Кто обыграл Гроссмейстера?

Михаэль Бергман

Кто обыграл Гроссмейстера?

Дисклеймер

Настоящее произведение является сатирическим и публицистическим художественным текстом. Все персонажи, образы, диалоги, оценки и события, описанные в книге, являются литературным обобщением, гротеском и авторской интерпретацией, использующей приёмы сатиры, иронии и художественного преувеличения.

Любые совпадения с реальными лицами, организациями или событиями являются случайными и не могут рассматриваться как утверждение фактов. В нём отражаются не конкретные люди, а типы мышления, механизмы власти и формы манипуляции, доведённые до гротеска.

Произведение не является утверждением фактов, не содержит медицинских, юридических или иных экспертных заключений и не направлено на унижение достоинства конкретных лиц, а представляет собой форму общественной и культурной критики, допустимой в рамках свободы слова, художественного высказывания и сатиры.

Мнение персонажей не обязательно совпадает с позицией автора.

Любые совпадения с реальностью – не доказательство, а повод задуматься.

Вступительный монолог

«Что-то в механизме скрипнуло…»

Как известно, в России две беды, как говорят, дураки и дороги. Я никак не пойму, кто на дороге, а кто дурак. Но между ними проскакивают еще и другие.

Вот слушайте, я вот чего не понимаю. Может, вы мне объясните? У меня с арифметикой всегда было нормально. С логикой, говорят, тоже. Но тут… тут что-то не сходится.

Вот смотрите. С одной стороны – человек-кремень. Глыба. Прошел такую школу, после которой люди либо стихи пишут о вечном, либо молчат о вечном. Гроссмейстер. Он смотрит на тебя, а видит, о чем твоя теща думала в семьдесят третьем. Он по походке определяет, брал ли ты в долг у соседа. Человек, который одной фразой про сортир вошел в историю мировой дипломатии. Это вам не фунт изюма. Это – система. Мощь. Вертикаль.

А с другой стороны… С другой стороны – человек, который в молодости боролся с этой самой системой. Джинсы, длинные волосы, «make love, not war». Потом уехал в Америку. Тоже боролся, но уже за деньги, на радио «Свобода». Слушал хорошую музыку, дышал другим воздухом, получил три диплома, один из которых – по истории Средних веков. Видимо, готовился.

И вот этот второй, который сам бывший хиппи, возвращается. И начинает объяснять первому, который бывших хиппи сам гонял, что главная угроза стране – это не коррупция, не дураки, не дороги. Главная угроза – это другие бывшие хиппи. Ну, или йоги. Или те, кто в Библии читает не ту страницу. И называет он это страшно – «тоталитарная секта». Слово-то какое… тяжелое. Не наше, не русское. Как «чизбургер». Сразу чувствуется импортное качество.

И первый, который Гроссмейстер, который КГБ, который должен видеть насквозь… он слушает! Он кивает! Он хмурит брови и говорит: «Да, угроза… Растут, секты как грибы».

И у меня в голове не щелкает. Как? Как человек, натасканный на выявление самых хитрых шпионов, не разглядел простого фокуса? Это же классика! Прийти к самому сильному и сказать: «Смотри, вон там враг! Маленький, но очень опасный. Только ты можешь нас спасти». И сильный, которому скучно, которому хочется подвига, который обещал всех мочить в сортире, но правда не сказал, как и чем вернее, из чего мочить, говорит: «Где? А, вижу! Сейчас мы его… да в сортире!».

Это же гениально! Это не шахматы, это игра в поддавки. Ты ему подсовываешь фальшивого врага, а он тебе за это – настоящие законы. Ты ему – лекцию для студентов ФСБ, а он тебе – пост главы совета при Минюсте. Ты ему – страшилку про то, как йоги захватят Кремль, а он тебе – «закон Яровой».

И сидишь, смотришь на это все и думаешь… Может, в консерватории что-то подправить? Может, Гроссмейстер просто устал? Или, может, тот второй, который с дипломом по Средним векам, знает какой-то средневековый секрет, ну кто-то и Тутанхамоном правив. А говорят еще, что и даже самим Чингисханом кто-то манипулировал. Но то, что Сталиным кто-то манипулировал, я не верю, не может быть. Но как, самим Гроссмейстером, так легко и просто? Пришел, помахал кадилом с американским запахом и сказал: «Теперь твоя главная забота – духовная безопасность. А кто ее нарушает, я тебе буду говорить».

А тот, кто Гроссмейстер и рад. Потому что бороться с коррупцией – это долго. Дороги строить – бессмысленно, это ж Россия. А бороться с сектами – просто. Они же верующие, они же не сопротивляются. Они же не верят причем ни в партию, ни в КГБ, они же в Бога верят, они не сопротивляются. Они молятся. А это, с точки зрения КГБиста, – самое подозрительное. Человек сидит тихо, глаза закрыл… Явно что-то замышляет.

Таких только на нары, и экстремизм на плечи. Тем более экспертизы вот тот второй, который приехал, накатал с больной головы на здоровую.

И вот так, потихоньку-полегоньку, человек, который сбежал от системы, построил свою собственную. Прямо внутри той, большой. Маленькую, уютную, свою личную тоталитарную секту по борьбе с сектами. И стал ее несменяемым гуру.

И знаете, что самое смешное? Он ведь победил. Победил всех. И хиппи, и йогов, и свидетелей, и здравый смысл, и даже Гроссмейстера, любителя «в сортире» обыграл прямо там, по-мокрому. Одно он только не победил пока что в людях, и то, не у всех – это чувство юмора. Но многие уже даже дома не смеются, даже на кухне, боятся, что подслушивают, например, с китайских утюгов. Тем более, что вот тот первый, который дружит с тем, кто утюги производит, который серьезный такой и с флагом ходит, вот тот первый, который выбросил за ненадобностью, но мечтает вернуть, причем территорию, которая раньше гораздо больше была, но при условии, что станет Гроссмейстером.

Так вот, смеяться страшно, утюг китайский – кто слушать будет? КГБ – нет. Но есть другая аббревиатура. Смысл тот же, знаете, как соль, как ни назови, она все равно соленая. Напиши на солонке «сахар» – и, что, она слаще станет? А утюг – дело серьезное, и кофейная машина, и стиральная машина. А холодильник? Даже если написано Samsung – нет, все производится там, у хмурого такого, с флагом. Страшно, люди боятся. А некоторые даже в душе молчат, страшно, неизвестно, кто лейку создал. Негде расслабиться русскому мужику, разве что на рыбалке. И то, если уходит подальше от удочки. Ведь поплавки тоже от хмурого и серьезного, что под флагом ходит. Поэтому мужики перестали водку на рыбалке пить, а то напьёшься и сольёшь всё – и тебя потом, мокрого, из сортира и прямо на нары, и ты уже экстремист. Но не догадывается русский мужик, что не первый не виновен, а тот, другой. Первый о себе забоится, о том, чтобы прожить лет 150. Это они придумали вместе, первый и той что серьёзный с флагом, что править долго будут, чтобы никто не расслаблялся. А за ними, за первым и вторым, стоит тот, другой, со справками, извините, с дипломами, кто лекции читает студентам. Он такой умный, читает лекции, как возродить то, чем так гордятся первый и второй что победили… Они же очень боролись против тех, кого второй возрождает на всю страну …за их спинами, вернее, прямо перед их лицом. Они ведь оба из тех, кто за спиной хорошо видит, а перед глазами ничего. Когда-то оно было сложным, а теперь проще.

У первого, Гроссмейстера – на нарах и мокрый, а у второго мало того, что на нарах, еще и печень вырезали. Так им сказал тот другой. Они мало того, что решили 150 лет жить, так еще те, кто претендует на их место, на органы разбирают, на шаурму. Вы видели сколько раньше было шаурмы, так второй теперь убрал всю шаурму. Так второй решил перед глазами у первого. А первый кивает лишь молча, и с тем, что утюги делает, лишь бизнес делает. Они того, что частично без уха остался, думают, как бы того полуухого в бизнесе развести. Там, конечно, все не понятно. Я не специалист в макроэкономике, тем более когда они все такие молодые и сильные, по 150 лет решили жить. А тот, со справками, точнее с дипломами, вряд ли им даст такую власть, потому что он точно знает, что делает не с тем, кто в дороге, с ними вряд ли что-то сделает, но точно знает, сказал, что со второй бедой точно разберется. Он сразу всем клеймо и на нары, и на органы. А чего мелочиться?

И когда смотришь на это, остается только смеяться. Горько. Сквозь слезы.

Глава 1. Становление от справки к диплому.

Кто же тот «второй»

Откуда берутся такие таланты? Их же не в инкубаторе выводят. Хотя… смотря что называть инкубатором.

Нашего героя создали в лучшем учреждении страны по работе с альтернативным мышлением. Психиатрическая больница № 14, город Москва.

У нормального человека как? Биография. Родился, учился, женился. У нашего – анамнез. И это, я вам скажу, гораздо перспективнее. С обычной биографией ты можешь стать инженером. С хорошим, подробным анамнезом – кем угодно. Хоть экспертом при Минюсте.

В юности он, как мы помним, был хиппи. Слушал музыку, размышлял о мире. Видимо, доразмышлялся до того, что специалисты в белых халатах поставили ему диагноз – «вялотекущая шизофрения».

И тут случилось то, что для одного – клеймо, а для другого – пропуск в светлое будущее. В советское время с таким диагнозом можно было либо тихо сидеть в палате, либо громко уехать на Запад. Наш выбрал второе. Так справка о душевной болезни стала его первым билетом в свободный мир. Он уехал в США не как диссидент, а как… ну, как тот, кому здесь климат не подошел. Ментальный.

Америка его приняла. Дала гражданство. Дала образование. Он даже поработал на радио «Свобода». Слушайте, это же готовый сюжет для трагикомедии! Человек, официально признанный в СССР сумасшедшим, учит из-за океана нормальных людей, как правильно думать. Уже тогда в этом был стиль.

Но настоящий его талант раскрылся по возвращении. Россия девяностых – клондайк. Все искали нефть, ваучеры, цветные металлы. А он привез с собой уникальное ноу-хау. Он понял, что главная валюта новой эпохи – не доллар. А компромат. Грязь. То самое вещество, в котором он, как выяснилось, был специалистом мирового уровня.

Девяностые… Время было мутное. Как вода в отстойнике. Наверх всплывало всякое. Кто-то всплывал с деньгами, кто-то – с автоматом, кто-то – с депутатским значком. А наш герой всплыл с идеей. И это оказалось страшнее всего остального вместе взятого.

Он вернулся в Россию не как все. Нормальные люди везли джинсы, видеомагнитофоны, жвачку. Он привез с собой врага. Готового, упакованного, с инструкцией по применению: «тоталитарные секты». Это был лучший импортный товар эпохи. Потому что враг – вещь в хозяйстве незаменимая. На него можно списать всё: развал, нищету, собственную глупость.

И он пошел с этим товаром туда, где на него был самый большой спрос, – к людям в погонах.

Представьте себе картину. Сидят в актовом зале серьезные мужчины. Полковники. Майоры. У них на лице – вся скорбь развалившейся империи. Они привыкли бороться с ЦРУ, с «Голосом Америки», с диверсантами в лесах. А тут – рынок, демократия, свобода слова… С кем бороться? Где враг? Непонятно. И от этого им неуютно. И тут на трибуну выходит он. Александр Дворкин. Еще молодой, зато уже одержимый идее. Вроде бы робко и несмело, зато в глазах – огонь сертифицированного специалиста по безумию. И начинает говорить.

Он не говорил про экономику. Он не говорил про политику. Он говорил про грязь.

– Товарищи офицеры! – он не говорил «господа», он чувствовал аудиторию. – Страна в опасности. Новая угроза пострашнее ядерной бомбы. Тоталитарные секты! Это духовная зараза. Она проникает в умы наших детей, в души наших жен! Они занимаются йогой, они поют «Харе Кришна», они читают странные книги! Это информационные стоки, которые текут к нам с Запада, чтобы нас поработить!

Полковники хмурились. Йога? Кришна? Какая-то ерунда. Они ждали шпионов, а получили вегетарианцев. И тут наш герой доставал главный козырь. Метафорический.

– Вы думаете, это просто чудаки? Нет! Я знаю этот мир изнутри. У меня, можно сказать, профильное образование! Чтобы понять логику безумца, нужно… немного побыть им. Я видел, как это работает. Это не просто танцы. Это технология порабощения! Они вербуют лучших! Завтра он медитирует, а послезавтра – продает Родину за миску риса!

И этот гипноз сработал. Потому что он дал людям в погонах то, чего они жаждали: простое объяснение. Враг – вот он. Он не носит фрак. Он носит оранжевые простыни. Он не прячет микропленку в ботинке. Он поет мантры. Его легко опознать. Его легко ненавидеть.

Он превращал службу безопасности в санитарную инспекцию. Его сеть влияния росла не как шпионская резидентура. А как плесень. Потихоньку, в самых темных и сырых углах государственной машины.

Так, вооруженный справкой из психушки и чутьем на нечистоты, блудный санитар начал великую ассенизацию страны. Он не захватывал власть. Он просто делал мир вокруг себя грязнее. А в мутной воде, как известно, легче ловить большую рыбу. Или, по крайней мере, казаться большим специалистом по рыбной ловле.

Об этом уже говорит полмира, и пройти мимо, делая вид, что ничего не слышали, мы просто не смогли. Как люди говорят, речь идёт не о намёках и не о метафорах, а о весьма специфическом пристрастии – таком, что не каждому объяснишь и уж точно не каждому на голову наденешь.

Говорят, профессор ест говно. Именно так – без аллегорий. И без этого, по тем же разговорам, он, как так культурно выразиться, не может закончить: мысль не сходится, текст не закрывается, идея не доходит до логического конца. Не поел – не финишировал.

Почему он это ест и зачем норовит кормить этим других – разбираться в этом феномене мы не собираемся. Это уже не литература. Нас интересует другое, куда важнее: то ли он – злой гений, и потому его так тянет есть испражнения; то ли он ест говно – и именно поэтому идеи приходят такие, какие приходят.

И тогда многое проясняется: это не вдохновение и не озарение – это последствия рациона

Его копрофилическая фиксация, по словам его бывших студентов, стала не извращением, а профессиональным навыком. Он обладал уникальным чутьем. Там, где обычный человек видел кружок по йоге, он видел «рассадник заразы». Там, где люди медитировали, он чуял «ментальные нечистоты». Дворкин не был просто сектоведом и уж тем более «профессором богословия». Он был профессором Ассенизации. Он доказывал всем, что быть чистым – подозрительно. Если ты не пьешь, не куришь и по утрам делаешь зарядку, ты точно что-то замышляешь. Наверное, свержение строя. Ты, стало быть, однозначно тоталитарный сектант.

Но почему ему поверили?

А я вам скажу, почему. Чтобы сохранить привычный комфорт. Ведь настоящий комфорт – это не теплый плед. Это понятный враг. Когда ты знаешь, кто виноват в сквозняке, в комнате становится теплее.

Нашему человеку не нужна карта мира. Ему нужна табличка: «Враг – в той стороне». И вторая табличка: «Патриоты – в этой». Всё. С географией разобрались.

Профессор продал им не правду. Он продал им компас, который показывает только в одну сторону. И какое облегчение! Не надо думать, выбирать, сомневаться. Просто маршируй.

Глава 2. Создание врага для масс

Однако наш профессор направлял свой потенциал «устрашения» не только на людей в погонах, исправно наставляя их о том, где искать настоящих врагов – сектантов. Главной его мишенью были простые люди, россияне. Надо было чтобы они, в первую очередь, поверили в то, что внутри есть враг, которому надо противостоять. Для Дворкина было главным наполнить ненавистью самих граждан. Банальной ненавистью друг к другу.

Вы помните, в девяностые, как мы все сидели у телевизоров и заряжали воду? Ставили трехлитровые банки, и какой-нибудь целитель Чумак, с лицом мудреца, молча делал руками пассы. И вода, говорят, становилась лечебной. Смешно, конечно. Но профессор, он же человек научный, с американским подходом и не только, понял: метод рабочий, но товар – мелковат. Что такое вода? Он решил заряжать не воду. Он решил заряжать мозги. И не какой-то там положительной энергией. А чистой, концентрированной, дистиллированной ненавистью. Он понял гениальную вещь: чтобы тебя услышал один Гроссмейстер, тебя сначала должны услышать миллионы домохозяек.

И он стал звездой телеэкрана. Главным экспертом по страху. Вы наверняка видели такие сюжеты по ТВ, замечали, как однотипно они срежиссированы? Сначала – тревожная музыка. Кадры: какие-то люди в балахонах, кто-то поет странное, кто-то просто обнимается – снято так, будто это последние минуты Помпеи.

Зловещая музыка. Что-то среднее между саундтреком из «Челюстей» и советским военным маршем. Сразу становилось понятно: враг не дремлет.

Нарезка «ужасов». Мутные кадры, снятые скрытой камерой: люди в белых одеждах хлопают в ладоши. Женщина плачет на семинаре личностного роста. Подросток с пирсингом читает странную книгу. Всё это монтировалось встык с кадрами горящего Рейхстага и марширующих солдат НАТО. Логической связи – никакой.

Выход профессора. А потом в студии появляется он. Спокойный, в очках, с интеллигентной бородкой.

Он предупреждал, глядя прямо в камеру: пока люди смотрели сериалы, «они» уже были здесь. Они называли себя «коучами успеха», «духовными наставниками», «инструкторами по йоге», но на деле, по его словам, это были вербовочные ячейки. Сегодня чей-то сын шёл на «динамическую медитацию», а завтра мог переписать на «гуру» квартиру и уехать строить ашрам под Калугой, который, как утверждал он, на самом деле был замаскированной базой ЦРУ.

После этого в студию выводили «жертву». Заплаканную женщину, которая рассказывала, как ее муж, сын, брат, кум «попал в секту», а началось все с музыки, книги, сериала, игры…

И вся страна, от Калининграда до Владивостока, прилипает к экранам. Сидит тетя Маша из Саратова, у которой сын-подросток начал слушать какую-то непонятную музыку и носить черную футболку. Раньше она думала – ну, возраст, пройдет. А теперь ей профессор Дворкин, солидно, по-научному, объясняет: это не возраст. Это – «секта». Футболка – это «униформа». Музыка – это «зомбирование». Ваш сын, тетя Маша, уже не ваш. Он в шаге от того, чтобы переписать на гуру вашу трехкомнатную квартиру и отправиться собирать пожертвования на Арбате.

Информационная клизма Дворкина работала. После каждого выпуска в «сектоведческие центры» по всей стране поступали сотни звонков от перепуганных граждан с требованием спасти их близких от кришнаитов, мормонов и тренеров по продажам. Спрос на ненависть был создан.

Это был гениальный маркетинг страха. Он брал любую безобидную вещь и превращал ее в угрозу:

Гарри Поттер? «Пропаганда колдовства, прямой путь в сатанизм».

День святого Валентина? «Чуждый нам праздник, подрывающий традиционные ценности и ведущий к разврату».

Занятия по личностному росту? «Психокульт! Они сделают из вас раба!»

Он создал целую вселенную, где за каждым углом подстерегала «тоталитарная секта». Он превратил страну в минное поле, где любая новая идея, любая книга, любая практика – потенциальный взрыватель.

А для чего это всё? А для того, чтобы, когда он наконец придет к Гроссмейстеру, он придет не как одинокий чудак. Он придет как спаситель нации, как голос тех самых перепуганных теть Маш.

И, наконец, последний, но важнейший элемент информационной системы, выстроенной профессором. Эхо. Любой центральный сигнал был бы бесполезен, если бы его не отражали и не усиливали на местах. В каждом регионе у профессора была своя сеть. Местные епархиальные отделы, «патриотические» клубы и, конечно, районные газеты.

Гроссмейстер строил вертикаль власти. Но профессор понимал: любая вертикаль держится на горизонтали – на том, что у людей в головах. И если эту горизонталь правильно забетонировать, вертикаль будет стоять вечно, даже если давно сгнила изнутри.

Он не просто стучался в дверь власти. Он сначала поджег общественное мнение, а потом прибежал с ведром «сектоведения» и закричал: «Пожар! Только я знаю, как тушить! Дайте мне полномочия!»

Гроссмейстер посмотрел в окно, увидел зарево паники, которое сам же профессор и раздул через телевизор, и сказал: «Действуй. Вот тебе Минюст. Вот тебе законы. Туши».

Это было не просто убеждение. Это был шантаж. Шантаж страхом. Он не доказывал свою правоту власти. Он сделал так, что сама власть пришла к нему за спасением от угрозы, которую он же и выдумал, и распиарил. Как в старом анекдоте: он продал им средство от тараканов, которых сам же им в карман и подбросил. Искусство, я вам скажу. Чистое искусство манипуляции информацией.

Информационная клизма была поставлена. Общество было «очищено». Оно больше не думало. Оно боялось. Соседа, бородатого тренера, улыбчивого незнакомца и старушку с фиалкой. В этой атмосфере тотального страха любой приказ власти воспринимался уже не как насилие, а как спасение. Профессор добился своего. Он научил Родину не думать. Он научил ее ненавидеть по расписанию.

Это высшая сфера услуг: доставка фасованной ненависти на дом. Сборка не требуется. Но откуда у нашего профессора такая понятная методичка по формированию врага и взращиванию ненависти? А как оказалось, из времен не столь забытых, пахнущих запахом гестаповских сапог…

Глава 3. Путь и становление науки ненависти

А теперь, дамы и господа, давайте заглянем в семейный альбом профессора. Откуда, так сказать, родословная у его «науки»? Неужели из широкой русской души? Ах, если бы. Происхождение у этого «сектоведения» оказалось с таким характерным немецким акцентом, что становится как-то неловко за Отечество.

Если проследить родословную всей его апологетической братии, у которой он почерпнул свои навыки манипуляции ложью и взращивания ненависти, получится настоящая духовная матрёшка – каждый ученик из чрева предыдущего, и все они по одной методичке.

Сначала в 1920-х был Вальтер Кюннет – теолог Третьего Рейха, архитектор духовного гестапо. Он не просто писал проповеди – он чертил схемы, кому жить, а кому в концлагерь. Его апологетический центр выдавал справки на уничтожение – аккуратно, с печатью и богословским обоснованием.

Потом в 1960-х появился Вильгельм Хаак, ученик Кюннета. Человек, который решил: раз уж нацизм проиграл, надо хотя бы его методики спасти. Он аккуратно отмыл «чёрные списки», подкрасил их под «научные исследования» и вернул в оборот – как будто история, знаете, просто немножко испачкалась и её можно протереть.

Дальше в 1970-х эстафету вступил Йоханнес Огорд, ученик Хаака. Он перенёс немецкую школу ненависти в Данию, открыл «Диалог-центр», где диалог состоял из одной реплики: «Вы сектанты!» – и поставил этот процесс на поток, как фабрику духовного фастфуда.

А потом в начале 1990-х появился Александр Дворкин, ученик Огорда, наш профессор ассенизации. Он взял эти старые, добрые, проверенные нацистские методички, стряхнул пыль, перевёл с немецкого на бюрократический и назвал это «российским опытом защиты духовной безопасности». Его «перевод» – это не просто слова, это технология: сбор досье, фабрика экспертиз, легитимация через церковь и внедрение в силовые структуры. Вышло красиво: вместо свастики – православный крест, вместо Гестапо – Минюст, а вместо фюрера – тот первый, который Гроссмейстер.

Как хвастался профессор: «-Да-да. И так получилось, что я сам очень многому научился у профессора Огорда. Можно сказать, что у нас было два основателя: русский священник Глеб Каледа и датский профессор Огорд. Первые два года я постоянно ездил в Данию, где он проводил обучающие семинары. Сперва я учился сам, набирал литературу – у него была громадная библиотека на тему сектанства. И после каждого семинара или конференции я оставался еще на два-три дня: искал дубликаты книг, ксерил – бумаги в Россию я ввозил чемоданами. Фактически, это и стало основой нашего собственного архива, а ведь ничего подобного в России тогда не было».

И вот тут-то и случается самый злой исторический анекдот. Гроссмейстер (да, тот самый первый), чья легитимность построена на победе над нацизмом, с серьезным видом начинает бороться с собственными гражданами, используя методички, разработанные и обкатанные в Третьем Рейхе. Он думал, что кует «духовный щит Родины», а на самом деле включил конвейер, который 80 лет назад исправно отправлял в концлагеря… кого бы вы думали? Тех же самых Свидетелей Иеговы, которые и стали первыми жертвами этой машины в России в 2017 году.

Но как очистить головы целой нации от опасных мыслей типа «а почему?», «а зачем?» и «а не пошли бы вы?». И вот тут-то наш герой, подобно человеку, нашедшему на свалке истории ржавый, но безотказный немецкий пулемет, понял: зачем изобретать, если можно адаптировать?

Методы, отточенные в Гестапо для выявления «врагов нации», оказались поразительно эффективны для борьбы с «тоталитарными сектами». Рукоплескали все: и те, кто в погонах, и те, кто в рясах. Парадокс, достойный пера Кафки: для защиты России от «тлетворного влияния Запада» были импортированы самые тлетворные технологии Третьего Рейха.