Голос из космоса. Повести и рассказы

– Ну и коллекция! – снова фыркнула Стася.

– А главного инструмента, самого жуткого, в нём точно не было! – вдруг заявила Рута.

– Какого?! – с удивлением спросила Дилька.

– Пианино! – с самым серьёзным видом ответила Рута.

Все расхохотались, вспомнив про Руткины занятия в музыкальной школе. По настоянию бабушки, та училась по классу фортепиано. Рута очень любила бабушку, поэтому училась хорошо, да и имела явный талант, но… Пианино она тихо ненавидела.

– Рита, но ты же неплохо играешь, – напомнил Джахангир. – Вы с Викой в мой прошлый приезд лихо в четыре руки сыграли.

– Неплохо, – согласилась Рута. – Только мне больше синтезатор нравится.

– Кстати, о культуре, мои юные друзья. Не хотите посетить художественную выставку, открывшуюся в городе? Там много любопытного.

– Да туда сейчас только экскурсии пускают. Мы хотели группу организовать, а нужно, чтобы обязательно взрослые были. А нашим родителям некогда.

– Ну, вот я и буду вашим, так сказать, организатором, – предложил Джахангир.

– Тогда хотим! – выразила общее мнение Стася.

– Ну, тогда собирайте всю вашу компанию и завтра пойдём.

– А я кажется придумала, как дальше! – и Женька застучала клавишами.

***

Профессор Рустамов с интересом изучал текст найденной в Хиве рукописи, когда раздался стук в дверь.

– Да-да… – рассеянно ответил он, не отрываясь от бумаги – читать текст с экрана профессор не любил.

– Джахангир Хабибович, вы разрешите? – в двери появился Пётр Замухарин.

– Входите, Пётр, – поморщился профессор – археолога-любителя он недолюбливал.

– Салам алейкум. Извините, если помешал, Джахангир…

– И вам мир. Давайте без официоза – мы не на симпозиуме. Вы опять портили нам культурные слои?

– Ну, Джахангир-ака, я работаю по правилам…

– Знаю я ваши правила. Опять были на руинах караван-сарая?

– Да нет. Тут было ещё одно интересное место. Вроде средневековой свалки. Там была интересная находка. Вот и хотел проконсультироваться с вами, – Пётр вынул из мешка что-то, завёрнутое в ткань. Жестом фокусника он развернул свёрток. На стол с металлическим стуком легли странные приспособления, похожие на металлические сандалии с различными винтами и креплениями.

– Орудия средневековых пыток. Жом и колодка. Вы их украли из музея пыток и наказаний? Это явно делали сейчас, а не в средние века, – профессор вновь взял в руки бумагу с текстом.

Пётр торопливо убрал находки – они действительно были им «одолжены» у знакомого реквизитора с киностудии.

– Вы только с этим ко мне пришли?

– Ну, что вы, Джахангир-ака! Решил узнать, какие новости в археологии.

– И узнать, где что копать… Как же вы нам мешаете, горе-копатели! – с нескрываемым раздражением ответил Джахангир. – Кстати, что там за история с памятником? Диля и её подружка мне рассказали. В той местности никогда не было никаких памятников.

– Да я сам не знаю. Но гранитный исполин там есть, он никуда не делся. За одну ночь такое не сделать.

– Значит шутку ваших коллег вы исключаете? – ухмыльнулся профессор. – Впрочем, такую глыбу гранита незаметно не привезёшь. Знаете, Пётр, приходите через месяц – мне сейчас некогда. Завтра я уезжаю – надо повидать детей и внуков в Краснодаре. А когда вернусь, тогда и поговорим о Гранитном монстре, как вы его назвали.

***

Жорка сидел над картой звёздного неба, пытаясь определить, откуда шёл сигнал, услышанный накануне, когда в дверях «лаборатории» послышались весёлые голоса девчонок.

Но Дилька вошла в мастерскую не одна, вместе с ней в дверях показался невысокий, загорелый человек с небольшой, аккуратно подстриженной бородкой.

– Дедушка Джахангир! – вскочил Жорка и кинулся в объятия мужчины.

– Акмаль, внучек мой! Что же ты не приехал с девочками?

– Акмаль?! – с изумлением переспросила Стася.

– А он совсем не тот, за кого себя выдаёт, – озорно ответила Дилька.

– Ну да, – немного смутился Жора. – Я – Акмаль.

– Просто, Стася-джан, у Акмаля два имени: отец назвал его Георгием, а мать – Акмалем… – улыбнулся Джахангир.

– Просто здесь проще зваться Жоркой, – немного смутился мальчик. – А то все спрашивают, почему такое имя – Акмаль. А тут просто Жорка и никому не интересно.

– А можно, я тоже буду тебя звать Акмалем? – попросила Стася. – Тебе это имя больше подходит, чем Жора.

– Конечно, можно, – согласился Акмаль. – А с Дилей я не приехал… – Жорка-Акмаль вздохнул.

– Знаю, – усмехнулся Джахангир, – Руслан и Юлдуз рассказывали. Ничего, Акмаль, в жизни бывают не только победы, но и проигрыши. И их надо уметь пережить. Если бы вы знали, каким озорником был в школе Джахангир Рустамов!

– Вы были хулиганом, Джахангир-ака? – рассмеялась Стася.

– Озорником, а не хулиганом. Я был отличником, но при этом жутким озорником. Потому что, дети мои, детство без лёгкого озорства и приключений, в разумных пределах, конечно, это детство, прошедшее впустую. А теперь друзья мои, у меня к вам предложение культурно провести досуг – в вашей городской галерее открылась выставка современного искусства и я приглашаю вас посетить её вместе со мной. Надеюсь, Стася-джан не откажет нам в компании? – Дилькин и Жоркин дед обернулся к Стасе.

– Конечно, Джахангир-ака!

Глава 5

Выставка располагалась в большом павильоне с огромной надписью ярко-синими буквами «Прорыв».

– А почему «Прорыв»? – с любопытством спросила Яська.

– Ну… В смысле, прорыв за грани привычного… – пожал плечами Петька Заславский.

– Ага. И за рамки приличного, – усмехнулась Вика, показав приятелям на композицию у самого входа. Композиция представляла собой конусовидную кучу, видимо символизировавшую пирамиду, которую венчал собой перевёрнутый и надетый на вершину ночной горшок. Называлась композиция «Венец цивилизации».

– Это вот этот горшок – венец?! – прыснула в ладошку Рута.

– Угу. Как в анекдоте про ковбоя Билла, – согласился Юрка. – А ты, Билл, совсем не изменился.

Впрочем, на выставке было много и довольно интересных работ в самых разных жанрах. Картины не очень заинтересовались ребят. Им было просто непонятно, что можно разглядеть в мельтешении цветных пятен или каких-то разноцветных разводов. А вот скульптурные работы и инсталляции… Здесь простор для фантазии открывался просто огромный.

– Ого! – Акмаль остановился у композиции, представлявшей собой катящийся по утыканной острыми гвоздями доске большой надутый шар. А впереди шара, среди блестящих железяк лежало чучело большой чёрной крысы.

– «Путь прогресса», – прочитал название Павлик.

– И при чём здесь прогресс? – не поняла Валя.

– Как причём? – Петька встал перед композицией и задумчиво посмотрел на неё, подперев рукой подбородок и приняв позу этакого художника, критически рассматривающего чью-то работу. – Ну… Шар – это прогресс, а на его пути много опасного. Это показано в виде гвоздей. Шар же надувной и может лопнуть. И тогда конец прогрессу.

– Ага. И весь прогресс – пузырь, который в любой момент может сделать большой «бум», – согласилась Вика.

Ребята с интересом посмотрели на композицию. Двенадцатилетний Петька был самым старшим, и ребята всегда прислушивались к его мнению.

– А крыса зачем? – Дилька и так, и эдак разглядывала работу, пожимая плечами.

– Ну… – неожиданно растерялся Петька. – Мало ли крыс попадается на пути прогресса.

– И если они будут ему мешать, то подохнут! – безапелляционно заявил Пашка Корабельников, вызвав смех ребят и улыбку Джахангира. Он не мешал ребятам обсуждать работы, стоя в стороне. «Пусть научатся обдумывать увиденное и понимать его смысл», – так он решил, устроив ребятам эту экскурсию.

Зато другая композиция вызвала у всех одинаковый отклик. Внутри большой стеклянной сферы сидело множество толстых и довольных ворон. «Ещё бы им не быть довольными – вон сколько еды вокруг!» – прокомментировала увиденное Алиска Корабельникова, сестра Пашки. Вороны действительно сидели среди множества красивых коробок и упаковок с разными вкусностями. Но все они смотрели (как казалось, с осуждением) на взлетевшего из их толпы белого ворона. Птица в отчаянном жесте разбила стеклянную сферу и теперь стремилась вверх, откуда сияли похожие на далёкие звёзды светильники зала. «Прорыв», так называлась эта работа.

– Правда, прорыв, – Вика подошла ближе. – Все довольны: тепло, сытно, безопасно (Вика видимо имела в виду сидевших вокруг сферы разноцветных кошек, с жадностью смотревших на птиц, недоступных им из-за толстого стекла). И ничего уже не надо. Кроме этой белой вороны, которая стремится вверх, к звёздам.

– Потому что ей тесно и душно там, внутри, – подхватила её мысль Зойка.

– Ой, смотрите! – Юлька Воробьёва подошла к композиции, представлявшей собой кучу чего-то буро-чёрного, в вершине которой торчала красивая чайная роза. А вокруг цветка был густо рассыпан жемчуг…

– Навоз, что ли? – подозрительно покосился на кучу Гришка Чередниченко.

– Судя по запаху, похоже, – хихикнула, принюхавшись Женька.

– Не ври! Нет тут никакого запаха! – Юрка обернулся к сестре.

– А у меня богатая фантазия! – Женька показала брату язык.

– «Реальность», – прочитала Вика название инсталляции. – Оригинально!

– А главное, точно! – назидательно поднял указательный палец Петька.

Впрочем, смысл большинства работ для ребят так и остался непонятным. Что, например, могла символизировать инсталляция «Баланс», представлявшая собой подвешенную за середину городошную биту, раскрашенную в красно-зелёную полоску? Или лист фанеры, в середину которого был воткнут сухой сук? Последняя работа называлась «В цель»…

– В смысле?! – удивился Павлик Воробьёв.

– Ну… в смысле в цель, – пояснил Петька, с видом знатока листая каталог. – Видишь, в самую середину воткнули.

Павлик в ответ только недоуменно фыркнул, пожав плечами.

Ребята ещё долго ходили среди работ, вполголоса обсуждая самые, на их взгляд, интересные. И не заметили высокого светловолосого мужчину, с интересом смотревшего на них. Рядом с мужчиной стояла необычная скульптурная композиция. Это была не инсталляция, а именно скульптура, вылепленная из глины или гипса и покрытая красно-бурым лаком. Скульптура представляла собой коралл, основание которого было изваяно в виде человеческой головы, вернее её нижней части с открытым в крике ртом, а «крона» коралла, таким образом, служила голове своеобразными волосами. Вокруг коралла простиралось морское дно, усыпанное галькой и ракушками. Но многие из ракушек были разбиты, среди гальки попадались осколки, напоминавшие черепки, обломки каких-то конструкций и кусочки бутылочного стекла. И среди всего этого бросалась в глаза лежащая на гальке морская звезда и голова рыбы, широко открывшей рот, хвост которой уже превратился в скелет…

– Она как будто задыхается… – Женя подошла ближе и прочитала надпись на табличке. – «Что ты наделал, человек!» Вот это я понимаю, скульптура! Не то что эта… Вершина прогресса с горшком.

– Довольно интересная скульптура и связана с любопытной историей, – к ребятам подошёл Артём Воробьёв – отец Павлика и Юлька.

– Пап, ты же в Керчи! – удивилась Юлька.

– Приехали на пару дней. Вас проведать и встретиться с академиком Ниязовым. Он здесь проездом. Добрый день, Джахангир-ака, – Артём увидел деда Акмаля и Дильки. – Надеюсь, вы не откажетесь посетить наши раскопки?

– Добрый день, Артём-джан. С удовольствием посещу вас, посмотрю, что вы там накопали. И передайте привет Алишеру. Не знал, что он здесь.

– А я видела другую скульптуру, очень похожую. Только там этот человекокоралл закрывает рукой лицо, – поинтересовалась Вика.

– Вот с этим и связана эта история, – наблюдавший за ребятами человек подошёл ближе и представился: – Виктор Ковалёв, добрый день.

– Вы – автор? – спросил Петька.

– Нет, автор – мой отец Виталий Ковалёв. Сам он очень занят и попросил меня быть его представителем. Женя, Юра и Акмаль его хорошо знают. И уважаемый Джахангир-ака.

– Конечно знаем, – согласился Юрка. – Дедушка Федя и дедушка Саша до сих пор дружат с Виталием Викторовичем. И дедушка Джахангир тоже.

– Мы с Виталием и познакомились ещё в детстве на почве любви к искусству, – согласился Джахангир.

– А что это за материал, глина или гипс? – поинтересовался Юра.

– Обливная керамика. Отец её сам придумал.

– А что за история, Виктор Витальевич? – заинтересовалась Вика.

– Да такое было дело, – начал Виктор. – Отец, тогда ещё молодой скульптор, решил участвовать в конкурсе. А там было условие – участвовать могли только работы, ранее нигде не выставлявшиеся. Ну, отец и выставил только-только сделанную композицию. Вот эту, – Виктор показал на коралл. – Успеха в конкурсе ему добиться не удалось – работу признали слабой и шаблонной.

– Эта работа – слабой? – усмехнулся Джахангир.

– Джахангир-ака, вы же сами участвовали в конкурсах в те времена.

– Да помню, Витя-джан.

– Ну, вот. А потом одна из членов жюри, молодая и амбициозная девица скопировала работу отца. Точнее один из её элементов – фигуру коралла. И выдала за свою работу, назвав «Увидевший реальность», заявив, что скульптура отражает её взгляд на реальность, преломлённый через внутренний мир автора. Отец узнал об этом, а так как он уже был, как говорится, засветившимся автором, так как выставлять свои работы начал ещё подростком, разразился скандал.

– Так это про это Виталий Викторович рассказывал? – вспомнил Юра. – Говорил, что повторилась история из детства. У них с дедом Федей что-то похожее было.

– Да, история действительно была похожа на ту, что случилась в детстве отца, между ним и Фёдором Дмитриевичем. Так вот, отец смог доказать плагиат, так как имеет дурную, как он шутит, привычку фотографировать этапы работ и только что законченную работу.

– А в мета-данных на фотографии есть дата и время, – подтвердил Петька.

– Вот именно. Скандал решили без шума. Та авторесса переделала работу, сделав тот самый «коралл рука-лицо» и назвав его «Узревший несовершенство мира», по-прежнему заявляя, что это отражение её внутреннего мира. Ну, и обязалась везде сообщать, что за основу работы взята оригинальная работа Виталия Ковалёва.

– Эта работа лучше, – заявила Вика. – Ну, вот что может выразить орущий коралл? Если он один.

– Тебе же сказали – внутренний мир автора, – усмехнулся Юрка.

– Ага, – скептически отозвалась Вика. – Скорее его душевное состояние.

– А эта работа… умнее, – попытался подобрать слово Петька Заславский. – В ней смысл есть. Коралл в ужасе от того, что человек сделал с природой в прошлом веке. И в начале теперешнего.

– Не, не коралл, – возразила Женя. – Это человек увидел глазами морского обитателя – коралла – что он натворил и поэтому кричит от ужаса. Потому что понял, что он сделал.

– Молодец, Женя. Ведь именно этот смысл и вложил в работу отец. Ты случайно не художница?

– Не, – возразила Женя. – Это Юрка – художник…

– Скорее скульптор, – хихикнула Зойка.

– Какая разница, – отмахнулась Женя. – И Пашка с Димкой художники.

– А Женька у нас – писательница, – добавила молчавшая до сей поры Стася.

– Да какая я писательница, – смутилась Женя.

– А здесь есть работы этой, у которой внутренний мир через коралл?.. – поинтересовалась Рута.

– Конечно, возле одной из них вы как раз и стоите, – усмехнулся Виктор. – Композиция «Бездна» позади вас.

Ребята оглянулись.

– Ого! – присвистнул Димка.

– Офигеть! – в один голос заявили Павлик и Юлька.

– Мамочка! – удивилась Валя.

– Сортир в открытом космосе, – брякнула Рута.

– Да, приплыли… – глубокомысленно подвела итог общему впечатлению Вика. – По-моему, у неё точно… не все дома.

– Ты же сама сказала про душевное состояние, – усмехнулся Юрка.

Композиция представляла собой выкрашенное тёмно-фиолетовой краской и украшенное золотыми звёздами деревянное сиденье от унитаза, в центре которого стоял покрытый чёрной эмалью и осыпанный блёстками ночной горшок с отпиленным дном…

– И правда, без дна, – Яся заглянула внутрь.

– Лучше бы назвали «Чёрная дыра», – усмехнулся Акмаль.

– Чёрная дыра – это старый сортир в деревне, а это городской, – прокомментировала, усмехаясь, Зойка.

– Это модель нашей галактики, – подвёл итог Гришка. – Чего вы ржёте? – добавил он, потому что окончание фразы заглушил общий смех.

***

После посещения выставки Джахангир повёл детей в расположившееся неподалёку кафе. Пока все с удовольствием лакомились мороженым, Женя, впрочем, тоже не забывая о лакомстве, увлечённо писала что-то в планшете. Наконец, победно улыбнувшись, она показала своё творение друзьям.

– Вот что у меня получилось из наших сегодняшних приключений!

…На выставке было много любопытного. Толпы ценителей современного искусства переходили от экспоната к экспонату обсуждая только им ведомые качества представленных произведений. Акмаля-Жорку и девочек привлекла необычная скульптура – бюст человека, верхнюю часть головы которого замещал то ли мёртвый коралл, то ли сухая крона дерева.

– Коралл, прозревший мир несовершенства, – прочитал Акмаль надпись на подставке. – Интересно, это скульптура – отражение внутреннего мира автора или его душевного состояния? – усмехнулся он.

– А ты спроси, – поддела его Диля. – Вон и автор, наверное.

Рядом с бюстом стояла молодая девушка. Несмотря на привлекательную внешность, взгляд девушки был холоден и надменен, а с обращавшимися к ней посетителями она разговаривала неохотно и свысока.

– Знакомая особа, – усмехнулся Джахангир. – она выставляла свои, да простит меня аллах, скульптуры в Ташкенте пару месяцев назад.

– Вот и спроси у неё, – подначила Акмаля Дилька.

– Вот и спрошу!

Акмаль подошёл к девушке и голосом примерного отличника спросил:

– Добрый день! Скажите пожалуйста, а эта скульптура – портрет автора? – он указал на человекокоралл.

– Что!? – возмутилась девушка. – Ты хочешь сказать, что это мой портрет?! Ну и нахал!!! Сначала научись разбираться в искусстве и вежливости!

– Добрый день! Извините, что за шум? – Джахангир подошёл к ним. – Мой внук Акмаль чем-то оскорбил вас?

– Ваш внук заявил, что это мой автопортрет! Знаток искусства, тоже мне… А вам бы надо заняться воспитанием вашего внука!

– Вежливые люди сначала здороваются, если с ними поздоровался человек старше, – сделал замечание Акмаль.

– Мальчик прав, воспитание, по-моему, хромает у вас.

– Простите, а с кем имею дело? – надменно спросила девушка.

– Профессор археологии, доктор исторических наук Джахангир Хабибович Рустамов, к вашим услугам, – Джахангир протянул визитку.

Девушка с удивлением воззрилась на него, а профессор продолжил:

– Да, мы с вами уже встречались. В Ташкенте, на вашей выставке.

– Где вы весьма нелестно выразились о её работах! Ассалям алейкум, Джахангир-ака! – к ним подошёл молодой мужчина. Ребятам он был знаком – это был отец их приятелей Пулек – близнецов Пашки и Юльки Воробьёвых – Артём.

– И вам мир, Артём-джан, – поздоровался с ним профессор. – А где же ваша супруга и близнецы?

– В Крыму у сестры. А я здесь по делам, надо увидится с академиком Ниязовым.

– Ну, тогда передавайте ему привет. Я как-нибудь тоже навещу его. А вам, дорогая моя, – обратился он к девушке, – стоит заняться собственным воспитанием. Акмаль спросил про портрет автора, а не автопортрет. Он просто поинтересовался, не отражает ли скульптура внутреннего мира и душевного состояния автора, столкнувшегося с несовершенством этого мира. Да, девица эта ещё та, гордая, – усмехнулся Джахангир. – А ведь талантлива – есть куда развиваться. Но, по её мнению, люди ещё до её искусства не доросли…

– Здорово! – подвела общий итог Стася. – Ну, Женька, у тебя и фантазия!

– Ты и про этот человекокоралл написала. И про эту, которая «Бездну» из ночного горшка сделала. И даже дядю Тёму вписала, – добавила Валя.

– Вот только я каким-то нахалом получился, – засомневался Акмаль.

– Почему? Мне кажется, ничего нахального в твоей шутке не было. Просто озорная выходка непоседливого мальчика, – не согласился с внуком Джахангир.

– И, кстати, в твоём стиле, – добавила Рута.

– Я действительно удивляюсь, Женя, как всё это умещается в твоей головке? – Джахангир ласково погладил её по рыжим волосам. – Всё это сочинить, описать, придумать диалоги, связать логически…

– Ой, дедушка Джахангир, не так уж это трудно. И придумывать ничего не надо – смотри и записывай, – отмахнулась Женька, хотя, конечно, похвала ей была очень приятна. – Я вот тоже удивляюсь, – добавила она, – как ты смотришь на какой-нибудь черепок и уже видишь, кто это сделал, когда, зачем… Да я бы мимо него прошла и не заметила.

– Ну, Женя, это результат знаний, опыта… И ничего удивительного.

– Вот видишь! Тебе это так просто, а мне непонятно. А мне также легко сочинять. Просто смотрю, а у меня уже история в голове!

Летний день быстро клонился к вечеру. Парк уже начали наполнять лёгкие сиреневые сумерки. Тёплый ветерок слегка шевелил листья деревьев, покачивал разноцветные фонарики, гирлянды которых украшали парковые дорожки. К аромату цветов, расцветших на клумбах и куртинах парка, примешивался горьковатый запах разогретой солнцем травы. В такой вечер ни о чём не хотелось думать, хотелось только любоваться красивым июльским вечером. И Женьке больше ничего не лезло в голову.

«Ладно, завтра продолжу», – подумала Женя.

Павлик сидел, обернувшись к видневшемуся за низким заборчиком памятнику. Памятник представлял собой стоящую на высоком постаменте фигурку бегущей крысы с аппаратурой на спинном вьюке. Памятник поставили после землетрясения, случившегося десять лет назад. Тогда многих, оказавшихся под завалами людей помогли найти специально обученные крысы-разведчики, протаскивавшие под завалы телекамеры и другое оборудование для спасения. Этим крысам и поставили памятник. На площадке у памятника группа детей примерно восьми-девяти лет забавлялись с игрушкой-флаером. Синий шар-антиграв летал над кустами, выписывая замысловатые фигуры и освещая ветки кустов разноцветными лучами. Иногда из шара доносилась тихая мелодичная музыка. Управлявшая шаром девочка в синем сарафане – соседка Пулькиных дедушки и бабушки по имени Лида – звонко смеялась, когда шар выполнял особенно сложную «фигуру».

– По-моему, заставка из «Космической истории», – Валя вслушалась в мелодию.

– Конечно, у нас такая же, – согласилась Юлька. У них, Пашки с Алисой и Зойки были такие же игрушки. Только вчера ребята весь вечер точно так же играли с ними на берегу их бухточки.

– Павлик, ты чего там увидал? – Юлька заинтересованно посмотрела в ту же сторону, что и брат.

– Ой, Рыжик! А я придумал, как дальше! – воскликнул Павлик оборачиваясь к друзьям.

Женя и правда застряла в сюжете: она никак не могла придумать, каким же способом Акмаль сможет прочитать таинственное послание с неизвестной планеты. Ведь не по-русски же его передавали! И не по-литовски, как Рута с Зойкой!

«А если космокод? – подумала Женя. – Хм… А вдруг на той планете не знают космокода? И потом, если Акмаль ловит его на самодельную рацию, откуда у него дешифровщик? Это же не книжки Кира Булычёва, где на космолингве просто разговаривали. Космокод – это зашифрованный сигнал или специальные символы. Но символы опять же нужно закодировать, передать и снова раскодировать. А откуда Акмаль знает, как закодировано послание с другой планеты? Он же не уфолог или экзолингвист. И Акмаль-то слышал в эфире речь, а не сигнал. Иначе он услышал бы просто гул или другой пустой звук, просто обозначающий, что в эфир что-то передаётся. Как маяки. Они же передают массу информации, а в эфире слышен просто мелодичный свист или жужжание. „Жужжалка“! Он же слышал „жужжалку“! Это и есть космокод! Ага, как же… – хмыкнула про себя Женя. – А откуда Акмаль узнает, как он закодирован? Вот тоже… Сама придумала, и сама запуталась, балда!»

И сейчас Женя, услышав вопль Бельчонка, сразу встрепенулась – только сегодня утром она обсуждала с Павликом и Руткой – у которой тоже оказалась богатая и буйная фантазия – перипетии своей повести.

– И чего ты придумал? – Рута с интересом подсела к мальчику.

– Как Акмаль узнает, с какой планеты передали послание и как его прочитать, – Бельчонок хитро глянул на подружек.