скачать книгу бесплатно
40 лет среди индейцев. Борьба за огонь
Михаил Иванченко
Про индеанизм можно сказать коротко, а можно развёрнуто.Если коротко – это такое легкое психическое расстройство, охватившее некоторую часть населения СССР в период распада государства и его культурного ядра. Это причина, а само возникновение субкультуры индеанистов – следствие этой причины. Это если сказать коротко.Если развёрнуто – придётся написать целую книгу.
40 лет среди индейцев
Борьба за огонь
Михаил Иванченко
Иллюстратор Михаил Иванченко
Редактор Полина Иванченко
© Михаил Иванченко, 2024
© Михаил Иванченко, иллюстрации, 2024
ISBN 978-5-0064-1308-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие С чего начиналась эта книга
Года 2024 от Рождества Христова, Месяца, Когда Бизонихи Роняют Своих Телят третьего дня, поздно вечером, когда я уже закончил свои дела и собирался идти спать, мне неожиданно написал мой старый приятель. Это был не кто иной, как широко известный в узких кругах писатель Юрий Артюшкин, автор книги «Моя жизнь среди индеанистов», которую он в тот момент ещё только готовил к печати, а к настоящему моменту уже издал. Он задал мне простой вопрос: не кружилась ли у меня голова, когда я встречался с Гойко Митичем – актёром, исполнившим главные роли во многих фильмах про индейцев, «Главным индейцем Страны Советов» и кумиром всех советских мальчишек и девчонок.
Я ответил, что голова кружилась, но не по той причине, о которой можно было подумать. А причина была всего-навсего в том, что я в тот момент очень хотел спать. Потому что вечером накануне поездки из Питера в парк-музей Этномир, где должна была состояться встреча, у меня сломалась машина, и мы с товарищем провозились с починкой до самого утра, я еле успел к началу фестиваля и в самом деле испытывал головокружение. Двое суток без сна и дорога в семь сотен километров.
После моего развёрнутого ответа гражданин Артюшкин почему-то не ушёл спать, как все нормальные люди, а продолжил задавать всякие вопросы – на каком языке мы разговаривали с Гойко Митичем, что обсуждали, и т. п. Мы проговорили ещё часа три, вспомнили былое, и я, видимо, подхватил от него какой-то писательский вирус, поэтому взялся за написание уже собственной книги о встрече с Гойко Митичем и о моей жизни среди индеанистов.
Под индеанистами мы оба подразумевали субкультуру людей, увлекающихся индейской культурой, и оба когда-то были этими самыми индеанистами, может, даже и сейчас ими являемся (давно не был у врача, поэтому не знаю). Увлечение это приобретало самые разные формы – от простого чтения книг до практической антропологии, когда группа альтернативно одарённых товарищей выезжает в дикую природу, строит индейский лагерь и живёт в нём индейской жизнью, чтобы на себе ощутить – каково это, быть настоящим индейцем. Я увлёкся индейцами ещё в детстве, около сорока лет назад, и все эти годы это увлечение было существенной составляющей жизни. Лет шесть я уже не посещаю ежегодные слёты индеанистов пау вау – не потому, что решил порвать с индеанизмом, а просто не особо представляю, что там делать, чего я ещё не делал. Но события предыдущих лет, проведённых среди русских индейцев, всё ещё помню, как будто это было вчера. Я знаю несколько человек, кому точно будет интересно это прочитать, а значит, несколько читателей у меня уже есть: двое из них сейчас гоняют мяч во дворе, а третий пока ещё только учится читать, может еще кому-нибудь будет интересно, а много внимания мне и не надо. Как говорилось в одной известной книге: «Человек я простой. Ром, свиная грудинка и яичница – вот и все, что мне нужно».
Я собрался с мыслями, и начал их записывать. Пока записывал, привёл в порядок обрывочные воспоминания и сделал для себя парочку открытий, а когда закончил – понял, что надо всё переписывать, потому что мне всё это не нравится: ни экипаж, ни команда, ни вообще.
Я не имел чести лично знать покойного Билли Бонса, зато знавал его корабельного товарища Матонажина и видел обрывок старой морской карты у него в сундуке. Быть может, среди моих слушателей найдётся несколько отчаянных парней, мы снова соберём команду, поднимем Весёлого Роджера и отправимся на поиски сокровищ. А пока что я в очередной раз всех надую, а потом отчалю от этого рифа и опять оставлю Королевскую Эскадру в дураках.
Введение
Я полностью отрицаю элемент мистики в данном конкретном деле!
Слова инспектора Лестрейда из кинофильма «Собака Баскервилей»
Какая такая собака?
Из другого фильма
Про индеанизм можно сказать коротко, а можно развёрнуто.
Если коротко – это такое легкое психическое расстройство, охватившее некоторую часть населения СССР в период распада государства и его культурного ядра. Это причина, а само возникновение субкультуры индеанистов – следствие этой причины. Это если сказать коротко.
Если развёрнуто – придётся написать целую книгу.
Субкультура индеанистов – далеко не единственная жертва прогресса, туда же можно отнести и всевозможных неформалов и реконструкторов всех мастей с их иррациональной деятельностью по выдумыванию и строительству собственных миров и бегство в эти миры из обычной реальности. Ключевое тут – выдуманный мир и бегство. Ну, если кому-то не нравится слово «бегство», пусть это будет торжественное прохождение строем под барабанный бой с развёрнутыми знамёнами – суть та же.
Уход в другую реальность не всегда вреден для здоровья, а иногда наоборот – полезен. Подобное явление – вполне себе нормальная реакция психики на неспособность мозга справиться с потоком негативной информации. Очевидно, в этот момент запускаются какие-то защитные механизмы, и старая картинка мира начинает упрощаться, возникает иллюзия новой реальности, в которой проблемы стоят не так остро, и всему быстро находится какое-то объяснение. Рациональное или мистическое – не важно, главное, что оно есть. Мистическим пользоваться проще: не надо ничего доказывать и брать в голову лишнее. К примеру, вместо миллионов лет эволюции, которые тяжело себе вообразить, вполне достаточно шести дней, за которые известно Кто всё сотворил. Заодно можно отбросить все ненужные цепочки причинно-следственных связей, объясняя всё происходящее просто воплощением чьей-то Воли. Впрочем, может быть, всё так и есть, почём мне знать? Пока что ни доказать, ни опровергнуть эти теории никто не смог, а значит, никто не запрещает верить людям в то, во что им удобнее верить.
В качестве примера бегства от реальности можно привести тезис из книги вышеупомянутого товарища Артюшкина, когда он рассказывает, что индеанизм помог ему пережить «лихие девяностые», и все тогдашние ужасы он попросту не заметил, потому что был погружён в совсем другой мир, как в тёплую ванну (обязательно найдите и прочитайте эту книгу, если вас заинтересовала эта история). Между прочим, он и сейчас так делает, когда встречает что-то неприятное. Он отнюдь не ищет корень зла и не бросается с гранатой под наползающий на него вражеский танк, а опять норовит погрузиться в тёплую ванну и переждать катаклизм там.
Или вот другой пример, если кто-то ещё, допустим, не знает товарища Артюшкина.
В моём любимом фильме «Маленький Большой человек» есть эпизод нападения на индейский лагерь отряда американских кавалеристов генерала Кастера.
В этом эпизоде слепой дедушка по имени Старая Шкура Типи, накануне нападения и последовавшей затем резни, видел сон, где индейские лошади умирают – явный знак того, что должно произойти что-то плохое, поэтому он спокойно сидит в типи и ждёт смерти – шансов спастись у беспомощного старика всё равно нет. Внезапно появляется его воспитанник, главный герой фильма, и предлагает бежать.
Кадр из фильма «Маленький Большой Человек»
«Зачем? – говорит дедушка, – сегодня хороший день, чтобы умереть». Но главный герой не собирается умирать, как не собирается бросать беспомощного дедушку. Поэтому лихорадочно начинает искать доводы: «Дедушка, ведь во сне ты не видел солдат, значит, и они тебя не увидят! Мы должны добраться до реки!» Дедушка воодушевляется этой идеей, и они действительно невредимыми проходят как невидимки сквозь горящий лагерь, мимо стреляющих беспорядочно солдат и гибнущих от их пуль индейцев.
В книге автор даёт простое объяснение, мол, скорее всего, дедушка улыбался как енот, и кавалеристы просто приняли его за дружественного индейца и не стали убивать.
Но я думаю, что речь идёт именно о таком вот «погружении в тёплую ванну», уходе в другой, иллюзорный мир. Не буквальном уходе – физически они продолжали там находиться – но имели, скажем так, определённый психологический настрой, который как-то воздействовал на подсознание солдат и блокировал их агрессивные намерения. Можно, конечно, придраться и сказать, что этот пример вымышленный, и никакого такого дедушки Старая Шкура Типи на самом деле не существовало. На это могу возразить, что может оно и так, но вот Юра-то Артюшкин вне всяких сомнений существует. И я лично имел удовольствие бывать у него дома, осматривать ванную комнату и видеть там чугунную ванну, в которую он, скорее всего, и погружался в «лихие девяностые», чтобы как следует их там пережить. А поскольку с виду на первый взгляд он человек честный, да и я стараюсь всегда говорить одну лишь правду, то, стало быть, потусторонний мир на самом деле существует. Причём не только существует где-то там, вне зоны досягаемости, но и совсем рядом, прямо здесь и сейчас.
Об этом параллельном мире индеанизма и будет мой рассказ, который я начну с самого начала своего погружения в иную реальность. На полноту описания претендовать ни в коем случае не буду, как и раскрывать всех тайн – от этого могут пострадать люди.
Но кое-что всё-таки расскажу.
Часть первая
Глава 1
«Избранник Великого Духа»
В детстве я был благовоспитанным мальчиком,
но начал играть в орлянку, связался с пиратами и покатился.
Бен Ганн, неопубликованные мемуары
С чего именно началось моё увлечение индейцами? Помню, как-то раз, когда мне было лет шесть, папа повёл меня в кинотеатр, где показывали новый мексиканский художественный фильм «Избранник Великого духа» 78 года, и, наверное, это и было первое знакомство с индейским миром. Потом я посмотрел невероятно атмосферный по тем временам фильм «Виннету сын Инчу Чуна». А позже были «Чингачгук Большой Змей», «След Сокола», «Золото Маккены», «Среди Коршунов». Из книг самой первой мне попалась «Последний из могикан» и «Саджо и её бобры» Серой Совы в пересказе товарища. Саму книгу я прочитал намного позже, и она оказалась почему-то не такой интересной.
После этого детское сознание потихоньку накапливало всякие другие образы, в основном из фильмов, но я не сказал бы, что индейцам принадлежала там какая-то доминирующая роль. Не менее интересно было смотреть и все прочие приключенческие фильмы «про турниры, осады, про вольных стрелков», а также про всяческих пиратов Тихого Океана, гладиаторов и римлян и весь советский героический эпос вместе взятый. В общем, обычный стандартный мальчишеский набор того времени. Что смотрели девочки, я до сих пор смутно себе представляю, но что многие из них восхищались Гойко Митичем, знаю совершенно точно.
Как и все мои сверстники, в детстве я играл в солдатиков. Самого первого солдатика-индейца я купил в первом классе у приятеля за двадцать пять копеек – деньги, выданные мне родителями на питание. Это была фигурка из набора, выпускаемого Донецкой фабрикой игрушек – индейский воин, присевший на одно колено и только что выпустивший стрелу из лука. Спустя какое-то время соседский мальчик, увидев, как я играю с этим индейцем во дворе, предложил мне купить у него полный набор таких фигурок за астрономическую сумму – по рублю за штуку. Таких денег у меня не было, но мой папа решил использовать этот момент в качестве воспитательного и согласился оплатить расходы, если я хорошо закончу четверть. И вот по окончании четверти я принёс ему табель, в котором стояли одни пятёрки, и смог приобрести весь набор индейцев.
Но на этом папина помощь не закончилась. Однажды он откуда-то притащил гипсовый барельеф индейца в головном уборе из перьев, с надписью внизу: «Квебек Канада». Я не очень представлял себе, что делать с этим барельефом, но папа достал гуашевые краски и раскрасил этого индейца, сверяясь с фотографиями из журнала «Вокруг Света». А потом покрыл всё лаком, и индеец ожил – можно было хоть сейчас вешать его на стенку. Но папина фантазия подсказала ему дополнить композицию ещё и фоном. И на обрезке фанерки он масляными красками нарисовал канадский кедр, а вокруг него фигурки моих индейцев, а также индейских духов, которых мы увидели в советском мультике «Легенды перуанских индейцев». Один из них был особенно хорош – на его хвосте имелась ещё одна голова. По легенде, когда герой мультфильма победил это чудовище, оно убежало на луну, и превратилось в лунные пятна. С тех пор, глядя на кратеры луны, я всегда вспоминаю об этом.
А старое папино панно я недавно нашёл среди прочих вещей на чердаке дачного домика, отреставрировал и повесил на стенку, на добрую память о моём счастливом детстве. С возрастом ценность этого произведения в моих глазах неизмеримо выросла.
Моя коллекция постепенно пополнялась и другими фигурками. Донецкая фабрика выпускала ещё ковбоев, пиратов, викингов и римских легионеров. Периодически их поштучно и наборами продавали в нашем универсальном магазине. Правда, я ни разу их там не застал, потому что этот товар не залёживался на полках. Всех своих солдатиков я приобрёл, как сейчас говорят, на вторичном рынке – выменял на что-нибудь у сверстников.
Среди фигурок попадались не только пластмассовые отечественного производства, но и резиновые, привозимые из ГДР. Каждый такой солдатик оценивался в три или четыре пластмассовые фигурки. Как-то раз у соседского мальчика я увидел резиновую фигурку индейского вождя с трубкой. Мне очень сильно захотелось её заполучить, и я предложил в обмен целых шесть более простых фигурок, но владелец всё не соглашался.
Спустя какое-то время он встретил меня во дворе и сообщил, что согласен на обмен. Когда я принёс шесть своих фигурок, выяснилась причина, по которой он отдавал мне своё сокровище: у индейца недоставало трубки. Меня это несколько огорчило, и я предложил хотя бы снизить цену, но этот хитрый спекулянт стоял на своем: видел мои горящие глаза и понимал, что я и так в его руках. В результате обмен состоялся, я получил вожделенного, хотя и ущербного, вождя и свой первый урок экономики, которая оказалась гораздо сложнее простой арифметики. Потом прошлось усвоить некоторые другие уроки. Например, когда я менялся с одноклассником иностранными монетами – это было позднее, когда солдатики уже отошли на второй план. У меня в коллекции имелась редкая по нашим меркам английская монета достоинством в один пенни: такой ни у кого из знакомых мальчишек не было, а мне она досталась в результате удачного обмена на солдатиков. Одноклассник предложил мне обменять её на несколько других, менее редких монет. Он высыпал их целую горку и предложил забрать все, и я поддался на это искушение. И только потом до меня дошло, что ценность моей монеты перекрывает достоинство всех остальных, а количество здесь не играет никакой роли. Я погоревал некоторое время, но, по существующим у нас правилам обмена, сделка обратной силы не имела, и я довольствовался тем, что усвоил очередной урок. Который пригодился вскоре, когда я обменял целую кучу солдатиков и монет на старинные серебряные часы. Некоторое время они даже работали, но потом встали и превратились в обычный экспонат, без всякой пользы лежащий среди моих вещей. Обменивать их на что-нибудь другое мне не хотелось, они были очень красивые, но и практического применения им не было, в отличие от солдатиков и монет. Те можно было коллекционировать, а в солдатиков еще и играть, а на коллекционирование часов у меня просто не было средств: возможно, по этой же причине прошлый владелец и решил от них избавиться. Когда он вырос, то сильно об этом пожалел и пытался выменять часы обратно, но было уже поздно – сделка обратной силы не имеет.
Те же самые правила действуют и по отношению к индеанизму. Знания об индейцах, а также предметы материальной культуры, накопленные и добытые из разных мест, не имеют никакого смысла, если их впоследствии не конвертировать во что-нибудь полезное, – что именно, должен решить для себя владелец, руководствуясь своими внутренними предпочтениями. Человек с научным складом ума может накопить знания, и они соединятся для него в структуру, коллекционер – собрать любые другие сокровища (не важно, какие: книги, предметы материальной культуры или коллекции солдатиков) и делать с ними то, что сочтёт нужным: любоваться, демонстрировать окружающим бесплатно или в виде экспозиции, зарабатывая на этом деньги, художник может освоить каноны и создавать произведения искусства, а торговец их продавать, и так далее.
А если взять всё это вместе, то из этого можно выстроить целый собственный мир и остаться в нём жить. В конце концов, известный нам мир точно также был построен до этого какими-то другими людьми – художниками, торговцами, учёными и всеми прочими. Создавая себе воображаемый мир, надо оценить его потенциал и понять, насколько он устойчив, и надёжное ли даёт убежище. Ибо слаб человек, и без какого-никакого убежища ему в этой жизни не обойтись. Но важно помнить, что это всего-навсего временное пристанище, и на целую жизнь его обычно не хватает. В один прекрасный момент оно может стать слишком тесным или обветшать и утратить защитные свойства, и тогда надо будет сразу же начинать строить другое убежище, используя бесценный опыт, полученный при строительстве предыдущего.
Глава 2 «Борьба за Огонь»
Мы смеёмся над каменным веком,
Мы с улыбкой глядим на него,
А тогда ведь, чтоб быть человеком,
Надо было вещей, – ну совсем ничего!
Вячеслав Добрынин, «Песня о вещах»
Первыми моими практическими попытками реализовать себя в жанре, как сейчас говорят, «исторической реконструкции» (терпеть не могу слово «индеанизм», но этот термин прижился, и придется использовать именно его), были детские игры и походы с друзьями на природу. С моим школьным другом Виталиком мы после уроков (или на уроках, если позволяла обстановка) играли в первобытных людей по мотивам книг Жозефа Рони «Борьба за огонь» и «Пещерный лев». Возможно, дело было в том, что концепция таких игр предполагала самый простой реквизит. Дикари в книге были одеты в шкуры и вооружены камнями, копьями и дубинками: всё это было простым в изготовлении и делалось каждый раз буквально из того, что валялось под ногами (кроме шкур, конечно). Поэтому для погружения в параллельную реальность не нужна была длительная подготовка: вышел куда-нибудь «за околицу», и ты уже вместе с героями книги продираешься сквозь густые, полные опасностей и саблезубых тигров заросли, охотишься на мамонтов и добываешь Огонь.
К слову, о добывании огня. В книге действие происходило в далёкие доисторические времена, когда спичек еще не было, и люди пользовались тем огнём, что загорелся естественным образом, например, от молнии. Огромной проблемой для всех было такой Огонь потерять, ведь разжигать его никто не умел. И вот однажды, после одного из таких случаев, группа молодых охотников отправляется в путешествие на поиски нового Огня, намереваясь украсть его у какого-нибудь вражеского племени.
Как-то раз мы с товарищем после занятий в школе в очередной раз направились в поход «за огнем» – так мы называли тогда свои игры в первобытных людей. Сама «игра» заключалась просто в хождении по подворотням нашего небольшого города Конотопа и разговорах о том, что как-нибудь летом, на каникулах, мы обязательно поедем в лес и вот там уже будем всё делать по-настоящему: читать следы, строить жилища первобытных людей, охотиться на диких зверей и жить первобытной жизнью, как герои нашей любимой книги. Во время одного из таких походов, обычно не имевших определённого маршрута, мы неожиданно вышли на городской мемориал жертвам немецких оккупантов, на котором был устроен «Вечный Огонь». Технически, сам огонь тогда не горел, его зажигали только по праздникам, но это было не важно. Мы ведь «понарошку» отправились «за огнём» и нашли его, точнее, его символическое воплощение.
Это было первым подтверждением того, что «потусторонний мир» может быть в каком-то смысле вполне реален, и стоит только посмотреть на привычный нам мир под определенным углом, все фантазии оживают. Главное – точно знать, чего хочешь.
Глава 3 «Главный вождь черноногих индейцев»
Вперед, на Запад!
Навязчивая идея американских пионеров
Наша детская игра в первобытных людей заключалась не только в походах, в том числе за город, и рисовании в тетрадках героев нашей любимой книги, но и попытках обзавестись какой-никакой «материальной культурой», например, арсеналом оружия. Друг Виталик жил в частном доме, и во дворе у него можно было хранить всякие деревянные дубинки, копья и «каменные ножи». Правда, на самом деле они были никакие не каменные, в нашей полосе и камней-то в природе не встречалось, поэтому роль каменных ножей играли обыкновенные кухонные. Наконечниками для копий служили металлические шампуры от шашлыков, которые в больших количествах можно было найти разбросанными после городских праздников в парке. А позднее, когда в школе на уроках труда нас учили работать напильниками, из стальных полос были изготовлены наконечники копий и томагавки – это когда мы из первобытных людей решили уже переквалифицироваться в индейцев. Но поначалу я упорно не хотел менять концепцию, хотя «племя» начинало потихоньку роптать, мол, надоело уже быть примитивными дикарями, давайте поиграем во что-нибудь другое, например, в индейцев.
И вот однажды, в журнале «Юный Художник», который выписывал папа в надежде приобщить меня к миру искусства (а я приобщаться к нему не очень-то стремился и не хотел читать статьи, а просто смотрел картинки), я увидел статью об американском художнике Джордже Кэтлине, писавшем с натуры портреты и сцены из жизни индейцев. Первым, что бросилось мне в глаза, был портрет индейского вождя, подписанный как «Главный вождь черноногих индейцев».
Джордж Кэтлин, «Вождь кайна Жир Бизоньего Горба»
Этот художественный образ произвёл на меня просто невероятное впечатление. Как будто бы я смотрел на свое отражение в зеркале и был тем самым вождем черноногих индейцев, смотревшим на меня нынешнего из какой-то другой реальности, которая мне как будто бы уже знакома. И, следуя зову своего учащённо забившегося сердца, вслед за художником Кэтлином, я отправился в свое удивительное путешествие на Дикий Запад.
Я незамедлительно сообщил своему «племени», насчитывающему уже несколько таких же, как я, балбесов, что я, наконец, осознал своё несовершенство и духовную нищету, и отныне мы будем индейцами. Тем паче, наша «материальная культура» уже как-то сильно отдалилась от книжного первоисточника, и на первобытных людей мы совсем не были похожи. Как, впрочем, и на индейцев. Над этим предстояло ещё поработать.
Глава 4 «Когда умирают легенды»
А когда-то ты был Виннету
Группа «Красные стрелы»,
из героического эпоса советских индеанистов
Основным источником знаний о материальной культуре индейцев нам служила книга «Песнь о Гайавате» с иллюстрациями Ремингтона на полях и небольшим словариком оджибвейских слов, многие из которых я помню до сих пор. Были ещё всякие вырезки из журналов и библиотечных книг с картинками, которые вклеивались в толстую тетрадку. Туда же записывались тексты специально придуманным «индейским» шрифтом. Он очень помогал: когда в классе во время урока надо было передать по партам секретную записку, всякие посторонние дураки не могли прочитать наши индейские тайны и поглумиться над нами самым циничным образом, как это обычно происходило в подобных случаях.
Вообще, большинство одноклассников в этом возрасте уже имело какие-то другие интересы, и наше «индейство» начинало тяготить моего товарища Виталика. Он был застенчивым толстеньким мальчиком, говорившим с деревенским акцентом, и это отбирало у него очки в конкурентной борьбе между сверстниками. Лишние насмешки были ему ни к чему, и однажды он сообщил мне, что больше не хочет «впадать в детство» и не будет индейцем. Для игр и в самом деле было уже как-то поздновато. К тому же, из года в год все наши планы уехать летом за город и построить в лесу настоящую индейскую деревню позорно проваливались, потому что у родителей, разумеется, были свои идеи насчет нашего досуга. Самое большее – удавалось отпроситься на день. Но и за этот день мы могли намотать километров по тридцать и добраться до какого-нибудь относительно безлюдного живописного места. По дороге иногда удавалось найти большие перья аистов или ястребов, которые годились для того, чтобы их можно было вставить в волосы, как это делают настоящие индейцы.
Изготовлением индейской одежды занимался в нашем племени я один. Другие ограничились оружием: луками, томагавками и духовыми ружьями из алюминиевых лыжных палок, из которых вполне себе можно было подстрелить какую-нибудь дичь. Но кроме рыбалки (ею фанатично занимался Виталик), ни до какого другого смертоубийства живой природы, к счастью, дело так и не дошло.
В какой-то момент времени, скорее всего, после просмотра очередного фильма с Гойко Митичем, на которого (правда, по своей причине) любили смотреть и девочки, весь наш класс пережил «массовое помешательство» на индейцах. У нас образовалось целых два «племени», и после уроков «племена» убегали куда-нибудь подальше от городской застройки и обустраивали себе лагеря в каких-нибудь зарослях. Однажды мы со своим племенем, прихватив с собой наше оружие, отправились в набег на вражеское племя могикан, базировавшееся в лесополосе недалеко от железной дороги, за городом. Как должно было проходить сражение, мы не особо представляли, да его и не случилось, потому что на месте никого не оказалось: в тот день «могикане», видимо, сидели дома и делали уроки. Поэтому мы потоптались там некоторое время в ожидании противника, а потом стали искать трофеи: накануне наши условные враги хвастались, что приобрели в хозяйственном магазине несколько классных маленьких топориков: «Такие чётенькие, как томагавки, мы их спрятали так, что никто ни за что не найдёт!» Вот эти-то топорики мы и обнаружили, спрятанные в недрах старого дивана, притащенного нашими противниками в их лагерь с какой-то помойки в качестве реквизита. Трофеи мы поделили между собой, и, преисполненные гордости, вернулись домой, чувствуя себя, разумеется, победителями, а отнюдь не мелкими воришками. «Проигравшим» мы ничего не стали рассказывать, сперва хотели посмотреть на их реакцию и бездну отчаяния. Но к нашему огорчению, «могикане» после этого случая совсем перестали играть в индейцев. А через некоторое время разбрелось кто куда и всё наше «племя».
Я же почему-то не спешил бросать своё увлечение, чувствуя, наоборот, все нарастающий интерес. Появлялась новая информация из книг и журналов, в кинотеатрах продолжали показывать фильмы, и теперь уже я ни один из них не пропускал и смотрел одни и те же по многу раз. А ходить в лес и мастерить что-то индейское можно было и одному. И вскоре я обзавёлся уже практически полным «доспехом» равнинного индейца, начиная с мокасин на дерматиновой подошве и заканчивая пышным убором из пуха и перьев индюка.
Одноклассники, глядя на весь этот бессмысленный с их точки зрения процесс (я иногда показывал им свои индейские фотографии), только крутили пальцем у виска. Но однажды я уговорил Виталика выступить со мной в индейском номере на школьном вечере. Ему предстояло аккомпанировать мне на барабане, а я должен был танцевать индейский танец. В контексте того школьного выступления моё появление на публике в этом наряде было вполне себе уместным, и всем очень понравилось.
Тот индейский танец был первым выходом в свет в роли индейца, и этот опыт публичного перевоплощения оказался удачным. Я почувствовал себя не каким-то существом из зоопарка, а как бы в полном праве быть здесь и сейчас в своём индейском амплуа. До этого «индейцем» можно было быть только в играх с аналогично настроенными товарищами или же «включать индейский режим» самостоятельно, во время походов в лес, но чтобы этого никто не видел. Иначе можно было попасть в глупые ситуации или нарваться на неприятности. Например, когда ребята с городских окраин видели, что я иду за город с луком – это был для них прекрасный повод докопаться и посмотреть, поможет ли мне от них отбиться мой верный лук, хахаха. Поэтому для лука был сделан брезентовый чехол, наподобие чехла для удочки, а использовать индейские атрибуты в одежде никто и не собирался, разве только ненадолго вставить в волосы найденное в лесу перо.
Через какое-то время я встретил в нашем городе и других «индейцев». Это были ребята из другого района, ходившие в другую школу, но мы вместе учились в музыкалке и играли в одном духовом оркестре.
Как-то раз, случайно узнав об общем интересе, мы на репетиции «зацепились языками» с нашим барабанщиком Андрюшей (в детстве он называл себя «Андуся», поэтому одноклассники сократили это имя до просто «Дуся») и проговорили про индейцев до самого вечера: кто какие книжки читал, сколько фильмов смотрел, и так далее. После этого мы стали часто ходить в лыжные походы, обмениваться книжками и смотреть фильмы про индейцев.
Мой новый товарищ был на пару лет младше меня, и у него было собственное, пока еще не разбежавшееся, племя. Они играли за городом в песчаном карьере. Стены карьера местами очень напоминали ландшафты из фильма «Золото Маккены», а на дне «каньона» после дождей скапливалось некоторое количество воды и образовывалось неглубокое озерцо, в котором даже можно было искупаться. Дусины индейцы были одеты в индейские костюмы собственного сочинения, на вид конечно попроще моего, но всё-таки они гармонично вписывались в ландшафт, и от этого индейская реальность проступала сквозь обычную уже не отдельными фрагментами, а материализовывалась целиком, несмотря на все условности. Точно так же декорации в театре создают у зрителя иллюзию другого мира, в который его погружает волшебная сила искусства. Ничего подобного во время своих прошлых путешествий я не испытывал, и это было здорово.
Фото того самого плаката, но уже с автографом самого Гойко Митича
У Дуси имелся большой плакат с Гойко Митичем в красивом головном уборе, и я выпросил у него этот плакат для перерисовки. Потом я так и не смог его ему вернуть – типичная история для индеанистов, которые часто присваивали себе чужие индейские книги и картинки, полагая, что им они нужнее, чем всем остальным. Причём такое случалось не только с детьми, но и с вполне взрослыми индеанистами, я об этом слышал и сам был свидетелем подобного. Думаю, что причина этой клептомании крылась не столько в желании присвоить что-то чужое, а в том фанатизме, с которым мы стремились вытянуть из окружающей реальности как можно больше ценной информации, в которой тогда остро нуждались. С точки зрения индеанистов, это не считалось воровством, а приравнивалось к законной индейской добыче.
Лишившись такого роскошного «портала в индейский мир», как плакат с Гойко Митичем (правда, формально я его не собирался присваивать, просто тянул с возвратом), Дуся потом как-то потихоньку отошёл от темы и вскоре переключился на обычные «пацанские» занятия и даже не захотел ехать на пау вау, когда о нем узнал от меня. Я слышал, что после школы он уехал в Германию, где территориально оказался значительно ближе и к Гойко Митичу, и к клубам немецких индеанистов, но почему-то старое увлечение у него уже не включилось.
У меня же страсть к индейцам со временем разгоралась только сильнее.
Глава 5 «Ошибка Одинокого Бизона»
Как вы яхту назовете, так она и поплывет.
Песня капитана Врунгеля
Книг об индейцах написано очень и очень много. Одни, как бы интересно они ни были написаны, для занятия реконструкцией совсем не годились. Например, романы Фенимора Купера или Майна Рида (Карла Мая не читал, но тоже осуждаю). Другие, такие как произведения Джеймса Вилларда Шульца, могут рассказать очень многое, ведь автор сам жил среди индейцев, и, по крайней мере, знал, о чём писал. Хотя, конечно, никто не смог бы так хорошо раскрыть загадочную индейскую душу, как сами индейцы. Существуют книги, написанные будто бы индейцами, но потом выясняется, что авторы никакие не индейцы, и то, что они нам рассказывают, либо плод их воображения (книги пана Суплатовича Сат Ока), либо содержащиеся в них сведения нельзя считать каким-то на сто процентов индейским взглядом на жизнь (Серая Сова).
Тем не менее, неподготовленный читатель, скорее всего, ничего бы не понял в настоящей индейской книге (сами индейцы, конечно, не умели писать, но их рассказы часто записывали этнографы). И, даже если такие рассказы были записаны слово-в-слово, с подстрочным переводом текста – надо ещё иметь представление о том, как мыслит человек неолитической культуры, из каких составляющих сложена его картина мира, и какие способы выживания в этом мире он использует. «Чтобы понять человека, нужно пройти долгий путь в его мокасинах», – говорит нам об этом псевдоиндейская мудрость.
Получается, что подавляющее большинство «индейских» книг написано о чём-то другом, а ни о каких не об индейцах. Но в детстве я о таких тонкостях не задумывался и старался впитать в себя вообще всё, до чего удавалось дотянуться, сочетая информацию, полученную из правильных с точки зрения этнографии книг с киношными образами, созданными игрой воображения их авторов. Визуальные образы лучше усваиваются, в особенности, если легко себя ассоциировать с ними. Как в случае с Гойко Митичем, который не был настоящим индейцем, но был «своим», белым, к тому же славянином, и мог дать сто очков вперед некоторым актерам из числа этнических индейцев. И даже если белые актёры играли индейцев плохо – ничего страшного я в этом не видел. Фильм всё равно переносил в «индейскую» реальность, а образы героев служили неким образцом для подражания и формирования собственного образа или идеала, к которому надо стремиться.
По мере наполнения этой индейской картины мира и осознания своего места в ней, возникали вопросы, как совместить индейский мир с повседневным. Можно было, конечно, не совмещать вообще никак. Быть как все, а внутри себя мечтать о чём угодно, никто об этом всё равно не узнает. Но ведь так не интересно: должны же и окружающие знать, что ты тоже некоторым образом немножко Гойко Митич, он же всем нравится, а девочкам в особенности. Поэтому вопрос – как сделать так, чтобы в тебе тоже видели немножко Гойко Митича – стоял на повестке у многих «русских индейцев», и решали они его по-разному. И далеко не всегда это было бесполезной тратой времени, как, например, в случае посещения спортзалов. Ведь Гойко Митич все свои трюки делал сам, и уже за одно это его можно было уважать.
Мой первый индейский костюм
Одним из способов с полным правом называться индейцем было придумывание себе истории о том, как, например, твоя бабушка, случайно оказавшись в Америке, встретила там индейского вождя, и они полюбили друг друга. Между прочим, подобные истории раньше можно было услышать в любой деревне. Какой-нибудь подвыпивший пожилой мужичок рассказывал приезжим городским, что дед его был генералом, мол, не смотрите что я просто опустившийся алкаш, просто жизнь так обернулась, а так-то родословная у меня правильная. Так что, можно сказать, это наша национальная традиция – приукрашивать неинтересные биографии. Только у одних дед генерал, а у других – Гойко Митич, и ещё неизвестно, кто из них лучше. Я слышал такое неоднократно, начиная от вышеупомянутого деревенского дедушки (про папу – генерала) и заканчивая неоднократным депутатом Государственной Думы России, А. Г. Невзоровым, который всем рассказывал, что его папа был индейцем племени команчей. Многие верили.
Классе примерно в шестом я тоже придумал себе такую историю: на кусочке берёзовой коры нарисовал индейские пиктографические изображения, скопировав их из книжки, и, приняв таинственный вид, показал эти загадочные свитки кому-то из одноклассников, дополнив соответствующим рассказом. Одноклассник, разумеется, мне не поверил, и я резонно рассудил, что если даже этот балбес обо всём догадался, то с остальными наверняка тоже возникнут проблемы. И выбросил эту идею из головы, а индейскую «берестяную грамоту» – в мусорное ведро. А позже пришёл к выводу, что не обязательно кому-то что-то доказывать. Во-первых, потому, что всем по большому счёту наплевать, а во-вторых, не так уж важно, откуда происходят твои предки. У них, кстати, имеется собственная биография, которую не надо выдумывать хотя бы из уважения к ним. Важно то, что ты сам из себя представляешь и чем можешь быть полезен обществу.
