остаться на Земле. Оно подспудно вызревало в ней со времени первой неудачной попытки улететь на первом корабле.

Она понимала, что для того, чтобы выжить, нужно найти место не слишком зараженное радиацией. Одиночество угнетало ее, поэтому вначале решила поискать бункеры. Она неделю шла по безлюдным местам, ее запасы иссякли, но она все-таки обходила стороной бывшие поселения – боялась поддаться искушению и утолить голод и жажду зараженной пищей и водой. И вот, наконец, после дня, когда Диана не съела ни кусочка, она набрела на почти полностью разграбленный бункер. В нем остался противорадиационный костюм, счетчики, почти пустые тюбики. Она выдавила из них остатки питательной смеси, что дало ей силы двигаться дальше. В другом, также, почти опустошенном бункере, незараженной оказалась душевая и вода в резервуаре, расположенном над душем. Она, наконец, разделась, ужасаясь состоянием кожи и запахом. Помывшись, обработала все опрелости и потертости, выстирала, как могла белье. Она даже переночевала там – в небольшой раковине под душем, без ненавистного комбинезона.

Это приключение взбодрило ее, подарило надежду, и она решила не только выжить, но и быть счастливой. Остаться жить в душевой кабинке, конечно же, было нельзя, поэтому девушка отправилась дальше на поиски нужного места.

В одном из пустых убежищ, среди пыльных бумаг, ей попалась какая-то схема или карта. Когда она разобралась в ней, то вскрикнув от радости, прижала к груди: это была карта местности с обозначенными местами расположения бункеров. Теперь, по крайней мере, она не блуждала, а шла целенаправленно. После взрывов что-то произошло с климатом – осень выдавала то жару, то грязный снег – и то и другое было неприятно. Больше всего страдали ноги – ее обувь растрескалась от чередования влаги, грязи и жары.

Некоторые бункеры были задраены, и Дину это как разочаровывало, так и радовало. Разочаровывало потому, что она тратила много сил, продвигаясь к ним, а радовало потому, что была надежда, что она не одна на планете.

В одном из убежищ ее ожидала самая большая удача – она нашла два велосипеда – двухколесный и трехколесный с тележкой. И, хотя трехколесный был тихоход, она выбрала его из-за устойчивости и тележки, куда она могла положить все вещи, которые ей попадались. Кроме того, она могла останавливаться и отдыхать, не покидая сидения.

Нагрузив тележку необходимым и энергично крутя педалями, девушка радостно думала, что, несмотря ни на что, ее жизнь становится все лучше. Она вспомнила, что когда была маленькой и горько плакала от того, что мальчишка отобрал у нее последнюю конфету, хотя она с ним уже поделилась одной, перед ней присела полная уютная санитарка. Она вытерла ей слезы и сказала: «Не плачь, вырастешь большая и станешь царицей, будет у тебя много конфет, печенья и „воздыхателей“». Дина хмыкнула и подумала: «Царицей или нет, но столько вещей у меня никогда не было, а вот „воздыхателя“ нет ни одного».

В бункере, люк которого таился среди зарослей терновника, девушка почти ничего не нашла. Разочаровано перебирая одежду, постель, одеяла, практически превратившиеся в труху, она неожиданно обнаружила сундучок или сейф, запертый на цифровой кодовый замок. Дина не стала пытаться открыть его с помощью подбора кода, – не было времени и желания. Она вытащила из тележки топор и стала бить по сундучку. Но он стойко выдерживал удары, только немного скособочился. Это привело к тому, что образовалась крошечная щель, в которую она вставила лезвие топора и, поворачивая его, к вечеру открыла сундучок.

Его содержимое ошеломило девушку, – из проема хлынул каскад драгоценностей. Цены они в этой ситуации не имели, но обрадовали Дину чрезвычайно. Украшения она видела лишь в фильмах о прежних временах, да еще на шее их воспитательницы, на тоненькой цепочке висел кулончик с красным камешком, который казался ей верхом совершенства. Она благоговейно надела браслет, засверкавший многочисленными гранями минерала. Дина решила, что это алмаз. Браслет составил чудовищный контраст с ее руками – с обломанными и обкусанными ногтями, с въевшейся в кожу грязью, с какой-то красной сыпью.

Она сняла браслет, взяла ожерелье и диадему. Они были так красивы, что у нее участилось сердцебиение. Дина надела на шею ожерелье, осторожно опустила на голову диадему. Разыскала зеркало и впервые за последнее время посмотрела на свое отражение. Увиденное ее не очень порадовало, – волосы отросли и жирными прядями свисали из-под диадемы, лицо было недостаточно чисто, зубы желтые с грязным налетом. Но зато ожерелье красиво охватывало нежную длинную шею.

Дина разыскала немного воды, насколько могла тщательно вымыла лицо, волосы шею и вернулась к драгоценностям. Теперь стало лучше, хотя девушка давно знала, что некрасива. У нее маленький, скошенный подбородок и выступающие вперед как у зайца зубы. Два верхних длиннее прочих. Маленькие, похожие формой на зерна пшеницы глаза, большой лоб, мягкие и редкие светло-русые волосы. Единственным достоинством, соответствующим общепринятым канонам красоты была чистая, белая, как будто бы светящаяся изнутри кожа.

Погрузив тяжелый сундучок, она отправилась дальше. В следующем бункере она среди прочего нашла книги. Так как тележка уже была переполнена, и она с трудом крутила педали, пришлось выбрать лишь энциклопедии и практические руководства по изготовлению различных вещей. Книги были достаточно древние, но ей такие и были нужны. Земная цивилизация приказала долго жить, нужно все начинать сначала.

Радиометр радиации показывал все меньшее значение, вероятно, она попала в зону, достаточно удаленную от эпицентров взрывов. Она очень обрадовалась, потому что устала, очень устала. Ее ноги одеревенели от кручения педалей и по утрам, пробудившись, она иногда плакала от боли. Хотя при каждой возможности она мылась и меняла одежду под комбинезоном, ее кожа была в плохом состоянии – опрелости и потертости также доставляли мучения. Но она должна была идти, пока не найдет места, где расположится надолго, а может быть и навсегда. У нее иногда возникал соблазн остаться в каком-нибудь бункере, но она преодолевала его, так как оказалась бы отрезанной от мира, – вокруг была зараженная местность. Рано или поздно окончились бы продукты, и нужно было бы снова искать место. Ей нужна была территория, защищенная от вторжений, от природной стихии, с водой, с низким загрязнением почвы, с возможностью добывать пищу. Она чувствовала, что найдет это место.

Компасом ей служил счетчик, а его показатели ориентирами. Именно он вывел ее в гористую местность, вероятно, когда-то довольно обжитую, так как она оказалась на вымощенной дороге, которая едва заметно поднималась и петляла. Езда под уклон была трудна, но Дина была рада уже тому, что она передвигается по ровной поверхности и не нужно толкать и перетаскивать свой транспорт через препятствия. По дороге она двигалась довольно долго, почти не отдыхая. Где-то на второй день пути, после того, как она ступила на дорогу, перед ней открылось величественное зрелище – огромная лестница, вероятно, древняя, так как почти все ступени были выщерблены, а некоторые с большими трещинами. Лестница вела вверх, к большому проему в скале. Счетчик показывал допустимый предел радиации. Этот счетчик был произведен по принципу старинного радиометра Гейгера, но в отличие от него, был не больше 10 сантиметров и не требовал никаких настроек, работал автоматически.

Подъем по лестнице дался тяжело: велосипед нужно было тащить за собой, потом спускаться и волочить наверх вещи. И так несколько раз. Когда она вошла в проем, то увидела огромное помещение, скорее долину, покрытую травой и редким кустарником. По стенам вились лианы и плющ с крупным и мелкими белыми цветами. Над большей ее частью нависали скалы, а остальная часть была открыта. В стенах то и дело встречались углубления, оказавшиеся, в свою очередь, пещерами поменьше. Счетчик показывал норму. Дина, не очень поверив его показаниям, отыскала среди вещей другие. На них было то же. Девушка откинула шлем, рассмеялась, став при этом похожей на зайца из мультфильма, затанцевала, раскинув руки. Окончание дороги Дина отметила большей порцией еды и крепким сном без сновидений, правда утром разболелись все мышцы и кости.

Устройство заняло три дня. Она поселилась в одной из небольших уютных пещер, выгнав оттуда стайку летучих мышей, соорудив из сухой травы, покрытой одеялами, спальное место. В самом сухом углу аккуратно сложила книги, развесила немногочисленную одежду, положив длинную палку концами на каменистые выступы. Потом она лежала, листая книги.

Уже скоро к ней пожаловали гости – это были две дикие козы, которые невообразимым образом передвигались по отвесным стенам. Она видела таких коз, пока добиралась до пещеры. Постепенно Дина смогла приручить их и даже добыла немного молока, способом, который был описан в энциклопедии. Они стали приходить почти каждый день: щипали траву, растущую в пещере, требовательно блеяли, требуя немножко соли, которую очень полюбили. Дина их доила, пила молоко, сквашивала его и даже делала творог. Если было холодно, они грели ее, правда, при этом выщипывали половину ее травяной постели.

Девушка была постоянно занята, так как в перерывах между хозяйственными работами читала книги. Не все они оказались полезными для нее и она, скрепя сердце пускала их на растопку, но потом научилась разжигать огонь с помощью пучков травы, тоненьких прутиков и др. Когда однажды козы не пришли и отсутствовали неделю, Дина поняла, что ей нужна другая еда. Запас консервированной пищи она старалась не трогать.

Первым успехом была птица, которая воровала у нее вещи и тюбики с едой. Однажды девушка так возмутилась и распалилась поведением птицы, которая еще и напала на нее, больно клюнув в висок, что, схватив камень, метнула в нее и убила. Птица ужасно пахла, но она отважно ее освежевала, ощипала и бросила в кипяток.

Мясо показалось ей очень вкусным, и она съела его в течение дня. После этого наступила расплата: три дня она мучилась от рвоты и изнуряющего поноса и уже думала, что умрет, но все пришло в норму. Помогли таблетки, которые она добыла в одном из бункеров, молодой организм и вернувшиеся козы, гревшие ее по ночам и разгонявшие дурные сны.

Когда следующие попытки, попасть в птицу камнем не увенчались успехом, Дина раскрыла старинную книгу «Как сделать капкан, силки, ловушки» и прочитала первую фразу, поразившую ее справедливостью: «Охота может стать надежным источником питания человека». Когда она сделала несколько примитивных капканов и силков, пища стала поступать довольно регулярно, тем более что она нашла поселение стрижей, откладывавших яйца в норах, которые делали в отвесной глиняной стене. Дина осторожно доставала их яйца, оставляя одно или два. Чтобы они не обижались, она иногда делилась с ними другой своей едой.

Если выпадали жаркие дни, она купалась под струями водопада, мыла волосы птичьими яйцами, и они блестели, грелась у костра, заваривая себе «чай» из трав, и была бы совершенно счастлива, если бы тотальное одиночество. За все время пути она не встретила ни одного человека, и ее стала пугать мысль о том, что, может быть, все улетели или умерли.

Она смотрела на звезды и представляла себе счастливчиков, попавших в новые безопасные миры и спокойно живущих среди близких. Но потом оптимизм брал верх, и на смену грусти приходило убеждение, что ее участь – лучшая. Они пользуются милостью хозяев других планет, как нищие. Наверное, их даже презирают обитатели других миров за то, что они, загадив свою планету, сделав ее непригодной для жизни, трусливо бежали. А она – дома.