скачать книгу бесплатно
Выслушав все в своей обычной молчаливой манере, угу и ага, он вывел итог: «Аня не катит. Тебе надо браться за ту другую».
Ту другую?
Как ее там, Нику?!
Феномен Темо заключался в том, что он озвучивал то, в чем Марк не мог себе признаться.
Заскакивал тут в гости к Джаби. Он звонит мне и говорит: «Приезжай, братан, нужен твой совет по бизнесу». Ну, приехал, а они там с Икусом наглухо убитые на ютубе рыбалку смотрят. Рыбалку, блядь! Как мужики стоят с удочками и ждут клёва! Это даже не плейстейшн.
Но одну прикольную вещь я всё-таки услышал. Джаби оказывается ходил в трек в Гималаи. «Кривым» летишь до Катманду и оттуда джип. Делал кольцо вокруг Аннапурны. Дошел до 4700 метров и спустился. Не дошёл до перевала один день. Говорит, восхождение – философская тема. Ты набираешь в день в среднем по 700—800 метров высоты. И с каждым днем тебе хуже. А за спиной рюкзак под 20 кило. То есть когда ты видишь по «Discovery» чуваков, которые в одиночку плетутся по снегу выше 6000—7000, им не тяжело и холодно. Они на грани смерти. Их кроет по полной программе. Плетутся на таблетках-разжижжителях крови.
– Да уж, эти люди…
– Поехал бы туда с телкой?
– Чем иметь девушку и мыкаться в Тай, лучше дрочить и ездить в горы одному.
Аня написала первой. Не прошло и двух часов. «Ну что ж, по-моему, все хорошо. Спасибо за ужин».
Они встретились на Патриарших спустя день. Она была в баклажанном пальто и коричневых кедах. Когда он подошёл, ее глаза заискрили. Она готова.
Природа замедлялась к зиме. Лебедей куда-то увезли. Остался только их вмерзший в лед домик. Без птиц пруд выглядел унылым котлованом. Но люди все равно гуляли. Где-то же надо пить кофе, дышать. Разгорячившийся пацан наяривал круги вокруг качели. Приглядывающая за ним бабушка с юрким лицом держала наготове сок с трубочкой и печенье.
Аня начала подрагивать и жаться.
– Поедем ко мне? – как мог, уверенно спросил Марк.
Он произнёс это и понял, что чего-то не хватает в этой фразе. В таких делах нужно быть тактичнее. Никто не хочет думать, что им хотят воспользоваться. Однако он пожала плечами и кивнула раньше, чем он придумал, что говорить.
Дорогу до дома молчали. По радио обсасывали массовое бегство чеченских геев в Европу. На светофорах Марк осторожно поворачивался к ней. Удивительно, как она быстро все решила. Два передних автомобиля ехали с одинаковой скоростью. Несколько других то ускорялись, то отставали. Это было похоже на игру: не наступать на стыки плитки или мерить стуком пальца промежутки между светильниками на эскалаторе. Порядок среди хаоса и попытки синхронизироваться.
Когда у Марка появилась машина, лет десять назад, он сажал своего тогдашнего друга Макса и они вместе катались взад-вперёд по Тверской: до Телеграфа и назад до Белки. Марк мечтал, что именно здесь встретит девушку, которую подкинет до дому. И вот он едет по Тверской. Все, что он думал, вновь обернулось неверным.
Пока Аня была в ванной, Марк воспользовался моментом, чтобы побросать висящие на стуле вещи в шкаф и убрать немытые кружки. Он на лету переоделся, открыл окно в спальне и вернулся на кухню.
– Давай вина или чего-нибудь?
– Я не пью алкоголь, – ответила Аня.
Она села на диван, по-детски поджав ногу, и осмотрелась. Некоторые мужчины специально создают дома странную обстановку, чтоб легче было брать женщин. Книги, винил, старое чешское пианино Petroff, сумка с теннисными ракетками. На стенах несколько картин. И все это в 40 метрах.
– Красиво, – сказал Аня, задумчиво кивнув на самую большую картину.
Три размытые полосы тёмно-красного, синего и бордово-зеленого цветов. В мазках проступала фактура дерева, травы и мешковины. Чтобы добиться такого эффекта, художник накладывал холст на различные поверхности.
– Венесуэльский художник, Нино Моро – сказал Марк, наливая воду в чайник. – Здесь изображён вид на пляж из окна его дома.
Рассевшись на диване, они болтали.
– Знаешь, у меня непростые отношения с родителями. Родительская ревность часто превосходит родительскую любовь, – с сожалением отметил Марк. – Родительские наставления – это как миганье фар встречных автомобилей. Тебя предупреждают об опасности, но пока ты доберешься до неё, ее уже возможно не будет.
– Это понятно. Опыт непередаваем. Но мама растила тебя всю жизнь. А девушки приходят на готовенькое. К сожалению, многим сложно принять, что свобода детей неизбежна. Может быть, матери просто хотят, чтобы ваши женщины были лучше их? – добавила она.
– А, по-моему, несчастнее всего те, кто не хотел расстраивать маму.
Она аккуратно держала кружку промеж колен. Его рука совсем близко.
– У меня есть теория, что первых детей делают по-пьяне, а вторых – чтобы сохранить брак.
В свете лампы её волосы выглядели темнее. Блики съедали кончики. Она продолжала вглядываться в картину как в ночное окно, показывая профиль с прямым, правильным носом и высоким лбом.
– Ты заставала, как твои родители занимаются сексом?
Марк чувствовал, что они похожи и, пожалуй, он смог бы с ней сойтись. А потом с мясом придется выдирать из себя связавшие их невидимые нити, когда она или он потребуют себя обратно.
– Я думаю, брак моих родителей просуществовал бы вдвое меньше, если бы отец умел пользоваться компьютером. Она была нужна ему, так как без ее помощи он не мог делать футбольные ставки.
Аня положила себе на колени подушку. Её взгляд, как долгая сигаретная затяжка, проник в него. Каких-нибудь пару месяцев назад на этом же месте, где сейчас сидит она, сидела Катерина и каждую минуту поглядывала на свои дорогущие Омеги. Она всегда от него убегала, всегда была для него занята.
Что быстрее приведет к цели: изображать с ней равнодушие или неожиданно прижать лопатками к стенке, чтобы стакан укатился под диван?
Что вообще Катерина делает в Лионе? У неё там любовник? Наверняка богатенький. Она и его не любит. Никого не любит. С такими как она – превращаешься в идиота. Начинаешь с ней вести себя так, как ненавидишь, когда другие так себя ведут с женщинами.
– Еще чаю?
С Аней легко. Она не выпячивает свою духовность, чтобы через нее приходилось продираться. Когда смешно – она смеется, когда скучно – грустит. Это так по-женски.
– Когда-нибудь мы также будем гадать о том, что происходит в душе наших детей, – сказала она.
– Если они будут.
Аня подошла к окну. Запотевший кружок на стекле от ее дыхания расширялся и сжимался. Руки свободно свисали вдоль спины. Идеальный момент. Марк сделал несколько шагов по направлению к ней, но занервничал. Пик желания приходится на момент, когда его подхватывает страх оттого, что ты вдруг осознаешь, как можешь сплоховать.
Механический хрип чайника нарастал.
Сейчас она попросит вызвать ей такси. А потом будет так тупо снова звать ее на свиданье. Снимай чехлы!
Кажется, она закрыла глаза, чтобы упростить задачу. Марк медленно развернул её к себе. Она послушалась и часто задышала ему в подбородок. Упали на диван. Аня перекинула через него обе ноги.
– Тебе дать во что переодеться?
Выйдя из ванны, она прошмыгнула под одеяло в полотенце.
В ту ночь они не переспали. Было то душно, то холодно вне зависимости от того, открывали они или закрывали окно. Постоянно хотелось пить.
Утром она спешно оделась и уехала. За ночь ее лицо осунулось. Глаза воспалились из-за не смытой с вечера косметики.
Вторая чашка чая так и остались на подоконнике нетронутой. На ободке виднелся след ее помады. Марк вылил ее в раковину.
Через два дня Аня приехала сама и привезла большой кусок морковного торта.
– Да? – спросил Марк.
– Да. Но только в презервативе.
Ее тело пахло кокосовым молочком. Она дрожала Марк попробовал жёстче, но она остановила его.
– Ты меня по душу загоняешь, – сказала Аня, удаляясь второй раз в ванную.
– Блин, прости. У меня давно не было секса, – стандартно оправдался он.
– Давно это сколько?
Билла Эванс негромко переговаривался с Лафаро. Высочайшая степень осознанности в музыке. Изящные, законченные и неоспоримо уместные музыкальные фразы одного находят продолжение в другом. Контрабасист и барабанщик переспрашивают, извиняются, шутят и так по кругу.
– Тебя не раздражает музыка, которая играет?
– Нет.
Наступило их второе утро. Марк проснулся до будильника. Она лежала с открытыми глазами. Завтракать не стали – так и разъехались по работам. Когда спускались в лифте – обнялись. В двойном отражении зеркал Марк увидел выражение ее лица. Теплое. Впрочем, она могла догадаться, что он будет смотреть и изобразить блаженство.
***
В субботу позвонила Ника и напомнила по выставку. Её подруга Доминика пристроилась моделью и это будет «Очень круто! Очень круто!» Ника и Доминика – вот так сочетаньеце, они серьезно?
Встретились около шести, перекусили и отправились по координатам. В такси Ника не умолкала, делясь своим восхищением о подруге.
– Это человечище! – буквально визжала она. – Вы не представляете, насколько она крутая! Её выгоняли с каждой лекции! Она первой принесла мне Уитмена и Боулза! Первой стала гонять по Москве на мопеде! Шила сама себе одежду! Жила летом в Парке Горького в палатке!
Филипп одновременно с ней в другое ухо пытался рассказывать Марку о предстоящей выставке Harley-Davidson, на которую они непременно должны пойти.
– У неё был проект, – заливалась Ника. – Она каждые три часа делала фото места, где находилась. Даже ночью! У неё на руке были часы с напоминанием: они пикали, она просыпалась, делала снимок и ложилась спать дальше! И так в течение трёх лет. Был сайт, где она вывешивала бесчисленные ленты этих фото!
Выставка проходила в пространстве «rR» недалеко от Флакона. Все типично: старое промышленное здание, неон, жужжащая очередь из ряженых хипстеров на входе. Билет оказался ни разу не дешёвым, но Филипп покровительски расплатился за всех.
Вместе с входным билетом каждому выдавался фонарик. Зачем? «Чтобы хоть что-то разглядеть за уплаченные деньги». Народ игрался в солнечные зайчики на потолке. В воздухе попахивало усталым металлом, стекловатой и подвальной плесенью. Афиша многозначительно умалчивала о деталях события.
Пространство выставки представляло собой сферический купол размером с школьный спортзал. Вдоль стены были навалены кучки земли, утрамбованные в виде могил. Над каждой из них висели портреты современных российских художников – Кабакова, Пепперштейна, Уно Моралеса, Новикова и других. Над самой большой кучей, видимо, олицетворявшей коллективное захоронение, водружалась табличка с надписью «Школа Родченко». В центре зала, под куполом, на месте воображаемого алтаря висела «распятая девушка».
