Илимская Атлантида. Собрание сочинений

Но Маша и читала много, больше всего о странах и континентах, о природе, о людях других национальностей и рас. Каждый номер журнала «Вокруг света» она ждала как подарок. По сей день помнит запах свежего выпуска, так что мечта о путешествиях у нее ассоциируется с благоуханием типографской краски и с шелестом тяжелых глянцевых страниц этого некогда популярнейшего издания. Часто Маша посещала исторические выставки, ее не оставляла мечта самой поучаствовать в археологических раскопках, найти, как Генрих Шлиман, свою Трою и древние сокровища. Но приходилось довольствоваться залами музеев, в том числе этнографического и зоологического. Но когда совсем становилось печально от невозможности воплощения мечты, Маша шла в зоопарк. Глядя на слонов, жирафов, львов, она представляла страны, где обитают эти животные, мысленно там путешествовала. Фантазия у девочки была богатейшая, даже родители удивлялись. Но не осуждали дочь и не сдерживали в ее увлечениях.

Машин отец был ученым – историком. Он сам много ездил по стране и из мест, где бывал, привозил краеведческие книг, путеводители. Если у Маши были каникулы, брал собой дочку. Поэтому, например, Киев, Софийский собор, Золотые ворота, Владимирская горка, Киево-Печорская Лавра стали для Маши родными, любимыми с детства. В Ленинграде в белые ночи она любовалась разведенными мостами, царскими дворцами. В Крыму – пешком одолела Большой Крымский каньон, забралась на вершину горы Ай-Петри, здоровалась с диковинными, неизвестными ей растениями в Никитском Ботаническом саду. Смотрела из «Ласточкиного гнезда» на белоснежные, разбивающиеся об острые прибрежные камни волны Черного моря.

Во время родительского отпуска она осознала величие своей огромной советской страны, побывав в Армении, Грузии, Бухаре, Владикавказе, Волгограде. Вместе с родителями путешествовала на теплоходе по Волге. Каждый год новое путешествие, новые места, новая к ним любовь.

Денис с детства увлекался историей, литературой, писал стихи. Родители Дениса поддерживали увлечения сына. После поступления на исторический факультет Денис профессионально заинтересовался историей страны, легендам и народным преданиям. Он старательно изучал архивные документы, их пониманию и применению во многом способствовали путешествия.

Жанна, окончившая первый курс исторического, во всем прислушивалась к Денису.

– А здесь-то вы как оказались? – с ревностью коренного жителя спросил Степан.

– Здесь? Где это здесь? – насмешливо уточнил Денис.

– Ну что вас всех в Усть-Кут привело? – с интонацией следователя ответил Степан.

– Ты что-нибудь о Камчатских экспедициях слышал? – серьезно спросила Маша, нежно, как первоклашку, тронув Степана за руку.

– Через нашу деревню столько экспедиций прошло, что по пальцам не пересчитать. У нас в доме экспедишники жили, а куда шли и как они назывались, не знаю.

– Это современные экспедиции, они текущими делами занимаются, чаще всего геологоразведкой или строительством. Камчатские проходили по этим местам в начале восемнадцатого века. Им самолично Петр Первый повелел узнать, есть ли между Азией и Америкой пролив.

– Ну, Маша, я же не увлекаюсь историей и путешествиями, как вы. Впервые слышу, что такие люди здесь проходили.

Маша и Денис смущенно переглянулись. Степану стало неловко, особенно перед понравившейся ему девушкой, и он, покраснев, поспешил добавить.

– Зато я вам покажу дом в Илимске, где отбывал ссылку Радищев.

– Неужели дом Радищева сохранился? – всплеснула руками Маша и пристально уставилась своим ясным взглядом на Степана. А он, казалось, смотрел сквозь нее, не замечая дорогих лучистых глаз. Хотя прозрачные и кристально чистые, они по-прежнему волновали молодого человека, но он собрал всю свою волю и попытался воздействовать на взволнованное свое сердце доводами разума, подсказывающего, что теперь не место и не время поддаваться любовной слабости. Но какой же дивный, благоуханный аромат духов исходил от московской умницы-красавицы. В их деревенском доме он ничего подобного никогда не ощущал. И с чувством собственного достоинства Степан звонко произнес:

– А я вам покажу дом Радищева! – потом немного понизив голос, добавил, – место, где он стоял, точно покажу.

Денис, чтобы сгладить неловкость, похлопал Степана по плечу и, отчетливо выговаривая каждый слог, мелодично продекламировал

Ты хочешь знать: кто я? Что я? Куда еду?Я тот же, что и был и буду весь мой век:Не скот, не дерево, не раб, но человек.…В острог Илимский еду.

– Эти строки Александр Радищев написал по пути в ссылку, – преподавательским тоном пояснил Денис. Комментариев от спутников не последовало. Поэтому Денис продолжил, рассказывая как будто самому себе.

– «Начало моего пребывания здесь весьма тяжело», – записал Радищев в января 1792 года. А знаете, что представлял Илимский острог в то время? Это было поселение в сорок дворов. Вернее, как писал в письме графу Воронцову Радищев, – «в городе было сорок пять дворов, мой сорок шестой. Была часовня, ратуша, один купец, торговавший водкой, несколько чиновников, поп – вот и все светское общество».

– Не может быть, – парировал Степан. – Илимск – город большой, образованный, у нас и школа, и техникум есть.

– Так я же про царские времена рассказываю, – пояснил Денис и продолжил:

– Конечно, тот ветхий, первый дом Радищева, сохраниться не мог. Но он ведь построил для своей семьи другой, добротный, обзавелся хозяйством, лошадьми, коровой, у него даже олененок был. Вот этот дом, может, и сохранился? Дойдем до Илимска, поищем. Даже на месте этого сооружения постоять – честь нам будет.

Денис поклонился кому-то незримому и, несколько секунд помолчав, продолжил:

– А ведь Радищев был не только идеолог, но человек действия. В Сибири он показал свои способности к общественной деятельности, был лекарем, учителем, садоводом, историком, писателем. Он изучал жизнь полукочевых народов, общался с тунгусами, стал им наставником. Они-то и подарили ему олененка.

Было видно, что от своего рассказа Денис волновался все больше и больше, по ходу обломал ветку и стал отмахиваться ей в такт своего шага.

– В пятилетней ссылке Радищев много занимался литературным трудом. Заботясь о духовно-нравственном развитии своих детей он написал замечательную книгу – трактат «О человеке, его смертности и бессмертии», где определял место человека в мире, рассматривал свойства материи, времени и пространства. В этом трактате Радищев говорит о единстве тела и души, размышляет о ветхости материи и о бессмертии духа. Как же мало мы знаем труды своих гениев! – воскликнул Денис.

Маша слушала этот взволнованный монолог своего друга молча, потом, не вытерпев, решила показать и свою эрудицию, добавив:

– А когда в ноябре 1796 года умерла Екатерина II, граф Воронцов добился освобождения Радищева. Трагично сложилась судьба русского гения после возвращения: не смог он вытерпеть все обрушившиеся на него невзгоды, и сам оборвал свою несчастную жизнь. А ведь как многообещающе была его юность. Учился в Германии в Университете с самим Гете!

Тут не выдержал Степан, тоже, мол, не лыком шит:

– А знаете вы, что на илимской земле родился конструктор космических кораблей Михаил Янгель, а так же сапер, разведчик в Великую Отечественную войну Герой Советского Союза Николай Черных. А еще знаменитый детский писатель Георгий Куклин.

– А что он написал? – спросила Маша.

– Я точно не помню, он умер до войны. Нам читали в школе его рассказы о деревенских ребятах.

– Значит, не очень знаменитый, – недовольно парировала Маша.

– Хватит спорить, пошли быстрее, нас ведь Жанна ждет, – прозвучал приказ Дениса.

Илимский острог

Ребята послушно ускорили шаг, хотя торопиться не хотелось, хотелось любоваться окрестными красотами, которые менялись как стеклышки в калейдоскопе. Удивительно, но в этих краях не было природного однообразия, картина менялась мгновенно, и казалось, за новым поворотом дороги ждут новые художественные шедевры натуры.

Какое-то время шли молча.

Первым нарушил молчание Степан, видимо, ему не давала покоя мысль, почему именно здесь появились ребята.

– Ну и что, какая разница, какие здесь экспедиции прошли, вы-то чего ищите? – возвращая путников к прежней теме разговора, произнес Степан делано бесстрастным тоном.

Денис, прежде чем ответить, обвел взглядом запрокинутой головы кроны сосен, вершины сопок, потом, поумерив шаг, взял за руку Степана.

– Извини, Степан, на ходу на твой вопрос не ответишь, я сейчас скажу, но в дискуссию вступать не буду, нам нужно поторапливаться, ведь Жанна в больнице, и что там с ней, приходится только гадать. Так вот, ни один человек, по крайней мере мы с Машей, не скажет, зачем мы почти на два месяца оставляем цивилизацию и отдаем свои судьбы в руки суровой природы и случая. И от этого призвания избавиться невозможно. Знаешь, как говорили в старину – это предестинация. Мне нравится, что здесь совершенно другая жизнь, без суеты и техники. Здесь всё обыденно, просто и величественно. Здесь можно остаться наедине со своей душой. Здесь мы соприкасаемся не только с историей, но с вечностью. Ничего-то ты не понял, друг! Ладно, пошли быстрее, в Илимске у реки все расскажем.

– Денис, а можно еще один вопрос?

– Один можно.

– А зачем именно сюда пришли?

– Шире шаг, Степа, всему свое время. Маша, возьми шефство над нашим проводником. Я заметил, что ближе к тебе Степан теряет свой неуемный дар речи.

Девушка ответила ослепительной улыбкой, от которой Степан, действительно, задохнулся.

– Иди, Степа, впереди, – ласково сказала Маша остолбеневшему от счастья молодому сибиряку, – мы не отстанем от тебя, только не надо оглядываться, в случае надобности мы позовем тебя.

– Степан, всё, – повторил Денис, – вперед. А ты Мария, помолчи, не видишь, как твои чары и голос действуют на парня.

Маша только смущенно отмахнулась.

Ребята быстро зашагали по тропинке, что была протоптана вдоль обочины проезжей дороге. Через час остановились передохнуть, выбрали место у ручья, протекающего в трубе поперек дороги. Ручей, на первый взгляд, был озорной, шумел и пенился по камням, но, попадая в лес, становился мирным и тихим, словно подчинялся всеобщему закону таежной тишины. Утолив жажду прозрачной ледяной водой, группа продолжила свой путь.

Как и предполагал Юрий Павлович, они не встретили ни встречной, ни попутных машин. К Илимску подошли, когда солнце стало скатываться за горизонт, цепляясь за высокие сопки, окружавшие село. Первое, что они увидели, – был мощный деревянный мост через реку. Красивое в своей первобытной нетронутости место. В высоких каменистых берегах Илим казался узкой голубой ленточкой.

Денис остановился посредине моста, перегнулся за ограждение.

– Посмотри, Маша, – восторженно воскликнул молодой ученый, указывая на Илим. – Здесь шли на восток известные русские исследователи Поярков, Хабаров, Дежнев. Здесь проходили отряды Камчатских экспедиций Беринга. Что они чувствовали, подходя к Илимску? Ведь дальше простирались неведомые края, которые им предстояло исследовать и описать.

Илимские волны ретиво ударялись об опоры моста, окружали их шумной пеной, но вдруг успокаиваясь, затихали. А пена, похожая на клочья облаков, не находя нужного направления своему дальнейшему движению, продолжала веселый круговорот.

Степан, который бывал в Илимске еще подростком, знал, где что находится. Не петляя, прямо по косогору довел ребят до больницы. Жанна уже лежала в палате. Все диагностические исследования были проведены. Осталось просветить ногу рентгеном, процедуру запланировали на завтра. Юрий Павлович оставил записку. Просил его извинить, на пароходик он поспел, вещи оставил в приемном покое.

Да какие к нему могут быть претензии! Только благодарность. Он ведь так помог.

Пообщавшись с Жанной, ребята пошли искать ночлег. Степан повел всех к своим дальним родственникам, живущим на улице, проложенной вдоль Илима. Это было недалеко от знаменитой башни с проездными воротами, что осталась от острога, который долгое время был центром Илимского воеводства. Ни одна экспедиция, направлявшаяся к Тихому океану, не проходила мимо него. В давние времена об Илимске знал или наслышан был всякий, кто даже не бывал в Восточной Сибири.

Родственники Степана встретили гостей радушно, несмотря на вечер, истопили баню, которая уютно красовалась на приветном косогоре. Путешественники, отмывшись от пыли и пота, сели ужинать. За столом обсудили, что пароходик, который ходит вниз по реке, ушел сегодня и, если все с ним будет в порядке, вернется дня через три. Денис, молчавший весь вечер, вдруг рассудительно произнес:

– А нам, Маша, куда торопиться, у нас ведь Жанна в больнице. Пока она здесь, мы на якоре, плыть нельзя. Не оставим же ее одну? Да если и выпишут, какой из нее ходок. В обратный путь придется готовиться долго.

– Конечно, Денис, наш поход окончен, – грустно подытожила Маша.

У Степана дрогнуло сердце, он почувствовал, как трудно девушка расстается со своими планами и мечтами. Как же ей помочь?

В сумерки все вышли на берег Илима. Кое-где в окнах домов зажигались огни. Гуляющие все взоры сфокусировали на тучной, полноликой Луне, любопытно разглядывающей округу. Вода в реке, очертаний которой в сгущающемся сумраке уже не было видно, ритмично поплескивала, покачивая лодки, привязанные к корягам и к длинным лавницам.

На берегу послышались голоса двух парней. Когда они подошли ближе, в одном из них Степан узнал односельчанина, своего приятеля одноклассника.

– Володиша, а ты чего тут делаешь? – Тот вздрогнул, видимо, давно его так уже никто не называл. Он с вопросительным выражением лица подошел поближе, разглядывая Степана.

– Степан! А ты-то как здесь очутится? Иркутск что ли к нам переносят? – сострил парень.

– Иркутск не переносят, я с Хребтовой, там был на практике. Там железную дорогу начинают строить на Усть-Илим.

– Да, слышал, скоро кранты нам, все под воду уйдет.

– Ладно, хныкать, ты сам-то что тут делаешь?

– Рыбинспектор я, вот мотаюсь по Илиму, ловлю кого не попадя.

– Поймал кого-нибудь, что ли?

– Поймай, попробуй… Вверх по Илиму идешь, донесение браконьерам впереди меня летит, вниз – такая же картина. Все друг другу братья.

– Ну и работа у тебя, Володиша. Не позавидуешь. Да и опасная, наверное?

– А ты куда собрался?

– В родную деревню, к маме на могилку еду, а там и до сестренки недалеко. Повидаться хочу.

– Как поедешь?

– Речной трамвай надо ждать.

– Долго тебе придется здесь гостить. Пароходик старый, поломки у него частенько бывают, потому расписание – весьма условное.

– А делать нечего, придется ждать. А может, ты нас с собой возьмешь?

Володиша задумался, потом произнес, выделяя каждое слово и согласно кивая головой.

– Со мной-то, конечно, можно, только каждая поездка моя – целый клубок приключений.

– Это каких же?

– Да разных: то топят, то стреляют.

– Какие страсти говоришь, не хочешь брать, так и скажи. Чего пугать-то.

– Ладно, поехали, Степан, со мной получишь удовольствие.

– Когда готовность?

– Сейчас соображу: утром пораньше я проскочу вверх до речки Казачьей, потом назад. Наверное, часов в десять подходи.

– Куда?

– Да сюда же.

Вдруг раздался голос Маши.

– А можно мне с вами?

Володиша повернулся к ней, удивленно осмотрел с головы до ног.

– А это кто? – так строго спросил борец с речными браконьерами, что у Степана от волнения громко заколотилось сердце.

– Маша, – тихо произнес он.

– Ну, вижу – Маша. А кто она?

Степан взглянул на Машу, раздумывая. Он понимал, что если Володиша поймет, что девушка почти незнакомая, то отказа не миновать, а ему так хотелось побыть с ней рядом, хоть на лодке, хоть в опасном приключении.

– Она со мной, Володя, – беспрекословно выдохнул Степан.

– Невеста, что ли? – Степан, покраснев, кивнул головой.

– Да, с девкой-то нехорошо, но делать нечего, не могу я тебе отказать, одноклассник. – Хлопнул Степана по плечу.

– Давай до утра, не опаздывайте, ждать не буду. Пока, завтра поговорим.

Степан, не глядя на Дениса и Машу, стал подниматься на угор. Уже на берегу, шагая по широкой тропе, он почувствовал, как Денис взял его под локоть и, смеясь, как-то неучтиво пропел.

– Твоя она, твоя, Степа. Неужели уже невеста?

Степан взглянул на Машу, его уши ото лжи и смущения, казалось, пылали и трещали как высоковольтные провода. Но он же хотел сделать приятное своей новой знакомой, утешал Степана внутренний голос.

– Ну чего ты так сконфузился, для дела и соврать можно, – словно читая мысли Степана, резюмировал Денис, тут же накинувшись с упреками на Машу.

– Но ты-то, Маша, неужели не понимаешь, что делаешь. Степан врет, втюрился в тебя. А ты-то собралась отчалить неизвестно куда с двумя парнями: одного день знаешь, второго две минуты. У тебя в голове-то шарики-ролики есть? Что с тобой случилось, может, перегрелась? Куда торопишься, тебя там впереди отец с матерью ждут? Или мы чуть позднее приедем, когда все снегом занесет? Ты же умная девчонка, сама нас учила не доверять случайным попутчикам.

– Перестань, Денис, – остановила возмущенного друга Маша. – Спасибо, Степан, я тебе так благодарна, очень надеюсь на твою помощь в дороге.

– Маша, ты чего, – хрипло закричал Денис, – никуда я тебя не отпущу! Не приведи Господь, что-нибудь случится с тобой, что мне сказать твоим родителям. Нет, не отпущу. И не спорь!

Денис театрально встал между Степаном и Машей, разделив их.

– Но я же ведь не крепостная у тебя, – недовольно сморщив носик, сказала девушка.

– Конечно, не крепостная, однако ответ перед твоими родителями мне держать.

– Маша и Денис, – вмешался Степан, – я клянусь вам, что буду верным другом и смелым защитником от любых непредвиденных обстоятельств. Маша ведь не виновата, что путешествие сорвалось, а здесь такая удача ей представилась. Я очень хочу, чтобы она увидела таежные красоты, ту Сибирь, где, можно сказать, не ступала нога туриста. Обещаю – все будет хорошо.

– Ну, вот видишь, Денис, – улыбнулась Маша.

– Хватит, Денис, обо мне страсти рассказывать и пугать Машу, лучше давайте дойдем засветло до Спасской башни и Казанской церкви, а то ведь и вспомнить будет нечего, – вышел из неловкой ситуации Степан.

Башня загромоздила собой половину улицы. Проездные ворота уже лет сто как не стали нужны, и проемы были забиты досками, некоторые доски кто-то отодрал, наверное, как водится, сельские мальчишки облюбовали здесь себе тайное пристанище. Денис грустно погладил угол башни и, не глядя на разозливших его приятелей, начал говорить:

– Дорогие мои, вы стоите возле памятника семнадцатого века, Спасская башня была срублена в лапу. А это значит – без выступающих по отношению к наружной плоскости стены концов бревен. Это чтобы углы были гладки и неудобны для влезания неприятелей. Да и непогода в меньшей степени угрожала бревнам, сырость не проникала. В верхней части башни имелась выступающая над стенами часть. В старину эту часть называли облом.

Денис, наморщил лоб, как будто что-то вспоминая, заметно сосредоточился и продолжил, помогая правой рукой, как указкой, разъяснять конструкцию башни:

– Стенки облома поставлены на выпущенные наружу концы верхних бревен основного сруба так, что между стенками облома и стенками башни образовывались бойницы. Через них защитники острога могли поражать врага, подошедшего вплотную к стене, стрелять в него, лить кипяток, бросать камни.

– Ну ты, Денис, и умный! Я много раз здесь бывал, и то не знаю таких тонкостей.

– А книги на что, Степан, мы ведь готовились к путешествию. Правда, Маша?

– Ой, Денис, не бахвалься своими знаниями, пожалуйста.

– Не буду, не буду. Только два слова добавлю. Спасская проезжая башня Илимского острога – единственная в России башня с часовнями «на свесе». Уникальное решение. Сильно это утешало защитников, знавших, что Господь и Божия Матерь, и все их любимые святые – рядом, помогают в битве с врагом.

– А где тут свесы, Денис? – прервал монолог Дениса Степан.

– Вон, смотрите, – балкончик выступает, там иконы были установлены, это и есть свес.

– Жаль, что с нами не поедешь, наверное, о каждом селе и деревне все знаешь.

– Не всё, конечно, знаю, но есть кое-какие знания. Учение мне не в тягость, а в радость.

– Ну, если вы всё так много знаете, зачем путешествовать?

– Ой, Степан, вопрос у которого один ответ: «теория без практики – мертва, практика без теории – слепа». Это сказал великий Суворов, генералиссимус, не проигравший ни одного сражения. Знаешь о таком? Так и нам надо ставить важные цели и задачи, если хотим чего-то добиться в жизни.

– Как это? – Степан внимательно посмотрел в глаз своего нового, такого необычного друга.

– Да так вот. Раньше путешествия в той или иной степени носили прагматический характер. Люди открывали новые земли для своих держав, прокладывали новые пути, искали новые товары, устанавливали дипломатические связи. Сегодня, пожалуй, на нашей планете осталось крайне мало мест, куда хотя бы раз не ступала нога человека. Люди прошли по всему «шарику». И все-таки манит современного человека путешествие! Что-то заставляет уйти из дома, оставить уют, любимые вещи и занятия.

Денис театрально огляделся окрест, затем уставился в небо, охватил его руками и продолжил с непререкаемой интонацией:

– Ну, во-первых, испытать себя. Пройдя экстремальным маршрутом, можно с гордостью сказать самому себе: я смог сделать это. Какое же это счастье, видеть вживую восход солнца, вечное величие природы. Никакая съемочная техника не даст этого ощущения. А посмотреть, как живут другие народы? Или как живет деревенская семья, работает кузнец, как выглядит школа в небольшом селе? Много скрытого от глаза кино- и фотокамеры может увидеть путешественник своими глазами.

Казалось, Денис впал в такой пафос, что сейчас заговорит собственными стихами.

Маша замахала руками.

– Всё, всё. Остановись, Денис. Ты нас перепутал с группой студентов.

– Пошли, ребята, отдыхать. Денис, остановись, – настойчиво повторила девушка. – Посреди тайги, говорящей всем своим видом, на берегу поющего древнюю сагу Илима слушать реферат по истории дивного края не имеет смысла.

Степану нравилось слушать рассказы Дениса, он бы еще послушал, но перечить Маше не стал.

Молодым людям постелили на широких нарах в сенном сарае. Уснули быстро. Спали как убитые. Если бы не Маша, с трудом растолкавшая друзей не очень ранним утром, проспали бы сутки. Никаких петухов, конечно, они не слышали: ни тех, кто первыми встречают рассвет громкими модуляциями своих звонких голосов, ни настойчивого окрика вторых, ни даже хриплых потуг третьих.

Позавтракали и собрались быстро. Навестили Жанну. Ей стало лучше. Врачи разрешили ребятам выйти на крыльцо больницы, оттуда было видно, как Володишина лодка, только что вернувшаяся, готова вновь отчалить от пристани. Трое сплоченных путников поспешили к реке. Володиша, увидев их, проговорил с нарочито важной хрипотцой:

– А я уж подумал, не придете.

– Не хочешь брать, что ли?

– Перестань, Степан, не хотел бы – не взял. Дай чуть передохну, чайку попью.

– Тебе чай принести?

– Чего его нести, вот термос, еще и тебе хватит.

– Извини.

Маша и Денис о чем-то советовались.

На их лицах не было ни вчерашнего непонимания, ни огорчения от грядущей разлуки. Будто все встало на свои места, и путешествие уже казалось не случайностью, а закономерностью.

– Ну садитесь, попутчики, – властно скомандовал Володиша, – давайте мне ваши вещи, я их положу на корме в боковые диваны, которые по-старинке называются рундуки.

– Лодка-то какая необычная. Прямо корабль, – восхитилась Маша.

– Да, удобная лодка, она ведь используется как патрульное судно, – пояснил капитан.

– Ничего себе, какие «Каза́нки» стали делать, – решил показать свою техническую эрудицию Степан.

– Обижаешь, Степа, это не «Казанка», если марка интересует, то ее «Сарепта» кличут. При двух моторах «Вихрь» она развивает скорость до сорока шести километров в час. Иначе с моими подопечными не сладишь, – усмехнулся ловец браконьеров. – В этой мотолодке много чего накручено. Заинтересует, по дороге расскажу.

От причала Володиша умело оттолкнулся небольшим веслом. Лодку сразу схватило и понесло течение. С Денисом даже попрощаться как следует не успели. Так он и остался с поднятой рукой на фоне почерневших от времени домов с серыми шиферными крышами, затопленными лавницами вблизи хозяйских огородов, разделенных корявыми жердями. Степан с огорчением понимал, что эта, неизвестная жизнь сибирской глубинки, оказалась Денису интереснее путешествия в таежные дебри.

Володиша, Степа и Килька