Наследников выбирают

Чтобы проехать в Ленкин микрорайон, Гале пришлось включить навигатор. Она бывала в гостях у сестры несколько раз, но никак не могла запомнить дорогу. После замысловатого съезда с кольцевой навигатор привел её в чистое поле, где в отдалении маячили частные дома, вполне себе респектабельного вида. Дорога, проложенная по полям, никак не тянула на шоссе, скорее всего, ещё недавно она являлась обычной просёлочной грунтовкой. Сейчас её просто-напросто заасфальтировали, даже расширять не стали. Одна узкая полоса в одну сторону, вторая в другую, никаких тебе разделительных линий и обочин.

Галя представила себя на месте владельцев видневшихся домов и содрогнулась. Это же весьма сомнительная радость, когда на твою дачу или загородный дом наступает город. Одно дело, когда сто лет назад на деревенские дома совхозных рабочих наступали советские новостройки, тогда и дома-то эти были похожи на сараи, да и проживание в них без воды и канализации являлось сомнительным удовольствием. Другое дело нынче, когда народ хлебнул уже хорошей жизни, понастроил себе дворцов на свежем воздухе, и нате вам, получите такую напасть, как льготная ипотека. Льготная ипотека подминала под себя без разбору и дворцы с вензелями, и хижины из говна и палок, и бывшие совхозные поля. Новостройки стремительно разрастались вокруг Питера и требовали электроснабжения, отопления, транспортной доступности и мусорных свалок.

Вскоре дорога свернула в сторону самого наступающего города. Дома, похожие как близнецы, но раскрашенные в разные цвета теснились друг к другу и обступили узенькую дорогу со всех сторон. Всё выглядело очень аккуратно, но как-то игрушечно. Галя представила, что здесь будет зимой, когда эти узенькие улочки станут ещё уже от сугробов, ведь никаких обочин и тротуаров по-прежнему не предполагалось. Представила, как эти забитые машинами парковочки между домами завалит снегом, как их невозможно будет расчистить даже средствами малой механизации и дворниками с лопатами. Если, конечно, дворники откуда-то возьмутся в этих дальних далях. Кроме того, внутри свежепостроенных кварталов абсолютно отсутствовали какие бы то ни было зелёные насаждения. Мысленно позлорадствовав, Галя порадовалась, что живёт в старой советской новостройке, где дома ещё строились по нормам советского времени с тем расчётом, чтобы при разрушении от ядерного взрыва они не заваливали обломками улицы, по которым в таком случае свободно могли бы передвигаться танки. Да уж, в Ленкином новомодном микрорайоне никакие танки и без ядерного взрыва не пройдут!

Машину удалось пристроить в непосредственной близости от кафе «Фиалка», которое размещалось на первом этаже разноцветного дома между винным магазином и барбер-шопом. Галя старалась доверять своей удаче и всегда подъезжала непосредственно прямо к пункту назначения, в то время как многие оставляют автомобили на дальних подступах, чтоб не рисковать. Галя рискнула и оказалась права, на забитой битком малюсенькой парковочке, прямо напротив входа в заведение имелось местечко для её движимой «прелести». Она воткнула машину, достала смартфон, перевела на счёт сестры приготовленную сумму и с купленным по дороге букетом наперевес вошла в кафе ровно в семнадцать ноль-ноль по московскому времени. В помещении, как и положено злачному месту, царил полумрак, навстречу Гале с радостным визгом кинулась младшая сестра и измазала ей лицо губной помадой. За столом, составленным из нескольких столиков, развалившись сидели Серый и ещё какой-то тип. Внешне тип чем-то смахивал на Серого, такой же коротко стриженый, практически бритый под ноль, только постарше и ещё более мордатый. Оба даже не подумали встать, когда Галя подошла к столу. Галя ни капли не удивилась, неандертальцы обычно не приветствуют слабый пол вставанием, а считают женщин людьми второго сорта, если вообще считают их за людей.

– Здорово, Галка, садись, этсамое, раз пришла, – милостиво разрешил Серый.

– Вот спасибо, – поблагодарила Галя, – как же мне повезло-то.

Она села на ближайший к ней стул.

– Галь, знакомься, – вступила воспитанная Ленка, представляя мордатого, – это Денис Михалыч, они с Серым вместе работают.

– Знакомлюсь, – Галя кивнула типу, тот сделал ей ручкой, как козырнул.

«Интересно, почему вдруг этот тип у Ленки и Серого по имени-отчеству числится, а не как-нибудь в стиле Серого? Или раз уж он Михалыч, то можно и попросту Потапычем прозвать. А с такой мордой и вовсе зови Мордатычем, не ошибёшься», – подумала Галя и хихикнула.

– Вот, видал, – Серый ткнул мордатого Михалыча локтем в бок, – впервые вижу, как она хихикает, значит, этсамое, ты ей понравился.

– В присутствие человека нельзя говорить о нём в третьем лице с использованием местоимений «он» или «она», – на автомате сообщила Галя неандертальцам. Мама с самого детства всегда ругала их с Ленкой за такое.

– Ишь, ты! Нельзя? А кто запрещает? – Мордатыч сделал бровки домиком и стал похожим на румяного Колобка.

– Правила хорошего тона запрещают, – пояснила Галя.

– Ну, если правила, то штраф тебе, Серый, – Мордатыч заржал.

В кафе нарисовались Ленкины подружки с мужьями, следом пришли родители. Мама расстроилась, что не увидит внуков. Высказала мнение, что лагерь не самое полезное место, особенно для подростков. Их там могут научить нехорошему, например, ругаться матом. Уж лучше бы отправили их к бабушке, то есть к ней, раз родителям так приспичило отдохнуть от деток.

– Дети должны, этсамое, на свежем воздухе в футбол гонять, а не сидеть носом в смартфонах, как они у вас делают, – сообщил тёще Серый.

– Неправда! – возмутилась мама. – Мы с детьми гуляем в Летнем саду, катаемся по Неве на трамвайчиках, в Петропавловку ходим. У жизни в Центре есть масса преимуществ. Ребятам у нас нравится. Мы совмещаем приятное с полезным.

– Вот именно! А я не хочу, чтоб из них, этсамое, задохлые ботаники выросли, – проворчал Серый.

– Во всём должно быть равновесие, – сказала мама. – Тупые футболисты тоже, знаешь ли, ещё та радость.

– Почему ж тупые? Футболисты деньги лопатой гребут, – вставил Мордатыч.

– Не все и не сейчас, – буркнул отец.

– Не все. Это факт! – согласился Серый. – Ну вот вы, этсамое, науку преподаёте, – обратился он к отцу, – и что с того?

– Ничего, – отец развёл руками. – А что надо?

– Много чего надо кроме того, чтоб, этсамое, все книжки в мозгу упомнить. Деньги надо, чтоб на всё-всё хватало. С науки много не заработаешь. Мужик должен семью, этсамое, детей содержать, а ещё уметь гайку привинтить, вот. – От такой несвойственной ему длинной речи Серый аж слегка раскраснелся и употел. То, что он вдруг взялся учить тестя жизни, свидетельствовало о том, что они с Мордатычем уже слегка на кочерге. Или это он в присутствии Мордатыча настолько осмелел?

– Ну, пока никто не жаловался, – удивился отец и пожал плечами. – Мы вроде не бедствуем, детей приличными людьми вырастили, образование им дали, жильём, кстати, обеспечили, если гайку привинтить сам не смогу, вызову специально обученного человека. Каждый должен своим делом заниматься.

– Жильём обеспечить, этсамое, дело хорошее, правильное. Тут уважуха моя вам бесконечная. Но нафига девкам вообще образование? Их задача, этсамое, детей рожать и воспитывать.

– Ну, рожать, допустим, дело нехитрое, – заметил отец, – а вот воспитывать грамотно, тут без образования никак.

– Для этого, этсамое, детсад и школа у нас есть!

– Знаешь, Серый, – вдруг возмутилась именинница, – ты говори да не заговаривайся. Зачем детей тогда рожать, если их чужие люди воспитывать будут?

– Тут ты права! – Серый чмокнул жену в щёку. – Вот мы своих парней, этсамое, воспитываем так, чтоб умели и гайки вертеть, и деньги зарабатывать, и в морду дать, этсамое, если кто полезет. А чего это ваше высшее образование даёт?

– Серёжа, – вступила мама, – так одно же другому совсем не противоречит. Образованный человек тоже может быть физически сильным, иметь ручную умелость и зарабатывать прилично. Ты знаешь, сколько сейчас айтишники зарабатывают? Галь, скажи.

– Много, – сказала Галя. – Гораздо больше, чем сантехники, ну, или кто там ещё гайки вертит.

– Это пока! Погодите, сейчас, этсамое, стране нужны те, кто у станка стоит. Нельзя рабочий класс со счетов сбрасывать.

Серый выглядел вполне убедительно, как с трибуны вещал, Галя даже залюбовалась им, можно было подумать, что он и есть тот самый рабочий класс, синий воротничок, значение которого долго недооценивалось обществом. Казалось, сейчас он засучит рукава, станет к станку и примется вытачивать необходимые народному хозяйству детали. Вот что телевизор с матёрым гаишником может сотворить!

– Ну, вперед. – Отец пожал плечами. – Кто тебе может помешать из собственных детишек работяг воспитать?

– Хозяин, как говорится, барин, – печально согласилась мама. – Давайте, уже за мамочку моих внуков выпьем, за её здоровье.

– Точно! Этсамое, за мать моих спиногрызов, – провозгласил Серый и опрокинул в себя стопку водки. Гости последовали его примеру.

– А ты опять за рулём? – поинтересовалась Ленка, глядя как Галя мусолит стакан с минералкой. – Даже к сестре родной на днюху не могла без своего руля приехать.

– Да в вашу Тьмутаракань без руля не доберёшься.

– Ну, люди-то как-то ездят. – Ленка явно обиделась за Тьмутаракань. И совершенно зря обиделась, ведь Галя выбрала это название, как самое безобидное, потому что в голову ей лезли в основном Зажопинск, Мухосранск и Запупырьевск.

– Как-то ездят, а я как-то не хочу, – сказала она. – Мне на машине спокойней.

– Ой! Серый же машину новую взял, «Танк» называется. – Ленка с восторгом глядела на мужа. – Очень крутая тачка на манер Гелика. Да, ты наверняка видела такие.

– Я в сортах китайского автопрома не разбираюсь, – высокомерно заметила Галя, про себя подумав, что Серому бы надо сначала с ипотекой разобраться, а не машины менять.

– Ой, какие мы важные! – Серый ухмыльнулся. – Слышь, Михалыч, на китайцах она, этсамое, не ездит. Видал?

Мордатыч тут же вступил в дискуссию и рассказал о пользе импортозамещения в целях полной независимости государства, гости при этом почему-то стали обсуждать достоинства китайских автомобилей, но Галя не стала указывать им на нестыковку. А чем, в конце концов, это не импортозамещение? Один импорт заместили другим.

Первыми, выждав для приличия примерно час, со словами «ну, не будем мешать молодёжи веселиться» восвояси отбыли родители. На прощание расцеловали обеих дочерей. Мама сделала Гале глаза, Галя сделала ей глаза в ответ, и выждав ещё полчаса тоже собралась домой. Тут она пожалела, что у неё нет собаки, которую надо выгулять, или детей, которых пора кормить. А что? Прекрасная отмазка. Пришлось сходу наврать, что она страдает куриной слепотой и в сумраке ей будет затруднительно добираться до дома. Хорошо, никому не пришло в голову, что в сезон белых ночей, никакого особого сумрака по вечерам не наблюдается. Вся компания выкатилась из кафе её проводить и посмотреть, на чём же в Тьмутаракань приехала столь высокомерная дамочка.

– А что? Тойота тоже неплохая тачка, – сказал кто-то из гостей, рассматривая Галину «прелесть».

Галя хотела спросить, почему «тоже», но воздержалась. Конечно, её «прелесть» была не просто неплохой тачкой, она была самой лучшей, ведь, как всем известно, Тойота не ломается, но зачем же людей расстраивать. Хвастовство произрастает из гордыни, а гордыня смертный грех.

– По виду совсем новьё, – сказал кто-то другой.

– Гарантийная? – поинтересовался Мордатыч.

Галя кивнула.

– В кредит брала?

Галя опять кивнула и взялась, было, за ручку, чтобы открыть дверь машины.

– Не маловата, ноги-то помещаются? – заботливо спросил Мордатыч.

– Она снаружи кажется маленькой, а внутри вполне просторная, – пояснила Галя.

– А ты ничего такая, – провозгласил Мордатыч и неожиданно ухватил её за попу.

Галя чисто рефлекторно, как ещё в детстве их с Ленкой обучил отец, с разворота вломила этому неандертальцу кулаком, куда попало. Попало в морду, а именно, в нос. Действительно, мимо такой широкой морды не промажешь. Мордатыч взвыл. Правильно, так и должно быть, ведь папа говорил, что нос у человека самое больное место, ну, разумеется, кроме ещё другого, которое даже больней, но бить туда почему-то считается неспортивным. Хотя какое тут может быть спортивно или нет, когда тебя схватили за попу. Что это за спорт такой, за попу хватать? И, если бы это сделал, к примеру, Тимофей, играя в доктора или сантехника, то это было бы совсем другое дело, и то не факт. Тут вопрос во внезапности и рефлексах. Но согласитесь, когда какой-то мордатый тип ни с того ни с сего тянет свои лапищи к вашей попе, это ни в какие ворота не лезет!

– Ты охренела?! – взревел Мордатыч на весь квартал.

Разумеется, он использовал несколько другое слово, но мы не будем уподобляться неандертальцам и повторять его тут, тем более, что вы и сами поняли, как он пополнил словарный запас подростков из близлежащих разноцветных домиков. Куда там детскому лагерю, где дети учатся друг у друга, чему попало.

Следует признаться, что Галя слегка испугалась. Во-первых, она не ожидала такого мощного эффекта, а во-вторых, с неандертальца вполне станется и врезать ей в ответ.

– Извините, – пропищала она на всякий случай.

– Михалыч, а ты сам не охренел?! – в свою очередь вдруг взревел Серый, используя то же самое слово и добавив ещё одно в качестве связующего. – Только познакомился с девкой, этсамое, и сразу за жопу хватать!

Серый, к удивлению Гали, вклинился между ней и Мордатычем, выражая серьёзную готовность защитить сестру своей законной жены от поползновений постороннего самца. Видимо, в сознании неандертальца так и должны поступать настоящие мужчины, пардон, мужики. И это, надо сказать, правильно, тут вы слова против не услышите. Это вам не озабоченность какая-нибудь выраженная, или пальчиком погрозить. Это реально решительный отпор агрессору! Однако у Гали тут же промелькнула в голове возможная сводка с места происшествия, мол, в процессе совместного распития спиртных напитков самцы не поделили и проч. Гости, кстати, тут же благоразумно рассосались, видимо, чтобы не выступать свидетелями. Осталась только бессмысленно кудахчущая Ленка.

– Ай, ой, Серый, Денис Михалыч, прекратите, что же теперь будет, ой, ай, так нельзя, ну вот, как же так, хорошо же сидели, – блеяла она, прижимая руки к груди.

– Да ну вас к бесу! – Оскорблённый в лучших чувствах Мордатыч неожиданно развернулся, покинул место происшествия и удалился в неизвестном направлении.

– Ты, этсамое, в порядке? – заботливо поинтересовался Серый.

Галя кивнула.

– Да заткнись ты уже, – Серый прикрикнул на Ленку, та моментально замолчала и уставилась на мужа круглыми испуганными глазами.

– Лен, не переживай, пожалуйста, праздник удался, – сказала Галя в попытке успокоить сестру. – Какой нормальный праздник без драки?

Ленка осторожно хихикнула.

– Ты, этсамое, родакам только не говори. – попросил Серый. – Папаша ваш и так на меня зуб точит.

– Не буду.

– Ты не думай, Михалыч хороший мужик, ну, этсамое, не умеет с девками. Он мой друг проверенный и, это, начальник, ну, по службе, – пояснил Серый. – Большой начальник, очень.

– То есть ты автомобилистов на дорогах грабишь и этому своему большому начальнику заносишь? – ехидно поинтересовалась Галя.

– Ты, этсамое, неправильно понимаешь патрульную службу, – Серый изобразил оскорблённую невинность.

– Ну, да! А то я вашу патрульную службу в действии не видела!

– Ты, этсамое, вот сейчас замолчи лучше, служба – это служба. Оно святое.

– Ладно, забей. – Галя махнула рукой. Толку ему сейчас объяснять, что хорошо, а что плохо, если ей самой легче денег им в руки сунуть, чем дожидаться, пока они этот штраф тебе оформят. Да и пасутся они сейчас не на мелочёвке типа превышения скорости, с этим и камеры прекрасно справляются, у них охота на двойную сплошную, пьянство за рулём и наркоманию. – Выходит, ты из-за меня готов был старшему по званию навалять?

– А то! Ты ж моя эта, как её? Неважно! Сестра моей жены, этсамое, вот. – При этих словах Серого Ленка приникла к нему со светящимися глазами, он обнял её и выглядел совершенно довольным произведенным эффектом.

– Свояченица, – подсказала ему Ленка.

– Точно! – Серый хлопнул себя по лбу. – Свояченица от слова «своя». А русские, этсамое, своих не бросают! Слыхала? Я, вот что, я ему твой телефон дам, пусть извинится, – обрадовал он Галю.

– Не вздумай! – испуганно вскрикнула она.

– Я как лучше хотел, – Серый почесал бритый затылок, – ведь надо ж, этсамое, с тобой что-то делать.

– Что со мной надо делать? – не поняла Галя.

– Замуж выдавать как-то, раз, этсамое, у тебя самой никак не получается. Кто как не родные тебе помогут? Свои?

– Так ты меня взялся замуж пристроить, ах, ты ж мой золотой. – Галя обняла Серого и чмокнула его в щёку. – Спасибо тебе, но я сама как-нибудь.

– Чего ты сама? Много ты, этсамое, понимаешь! Тебе скоро уже рожать поздно будет, а бабы без детей, этсамое, головой едут. Баба должна рожать – это её назначение. Продлевать, этсамое, род и всё такое. Без этого мы все вымрем как мамонты.

– Согласна, – Галя решила не спорить. Она ж не телевизор, чтоб такого как Серый в чём-то убедить. Да и не рассказывать же ему, что с рожанием у некоторых, похоже, дело совсем тухлое.

Галя одно время подумывала родить ребятёныша, чтоб вот, как Серый говорит, головой не поехать. Тут он прав, материнский инстинкт берёт своё. А куда деваться? Даже если ты совсем не первородный и не первобытный, всё равно в пра-пра-пра-… родне твоего сложноорганизованного носителя были какие-нибудь мартышки. Человек, как и любое существо на планете, нацелен на продолжение рода и, если в детородном периоде самке человека не удаётся эту функцию осуществить, то гормон может ударить ей по башке. Правда, самка самке рознь. Некоторые высокоорганизованные самки плевали на этот гормон с высокой колокольни, никакого предменструального синдрома не испытывают и в климакс по потолку не бегают. Галя подозревала, что это зависит как раз от первобытности персонажа. Если сознание девицы в прежней жизни сидело в кошечке, а потом в человеческую самку вдруг поместилось, то скорее всего девица эта своей голове не хозяйка, впрочем, как и остальным частям тела, и может головой поехать от малейшего отклонения в природной программе.

Гале гормон по башке не врезал, хотя с беременностью у неё ничего не получилось. Врачи причин её бесплодия не обнаружили и развели руками, а Галя плюнула на это дело, решила, что первородный грех ей не грозит и больше не предохранялась. Тем более, что говорят, оно, в смысле непредохранение, для женского организма очень полезно, типа молодит. Докладывать о постигшей её неприятности она никому, включая самых близких, не собиралась. Спрашивается, зачем маму расстраивать? Про Ленку и говорить нечего, раскудахчется и сообщит всем по секрету.

– Но не рожать же от кого попало, – заметила Галя, чтобы отделаться от настырного Серого.

– От кого попало нельзя, факт! Вот, Михалыч, этсамое, совсем не кто попало. Не мужик – мечта! Не женат, при хорошем деле, этсамое, упакован всем бы так, и сам красавчик, ты ж видела, будешь, этсамое, как у Христа за пазухой. Ну, без этих ваших церемоний человек. Мы люди простые, этсамое, этикетам не обучены. Подумаешь, большое дело! И вообще, мой тебе совет, будь, этсамое, проще, и к тебе потянутся люди.

– Ну, пока эти люди почему-то тянутся к моей попе.

– Ну так, этсамое, это ж твоя лучшая часть!

В этот момент Гале показалось, что он готов уже этак по-родственному, по-свойски шлёпнуть её по попе, но воздержался. Правильно сделал, потому что ему бы она закатала в нос с ещё большим удовольствием, чем Мордатычу.

– Серёж, спасибо тебе за заботу, но у меня уже есть парень.

– Где? – Серый демонстративно посмотрел по сторонам и развёл руками.

– На работе, у него вечерняя смена, – соврала Галя. Не рассказывать же, что она стесняется показывать Тимофею своих столь экзотических родственников, которые без церемоний и этикетов.

– Предупреждать надо. Значит, Михалыч, этсамое, пролетает?

– Михалыч в любом случае пролетает!

– Знаешь, Галка, что я тебе скажу, парень, этсамое, ещё никак не жених! Даже близко не жених! Вот замуж позовёт, тогда и будешь, этсамое, от хороших людей нос воротить.

Серый подхватил Ленку за талию и повлёк её обратно в «Фалку». Галя села в машину и на всякий случай заблокировала двери центральным замком. Кто его знает, вдруг этот Мордатыч выскочит откуда-нибудь из кустов и сведёт с ней счеты.

Добравшись до дома, она первым делом позвонила матери и сообщила, что уже у себя. Мама порадовалась и стала делиться впечатлениями от увиденного в кафе «Фиалка».

– Конечно, некоторые могут обвинить меня в снобизме, но общение с глубинным народом требует определённой подготовки и крепких нервов, – сказала она. – Хотя в наше время снобом может считаться каждый, прочитавший что-то кроме сказки про семерых козлят.

Галя не стала спорить, хотя, по её мнению, разговаривать свысока и считаться снобом уже может тот, кто вообще хоть что-то прочитал. Да вот хотя бы и Букварь! Далее они порассуждали с мамой насчёт возможного губительного влияния эпидемии ковида на мозги человечества, ведь не может же быть, чтобы в мире вдруг оказалось столько дураков! Мама предположила, что эпидемия эта непременно рукотворная и целью своей имела именно оглупление населения через раннюю деменцию. А чем иначе объяснить то, что у большинства индивидуумов память как у аквариумной рыбки? Оставалась надежда на новое поколение, не тронутое заболеванием, но надежда эта являлась призрачной, ведь воспитывать это поколение будут всё те же аквариумные рыбки. Тут мама сразу стала жалеть несчастных внуков и недоумевать, в кого Ленка уродилась такой дурищей.

Утром Галя проснулась, когда под одеяло к ней проник Тимофей и стал целовать её спину, ей стало хорошо, она подумала, что, наверное, если б у него были усы и борода как у доктора Айболита, это было бы ещё приятнее, но додумать не успела, так как ей стало совсем-совсем хорошо.

Может быть, это и есть любовь? Однако в кино и романах любовь выглядела совершенно иначе, и это вызывало в Гале некоторую неуверенность и беспокойство. В кино герои постоянно стремились друг к другу, горели страстью, ругались, страдали, мирились и волосы у них красиво так развевались по ветру. Ничего такого в адрес Тимофея она не испытывала. Неизвестно, конечно, как бы она себя повела, если бы с ним вдруг что-то случилось, может, как раз и бегала бы с развевающимися волосами туда-сюда, туда-сюда. Представлять, что бы такое плохое могло с ним случиться, она не хотела, пусть у него всё будет хорошо. Но вот что её беспокоило больше всего, это то, что она не испытывала никакого замирания сердца при виде Тёмы и не мучилась приступами ревности. Галя пребывала в полной уверенности, что Тимофей никуда от неё не денется. Неужели, это от того, что ей наплевать, есть он в её жизни или нет его?

2. Ленинград, застойные восьмидесятые

В отличие от провинциальных косметологов, с которыми Светлана Петровна имела дело раньше, эта её новая косметичка принимала клиентов не дома, а устроилась в парикмахерской при бане. А что? Вполне удобно: и потенциальная клиентура под боком, и клиенты смогут себя в порядок привести после косметологических процедур, укладку сделать, к примеру, или вообще, совместить посещение парикмахера и косметолога. К парикмахерам при бане Светлана Петровна относилась с подозрением, но уж голову-то помыть и волосы высушить они точно сумеют.

Светлана Петровна придирчиво оглядела помещение, ассортимент косметических средств, саму косметичку, её белоснежный халат и осталась довольна. Она забрала волосы под эластичную ленту, улеглась на массажный стол и приготовилась получить порцию удовольствия. Под тихую приятную музыку руки косметолога со знанием дела запорхали над лицом Светланы Петровны, но расслабиться никак не получилось. Мысли постоянно сворачивали в сторону сестры Надежды, которая оказалась совершенно неприспособленной к реальной жизни, однако при этом считала, что живёт правильно и является примером для подражания. Она насаждала эту свою правильность направо и налево, чем вызывала у сестры если не ненависть, то сильное нарастающее с каждым годом раздражение. Вот как так получается, что у одних и тех же родителей на свет появляются совершенно разные дети? Может, это гороскоп виноват, и всё определяют звёзды?

Они с Надеждой родились с интервалом в один год прямо перед началом войны. Надежда была старшей. Отец ушёл на фронт, мама работала на заводе Кулакова, из последних сил ковала победу в тылу, а они с Надеждой лежали и умирали в заводских яслях. Слава Богу, обе они о тех временах не помнили ничего, мама очень не любила на эту тему говорить, и вроде как сама старалась всё позабыть. Как они выжили в блокаду вопрос вопросов, мама предполагала, что только благодаря Богу и крещению. Отец придерживался коммунистических идеалов и при рождении дочерей крестить их не позволил. Однако, когда обе они уже находились при смерти, а отец воевал на Ладоге, мама решила их всё же окрестить. Не хоронить же детей некрещёнными! Она отнесла их по очереди во Владимирский собор, находящийся в непосредственной близости и от завода Кулакова, и от яслей, и от родительского дома на улице Блохина, после чего, по маминым словам, Надежда со Светой помирать передумали. Тем не менее, даже по окончании войны обе не могли ходить, потом уже, ближе к школьному возрасту потихонечку стали передвигаться на своих двоих, да и с зубами вот тоже до сих пор не всё так просто, особенно у Надежды, сказывались последствия цинги. Отец военным водителем дошёл до самого Берлина и вернулся домой с медалями и орденом боевого Красного Знамени, а также с грузовиком трофеев. Вернее, трофеи принадлежали генералу, но часть их, включая хрустальную люстру, трюмо венецианского стекла из красного дерева, картину неизвестного художника и горжетку из чернобурки, перепала водителю грузовика. С тех пор папины трофеи, по мнению Светланы Петровны, оставались практически самыми ценными из тех вещей, что когда-либо были в их семье. Света, в отличие от Надежды, к любым вещам в принципе относилась с пиететом, особенно к красивым. Ведь вещи содержали в себе человеческие мечты, мысли и труд. Не зря говорят, ломать не строить. Сломать вещь легко, большого ума не надо, любой может, а вот сделать что-нибудь ценное и необходимое для жизни не каждому дано.