«Дорога сквозь пепел: Чёрный маяк»

7667.

– Они считают, – прошептал Шоу.

Петров схватил его за плечо.

– Если хочешь жить – беги сейчас!

Они бросились к лесу, но туман сомкнулся перед ними, отрезая путь к спасению.

Из темноты раздался голос Горшкова:

– Они уже здесь.

Из донесения агента MI6 (шифр «ХИЙСИ-49», не отправлено):

«Объект не является оружием. Он живой. Контакт вызывает видения – я вижу свою дочь, но её глаза… они как у того ребёнка в цилиндре. Рекомендую сжечь всё. Если я не вернусь – скажите Кэтрин, что я попытался».

Примечание: Тело агента Шоу найдено у скважины. Рот затянут чёрными волокнами, словно корнями. В окоченевшей руке – банка тушёнки, доверху заполненная сморщенными чёрными лепестками.

(Лепестки внутри ещё влажные. Если прислушаться – слышно, как они шелестят, отсчитывая секунды).

Глава 8. «Контакт»

Карелия, мыс Хийси. 25 июня 1949 года

Цилиндр, который дышит

Воздух в палатке был густым, как болотный туман перед рассветом. Лампа, подвешенная к стойке, мерцала, отбрасывая на брезент дрожащие тени. Они извивались, будто пытались оторваться от ткани и вцепиться в живое.

Горшков затянулся «Беломором», но едкий дым не мог заглушить сладковатый запах разложения, исходивший от цилиндра на столе. Металл, ещё секунду назад гладкий и холодный, теперь покрылся чёрными каплями – маслянистыми, пульсирующими, словно поверхность потела ядом.

– Борисыч… – Петров, сидевший напротив, резко поднял голову. Его пальцы сжали край стола. – Смотри.

Горшков не успел ответить.

Цилиндр дёрнулся.

Не от толчка – изнутри, будто что-то ударило в стенки, пытаясь прорваться наружу. С треском, похожим на хруст ломающихся костей, по поверхности побежала трещина. Из неё хлынула густая, тягучая масса – чёрная, как дёготь, но живая. Она тут же собралась в цифры:

7-6-6-6.

– Чёрт возьми! – Горшков рванулся вперёд, схватил цилиндр, но ладонь прилипла к металлу. Боль пронзила запястье – старый шрам от кёнигсбергского осколка запылал, будто под кожей шевелились личинки. Он дёрнул руку, оторвав её с кровавыми полосами.

В этот момент из выключенной рации раздался шёпот:

– Пап…

Голос был детским. Знакомым.

Петров ахнул, схватился за грудь, но его тень на брезенте не повторила движение. Вместо этого она медленно повернула голову и засмеялась – звук, как скрип ржавых ножниц.

– Борисыч, она… живая! – прошипел он, отступая к стенке палатки.

Лампа погасла.

Тьма сомкнулась, густая, как смола. В ней цилиндр засверкал – не отражением, а изнутри, будто в нём открылся чей-то глаз. Раздался скрежет – точь-в-точь как царапанье ногтями по стеклу.

Горшков рванулся к выходу, но полог палатки захлопнулся сам, будто невидимые руки держали его. Воздух стал вязким, тяжёлым, каждый вдох обжигал лёгкие.

Петров, прижатый к стене, вдруг полез за пазуху. Его пальцы дрожали, но когда он вытащил осколок шунгита – тот самый, что нашли в кармане отца в двадцать восьмом, – голос его стал твёрдым:

– Я не испугаюсь. Ты уже брал его. Теперь бери меня.

Чёрные нити, уже обвивавшие его ноги, замерли. На секунду.

Потом рванули к цилиндру с такой силой, что кости хрустнули.

Горшков видел, как в последний момент Петров сунул что-то в трещину. Позже, когда всё кончится, он найдёт там обгоревший клочок бумаги:

«Лённрот знал. Ищите под маяком. 21.06.1970».

Рация взорвалась, осыпая их искрами. В динамике завыл белый шум, и сквозь него прорвался голос:

– 76… 66…

Утром Петрова нашли у скважины.

Его пальцы впились в землю, будто он пытался закопаться. Рот был растянут в улыбке, а в зрачках – отражение цилиндра.

Из отчёта геологоразведочной партии №7670 (июнь 1949, гриф «Совершенно секретно»):

«25.06.1949. Образец №1 проявил аномальную активность. При контакте с лаборантом М.И. Петровым (1923 г.р.) выделил субстанцию, вызвавшую острое психосоматическое расстройство. На месте инцидента обнаружены следы чёрной жидкости, образующей цифры 7666. Рекомендовано немедленное прекращение работ.

Примечание: часовой Козлов (на посту с 23:00) сообщил, что «видел тень Петрова, стоящую отдельно от тела». Проверка показала – следов на песке не было.

Подпись: майор Горшков И.Б.».

Глава 9. «Агафья предупреждает»

Карелия, лагерь экспедиции. 26 июня 1949 года

Тень, которая не принадлежит тебе

Воздух в лагере был пропитан запахом мазута, хвои и сладковато-гнилого душка.

Агафья вошла без звука, её платье, промокшее до нитки, липло к телу, словно вторая кожа. В руках она сжимала каменную фигурку Хийси, испещрённую рунами, которые светились тусклым багровым светом, будто внутри тлели угли.

Горшков стоял у стола, его шрам на запястье пульсировал в такт ударам бура. Боль была острой, как укус змеи, но он стиснул зубы.

– Вы опять копаете в тюрьме Хийси, – голос Агафьи звучал, как скрип ржавых петель.

– Доказательства? – Горшков сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.

Агафья улыбнулась. Только губы. Глаза оставались мёртвыми, как у рыбы, выброшенной на берег.

– А вот и он. Лёгок на помине.

Она медленно обвела взглядом палатку, прежде чем добавить:

– Ваш лаборант уже видел свою тень.

Петров вбежал в палатку, его лицо было белее мела, а глаза – слишком большими, будто кто-то растянул кожу на черепе.

– Борисыч! – Он вцепился в рукав Горшкова, пальцы дрожали, как у пьяницы. – Она права… Моя тень… она не моя!

Горшков резко развернулся, но Агафья уже не было.

Она шла к палатке Петрова. Учёные, словно стадо, потянулись за ней. Внутри было темно, только фонарь, брошенный на стол, выхватывал из мрака стены, покрытые царапинами – глубокими, будто их оставили когти.

– Смотрите, – Агафья подняла руку, и свет упал на стену.

Тень Петрова была там. Но она не повторяла его движений.

Она повернула голову.

И засмеялась.

Звук был похож на треск ломающихся костей.

– Чёрт! – Петров рванулся к винтовке, но тень была быстрее.

Чёрные пальцы протянулись из стены, обхватили его запястье. Кожа вспучилась, как кипящая смола, и из пор полезли чёрные лепестки.

– Борисыч, помоги! – закричал Петров, но Горшков замер, увидев, как цифры на его шраме сменились: 76… 65…

Агафья шагнула вперёд, подняв фигурку Хийси. Шунгит вспыхнул синим пламенем, и тень отпрянула.

– Они уже здесь, – прошептала она. – И считают до нуля.

Петров рухнул на колени, сжимая запястье.

– Что… что со мной? – его голос дрожал.

– Ты стал дверью, – ответила Агафья. – И она уже начала открываться.

За окном палатки что-то тяжёлое упало в грязь. Все обернулись.

На земле лежала банка тушёнки.

Крышка отлетела, обнажив содержимое:

Чёрные лепестки.

Аккуратно уложенные в ряд.

Горшков схватил автомат.

– Всем в барак! Немедленно!

Но было уже поздно.

Из темноты между палатками послышался смех – детский, но слишком громкий, слишком радостный.

Агафья сжала шунгит.

– Бегите, – прошептала она. – Пока ваши тени ещё ваши.

Из отчёта геолога М.П. Семёнова (лагерь №7670, июнь 1949):

«26.06.1949. Лаборант Петров обнаружен в бессознательном состоянии. На запястье – ожог в виде цифр 7665. В палатке найдены следы чёрной жидкости (образец отправлен в НИИ-37).

Примечание: местная шаманка (Агафья И.) предупреждала о «движущихся тенях». Рекомендую усилить охрану.

P.S. Цилиндр №1 начал «потеть». Капли образуют те же цифры».

Глава 10. «Обряд у Ладоги»

Карелия, Ладожское озеро. 27 июня 1949 года

Вода, которая помнит

Агафья знала этот рассказ с детства. Мать шептала его у огня, пока ветер выл в трубе, а тени на стенах изгибались, будто пытались вырваться из-под кожи.

«Когда Хийси впервые попытался вырваться, шаманы собрались у Ладоги. Они вырезали себе сердца и бросили их в воду. Их тени стали цепями».

Но цепи рвутся.

Особенно когда их трогают чужими руками.

Горшков стоял на берегу, сжимая в кулаке фотографию Вити. Мальчик улыбался, загорелый, с карасём на ладони. «Пап, смотри, какой!» – эхо голоса звенело в голове.

Вода поднялась неожиданно. Не волна – нечто иное. Чёрная, густая, как нефть, она выползла на берег, облизывая камни длинными, похожими на пальцы, струями.

Петров кричал что-то, но его голос растворился в чавкающем рёве.

– Она дышит!

Агафья не успела схватить Петрова. Волна накрыла его с головой, и на миг стало тихо. Слишком тихо. Даже ветер замер, будто прислушиваясь.

Потом вода отхлынула, обнажив дно.

Там среди камней, лежали они.

Не трупы. Тени.

Пустые глазницы, рты, растянутые в беззвучном крике. Они шевелились, цеплялись за дно, будто удерживали что-то огромное, что рвалось наверх. Их рёбра торчали наружу, как сломанные крылья, а из грудных клеток сочилась чёрная жижа, густая, как смола.

– Стражей разбудили… – прошептала Агафья.

Вода сомкнулась над тенями с хлюпающим звуком, будто тысяча ртов захлопнулась разом. На берегу осталась только лужа – чёрная, маслянистая. Она медленно стекала в трещины между камнями, оставляя на песке цифры:

7664…

Агафья подняла голову.

На другом берегу, где маяк стоял заброшенным с 1928 года, теперь чернела фигура.

Слишком высокая.

С ветвями вместо рук.

Она знала: это не галлюцинация.

Это отсчёт.

Петров лежал на камнях, выплёвывая чёрную воду. Его губы онемели, пальцы дрожали. «Помнишь, как мы с тобой на Ладоге рыбачили?» – хрипло спросил он у Горшкова. Тот кивнул. Тогда они ещё не знали, что вода в озере помнит каждое слово.

Горшков рванул его за рукав. В глазах Петрова отражались не страх, а понимание.

– Бежим!

Но земля уже дрожала. Из скважины, где был найден цилиндр, вырвался столб чёрного дыма. Он поднялся в небо, извиваясь, как змея, образуя гигантскую цифру: 7663.

Агафья схватила фигурку Хийси.

– Култа-сар, вехта-сар… – её голос скрипел, как дверь в заброшенном доме.

Но заклинание осталось незавершённым.

Из воды вытянулась рука – детская, со слишком длинными пальцами.

Она схватила Агафью за запястье.

Из доклада комиссии КГБ №7670-В (1949 г., рассекречено в 2003):

«27.06.1949. На Ладоге зафиксирована аномалия: вода приобрела свойства густой жидкости (вязкость – 780 сПз, аналогично сырой нефти). Обнаружены 7 тел рыбаков с идентичными повреждениями: рёбра вывернуты наружу, внутренние органы отсутствуют.

Примечание: местные жители утверждают, что видели «чёрные волны», движущиеся против ветра. Один свидетель (А. Игнатьева) заявила: «Это Хийси считает».

Рекомендация: усилить охрану объекта «Чёрный маяк». Всех свидетелей – изолировать».

Глава 11. «Первые восковые»

Карелия, лагерь экспедиции. 28 июня 1949 года

Тела, которые тают

Петров проснулся оттого, что его рука прилипла к одеялу. Не от пота – от чего-то липкого, тягучего, будто кожа теряла форму, превращаясь в горячий парафин. Он дёрнулся, и с пальцев потянулись прозрачные нити, словно плоть сползала с костей, как с горячей свечи.

Боль была неострой, но глубокой, будто кто-то вытягивал из него жизнь по каплям.

– Борисыч! – Его голос сорвался в хрип, словно ржавая пила по дереву.

Горшков сидел у стола, лицо, освещённое колеблющимся светом керосиновой лампы. Его кожа блестела, неестественно гладкая, будто вылепленная заново. Он медленно повернулся, и Петров увидел: глаза Горшкова не отражали света. В них мелькали чужие лица – Сашка со ртом, растянутым до ушей, Шоу с губами, зашитыми чёрными нитями.

– Ты тоже? – прошептал Горшков. Его голос звучал так, будто доносился со дна колодца, сквозь толщу чёрной воды.

Петров вспомнил, как три года назад они сидели у костра на берегу Ладоги, жарили рыбу, которую только что поймали. Витя Горшков смеялся, вытирая жирные пальцы о рубаху. «Пап, смотри, какой улов!» – кричал он Борисычу, тыча пальцем в ведро.

Из дневника лаборанта Семёнова:

«28.06.49. Петров говорит, что «восковые» – не мертвецы. Они как пустые куклы. Кожа течёт, потому как то, что внутри, ещё не до конца приняло форму. Агафья называет это «тенью, которая учится быть человеком». Когда цифры дойдут до нуля, оно вылезет наружу…»

За дверью послышался скрежет – будто кто-то царапал брезент изнутри, медленно, методично, пробуя на прочность границу между мирами. Петров схватил винтовку, но Горшков резко вскинул руку:

– Не стреляй. Они уже здесь.

Дверь распахнулась сама.

На пороге стоял Семёнов. Его рот был зашит чёрными нитями, но глаза… Глаза жили своей жизнью. В них, как в кривых зеркалах, отражались все погибшие.

– Они в нас, – простонал Семёнов. Его пальцы впились в дверной косяк, оставляя вмятины – кожа поддавалась, словно мягкий воск.

Горшков вскочил, опрокинув стол. Лампа рухнула, и темнота сомкнулась. Тени на стенах зашевелились – не их тени, а чужие, с руками слишком длинными, чтобы быть человеческими.

– В барак! Всех! – проревел Горшков, хватая топор. Лезвие блеснуло в последних отблесках света.

04:33. Барак №3.

Они заперли «восковых» внутри. Петров прижал ухо к двери – из-за неё доносилось чавканье, будто кто-то жевал сырое мясо.

– Что они там делают? – прошептал Фёдоров, но тут же вскрикнул. Его рука расплющилась о дверную ручку, пальцы слились в единую массу, как растаявший пластилин.

Горшков ударил топором по замку. Дверь распахнулась с грохотом.

Внутри не было людей.

Только:

– Лужи чёрной жидкости, густой, с запахом прокисшего мёда.

– Пустая одежда, будто сброшенная шкура.

– Отражения. На стене, в луже, улыбалось лицо Петрова – но не его улыбкой. Шире. До ушей.

– Беги! – закричал Горшков.

Из темноты выскользнула тень Семёнова. Его рот теперь был распорот – нити порваны изнутри.

Горшков выстрелил. Пуля прошла навылет, но жижа тут же затянула рану, как будто рана была лишь дверью, а за ней – тьма.

05:17. Лагерь.

Утро не принесло облегчения. В бараке остались только лужи с запахом горелого мёда. А где-то в тумане у кромки леса что-то смеялось. Детским смехом.

Из отчёта комиссии МГБ (рассекречено в 2003 г.):

«28.06.1949. Объект «Чёрный маяк». Зафиксирована массовая трансформация персонала. Кожа приобретает свойства аморфного воска. Глаза отражают образы погибших. Жидкость, оставшаяся на месте исчезновения, испаряется за 7 часов, оставляя на поверхностях цифры (см. фото №7670-В).

Примечание: Один из выживших (Петров М.И.) утверждает, что «восковые» не умерли – они «ждут» в зеркалах».

Фигурка Хийси в кармане Агафьи раскалилась докрасна, прожгла ткань и впилась в плоть. На груди идола, сквозь трещины, светились новые цифры: 7663.

Глава 12. «Гибель сына»

Карелия, станция «Чёрный маяк». 29 июня 1949 года

Часы, которые отсчитывают время назад

Горшков никогда не должен был брать Витю с собой.

Но мальчишка смотрел на него глазами, в которых смешивались упрямство и детская вера в отца. Такими же глазами он смотрел, когда в восемь лет целый день сидел на льду Ладоги, пока не вытащил свою первую щуку. Щуку потом повесили на стену избы – трофей, высохший в тени, с глазами, ставшими мутными стекляшками.

Теперь Витя лежал на лабораторном столе.

Точнее, то, что от него осталось.

От диафрагмы и ниже – пустота. Ни крови, ни рваных краёв – будто нижнюю половину тела аккуратно срезали бритвой. На полу под столом лужа чёрной жидкости медленно складывалась в цифры: 7-6-6-1.

Горшков стоял, сжимая в руке часы сына – «Молнию» на потёртом кожаном ремешке. Стрелки застыли на 07:07:07.

– Пап, смотри, какие точные! – смеялся Витя, когда Горшков подарил их ему в прошлом году.

Теперь этот смех остался только в трещинах памяти, как эхо из другого мира.

– Борисыч… – Петров стоял в дверях, лицо серое, как пепел. – Я… я не успел…

Горшков не ответил. Его пальцы сжали фотографию – Витя, двенадцатилетний, загорелый, с карасём на ладони. «Пап, смотри какой!»

Три часа назад.

Витя дежурил у скважины, когда рация взорвалась белым шумом. Частота 767.0 МГц.

– Па-ап! – голос сына растянулся, будто его тянули сквозь густой мёд. – Оно… оно шепчет…

Потом – крик.

Не человеческий.

Будто рвут металл.

Горшков выбежал из палатки. В двадцати метрах от скважины, у входа в лабораторный барак, стоял Витя. Спиной к отцу.

– Сынок?

Витя медленно повернулся.

Его лицо было белым как мел.

– Они красивые, когда смеются… – прошептал он.

Его губы растянулись в улыбку.

Слишком широко.

До ушей.

Потом – хруст.

Как ломают мокрую ветку.

Витя покачнулся.

И распался пополам.

Верхняя часть медленно сползла на землю.

Нижняя…

Нижней просто не стало.

Теперь половинка Вити лежала на лабораторном столе. Горшков наклонился ближе. Из разреза на животе сына сочилась не кровь – чёрная маслянистая жидкость. Она капала на пол, образуя новые цифры:

7660

Из акта МГБ №7661/49 (засекречено до 1991 г.):

29.06.1949. На объекте «Чёрный маяк» произошёл инцидент с образцом №7. Лаборант В.И. Горшков (16 лет) погиб при контакте с аномальным объектом. Тело разделено по горизонтали на уровне диафрагмы. Нижняя часть отсутствует. На месте обнаружены:

Часы «Молния» (остановлены на 07:07:07).

Чёрная жидкость, образующая цифры 7661.

Примечание: майор Горшков предпринял попытку уничтожить цилиндры. Остановлен с применением силы. После инцидента повторял: «Они считают до нуля».

Фигурка Хийси в кармане Агафьи раскалилась докрасна, прожгла ткань и впилась в плоть. На груди идола, сквозь трещины, светились новые цифры: 7660.

Где-то в глубине леса у Чёрного маяка раздался стон.

Будто что-то огромное перевернулось во сне.

Глава 13. «Финал Айно»

Карелия, мыс Хийси. 30 июня 1949 года. Сумерки

Заклятье, которое не успели дочитать

Воздух у скважины был не воздухом – а густой, чёрной патокой, вязкой, как кровь в лёгких. Айно шла босиком по камням, и каждый её шаг оставлял кровавый след. Камни сочились тёмной жижей, будто земля под ними дышала сквозь раны. В руках она сжимала олений рог, почерневший от сажи, его трещины повторяли узор её ладонных линий – словно сама кость запомнила прикосновения шаманки.

– Ты не закроешь её… – прошипел за спиной голос лейтенанта Шлыкова, но Айно не обернулась. Она знала – это не он. Его глаза уже стали стеклянными, как у той щуки, что выбросилась на берег вчера на рассвете.

Костёр из священных трав вспыхнул синим пламенем. Дым стелился по земле, цепляясь за сапоги солдат из экспедиции, будто пробуя их на вкус. Айно бросила в огонь последнюю горсть шунгита – камень взорвался искрами, осыпая её лицо осколками.