скачать книгу бесплатно
Морозов молча подсел к кружке. Ему налили первому. Он выпил и, по-прежнему, молча улегся на свое место.
Коля Колхозник выпивая, сказал:
– Будем здоровы.
– На здоровье. – Хором ответили ему.
Очкарик выпил, громко чмокая. Румын чуть пригубил. В итоге, Рахметову досталась почти полная кружка
– Тяни, не стесняйся, здесь все свои. – Сказал Румын, укладываясь на нары.
Рахметов выпил и вымыл кружку, над умывальником. Потом закурил, сходил по маленькому и, докурив сигарету, вернулся на место, которое ему негласно определили между Румыном и Валерьянычем.
Румын уже спал, улыбаясь во сне; счастливый, как дитя. Валерьяныч молча курил, лежа на спине.
Когда Рахметов лег, от окна донеслось тихое похрапывание, постепенно переходящее в звериный рык.
– Ну, Кабачок начал увертюру. – Сказал Валерьяныч, подразумевая захрапевшего Славу.
– Кабачки, они же – волосатые.
– Это они сейчас волосатые, а раньше были лысые, как Слава. Но Кабачок он – не по этому, а оттого, что на работе завернет пару-тройку кабачковых семечек в фольгу, зажарит на костре, а потом грызет целый день.
От окна донесся могучий рык, постепенно перешедший в тихое всхлипывание.
– Продолжение увертюры.
– Ничего себе увертюра!
– Подожди, – сказал Валерьяныч, посмеиваясь, – скоро начнется симфония. Он, как этих семечек натлущится, его потом всю ночь пучит. Вот тогда будет симфония. Очкастый, как пришел, сразу стал в позу: «Не могу спать напротив параши – я оппозиционный политолог!» Положили его на одну ночь к Славе, так он на следующий день плакал, просился к параше. Божился, что, мол, полюбил ее за одну ночь всем сердцем.
Подтверждая его слова, у окна рванула петарда и по камере потек насыщенный аромат сероводорода.
– Господа, это невозможно! Это, же похуже «черемухи»! – Всхлипнул в своем углу Очкарик.
Общество ответило на его претензии тихим похрапыванием.
Погружаясь в сон, Рахметов услышал раздавшийся от окна очередной выхлоп, а потом в голове закрутились калейдоскопом, какие то смутные образы. Это были веселые омоновцы, танцующие тени и грустная девушка стоящая над обрывом. Потом все это пропало, и сон стал тяжелым и мрачным. В голове мелькали, только какие-то черно – белые полосы и доносились издалека протяжные паровозные гудки.
Проснулся Рахметов, от общего шевеления, окостеневший и неповоротливый, с затекшей спиной. Воротник рубашки намок от пота.
Суточники, кряхтя и кашляя, сползали с нар и поочередно, не торопя друг друга, воспользовались услугами, которые им мог предоставить местный санузел.
После этого, все снова улеглись на нары. Тусоваться, по камере, никому не хотелось.
Только Толик забрался на радиатор и стал смотреть в окно.
– Ты, что угорел за ночь, пацан? – спросил Румын.
– Там – птичка. – Сказал Толик.
– Ворона, что ли? – Насмешливо сказал Морозов. – Тебе, что на работе ворон не хватает?
– Нет, настоящая птичка…
– Врешь, ты все! Откуда, в городе, птичке взяться? Они, сюда, не залетают.
– Была птичка. Я слышал – чирикала. – Грустно сказал Толик.
Морозов, обращаясь ко всем, покрутил пальцем у виска, но, его, никто не поддержал.
Разговаривали мало. Всем, с похмелья, было муторно.
Когда в коридоре раздались голоса и бренчание посуды, как предзнаменование скорого завтрака, это не вызвало особого оживления.
Толик, принимал миски с едой, через «кормушку», и передавал их Очкарику, который ставил их на нары.
К пайке, непонятной зеленой каше и такой, же непонятной бледно-желтой котлете, мало кто притронулся.
Завтракали только Толик, оппозиционный политолог и Морозов.
Остальные, выпив кипяточку, заявили, что лучше поедят горячего хлеба на Пищеблоке, и, вообще, на первом месте, в повестке дня, стоит похмел, а завтрак – дело второстепенное, может и подождать.
Очкарик съел две порции, Толик, придерживаясь порядка, скромно удовлетворился одной, а Морозов, отвращено фыркая, съел три котлеты, после чего вывалил оставшуюся кашу и раскрошенный хлеб в нетронутые миски.
– Чего, ты, делаешь? – Сказал Румын. – Бомжи придут на уборку, им пригодиться. Они же без вывода сидят.
Морозов презрительно ухмыльнулся и полез на нары.
Разговаривать было особо не о чем. Только замечание Румына, что сегодня выезд на работу, как-то затягивается, вызвало вялую дискуссию, так это или не так.
Время, в камере тянется неощутимо, но, все же, не стоит на месте, и внутренние часы работают. Поэтому дебаты по поводу течения времени постепенно стали оживленнее.
Время шло. За ними, никто не приходил.
Тревога нарастала.
Когда тревога готова была перерасти в панику, раздался скрежет ключа в замке, что вызвал бурное оживление.
– Ну, наконец-то!
– Вспомнили!
– Давно пора!
Дверь камеры открылась наполовину. Молодой страж порядка заглянул внутрь и, отступив назад, провозгласил:
– Выходи, каторжане! Шевели батонами!
– О, Сашка сегодня дежурит… Здорово – Переговаривались, арестанты, потянувшись, к выходу.
– Ну, что все? – Спросил милиционер, веселый разбитной парень, безмятежно поигрывая ключами.
– Все! Все! Больных нет…
– Ну, шагайте.
– Куда нас?
– А, то не знаете – комбинат четыре.
– Да мало ли…
Весело топоча, подошли к дежурке.
Мордатый прапорщик окликнул конвоира, не отрываясь от компьютера:
– Чудаков, это кто у тебя?
– Четвертый комбинат.
– Давай грузи их скорей, а то там, у проходной, у нас – полный запор.
Конвоир погнал всех галопом к проходной.
За проходной, на воле, в ожидании ежедневной дармовой рабочей силы, стояли автобусы «покупателей».
– Где тут – четвертый? – Окликнул водителей конвоир Сашка.
– Вон – он! Вот тот – желтый. Вот тот – наш! – Загудели конвоируемые.
Водитель, у желтого автобуса, поднял руку:
– Это – ко мне!
– Давай, забирай! – Скомандовал Сашка и поспешил обратно, за новой партией.
Когда все расселись по местам, водитель, не вставая со своего места, заглянул внутрь, подмигнул и спросил:
– Ну, что поехали?
– Поехали! – Хором ответили пассажиры.
Когда автобус тронулся, у всех сразу улучшилось настроение.
– Ну, вот и выехали, наконец!
– Слава богу! А, то я думал, может – случилось чего!
– Тут езды-то, минут двадцать.
– Минут двадцать пять…
– Пять минут туда, пять минут сюда…
– Четвертый – близко, а вот до шестого, «Восточного», пока доберешься, помереть можно.
Автобус, с весело гомонящими, пассажирами, катил по улицам Минска. Отсутствие больших деревьев придавало, открывающейся, из окон, панораме немного неестественный вид. Вместо больших деревьев, вдоль дороги торчали недавно посаженные прутики, рекомендованных учеными к выращиванию, в городской черте, растений.
Но все это, не очень бросалось в глаза, благодаря причудливым, изгибам, ажурных, недавно отлитых, уличных, фонарей.
Когда автобус выехал на Первую Кольцевую, именуемую в обиходе минчан – «Полосой», слева открылось бескрайнее море живой зелени. Буйная растительность плавно колыхалась под нежным утренним ветерком.
Пригородный ландшафт тоже отличался отсутствием деревьев. Даже кустов видно не было. Только культурные растения. Это позволяло любоваться, уходящим за горизонт, расчерченным на, правильные, квадраты флористическим океаном.
Привычный пейзаж не отвлекал пассажиров, от увлекательной беседы. Горячее обсуждение предстоящего распорядка дня, было прервано лишь тогда, когда автобус проезжал мимо аварийной ремонтной бригады. Ремонтники чинили проволочное ограждение санитарного кордона, с внешней стороны «полосы».
– О! Гляди, барьер порвали!
– Бомжи пьяные шли.
– А, может и страус.
– Где ты видел, страуса, под городом?
– Сколько раз видел!
О страусах говорили, до конца, поездки.
Валерьяныч оказался, в этом деле, настоящим, экспертом.
– Сразу никто понять не мог, как они так быстро плодятся. – Говорил он. – Потом один большой ученый, аж из Академии Наук, обнаружил, что они яйца в силосные ямы откладывают! Ну не в сами ямы, они же кожухом, что газ собирает, прикрыты, а – рядом. Там, вокруг, этого силоса хватает. Птенцы круглый год выводятся. Хоть – зимой, хоть – летом. Зимой рядом с газовой установкой тепло. Корма – навалом. Хищники из страны свалили. Плодитесь и размножайтесь, граждане страусы!
Вскоре справа показались синие коробки цехов Четвертого Комбината. За ними возвышались, клубящиеся паром, болванки «ТЭЦ – 4».
Скорое прибытие на место, не позволило Валерьянычу окончить свою увлекательную лекцию потому, что, как только автобус остановился на широкой площадке перед административным зданием, все разом позабыли об орнитологии и полезли к выходу.
Прибывших встречал прилично одетый молодой человек, в накинутой, поверх цивильного костюма, новенькой спецовке.
– Всех привез? – Спросил он водителя.
– Да, всех. – Пожал тот плечами. – Куда им деться, из автобуса.
– Мы на полном ходу не выскакиваем. – Сказал Румын, весело сверкая черными цыганскими глазами.
– Хорошо. – Сказал серьезный молодой человек. – Вы у нас – контингент постоянный. Что делать – знаете.
– Алексей. – Обратился он к водителю. – Отведи, их, на площадку. Потом, заправишься и жди меня. Поедем в центральный офис.
