скачать книгу бесплатно
Патерналистское государство в качестве идеологических концепций в российской истории корнями имела сначала самодержавие и православие, впоследствии «социализм», а сейчас симбиоз либеральных и социалистических идей. Отсюда различия в политической психологии социальных групп в России и в развитых странах, полярные взгляды на роль государства в экономике и социальном развитии населения. Трактовка социального государства в России, как ни странно, возникла на стыке российского либерализма и так называемого ревизионистского марксизма и, естественно, западного опыта. Социальное государство – социально-правовое государство, или, по другому, социально-справедливое государство. Такое понимание государства впервые прозвучало в русском ревизионистском марксизме, видными представителями которого были П. Б. Струве, А. С. Изгоев, Б. А. Кистяковский. Формулу «социалистическое правовое государство» он впервые употребил в 1909 г. в работе под аналогичным названием
. В русской либеральной философии через идею «права на достойное существование» к этому впервые подошли Вл. Соловьев, теоретики партии кадетов П. И. Новгородцев, Л. Петражицкий, С. Гессен
.
Переплетение социальных и либеральных начал в развитии государств в первой четверти XX в. вызвал серьезный спор в отечественной и иностранной юридической литературе, сутью которого было выявление, интересам какого сословия или класса в большей мере соответствуют принципы правового государства и насколько они могут быть положены в основу социальных реформ и согласовываться с идеей социального государства. Б. А. Кистяковский в работе «Социальные науки и право» полагал, что правовое государство – это социальное государство. Известный русский цивилист П. А. Покровский в книге «Основные проблемы гражданского права» (М., 1916), а также один из теоретиков – немецких социалистов Шумппетер (1921 г.) доказывали, что социалистические идеи (тогда напрямую отождествляемые с социальными) в корне противоположны началам правового государства, они ближе к принципам полицейского абсолютизма, чем современного для того времени конституционного строя.
Аналогичные «смятения» и юридические «качели» свойственны рассуждениям П. И. Новгородцева («Кризис современно го правосознания»), Н. М. Тоцкого («Кризис науки государственного права»), работам Острогорского и Ратенау («Новое государство»)
. Поэтому, на наш взгляд, для того времени одной из актуальных теоретических и практических проблем была оценка и обеспечение соответствия предпосылок конституционного строя (разделение властей, парламентаризм, народный суверенитет) принципам социальной солидарности и справедливости даже в тех случаях, если их не трактовали в сугубо «социалистическом» аспекте. Все это нашло отражение в некоторых конституциях того времени (Веймарской Германии 1919 г., Чехословакии 1920 г.). Интересно, что уже эти конституции (например, ст. 151 и раздел 5 Германской конституции) формально провозглашали принцип права на достойное существование, о котором у нас в начале прошлого века писали Покровский и Новгородцев. Этим, как справедливо заметил А. Ладыженский, существенно дополнялась Французская декларация 1789 г. Но и на собственность комментируемая конституция смотрит не только как на право, но и как на обязанность. Собственность, выражаясь языком Дюги, является социальной функцией. «Собственность обязывает, а потому пользование ею должно быть в то же время служением общему благу», – гласит Веймарская конституция. Она же предусматривала при определенных условиях обобществление собственности за справедливое вознаграждение и предполагала при определенных условиях обеспечить сотрудничество всех производительных сил населения. Таким образом, создавались основы для социализации государства.
Впоследствии в западной политологии сформировалась концепция выделения трех основных типов социального государства: либерального, консервативного, социал-демократического с соответствующими теоретическими обоснованиями
.
Российский опыт как того времени, так и других периодов, в том числе и мрачных, тоже изобилует примерами поиска социальной поддержки государства. В этом плане, как пишет группа авторов во главе с B. C. Нерсесянцем, «в поисках социальной справедливости государство декларировало в позитивном законе социальные права, желая иметь респектабельный ореол заботы о правах граждан. Достаточно вспомнить весьма обширный раздел о правах в Основных законах от 26 апреля 1906 г., в Конституциях СССР 1936 и 1977 годов, да и в Конституции Российской Федерации 1993 года. Но опыт показывает, что многие попытки придания государству статуса «социального» оказывались декларативными либо демагогическими»
. В связи с этим не оправдали себя и достаточно широкие идеологические исследования социальной политики, осуществляемые в 70—80-х гг. в партийной литературе
. Поэтому в исторической перспективе мы лишь у истоков «наполнения» термина «социальное государство» достойным реальным политико-экономическим содержанием, в то время как во многих западных странах уже рассуждают о глобализации социального государства
.
2. Идея социального государства в прямой либо косвенной формах была выражена практически во всех проектах Конституции Российской Федерации 1993 года. Различия же в этой идее состояли в ее конкретном содержании и в терминологической технике изложения. Например, в проекте, подготовленном Конституционной комиссией Съезда народных депутатов, ст. 9 под названием «Социальное государство» определяла социальные задачи Российской Федерации, общие вопросы охраны труда и здоровья людей, социальной поддержки и защиты, пенсионного обеспечения, демографической политики, экологической безопасности и рационального природопользования
. В проекте, подготовленном по решению Политсовета РДДР, социальный аспект был выражен менее внятно (ст. 13 и 14), хотя по своему содержанию мало чем уступал предыдущему проекту
. При отсутствии термина «социальное государство» проект группы на родных депутатов Российской Федерации левой ориентации практически сохранял гл. 3 «Социальная политика» прежнего патерналистского содержания.
Естественно, что поиск решения проблемы социального государства развернулся вокруг опубликованного 30 апреля 1993 г. в газете «Известия» проекта Конституции (Основного закона) Российской Федерации, именуемого сейчас условно «президентским проектом». Слабостью этого проекта явилось отсутствие в нем понятия «социальное государство», хотя многие вопросы самой социальной политики страны в проекте предусматривались. Все это вызвало определенную полемику на Конституционном совещании по проблеме социального государства. По состоянию на 3 июня 1993 г. появились предложения о дополнении ст. 1 проекта Конституции после слова «демократическое» термином «социальное» государство. Авторами предложения были профессора С. В. Поленина, Б. А. Страшун, а также администрации Пермской, Астраханской областей, Тверской Областной совет
. Оно было также поддержано на заседании групп представителей региональных органов государственной власти по доработке проекта Конституции Российской Федерации. В частности, на заседании 7 июня 1993 г. профессор В. В. Невинский в связи с обсуждением основ конституционного строя предложил сформулировать ст. 1 проекта Конституции Российской Федерации в редакции: «Российская Федерация, Россия есть суверенное, демократическое, правовое, светское и социальное государство, высшими ценностями которого признаются достоинство и неотъемлемые права и свободы человека». Причем ученый предложил каждый из названных принципов наполнить конкретным содержанием, ссылаясь на «европейское государственное конституционное право» и соглашаясь с формулировкой, выработанной в проекте Конституционной комиссии
.
Вокруг предложения В. В. Невинского на этом заседании разгорелся спор. Один из экспертов, фамилия которого, к сожалению, не оказалась зафиксированной в стенограмме, возразил против дополнения ст. 1 проекта словом «социальное», мотивируя тем, что оно «вытекает по сути… из всех остальных статей». С ним согласился С. Н. Кожевников. Но ряд участников Конституционного совещания (Л. A. Коршунов и др.) не разделили такую позицию, проводя различие между понятиями «правовое» государство и «социальное» государство, требовали упоминания в Конституции «о социально-правовой государственности», поскольку «социальное» означает, что государство социально-ориентированное, имеет своей целью осуществлять цели социальной справедливости, ведет социальные программы, помогает бедным, осуществляет широкую социальную политику по мере возможности. Вот какой смысл заложен в понятие «социальное правовое государство», заявлял один из оппонентов. В результате разногласий проблема потребовала дополнительной экспертной проработки
.
Аналогичная дискуссия по поводу социального государства развернулась 7 июня 1993 г. на Конституционном совещании и в группе представителей местного самоуправления по доработке Конституции Российской Федерации. Участник совещания Е. М. Марков полагал, что «введение предполагаемого термина усилит социальную направленность государства». Другой участник этого совещания, председатель горсовета Рязани С. В. Вобленко, возражал против такой постановки вопроса по двум причинам. В «Конституции, – заявил он, – во-первых, должны быть записаны только те термины, которые в юридической практике вообще могут быть истолкованы однозначно. Слово «социальное» в данном случае дает возможность давать любую трактовку и предъявлять любые претензии властям только потому, что кому-то кажется, что это не «социальное»… И второе. Социальное государство является итогом определенного исторического развития, определенного его этапа, и итогом борьбы совершенно разных политических, экономических и прочих сил». А поскольку такого итога пока нет, то, по мнению С. В. Вобленко, преждевременно включать в Конституцию положение о социальном государстве.
С позиции полярного понимания «социального государства» и «демократического государства» к возникшей проблеме подошел и участник совещания Н. В. Быков (Ассоциация районных Советов городов Сибири и Дальнего Востока). Он прямо заявил, что «демократическое и социальное государство не могут рядом стоять, так как, по сути, несут совершенно разную направленность по отношению к человеку, обществу, государству. Демократическое предполагает некоторые ограничения, а социальное – это без всяких ограничений, ближе к какому-то коммунистическому обществу… Социальное государство противопоставляется либеральному государству. Либеральному государству, которому безразлично проведение социальных реформ, а современные западные государства, как правило, социальные».
Как видно из процитированных мною мнений, и в этой группе Конституционного совещания на первом заседании идея закрепления в Конституции термина «социальное государство» не получила поддержки
.
Весьма оживленно проблема социального государства в тот же день обсуждалась в третьей группе Конституционного совещания – представителей политических партий, профсоюзных, молодежных, иных общественных организаций, массовых движений и конфессий, на которой председательствовал А. А. Собчак.
Участник совещания С. Н. Красавченко (Вольное экономическое общество России) предложил снять поправку о включении в ст. 1 проекта термина «социальное государство», ссылаясь на то, что это сугубо «социалистическое выражение типа «социально-ориентированная экономика», но у нас нет никакой экономики, ориентированной на все общество. Против такой точки зрения категорически возразил профессор М. В. Баглай: «Это совершенно неверно, что тут попахивает каким-то социализмом… Эта концепция, которая принята в западном мире, во всей мировой конституционной теории, воплощена в тексты конституций послевоенных Франции, Италии, Германии, Испании, означает обязанность государства заботиться о своих гражданах. Большая и очень мудрая концепция. Поэтому обязательно это должно остаться как характеристика нашего государства». М. В. Баглая поддержали Л. H. Завадская (Союз женщин России) и А. С. Алексеев (Конфедерация свободных профсоюзов России), М. В. Сеславинский (Российский творческий союз работников культуры), О. В. Соколов (Молодежное движение в поддержку народной партии «Свободная Россия»).
Однако убедительные аргументы М. В. Баглая и других названных участников совещания неожиданно придали дискуссии более ожесточенный идеологический подтекст. Н. В. Соловьев (Российская конфедерация свободных профсоюзов) заявил: «Под видом социального государства… протаскивается тоталитарное государство, которое хватает человека и в общем-то не отпускает на самостоятельную жизнь, якобы заботясь о нем». К сожалению, такая позиция была поддержана А. А. Собчаком, который привел «исторический аргумент» о том, что якобы слово «социальный» появилось в Конституции вначале у национал-социалистских режимов, затем оно было включено в соответствующие конституции как результат компромисса. «Так возникло понятие «социальное государство», – заявил А. А. Собчак
.
Но при этом он подчеркнул, что «в принципе… концепция социального государства имеет право на существование, и она реализуется в определенном плане – в гуманном, гуманитарном. Но здесь есть одна проблема… Когда мы говорим о социальном государстве, мы говорим о приоритете общества. Социальный – это общественный, когда господствует приоритет общественных интересов над личными, над индивидуальными. И всегда это понятие «социальное» можно использовать для того, чтобы вторую часть – приоритет личных интересов – отмести в сторону и вернуться к нашему прежнему, советскому, социалистическому принципу, что коллективное, социальное, государственное всегда выше индивидуального, личного, человеческого»
.
Естественно, что придание проблеме «социального» государства идеологической окраски не способствовало положительному решению вопроса об обсуждаемой поправке и на этом заседании.
На последующих заседаниях первого этапа Конституционного совещания его участники подходили к проблеме социального государства уже через ракурс конституционного закрепления в проекте положения о проведении государством социальной политики, обеспечивающей необходимые возможности для развития личности и направленной на достижение благосостояния человека и общества (ст. 10). Но и такой подход вызвал определенную критику. В частности, председатель Свердловского областного совета А. В. Гребенкин утверждал: «Дело в том, что социальное государство, которое мы провозгласили в первой главе, далеко не то, что социалистическое государство. И эту разницу надо чувствовать. Введением статьи десятой мы делаем в этом разделе Конституции некоторый перекос в патернализм, в такую всеобъемлющую заботу государства над человеком». Чтобы этот перекос устранить, А. В. Гребенкин предложил упростить ст. 10 проекта и записать: «Государство не препятствует экономической свободе, активности предпринимательской инициативы граждан по обеспечению экономического благополучия для себя и своей семьи». Тем самым, считал участник совещания, мы достигнем две цели. Во-первых, подтвердим приверженность социальному государству. Во-вторых, обозначим значение экономической свободы личности гражданина Российской Федерации. С такой интерпретацией спорил С. А. Каронков (Вологодская область), полагая, что ст. 10 развивает термин «социальное государство», являющийся элементом социал-демократической идеи, которая предложением А. В. Гребенкина «уравновешивается идеей либеральной». Но и этот подход является идеологизацией государства, с чем в принципе нельзя согласиться
. Однако позицию С. А. Каронкова участники совещания не разделили и, дополнив оспариваемую ст. 10 проекта рядом положений, практически сформулировали предварительный подход к содержанию понятия «социальное государство»
.
А уже на заседании группы представителей региональных органов государственной власти 13 июня 1993 г. члены совещания констатировали: «На данном этапе мы закрепляем статью 1 (в которой давалось определение понятия нашего государства. – M. M) в следующей редакции: «Российская Федерация – Россия есть суверенное, демократическое, федеративное, правовое, светское, социальное государство с республиканской формой правления»
. Это являлось прогрессивным шагом в продолжающейся дискуссии, несмотря на необъяснимую связь понятий «светское» и «социальное».
Но в другой группе Конституционного совещания – в группе товаропроизводителей и предпринимателей – П. Б. Щелищ (Союз потребителей Российской Федерации) предложил иную интерпретацию характеристики государства, заключающуюся в том, чтобы заменить слова «свободное, правовое, светское» на «демократическое, правовое и социальное». Весьма близка к этому была и точка зрения судьи Конституционного суда Российской Федерации Б. С. Эбзеева. «Мы, – изначально заявил он, – утверждаем и закладываем мысль, что во всяком случае… наше государство является не только демократическим, но и социальным государством. Проблема социального… касается всех и каждого». Этим тезисам вновь возражал председательствующий А. А. Собчак. «Слова «социальное», – заметил он, – бояться не нужно, но слово «социальное» в применении к государству – более или менее бессмысленное понятие». И предложил включить в проект Конституции положение о том, что государство» проводит определенную сильную социальную политику, направленную на…»
.
Однако, по выражению С. М. Шахрая, Конституционному совещанию «никуда не деться от дискуссии по поводу характеристики России как социального государства. Все наши попытки в группе (представителей субъектов Российской Федерации. – М. М.) это отбить как-то – мы приглашали и экспертов, и теоретиков, и объясняли, что это будет социально-ориентированная рыночная экономика, – не удались». Несмотря на это заявление, член совещания Ф. В. Шелов-Коведяев требовал не вносить понятие «социальное государство» в Конституцию, «не… поддаваться постоянному диктату одной из групп». Его поддержал С. В. Вобленко (Межрегиональная ассоциация областей и городов Центрального района России), утверждая: «Социальное государство, социально-ориентированная рыночная экономика – это все неконституционные нормы. Это результат определенного пути развития, это чисто теоретическая абстракция. Если в Конституции записаны определенные социальные гарантии и они реализуются, то результатом их реализации и будет социальное государство, социальная рыночная экономика». Такой позиции придерживался и ряд других членов Конституционного совещания: А. Г. Воронин, М. Е. Салье и др.
В результате 18 июня 1993 г. рабочая комиссия по доработке проекта Конституции Российской Федерации большинством голосов отвергает предложение о добавлении слова «социальное» в определение характеристики Российской Федерации (ст. 1).
После голосования А. А. Котенков (ГПУ Администрации Президента Российской Федерации) напомнил, «что у большинства так называемых цивилизованных государств, на которые мы привыкли ссылаться, это слово присутствует в названии. И в Испании, и в Германии, и во Франции. Это – социальное государство. И я боюсь, что если чисто политически мы этот термин выбросим, то дадим противнику мощный козырь против этой Конституции».
Отклонив новое предложение С. В. Вобленко «хотя бы не включать данный термин в «Основы конституционного строя», рабочая комиссия по доработке проекта Конституции наметила дальнейшие подходы переноса положения о социальном государстве в ст. 10 проекта (в последующем – ст. 7 Конституции Российской Федерации 1993 г.)
.
На пленарном заседании Конституционного совещания 26 июня 1993 г. М. В. Баглай критически отнесся к тому, что по результатам предыдущего обсуждения из ст. 1 (проекта Конституции) исключено упоминание о социальном государстве, которое фигурирует в конституциях всех западных стран и которое четко легло бы в основу, безусловно, всей концепции деятельности государства в социальной области». Оратор призвал совещание вернуться к проблеме социального государства
.
Позицию М. В. Баглая (тогда еще не являвшегося судьей Конституционного Суда) поддержал этот суд, представивший на рассмотрение Конституционного совещания новые развернутые письменные поправки к уже почти доработанному тексту проекта Конституции. Конституционный Суд полагал, что в части первой ст. 1 проекта, в которой дается развернутое определение понятия «Российская Федерация» после слова «правовое» следовало бы добавить «и социальное». «Они, по мнению суда, указывают, что социальный характер Российского государства со всей очевидностью вытекает из положений ст. 7 проекта, а также из содержания некоторых других статей. Указание на социальный характер государства представляет собой господствующую тенденцию в современных конституциях».
Предложение Конституционного Суда Российской Федерации породило следующий виток споров вокруг концепции социального государства. Не возражая против этой идеи, народный депутат Российской Федерации B. Л. Шейнис подчеркнул, что в контексте проекта слово «социальное» совершенно определенно означает ответственность государства за судьбы граждан, в том числе тех граждан, которые не могут сами себе помочь». М. В. Масарский, президент Международной ассоциации руководителей предприятий, предложил компромисс: «Заменить понятие «социальное государство» словами «социальная политика». В обоснование этого он заявил: «Социальное государство поощряет неконкурентный тип поведения. Социальное государство обязательно сопровождается всеобъемлющей государственной собственностью как источником существования этого социального государства».
Народный депутат Российской Федерации Б. А. Золотухин и судья Конституционного Суда Российской Федерации Т. Г. Морщакова, возражая предыдущему оратору, убедительно доказывали, что «термин «социальное государство» не означает наличие господствующей государственной собственности… Он действительно означает особую заботу государства о незащищенных слоях населения, граждан», а поэтому поправку следует поддержать.
Народный депутат В. К. Варов, наоборот, утверждал, что в «мировой конституционной практике… превалирует концепция отхода от терминов «социальное, светское, правовое», и их надо доказывать не включением в конституционные тексты, а государственной практикой.
Наконец, в качестве определенного компромисса с учетом перегрузки терминами ст. 1 проекта Конституции Т. Г. Морщакова предложила указать, «что признаем социальное государство, ориентированное на определенные социальные цели», но только в ст. 7 проекта, в которой идет речь о социальной политике государства. И это предложение было принято за основу в редакции: «Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на обеспечение равных условий и возможностей для развития личности…» На заседании рабочей комиссии по доработке проекта Конституции был одобрен вариант части первой ст. 7 такого содержания: «Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на удовлетворение духовных и материальных потребностей личности, обеспечение благосостояния человека и общества». Эта же формулировка была окончательно зафиксирована в проекте Конституции Российской Федерации по состоянию на 12 июля 1993 г., т. е. к окончанию первого этапа Конституционного совещания»
.
После известных сентябрьско-октябрьских событий 1993 г. накал дискуссии по проблеме социального государства получил новый импульс, хотя по своим аргументам и мотивам она не очень существенно отличалась от споров на первом этапе Конституционного совещания. На заседании рабочей комиссии по доработке проекта Конституции 15 октября 1993 г. чл. – корр. АН РАН С. С. Алексеев «появление социального государства» в проекте квалифицировал как «известный просоветский элемент», «идеологический подход, потому что социальное государство представляет собой социал-демократическое видение всей этой материи». Ему возражал судья Конституционного Суда Российской Федерации Б. С. Эбзеев, заявивший, что «…любая гипертрофия – либо индивидуального, либо коллективного начала – односторонняя и чревата чрезвычайно негативными альянсами… В этом контексте я лично расцениваю идею социального государства, которая получила свое выражение в проекте Конституции. В идее социального государства, в той форме, в какой она получила свое выражение… нет ни социализма, ни капитализма, ни какого-либо иного «изма». Идея социального государства является, по существу, не чем иным, как выражением коллективного начала в организации нашего общества, является не чем иным, как выражением социальной роли государства. И эта идея и форма ее воплощения, выражения в Конституции имеет достаточно четкое и определенное нормативное и юридическое содержание… Более того…. эта идея является чрезвычайно важным выражением демократической направленности проекта Основного закона…»
.
Несмотря на эту полемику, на одном из последних заседаний рабочей комиссии по доработке проекта Конституции 22 октября 1993 г. окончательно на обсуждение членов совещания были представлены четыре варианта определения понятия социального государства.
1. «Российская Федерация – социальное государство, приоритеты которого направлены на создание условий, обеспечивающих реальное осуществление экономических, социальных и культурных прав и свобод граждан» (вариант проф. Л. C. Мамута);
2. «Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих благо состояние общества, достойную жизнь и свободное развитие человека»;
3. «Российская Федерация – социальное государство: политика государства направлена на осуществление необходимых для свободного развития личности прав в экономической, социальной, культурной сфере, обеспечение достойного уровня жизни для каждого гражданина и его семьи, включая охрану труда и здоровья, справедливое вознаграждение за труд, медицинское обслуживание, социальное обеспечение, иные социальные гарантии, установленные законом»;
4. «Российская Федерация – социальное государство. Политика государства направлена на обеспечение каждому гражданину и его семье жизненного уровня, необходимого для достойного существования, включая охрану труда и здоровья, справедливое вознаграждение за труд, медицинское обслуживание, социальное обеспечение и иные социальные гарантии, установленные законом» (два последних варианта принадлежат Л. H. Pay).
В результате обмена мнениями характеристика социального государства сложилась из симбиоза позиций Л.С Мамута (первая часть «Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих…»), предложений ряда членов совещания (Л. H. Pay, С. А. Филатова и др.) и второго варианта, предложенного на обсуждение («…достойную жизнь и свободное развитие человека»)
. В этой редакции ст. 7 опубликована в окончательном тексте проекта Конституции Российской Федерации для всенародного голосования 12 декабря 1993 г. и принята референдумом
.
Таким образом, в весьма обширной и конструктивной дискуссии на Конституционном совещании на основе компромисса социалистических, либеральных и консервативных подходов к пониманию социального государства, выработанных мировой практикой, была создана в общих чертах отечественная концепция социального государства. Естественно, что последняя требует законодательного и институционального развития, которое во многом зависит от социально-политической и экономической ситуации в нашей стране.
3. Современные юридические проблемы социального государства: реальность, декларация и ориентиры. Как известно, ст. 7 Конституции Российской Федерации 1993 года не дает развернутого понятия «социальное государство», но определяет его базовые параметры в виде презюмируемой конкретной социальной политики, материальных и юридических гарантий труда, здоровья, семьи и социальной защиты, которые обозначены в нормах упомянутой статьи. Теоретические разработки концепции социального государства в отечественном государствоведении, к сожалению, находятся в зачаточном состоянии, хотя уже имеется ряд комментариев к ст. 7 Конституции, некоторые суждения в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации, весьма осторожно подбирающегося к этой проблематике через решение вопросов социального обеспечения и пенсий
. Появились первые диссертации (политологические, социологические и юридические), научно разрабатывающие доктрину социального государства
, а также ряд теоретических исследований, в основном статей из журналов и сборников социально-политического содержания
.
Если суммировать все выработанное скромными усилиями наших ученых и практиков, не затрагивая по этическим соображениям «политику», а прежде всего «благостную» патернистскую позицию, то можно констатировать:
1) необходимо отчетливо обозначать и подкреплять идею социального государства конкретными законодательными действиями;
2) социальное государство – это такое государство, которое в качестве главной цели провозглашает достижение блага для всего общества и его граждан, т. е. прежде всего обеспечение мира, справедливости и других необходимых материальных и духовных условий достойного существования;
3) государственная власть в лице всех трех ветвей призвана реализовывать эти нелегко достижимые и благородные цели с непременной опорой на авторитет моральных заповедей и на своих чиновных помощников, действующих на основе и при строгом соблюдении существующих законов. Гражданин социального государства вправе рассчитывать на содружество и взаимодействие с государством в деле пользования правами и гарантиями личной свободы, благосостояния, тайны частной жизни, равенство перед законом, а также правом на достойное существование в качестве физического, морального и политического существа.
Каждая норма, регулирующая право на достойное существование, должна иметь не только технико-организационное, либерально эгалитаристское измерение (с гарантированным наказанием за превышение властных полномочий или злоупотреблений ими), но также измерение и толкование моральное (B. C. Нерсесянц, Е. А. Скрипилев и др.).
Более реалистично рассматривает положение о социальном государстве В. Е. Чиркин. Он считает его ключевым положением современного конституционного права (хотя и не видит пока результатов его реализации). Тем не менее это положение, по его мнению, имеет «ориентирующий характер» как для государства, так и для его граждан. Оно созвучно идеям социальной солидарности, социальной справедливости, социальной поддержки (кстати, эти принципы в качестве аналогов «социального государства» используются конституциями многих, в том числе и западных государств). «Многие из этих норм, – пишет ученый, – особенно в условиях российской действительности, будут иметь лозунговый характер, но это необходимые, «ориентирующие» лозунги… Такие нормы необходимы в качестве целевых задач органам государства. Юридическая сторона проблемы заключается в том, как их сформулировать»
. К этой позиции примыкает мнение Ж. Х. Македонской о том, что «признание нашего государства социальным на сегодняшний день надлежит рассматривать скорее не как реальность или состоявшееся явление, а как одну из первостепенных задач, которую предстоит решить в ходе реформирования России». Тем более она оптимистически полагает, что возрастает роль Российского государства в формировании и реализации социальной политики. К положительным моментам исследования этого автора следует отнести и ее своеобразный взгляд на развитие идеи социального государства в мировом аспекте через нарастание мощностей реализации им социальных функций. Она выделяет пять этапов в истории социального государства: 1) контроль за бедностью (XVII–XVIII вв.); 2) социальное страхование для рабочих, объединенных в профсоюзы; 3) развитие социальных услуг как элемент гражданства (1918–1960 гг.); 4) улучшение качества жизни (1960–1975 гг.); 5) замедление в развитии социального государства, характеризуемое новым смешением государственной ассоциативной и частной ответственности
.
4. Конституционные основы и правовой механизм социального государства. Для социального государства существуют одно корневые (аналогичные) основы, что и для правового демократического государства: верховенство Конституции, разделение властей, свобода собственности, приоритет прав и свобод человека и гражданина, конституционное правосудие. Попытка отдельных ученых разделить эти основы на несколько компонентов – политические, социальные, материальные, конкретные социальные права и свободы – малопродуктивна, поскольку «социальное» в государстве находится в неразрывной скрепе с понятиями «правовое» и «демократическое». Последние явления комплексные и могут участвовать только в неразрывной связи: не может быть «социального государства», не являющегося «правовым», не может быть «демократического государства», не представляющего собой «социального государства».
Конституционное совещание: дискуссии в группах о соотношении Конституции и Федеративного договора
(по материалам стенограмм по состоянию на 7 июня 1993 г.)
На первом заседании группы представителей федеральных органов государственной власти по доработке Конституции РФ возникли дебаты по вопросу является ли Федеральный Договор неизменной частью Конституции либо он лишь содержательно должен стать ее частью. Сторонники второго подхода стремились Конституцию и ее значение, по выражению одного из спорщиков, «поставить намного выше, чем документ, который называется Федеративным договором».
Дискуссия вызвана обсуждением поправок к ст. 2 президентского проекта. Ее текст: «Россия является федеративным государством – Российской Федерацией, объединяющей субъекты Федерации на основе Конституции и Федеративного договора как ее неотъемлемой части». Администрации Астраханской и Ярославской областей предложили уточняющую редакцию этой статьи, исключающую ссылку на Федеральный Договор. Верховный Совет и Правительство Кабардино-Балкарской Республики, УВД Мурманской области, наоборот, потребовали в указанной статье поставить на первое место Федеральный Договор, а затем Конституцию РФ.
Против первой поправки выступил А. И. Казанник, полагающий, что «стоит нам из второго раздела Конституции убрать договоры о распределении полномочий, как… на местах появятся такие националистически мыслящие меньшинства, которые поставят вопрос о выходе субъектов из состава России». Возражая ему, С. Ф. Засухин заявил, что «совещание собрано не в угоду национальным меньшинствам, а как раз для того, чтобы найти согласие среди большинства. Поэтому я поддерживаю эту поправку».
Включаясь в полемику, Э. А. Паин подчеркнул: «Федеративный договор является единственным на сегодняшний день конкретным продуктом согласия, никакого другого инструмента согласия в нашем обществе не было, кроме Федеративного договора. Поэтому сохранить этот, так сказать, документ согласия и учесть просьбу президента, который сказал о том, что Федеративный договор не должен подвергаться ревизии». Ю. С. Сергеев, соглашаясь в принципе с предыдущей политической оценкой Федеральный Договор, все-таки высказался, что его положения нужно перенести в содержание Конституции, но совершенно не обязательно «на каждой странице Конституции… упоминать, что право не должно противоречить Конституции и Федеративному договору».
Отдельные участники обсуждения не исключают любой альтернативы структурного и содержательного соотношения Конституции и Федеральный Договор. В частности, красноярец Ю. Н. Москвич высказался, что «если на то будет воля этого собрания, он (Федеративный договор. – М. М.) может быть частью или, может, составной частью, войти, так сказать, инкорпорировано. Но в первых статьях, мне кажется, нужно особо подчеркнуть только одно слово – «Конституция». Помимо этого, не которые участники совещания, ссылаясь на «принципиальные юридические ошибки» в тексте Федеральный Договор, согласились учесть его содержание «с учетом исправления ошибок».
Судья Конституционного Суда РФ Б. С. Эбзеев, утверждая, что Федеральный Договор «не начал работать», его нельзя связывать только с многонациональным составом населения, другой его аспект – рационализация власти, поэтому следует подчеркнуть значимость Федеральный Договор, интегрировав его в качестве документа, «составляющего неотъемлемую часть либо входящего в текст Конституции».
В дискуссии подчеркнуто, что Федеральный Договор является «результатом консенсуса». Противники утверждали, что исключение Федеральный Договор «принципиального значения не имеет», а главное – исходить из «общего конституционного равноправия субъектов». Однако, возражая этому, прагматики предупреждают: «Стоит нам убрать Федеративный договор из текста этой статьи, упоминание о нем, как отдельные субъекты Федерации… эту Конституцию отвергнут. Они скажут: эта Конституция нас не касается».
Поправка об исключении из оспариваемой статьи проекта слов «…и Федеративного договора как ее неотъемлемой части» не была поддержана.
На заседании группы представителей органов государственной власти субъектов РФ по доработке проекта Конституции некоторые участники совещания вообще предложили «не разыгрывать карту» Федеральный Договор, поскольку это затронет проблему политических прав краев, областей и республик. Председательствующий в этой группе С. М. Шахрай заявил, что в ст. 2 проекта «не должно быть… упоминания о Федеративном договоре. Федеративный договор – это самостоятельный правовой акт, который принимается в развитие Конституции… Конституция это – Основной закон. Это константа, хребет, а все остальное – договоры, соглашения… идут в развитие Конституции. Другое дело, в Конституцию нужно заложить основные понятия, принципы, вытекающие из Федеративного договора. Ведь Федеративный договор может сменяться значительно чаще, чем Конституция».
Нюансы в обсуждение внесли представители республик. Ю. А. Гаврюсов (Коми): «…полагаю, что наша Конституция должна соответствовать Федеративному договору…». Его поддержал Ю. Х. Маиров (КБР): «…основы конституционного строя разработать с учетом Федеративного договора и Декларации о государственном суверенитете России, потому что там заложены основы конституционного строя».
В результате конкретного решения группа по обсуждаемому вопросу не приняла, проголосовав за то, чтобы содержание этого раздела, этой главы выработали эксперты, юристы.
На заседании группы представителей местного самоуправления по доработке проекта Конституции РФ поправки к статье 2 проекта не были одобрены.
Интересно прошло обсуждение в группе представителей политических партий, профсоюзных, молодежных, иных общественных организаций, массовых движений и конфессий. Некоторые демократические деятели (А. А. Собчак, В. Л. Шейнис и др.) заявили, «что нельзя рушить Федеративный договор», несмотря на то, что многое в нем «не нравится». Но при этом надо «особое качество республик по отношению к другим субъектам Российской Федерации… отвергать без специального обсуждения».
В связи с поправкой к ст. 2 проекта, в которой, по словам А. А. Собчака, «выброшен Федеративный договор как основа объединения субъектов Федерации», Ш. Д. Дзоблаев (Ассамблея демократических сил Северного Кавказа) заявил, что Федеральный Договор «в природе не существует. Есть три отдельных документа, слабо связанных между собой и противоречащих друг другу… даже права разных субъектов неравноправны по этому документу… Это больше философский, демагогический трактат. Однако надо иметь в виду, что руководители ныне существующих республик, входящих в Российскую Федерацию, усиленно защищают этот договор… Мне кажется, юридически не совсем корректным полное включение этого договора (в Конституцию – М. М.). И если иметь в виду новую Конституцию и Федеративный договор, то и Конституция, и Федеративный договор становятся равными документами». Иную позицию высказал Ю. Э. Андреев (Фонд экономических реформ России), который полагал, что Федеральный Договор не может быть отдельным разделом Конституции, а также поставлен «на один уровень», так как договор является временным документом, имеющим ограниченный срок действия… А Конституция имеет… долговременное установление взаимоотношений в обществе». О том, что «Федеративный договор не может быть равноправен Конституции», говорил и А. А. Сергеев (Независимый профсоюз горняков России). Поддержал поправку к ст. 2 проекта также и А. В. Чуев (РХДП), предложив придать Федеральный Договор статус федерального конституционного закона.
A. А. Собчак считал также, что «Федеративный договор нельзя включать в такой формулировке в состав Конституции. потому что Федеративный договор был подписан несколькими субъектами Федерации с оговорками, которые стали неотъемлемой частью Федеративного договора, тем самым автоматически становятся неотъемлемой частью Конституции».
М. В. Сеславинский, призывая «не заигрывать с республиками», предложил поддержать поправку администраций Астраханской и Ярославской областей. В. Л. Шейнис вновь подтвердил свое неприятие концепции договорной Федерации, к которой, по его мнению, подталкивает упоминание Федеративного договора наряду с Конституцией в ст. 2 проекта.
По результатам голосования принимается предложение ст. 2 изложить в редакции: «Россия является федеративным государством, Российской Федерацией, объединяющей субъекты Федерации на основе Конституции».
Ставится на голосование второй, более мягкий вариант: исключить из ст. 2 слова «как ее неотъемлемой части», в итоге бы Федеративный договор в тексте статьи оставался, но не подчеркивался бы его характер составной части Конституции. Это придало дискуссии второе дыхание.
B. Л. Шейнис увидел, что «в этой формулировке все-таки Конституция уравнивается с Федеративным договором… Источником легитимности Российской Федерации Федеративный договор объявляется наравне с Конституцией».
А. Ф. Басаргин в такой редакции названной статьи обнаружил намек на превращение России в конфедерацию. А. А. Собчак не согласился с ним, считая, что указание просто на Федеральный Договор – «это дополнительная легитимность, дополнительный источник легитимности…».
Решено по процедурным мотивам по «мягкому» варианту не голосовать.
Но вечером на заседании рабочей комиссии по доработке проекта Конституции А. А. Собчак проинформировал: «…мы исключили из текста проекта указание на Федеративный договор как неотъемлемую часть Конституции… по очень глубокому соображению. Потому что таким образом вводится двойной по рядок изменения Конституции. Если Федеративный договор – неотъемлемая часть, а субъекты Российской Федерации Федеративный договор меняют в особом порядке, путем заключения между собой соглашения
, то одновременно устанавливается еще и особый порядок изменения или внесения дополнений в Конституцию через парламент. И возникают параллельные и не очень совместимые друг с другом два подхода к изменению Конституции».
