Роман с фирмой, или Отступные для друга. Религиозно-политический триллер

– Вопрос твоего дальнейшего продвижения по службе будет напрямую зависеть от результатов по этому заданию.

– Так точно!

– Да, – уже почти закрыв дверь, он задержался на пороге, – про «сугубо добровольное» решение тоже не забудь!

Дверь за полковником захлопнулась, большие старинные часы в углу глухо ухнули изпод триколора. Я снова остался один на один с портретом Президента на стене (но теперь еще и с мыслями о «НП» в голове и с флэшкой от полковника на столе).

Но если со вступлением в «НП» мне все было ясно, то с флэшкой, лежащей передо мной – совсем наоборот.

Я знал, что хороший отпуск всегда удается не столько после хорошо сделанной работы, сколько перед новой, еще только предстоящей! Так сказать, в ожидании и предвкушении! Поэтому флэшку я вставил тут же и принялся изучать информацию.

Первых файлов мне хватило для того, чтобы понять, что ждет меня после отпуска…

На мониторе замелькали сканированные свидетельства о регистрации, уставы, выписки, балансы. Стандартная бухгалтерская чепуха.

Там же оказались копии прав собственности на промпроизводства, объекты строительства, крупные земельные участки, контрольные пакеты на два порта и несколько лицензий на месторождения. Да, карась, судя по всему, попался жирный!

Далее я нашел кредитные контракты между крупным американским банком и десятком российских компаний. А также «свифтовки» на перевод денег этим самым фирмам. Совсем свежие, не более полугода. А вот дальше.. дальше следы терялись в сложных и запутанных транзакциях, переводах, взаимозачетах и кассовых операциях. Все указывало на то, что подставные фирмы в России набрали кредитов, после чего из оборота ими были выведены сотни миллионов долларов!

И везде, во всех операциях мелькало название одной и той же консалтинговой компании: ООО «Рене Сантис». Именно эта компания (и ее бенефициар) должны были стать «объектом» моего очередного расследования.

Что ж… смысл был понятен. Как говорят в таких случаях, «объект окэшился», и комуто это очень не понравилось. «Ведомству» сделали «заказ» с целью оспорить, разыскать и вернуть деньги. Для этого прежде всего нужно было понять, кому это выгодно. Кто главный выгодоприобретатель, и к кому ведут ниточки.

Сначала я подумал, что комбинатор, который провернул всю эту схему и вывел деньги, скорее всего, уже не в России и достать его вряд ли удастся.

Но тут же сам отбросил свое предположение. Здесь замешан иностранный (американский) банк. Следовательно, скрыться за границей «объект» вряд ли смог бы! Там ведь привечают только беглецов с деньгами, украденными у Российского государства. А тут ситуация зеркальная. Банккредитор (тем более американский!) нашел бы такого беглеца в любой точке мира в два счета. Адвокаты все отобрали бы и засадили отбывать три пожизненных. Выходит, «объект» остался тут, в России? А в России… ну что он смог бы сделать с такими деньгами в России?! Сидеть и ждать, пока отберут? Отберут как нечего делать! Вот я же после отпуска и начну отбирать!

Для начала найду зацепки, размотаю обвинение (например, в мошенничестве) и наложу арест, а уже потом… Либо он сам отдаст то, что нам надо, и будет счастлив, что остался дышать, либо… суд изымет вообще все его активы («в доход государства на законных основаниях»). В этом я был уверен на сто процентов. И было почему!

Три последних года я был «экономом».

Так внутри «Ведомства» коротко и точно называют служащих Управления экономической безопасности. А, например, сотрудников Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств прозвали «наркоманами». Тех же, кто борется с террором, величают… «террористами».

До перехода в «экономы» я несколько лет прослужил в Центре «Антитеррор». При поступлении в «Антитеррор» сотруднику прописывается новая биография, выдается новый паспорт с новым именем и фамилией. Иногда даже делается новое лицо. (Слава богу, что хоть этого мне удалось избежать!) В новой жизни такого сотрудникафантома не должно оставаться ни прежних друзей, ни знакомых. Так случилось и со мной.

Несколько незабываемых лет, достойных отдельной истории, и вот, после удачного завершения очередной операции, неожиданно приходит распоряжение об отчислении меня из Центра. Наверху посчитали, что я стал узнаваем, что мой «нелегальный» потенциал исчерпан, а организаторский недостаточно востребован и пришла пора это исправить.

Вот так я вернулся из «командировки», снова стал Александром Дугиным, а заодно и «экономом». Переведен я был с повышением и теперь сам руководил целым отделом. Оперативным отделом при Управлении по борьбе с экономическими преступлениями.

На оперативной работе в «Антитерроре» я был как птица в полете – в своей стихии, но… служба есть служба! Я постарался убедить себя, что мое новое назначение – это и есть нынешний передний край обороны страны, и проходит он теперь именно тут – в экономике, финансах. Что тут потребуются и новые знания, и компетенции, которых на тот момент у меня, прямо скажем, было немного. А значит, будет интересно работать, в том числе и над собой…

Все оказалось иначе! Знаниями, конечно, пришлось овладевать. И навыками – тоже. Но какими и для чего!

С самых первых месяцев (достаточно неожиданно для меня самого) все начало складываться удивительно удачно в пользу моей новой карьеры. Я быстро освоился и в довольно короткий срок стал настоящим профи. Мало того. Приступая к разгадыванию сложных экономических ребусов и увлекательных финансовых головоломок, я ловил себя на том, что испытываю настоящее вдохновение и подъем! По всему выходило, что я нашел свое истинное призвание, ставшее своего рода реинкарнацией оперативного таланта, но уже на более тонком (почти на научном) уровне.

И дела шли! У меня они получались крепко (а подчас и безупречно) сшитыми.

Обычно бюрократической госмашине справедливо приписывают неповоротливость и тугоумие. Но тут все вращалось настолько легко и гладко. В моем распоряжении находится весь арсенал средств. Налоговая инспекция, финансовый мониторинг, судебные приставы, если надо, даже пожарные! И конечно, полиция и «ведомственный» спецназ – везде были люди, так или иначе помогавшие мне в работе. Моей задачей было скоординировать действия этого многоуровневого и разнокалиберного механизма (вовремя расставить всех по нужным местам, получить необходимые сведения, заключения экспертов и т.д.). С тем, чтобы в конце концов, на выходе, судье (иногда все же доходило и до суда!) оставалось лишь утвердить вердикт и назначить наказание.

Конвейер крутился безостановочно!

И только пару лет назад я наконец начал понимать, что все, кто так или иначе помогают мне в работе, имеют на то один интерес: свой, личный, шкурный! Что все вместе мы осуществляем циничные и наглые рейдерские захваты эффективных бизнесов, а лично я отвечаю за оперативное и юридическое обеспечение и координирую силы! По сути, возглавляю работу по переделу собственности в интересах… Впрочем, в чьих конкретно интересах мой отдел исполняет эти «заказы», мне (на моей ступеньке в коррупционнопищевой цепочке) знать не полагалось. Так же как не полагалось знать, кто всю эту систему организовал. Ну а догадки, как говорится, «к делу не пришьешь».

А чтобы всякого рода сомнения, возникая, не мучили, поощрения, медали, льготы сыпались с завидной регулярностью.

И конечно, деньги! Деньги поступали из специального внебюджетного фонда на мой номерной счет, что позволило в короткий срок приобрести квартиру в престижном, экологически чистом районе и «Ягуар» последней модели.

«Венцом успеха» стало сегодняшнее упоминание с «высокой трибуны» и внеочередное звание.

Считал ли я свою нынешнюю работу «эконома» аморальной? Видел ли в ней некую сделку с совестью? Признаюсь: за три года подобного не испытал ни разу. Мои «подопечные» в большинстве своем бизнес создавали не с нуля и зачастую даже не сами. Как правило, в прицел попадали «приватизаторы» девяностых, чиновники нулевых и прочая «коммерческая нежить». Жалеть их, отбирая у них награбленное, у меня не получалось. Не получалось, особенно когда я вспоминал рядовых работяг, учителей, инженеров – тех, кто оказался за бортом и снесенный мутным потоком, голодал, болел либо попросту спился и умер в кромешной нищете. Как, например, мой отец…

Я имел возможность отказаться практически от любого дела, если бы посчитал нужным так поступить. Но за три года ни разу этим правом не воспользовался.

Итак, возвращаясь к флэшке. В той последовательности действий, что вырисовывалась, для меня не было ничего необычного. Удивляло другое. Повторюсь: во всех делах подобного рода (что до сего дня попадали в разработку) в офшоры, за рубеж перегоняли наши, русские, бюджетные деньги! А тут… Тут некто сделал ровно наоборот!

Крайне непонятное, нестандартное решение, по всей видимости, его автор (и мой новый «объект») и сам такой же… как про таких говорят – «большой оригинал»!

Но кто он – этот главный выгодоприобретатель и комбинатор?!

Данные по комбинатору и бенефициару – учредителю «Рене Сантис» – я нашел на флэшке в самом низу электронного каталога. Читая, я старался выглядеть равнодушным профессионалом. (Надеюсь, камера запечатлела меня именно таким.)

Часы снова напомнили о времени и о себе.

Закончив, я запер флэшку в сейф. Копировать с нее чтолибо, а тем более выносить за пределы «Ведомства» было запрещено.

Впрочем, мне этого и не требовалось. Основное я запомнил и так, и дело теперь было не в какихто мелких деталях и подробностях. То, что я увидел, требовало от меня принять решение принципиально иного порядка. Сделать это нужно было прежде, чем предпринимать какието дальнейшие шаги. Определиться самому.

« – Сделать это будет совсем нелегко!» – подумал я, снимая с себя форменный «ведомственный» китель и рассеянно, на автомате, вешая его поглубже в шкаф.

Потому что после отпуска я должен был приступить к «разработке» бизнеса и изъятию активов у моего друга детства Сергея Головнина.

Именно его ФИО и остальные данные я нашел в третьей папке. Головнин Сергей Андреевич, год рождения 1972, Москва, гражданство РФ. Ну и так далее. Учредитель компании «Рене Сантис». Именно на него (и на его компанию) передал мне досье полковник. Только что, прямо накануне отпуска.

Во внутренний двор я вышел уже в сером гражданском костюме и выехал со стоянки надежно спрятавшись (как от дождя, так и от любопытных взглядов) за тонированными стеклами служебной машины.

Я не спеша выруливал по центру от одного переулка к другому. Самым лучшим способом продумать и «прокачать» ситуацию, сейчас для меня была именно такая незамысловатая карусель.

Я крутил и крутил руль то в одну, то в другу сторону, но чем дальше, тем движение все больше и больше вставало в глухую пробку. В надежде ее объехать я свернул в переулок – выезд из него оказался перекрыт. Тогда я сдал назад, развернулся, проехал через двор, но и это не помогло. Покрутившись, я окончательно заехал в какойто «ведомственный» тупик, заглушил мотор, выключил габариты и закрыл глаза.

Я попытался представить, как после отпуска возвращусь с далеких южных островов. Загорелый, белозубый и посвежевший, уставший от наслаждений и изголодавшийся по работе. Как, подготовившись, нагряну юридическим смерчем в Серегин офис.

«Вот так встреча! – скажет друг – Серега! – Сколько ж лет мы не виделись!» – и, улыбнувшись, протянет руку. А я в ответ протяну ордер.

Вот на этом месте у моей фантазии пробки выбило окончательно! Свет разума померк, и картина погрузилась во мрак. Придется, видимо, сразу после отпуска сдать полковнику флэшку, объяснив все как есть. Пусть поручит это расследование другому (странно, что это дело вообще ко мне попало!). А может, это все подстроено, чтобы я вот так прогнозируемо отказался и тем самым навредил своей карьере? Может, настала пора сливать меня из «экономов» и переводить еще кудато? Вопросы, вопросы!

А сам Серега! По известным причинам, я его лет восемь не видел. Каким он стал за это время?

Это сейчас я его представляю таким, каким запомнил со дня крайней нашей встречи: строящим и созидающим, энергичным и преуспевающим, все еще голодным до успеха предпринимателем. Но ведь был в жизни моего друга совсем иной период – полнейшего равнодушия и цинизма, показного нуворишества, вызванного свалившимися на него шальными деньгами, когда он сходил с ума от того, что «нечего больше хотеть». А еще раньше – когда нам было по шестнадцать и мы оба только начинали поиски себя и своего места в жизни – какие горячие споры и стычки случались у нас с ним! Как в поисках истины мы перетряхивали наследие веков и мудрецов: от Конфуция до анархистов. А ницшеанство Серега так и вовсе возвел в ранг системы мировосприятия и практики. С его помощью взрастил и развил в себе те самые способности, которые и привели его к успеху, со всей очевидной силой и одновременно уязвимостью этого итога.

А еще, несмотря на все перипетии и противоречия (несовпадение точек зрения, бурное общение с последующими перерывами по несколько лет, столкновения на почве влюбленности в одну и ту же девушку и даже драка изза нее), несмотря на все это, я по сей день попрежнему считал Серегу своим другом.

Ведь когдато он (без преувеличения) спас мне жизнь.

И тут же – воспоминания: нахлынули одно ярче другого! Тело томилось в припаркованной машине, но я уже не замечал. Отпустив настоящее, я мысленно погрузился в теплый разноцветный прилив – в прошлое.

Люда, Ницше, бакен

С Серегой мы познакомились, когда нам обоим было лет шесть или семь. Я жил с родителями в тихом провинциальном городе, на летние каникулы приезжая погостить к бабушке Тоне (маминой маме) в подмосковную деревню.

Однажды, цветущим летним утром, баба Тоня сказала, что в домике, который стоял далеко в глубине яблонего сада (она называла этот домик «пунькой»), будет жить семья.

– У них мальчик твоих годов, – сказала бабушка ставя передо мной тарелку с «любимой» манной кашей. – Познакомитесь, будете вместе играть. Вдвоемто повеселее!

Они приехали дня через три: спортивный энергичный мужчина, его жена и их сын – Сережка. Между нами, как мы тут же выяснили, было всего полгода разницы, и мы мгновенно сдружились. С того дня наша «летняя» дружба возобновлялась каждый сезон. Всем, кто хоть раз снимал в Михалево, место это нравилось настолько, что съезжать или подыскивать чтото другое никто и не помышлял.

И было отчего!

Михалево стояло на возвышенности, а еще точнее – на полуострове. Канал имени Москвы огибал деревню с трех сторон, с четвертой подступало необъятное поле, и сразу за ним начинался лес. Через лес в деревню вела единственная дорога, напрочь разбитая тракторами. Проехать по ее заболоченным рытвинам на легковой машине было в принципе невозможно. Кроме как на тракторе или бульдозере, сделать это можно было только на мотоцикле или велосипеде, то и дело слезая и обходя непролазную грязищу. Однако эти мелочи никого особенно не беспокоили – личное авто в те годы считалось недоступной роскошью.

Тем более, что существовал другой, более романтичный способ связи с «материковой» цивилизацией.

Лодки!

Лодки были у каждого. Массовые дешевые легкие «фанерки», старые просмоленные дощатые «деревяшки», дюралевые клепанные «казанки» со следами нескольких слоев краски. У двухтрех зажиточных соседей, зачаленные возле их мостков, на волнах покачивались затянутые выгоревшим брезентом настоящие моторные катера.

В Михалево иметь лодку было насущной необходимостью. Переплыть, перевезти, наловить, отдохнуть – за что ни возьмись – все так или иначе соприкасалось с водой. Просторы системы водохранилищ местами могли соперничать с разливами Волги, и без лодок было никак не обойтись.

Нам с Серегой было уже лет по 12—13, когда мы брали старенькую дедову «казанку» и, воображая себя пиратами, на веслах отправлялись «открывать» заросшие лесом, «необитаемые острова». Для нас это был особый мир – мир исключительно наших приключений, где не было места взрослым.

В течение нескольких лет подряд, на три летних месяца, Сережка становился для меня самым близким другом. С ним в компании таких же мальчишек мы резались в пингпонг на соседней турбазе, прыгали в стог сена с крыши сарая, устраивали тайники в поленнице дров, открывали штаб на чердаке, где строгали из досок самострелы. В компании пацанов всегда найдется один, кто будет вечно чтото изобретать, предлагать новое, обустраивать внутри компании особый микромир и утверждать правила. С таким заводилой можно не соглашаться, спорить и даже драться, но всегда он будет увлекать других своими безудержными фантазиями, подкрепленными фонтаном кипучей энергии. Вот таким и был Серега.

Он первым придумал всей компанией ходить на пристань встречать «Ракету» – скоростной рейсовый теплоход и второй (не менее романтичный!) способ регулярной связи с Москвой.

«Ракета» приближалась к пристани, замедлялась, крылья ее уходили под воду. С шипением и сухим стуком о черные резиновые отбойники она пришвартовывалась к пристани. Мы уже ждали. Грохотал трап, люди сходили на берег, одни с рюкзаками и гитарами, другие с сумкамитележками и зонтиками. Матрос убирал трап, взревев сиреной, «Ракета» отчаливала.

И вот тогда мы прыгали с пристани в образовавшиеся от винтов водовороты. Занятие было настолько же захватывающим, насколько и опасным. Девчонки (наблюдавшие за нашими подвигами с пристани) визжали и разбегались, когда ктонибудь из нас, выныривая, бросал в их сторону плоскую речную мидию.

В их вечно хихикающей и шепчущейся стайке выделялась одна – загорелая темноволосая Люда. В свои тринадцать, с почти сформировавшейся фигурой, через пару лет она расцвела неотразимой красотой. Люда мне нравилась той привлекательностью, которую мальчишка впервые, с удивлением для себя, обнаруживает в соседской девчонке. Она, девчонка эта, еще прошлым летом была просто товарищем по играм в пингпонг или в войнушку, а теперь чтото внутри взбудораживается, когда ты видишь, как она заходит в воду в своем новом, открытом, как у взрослых, купальнике. Как останавливается и мягко проводит ладонью вниз по бедру, повторяя его плавный изгиб, а потом, подняв руки и обнажив подмышки, перехватывает волосы резинкой.

– Ну хватит таращиться, давай ходи, – нетерпеливо толкает в плечо сосед Мишка. Ты рассеянно кроешь козырного короля шестеркой под возмущенные реплики друзей.

Игра уже не интересна. Коекак дотянув до проигрыша (буркнув чтото типа:» – Ну и жара, идем купаться?»), ты встаешь с полотенца и, лениво пожевывая травинку, не спешно спускаешься к воде. Еще немного ждешь, чтобы она отплыла достаточно и никто не смог помешать. И вот пора!

Разбежавшись, ты врезаешься в воду, обдав все вокруг веселыми радужными брызгами. Плывешь, догоняешь, ныряешь, подныриваешь и возникаешь из глубины прямо рядом с ней, тем самым пугая ее (или она просто делает вид, что испугалась?). Ночью ты вспоминаешь, как догнав и (будто бы случайно!) столкнувшись, прикоснулся к ее плечу и даже скользнул рукой ниже. А она хоть и отпрянула, но глаза! Глаза ее поощрительно улыбались! И ты засыпаешь с этой сладкой мыслью и еще с той, что завтра на том же месте снова увидишь ее…

Серега (я видел) испытывал чувства, очень схожие с моими, хотя и тщательнейшим образом это скрывал. А вот скрыть от чужих цепких глаз то, как внезапно расцвела и соблазнительно преобразилась Люда, было невозможно. Некто третий заметил и воспользовался быстро и конкретно.

– Даже не думайте, пацаны! – сказал както сосед Мишка, перехватив наши взгляды вслед загорелой фигурке с роскошной гривой волос. – Костян на нее глаз положил!

– Да ладно!

– Зуб даю!

Мишка – первый (как и его бабка, тетя Маша) носитель и распространитель деревенских новостей редко ошибался. Что вскоре и подтвердилось со всей очевидностью. Костян – парень старше нас лет на пять, металлист и байкер, к своей черной бандане с черепами, проклепанной «косухе» и трескучей «Яве», он вскоре добавил еще один «аксессуар» в виде загорелой фигурки, с развивающимися на ветру волосами, прильнувшей к его спине. Нам оставалось лишь смотреть им вслед и глотать пыль изпод колес, когда «Ява» на скорости пролетала через деревню.

После этого Люда, и так выделявшаяся на фоне остальных девчонок, както резко и окончательно выпала из общей стайки. Девчоночья ревность к чужой красоте и успеху намного сильнее и жестче мальчишеского соперничества!

Нам же с Серегой (на фоне такого персонажа, как Костян) до Людиного интереса или внимания сразу стало также далеко, как только что научившемуся плавать до красного бакена посреди водохранилища.

Так казалось нам, пока мы были мальчишками.

Минул еще год, за ним другой, кончилась школа, а с ней и школьные каникулы, мы сдали экзамены, поступили и стали студентами. Серега – на престижном факультете МГУ, я – на юрфаке в гораздо более скромном вузе.

И вот очередным летом мы с Серегой снова встретились в Михалево. Дело было в июле, мы оба только что сдали сессии и перешли на второй курс.

То лето запомнилось на всю жизнь. Оно было последним, когда казалось, что наши с Серегой жизненные ниточки так и будут бежать, разматываясь и переплетаясь неразрывно, как это было все последние годы. Что несмотря на превращение из детей в юношей, мы и дальше будем каждое лето как будто вновь возвращаться в детство, с которого началась наша дружба. Однако уже очень скоро стало ясно, что перемены взросления необычайно ярко отразились на нас обоих, и прежде всего на моем друге. Они, перемены, пролегли между нашим «вчера» и «сегодня» невидимым, но вполне ощутимым барьером.

Серега приехал в Михалево один. То есть без родителей. Заплатил за два месяца вперед и, как взрослый, заселился в незабвенную «пуньку».

Само по себе это уже было невероятно круто! Слух об этом сразу же достиг всех, включая девчонок. И, конечно, об этом узнала Люда.

Мой друг больше не нырял с пристани потехи ради – для него это было слишком подетски. Романтические посиделки допоздна с гитарой на пристани его также больше не интересовали. Гитару он даже в руки не брал, сказал, что забросил. Да и всю свою компанию товарищей по играм и развлечениям (компанию им самим когдато вокруг себя собранную!) он также забросил (другого слова было не подобрать). Из всех друзей исключение было сделано лишь для меня, и только меня Серега приглашал к себе домой, то есть в «пуньку».

Атмосфера и обстановка в его комнате вполне были в духе нечаевских анархистов или народовольческих героев Достоевского с небольшой поправкой на век нынешний. Стол завален книгами, карандашными и яблочными огрызками, чашками в желтых кофейных подтеках. Спал Серега в спальнике, положив под голову чистое вафельное полотенце, обедать ходил на турбазу, словом, старался быть максимально независимым от каких бы то ни было навязанных извне обстоятельств. От людей вообще и от родителей, в частности. А поскольку в Михалево они не появлялись, то выходило, что на все лето он был фактически предоставлен самому себе. То есть свободен!

В продолжение свободы от внешних докучливых бытовых обязанностей и обременений, мой друг и внутренне весь был во власти свободомыслия. Да что там, он и был само свободомыслие!

Кроме магнитофона, кипятильника, универсального ножа и зубной щетки, он привез с собой рюкзак, полный книг. Бакунин, Кастанеда, Р. Бах, еще какието авторы, которых я уже позабыл. Но главное и основное – это был «Заратустра» Ницше.

Книги Ницше, тогда толькотолько перестали быть запрещенными, и он – скончавшийся в безумии немец – мгновенно вошел в моду. Весь МГУ (по словам Сереги) взахлеб зачитывался ницшеанскими творениями, а сам Серега и вовсе мог часами рассказывать о том, что означает тот или иной тезис из «Гибели Богов» или «Заратустры».

– Одиночество и самоуглубление! – Вот истинные друзья мудрости, – вещал мой продвинутый друг, тыча пальцем в изрядно зачитанное издание в оранжевом переплете.

Мы сидели в почти насквозь продавленных старых креслах. Книги в беспорядке громоздились на столе, словно льдины на реке при весеннем ледоходе. Лицо Сереги лишь наполовину выхватывал из темноты дрожащий отсвет керосиновой лампыкоптилки, вторая половина: нос, скула и глаз, – тонула во мгле. С электричеством в деревне в тот переходный год часто возникали перебои.

– Если хочешь понять себя и сделать свою волю главенствующим фактором – уйди от толпы! Толпа сама приходит к сверхчеловеку, не наоборот. Поэтому истинный Бог не Христос, позволивший толпе распять себя. Истинный Бог – ты сам! Конечно, тогда, когда поднимаешься над обыденностью, над толпой. Но на пути к этому сидит огромный старый дракон.

– Чегочего?

– Страх! Липкая скользкая змея, веками гнездящаяся в извилинах и передаваемая с почетом от поколения к поколению! Посмотри вокруг, у большинства в глазах что?