скачать книгу бесплатно
– Вы должны отправиться со мной, – сказал человек, повышая голос, чтобы услышали все, – в новый город.
Интерлюдия I
В другом месте
Непонятные существа скользят и цепляются за скалы, прокладывая себе путь сквозь толщу воды.
Они двигаются ночью по морю, мутному от темноты, по ухоженным полям водорослей к огням крейских поселений, виднеющимся на мелководье. Они безмолвно заползают в краали.
Тюлени в загонах бросают на них мимолетный взгляд и пробуют на вкус вихрящуюся воду, что существа оставляют после себя, а потом в страхе бьются о стены и крыши клеток. Пришельцы, как любопытные гоблины, заглядывают в хижины сквозь выдолбленные окна, пугая обитателей, которые бросаются прочь на своих членистых ногах, размахивая вилами и пиками, опасливо тыча ими в налетчиков.
Победа над фермерами-креями дается легко и быстро.
Их хватают, берут в плен, начинают допрашивать. Усыпленные с помощью магии, убежденные путем насилия, креи лепечут что-то в ответ на шипение вопрошающих.
По этим обрывкам информации злобные охотники узнают то, что им нужно.
Они узнают о подлодках-раковинах из Салкрикалтора, курсирующих вдоль поселений на канале Василиск. Эти суда несут свою сторожевую вахту, охраняя тысячи миль водной территории, те нечеткие границы, внутри которых распространяется влияние крейского содружества. Они следят – не появился ли незваный гость.
Охотники пререкаются, размышляют, совещаются.
Мы знаем, откуда он явился.
Но, возможно, он не возвращается.
Тут есть некоторая неопределенность. К себе домой или на восток?
След раздваивается, и остается только одно. Охотники разделяются на две группы. Одна направляется на мелководье юго-запада, к Железному заливу, к Устью Вара и слабосоленым водам в устье Большого Вара. Они будут наблюдать, слушать, ждать информации, следить, и скрываться, и искать.
Взбаламутив воду, они исчезают.
Вторая группа, перед которой стоит менее определенная задача, направляется в другую сторону и вниз.
Они плывут медленно, держа курс на всесокрушающие глубины.
Интерлюдия II
Беллис Хладовин
И куда же мы движемся?
Нас заперли по каютам, а потом пришли и опрашивали с непроницаемыми лицами, словно эти убийцы, эти пираты какие-нибудь переписчики, чиновники или… «Имя?» – спрашивают они, и: «Профессия?» Потом, видите ли, вот что им нужно знать: «Причина переезда в Нова-Эспериум?» – а я боюсь, как бы не рассмеяться им в лицо.
Куда мы, на хрен, движемся?
Они долго что-то записывали с моих слов, заносили сведения в свои бланки, потом перешли к сестре Мериопе и задали ей те же вопросы. Они не делают различий между лингвистом и монахиней, кивают, уточняют.
Почему они не отобрали у нас наши вещи? Почему они не сорвали с меня драгоценности, не изнасиловали, не зарезали? Они говорят, что нам запрещено иметь при себе оружие, книги и деньги, – все остальное можно оставить при себе, – они обыскивают наши сундуки (не очень тщательно), достают оттуда кинжалы, банкноты, книги, пачкают мою одежду, но больше ничего не забирают. Они оставляют письма, сапоги, картинки и всякое барахло.
Я прошу оставить мне книги. Я не могу отдать их вам, не забирайте их у меня, они мои, некоторые из них я сама и написала, и они оставляют мне блокнот, но все печатное – рассказы, учебники, роман – забирают. Без всяких разговоров. На них не производит никакого впечатления, когда я говорю, что Б. Хладовин – это я. Они забирают мои сочинения.
И я понятия не имею зачем. Никак не могу понять, какова их цель.
Сестра Мериопа сидит и молится, бормочет свои священные суры, а я удивляюсь и радуюсь тому, что она не плачет.
Они держат нас взаперти, приходят время от времени с чаем и едой. Ни грубые, ни любезные – безразличные, как служители в зоопарке. Мне приспичило, сообщаю я им. Я сильно стучу в дверь, докладываю, что мне нужно в туалет, и выглядываю из дверей, но охранник в моем коридоре кричит, чтобы я убиралась назад в каюту, и приносит мне ведро, на которое с ужасом смотрит сестра Мериопа. Но мне все равно, я ему соврала, я хотела найти Иоганнеса или Фенека. Я хочу знать, что происходит в других местах.
Повсюду слышны шаги и ленивые разговоры на языке, который я почти понимаю. «Северо-северо-восток», «Другая сторона палубы», «Правда? Я не знал», «Куда девался Его Заступничество?», а потом еще какие-то совсем малопонятные слова.
В иллюминаторе над моей головой не видно ничего, кроме срываемых ветром брызг, мрака над нами и под нами. Я курю одну сигариллу за другой.
Когда у меня кончаются сигариллы, я ложусь на спину и понимаю, что вовсе не жду смерти, что я не верю в свою скорую смерть, я жду чего-то другого.
Прибыть на место. Понять. Оказаться в пункте моего назначения.
Глядя на ярко раскрашенный закат, я с удивлением понимаю, что закрываю глаза, что я неимоверно устала и, боги милосердные, неужели? Неужели это правда. Неужели я и в самом деле сейчас усну, я
сплю
неспокойный, но долгий, спящие глаза моргают под религиозные причитания Мериопы, иногда открываются, но все же
я сплю
пока вдруг, охваченная паникой, я не вскакиваю и не выглядываю в иллюминатор и не вижу начинающее светлеть море.
Приближается утро. Я пропустила ночь, прячась в своей спящей голове.
Я тщательно одеваюсь, чищу свои высокие ботинки, как всегда, крашусь и подвязываю сзади волосы.
В половину седьмого в нашу дверь стучит какт – принес какую-то кашу. Мы начинаем есть, а он говорит нам, что будет. «Мы почти прибыли на место, – говорит он. – Когда мы причалим, следуйте за другими пассажирами, ждите, когда назовут ваше имя, и ступайте, куда скажут, и тогда вы…» Но тут я теряю нить, я теряю нить. Что – мы? Тогда мы поймем? Тогда мы узнаем, что происходит?
Куда мы движемся?
Я собираю свои вещи и готовлюсь сойти неизвестно где, неизвестно где. Я думаю о Фенеке. Что он делает и где он? Как он был спокоен, когда убили капитана и брызнула кровь. Он не хотел, чтобы те узнали о его важной миссии, о том, что он может отдавать команды кораблям, менять график движения океанских судов.
(Он у меня в руках.)
Наружу. На резвый яркий ветер. Он настойчиво впивается в меня.
Глаза у меня как пещеры. Я научилась видеть в тусклом коричневатом свете моей каюты, и утренний свет пугает меня. Глаза слезятся, и я моргаю, моргаю, а морские облака набегают сверху. Отовсюду раздаются мягкие хлопки волн. В воздухе я чувствую вкус соли.
Вокруг меня другие – Моллификат и Кардомиумы, первая и вторая. Мурриган, Эттерни, Кол, Джимджери, Йорлин, Тиарфлай, мой Иоганнес скользнул по мне взглядом, неожиданно улыбнувшись, и исчез в толпе. И где-то Фенек со все еще опущенной головой. У всех у нас на этом свету вид как у оберточной бумаги. Мы сделаны из материи куда как более грубой, чем остальной день. И этот день не замечает нас с высокомерием ребенка, чтоб ему.
Я хочу окликнуть Иоганнеса, но его уносит поток тел, а я смотрю и смотрю вновь прояснившимися глазами.
Я с трудом тащу свой сундук, спотыкаюсь, ковыляю по палубе, от начала до конца. Свет и воздух для меня как удар мешком по голове, и я поднимаю голову и вижу парящих птиц. Я тащусь вперед, не выпуская их из виду, а они кружат над нами, перемещаются к правому борту, а потом беспорядочной стаей направляются к горизонту, и я вижу там, куда они летят, мачты. Я избегала этого. Я до сих пор так и не взглянула, что делается за бортом, я не видела, где мы находимся. Я даже мельком не видела еще пункта моего назначения, но теперь, когда я смотрю на чаек, он попадает в поле моего зрения.
Он повсюду. Как я могла не заметить его?
Мы плетемся понемногу, и кто-то выкрикивает имена, разбивает нас на группы, дает инструкции, сложные указания, но я не слушаю, потому что смотрю за борт.
Джаббер милостивый
выкрикивают мое имя, и я рядом с Иоганнесом, но не смотрю на него, потому что
наблюдаю
мачта на мачте паруса и вышки и еще и больше
Мы здесь
рядом с этим лесом
дерьмо небесное о Джаббер матьматьмать
обман обман зрения
город который постоянно движется и рябит и плещется из конца в конец
«Мисс Хладовин» сухим голосом говорит кто-то но я не могу не теперь пока я смотрю и я поставила свой сундук и смотрю
и кто-то трясет руку Иоганнеса и он смотрит на них ошеломленно а они говорят «Доктор Тиарфлай мы вам очень рады это большая честь» но я не слушаю потому что мы здесь мы прибыли и я смотрю на все это смотрю на все это
Ах я буду буду я могла бы рассмеяться или блевануть мой желудок шевелится смотрите мы здесь мы здесь
Мы здесь.
Часть вторая
Соль
Глава 6
Под водой были лампы. Зеленые, серые, холодно-белые и янтарные шары крейского образца очерчивали город снизу.
Свет отражался от взвешенных частиц. Его источником были не только группы светильников, но и коридоры утреннего солнечного света, преломляющиеся, высвечивающие переходы от волн к глубинным водам. Рыбы и кри кружились в них, безмолвно двигались по ним.
Снизу город казался архипелагом теней.
Он имел неправильную форму, был беспорядочно застроен и необыкновенно сложен. Он отклонял морские течения. Острия килей торчали в разных направлениях. Якорные цепи ниспадали, как волосы, порванные и забытые. Из отверстий струились отходы – фекалии, твердые частицы и масла образовывали беспокойные вихри и поднимались тонкой пленкой. Непрерывный поток мусора загрязнял воду и поглощался ею.
Под городом было всего несколько сотен ярдов быстро затухающего света, а потом – мили темной воды.
Под Армадой кишела жизнь.
Вокруг ее сооружений носились рыбы. Между отверстиями в корпусах осмысленно и целеустремленно двигались тритонообразные фигуры. Проволочные клетки, втиснутые в пустоты и подвешенные на цепях, были набиты жирной треской и тунцом. Обиталища креев напоминали коралловые опухоли.
За пределами города и под ним, в местах, куда еще доходил свет, лежали, свернувшись кольцами, и кормились морские змеи, гигантские и полуручные. Гудели подлодки, отбрасывая четкие тени. Плавая кругами, нес свою вахту дельфин. Пространство под днищем города, поросшим ракушечником, жило своей жизнью.
Море вокруг города резонировало, издавая доступные уху шумы, – отрывистое клацание и вибрации металлических ударов, приглушенный звук трения водных потоков, лай, стихающий над морем, на открытом воздухе.
Среди всего того, что держалось и висело под городом, были десятки мужчин и женщин. Время для них тянулось бесконечно долго; они неловко двигались рядом с изящными водорослями и губками.
Вода была холодной, и надводники, опускаясь вниз, надевали одежду из прорезиненной кожи и шлемы из меди и закаленного стекла, от которых к поверхности отходили воздуховодные трубки. Люди висели на лестницах и канатах, рискованно раскачиваясь над немыслимой бездной.
Втиснутые в шлемы, они не слышали никаких звуков, и каждый из них сам по себе неуклюже двигался рядом с такими же, как он. Словно вши, ползали они по арматуре, воткнутой в сумеречное море, как перевернутая печная труба. Мозаика водорослей и раковин на ней поражала необычностью оттенков. Сорняки и жалящие сети плющом опутывали ее, раскачиваясь туда-сюда и касаясь планктона.
У одного из пловцов была голая грудь, и из нее торчали два длинных щупальца, подергиваясь от тока воды и от внутренних слабых импульсов.
Это был Флорин Сак.
Размахивая хвостом, вдоль границ города проплыл дельфин, то выныривая из темноты, то погружаясь в нее. Он прорвался сквозь верхнюю часть водной толщи и, распрямившись, выпрыгнул на поверхность. Замерев среди брызг, он обвел город хитрым взглядом.
Снова погрузившись в воду, он ударил хвостом, устремляясь по невидимым водным тропинкам. В стороне виднелись очертания каких-то огромных предметов, плохо видные в мутной воде и испускающие магическое свечение. Они охранялись цепными акулами, а потому осмотреть их вблизи было невозможно. Глаз не мог сфокусироваться на них.
Ныряльщиков рядом с ними не было видно.
Беллис проснулась и услышала звуки голосов.
Она уже несколько недель находилась в Армаде.
Одно утро ничем не отличалось от другого. Она просыпалась, садилась, ждала, оглядывала свою маленькую комнату, не веря своим глазам, содрогаясь и пребывая в непреходящем недоумении. И это чувство было даже сильнее, чем ее ностальгия по Нью-Кробюзону.
«Как я здесь оказалась?» Этот вопрос не переставал ее мучить.
Беллис отдернула занавески, ухватилась за подоконник и замерла, разглядывая город.
В день прибытия они стояли со своими пожитками, сгрудившись на палубе «Терпсихории». Их окружали охранники, а также люди со списками и другими бумагами в руках. Лица пиратов были суровыми и обветренными. Охваченная страхом Беллис внимательно смотрела и никак не могла их понять. Это были сорвиголовы, смесь культур и племен, разных по цвету кожи. На одних – причудливые татуировки, на других – расписанные вручную одеяния. Казалось, кроме мрачного вида, между ними нет ничего общего.
Когда они замерли в некоем подобии стойки «смирно», Беллис поняла, что прибыло начальство. У фальшборта стояли двое мужчин и женщина. Убийца – облаченный в серое вожак – присоединился к ним. Его меч и одежда теперь были чистыми.
Мужчина – помоложе того, что в сером, – и женщина сделали несколько шагов навстречу воину. Беллис не могла оторвать от них взгляда.
Мужчина, одетый в темно-серый костюм, и женщина – в простое синее платье, были высокими и держали себя с непререкаемой властностью. У мужчины были ухоженные усики и непринужденно-высокомерный взгляд. Черты женщины были тяжелыми и неправильными, но очертания губ говорили о чувственности; жестокий взгляд приковывал.
Но Беллис притягивало нечто другое, что завораживало и отталкивало ее. Это были шрамы.
Один шел по лицу женщины, от левого глаза до угла рта, – тонкий и плавный. Другой, толще, короче и более ломаный, шел от правой ноздри по щеке, а потом загибался, обводя глаз снизу. Шрамы рассекали ее бледножелтую кожу с такой точностью, что становились произведениями искусства.
Переведя взгляд с женщины на мужчину, Беллис почувствовала, как к горлу подступает тошнота. «Что это за мерзость такая?» – с беспокойством подумала она.
Мужчина был украшен такими же отметинами, но расположенными зеркально: длинный кривой рубец на правой стороне лица и надрез покороче под левым глазом. Так, словно он был искаженным отражением женщины.
Беллис в ужасе разглядывала искалеченную пару, и тут женщина начала говорить.
– Теперь вы уже поняли, – сказала она на хорошем рагамоле, произнося слова так, чтобы было слышно всем, – что Армада не похожа на другие города.
«Это что – приветствие?» – подумала Беллис. Неужели у них не нашлось больше ничего для переживших потрясение и недоумевающих пассажиров «Терпсихории»?
