скачать книгу бесплатно
Я задумалась даже. Нет, все-таки мать…
Это она мне жизнь сломала. Распорядилась моей судьбой. А Королева – она ни при чем. Что она знала про нас? Про брошенную дочку и мать? Думаю, что ничего. Ничего Полина Сергеевна толком и не рассказывала. Да и зачем? У Королевы свои дела и свои проблемы – что ей до нас с бабой?
Ладно, проехали… сколько лет тому как… Вот только вот не получается забыть-то. Такие дела…
Уехала тогда мамаша, и я осталась одна. Ну каково? Ладно, дело прошлое.
Прошлое, а не забытое.
Часть первая
Деревня и город Н
А что у нас было в деревенском магазинчике? Да ничего – пряники каменные, сосалки дерьмовые, вафли с присохшими мухами, ржавая сельдь. А нам с бабой вкусненького хотелось!..
Нажарим оладушек с яблоками, сварим сладкую кашу – вкуснятина! В кашу баба добавляла сушеную вишню. Вишню сушила на чердаке. Разложим на старой простыне и сушим. Только нужно переворачивать, чтоб не заплесневела. И «делать сквозняк».
– Иди, Лидка, сделай сквозняк! – говорила мне баба. – Открой все оконца!
И яблоки сушила там же, на чердаке, и груши. Груши были дикие, терпкие. А в компоте хороши! В июне ходили за земляникой. Ходили далеко, в дальний лес. Там ее было навалом, целые поляны. А идти километров восемь, не меньше. И это только туда. Я-то молодая, резвая – мне что? А вот бабе было тяжело – уставала. Все садилась на пеньки отдыхать. А я все торопила: баба, скорей!
Варенья мы много варили, если был сахар. Его завозили в августе, два раза в месяц. Брали мы много – килограмм пятнадцать. Если давали. Домой несли в наволочках.
Еще баба делала мне конфеты – геркулес и сахар, на сковородке. Получались такие сладкие и хрустящие лепешечки, словно с орехами. Вкусно! Я всегда была сладкоежкой.
И огород у нас был большой. Картошка, морковка, свекла. Огурчики, помидоры. Сливовое дерево – слива крупная, желтая. Ешь – и сок по рукам.
Огурчики мы с бабой квасили в бочке. Большая бочка, пятиведерная. В нее – побольше укропу, хрена, дубовые листья. Огурчики хрустели!.. Ах, до чего же вкусно!
Весной ходили в лес за молодой черемшой. Тоже квасили в банках – баба твердила, что витамины. В августе и в сентябре – за грибами. Баба видела плохо, а грибы чуяла! Вон, Лидка, говорила, загляни под кусток! Подними ветку елки!
А там и вправду – грибы!
«Ты – мои глаза», – говорила мне баба.
«А ты, – как-то ответила я, – ты… моя мама!»
Выдала и испугалась. Страшно смутилась и убежала. Сидела в сарайке и горько ревела. И было мне почему-то так стыдно…
А когда меня баба нашла – погладила по голове и вздохнула.
Баба суровая была, никогда меня не целовала. А мне так хотелось обняться!
Баба моя – так я ее называла – была старухой крепкой, как старое, сучковатое и заскорузлое дерево. Лицо ее было суровым, губы вечно поджаты. Глаза давно выцвели – «слезы их съели» – так говорила она.
Бабины руки были сильными, шершавыми, шишковатыми и колючими. Столько тяжелой работы они несли на себе!.. День напролет баба трудилась: полола огород, готовила еду, убиралась в избе, доила корову Милочку и убиралась в хлеву. Сама правила и перебирала нашу старую крышу, сама чинила, шкурила и белила печь.
Я тоже всему научилась. Баба все приговаривала: учись, Лидка! В жизни все пригодится!
И тихо добавляла: да чтоб не пригодилось, дай тебе бог!..
Жизнь ее была – не приведи господи! Рассказывала она про это скупо и коротко, а я все упрашивала: ну, расскажи! Про все расскажи!
Баба ворчала: про «все»… Ишь, что удумала! Мала ты еще, чтоб про все тебе!..
А я не понимала, как тяжело было ей вспоминать свою жизнь.
Была она седьмым ребенком в семье. Отец попивал. Мать выбивалась из сил, чтобы всех накормить. Ходила на поденку – к кулакам на заработки.
Приносила копейки, и те пьяный муж отбирал. Лупил ее нещадно – до крови.
И однажды насмерть забил. Забил и испугался – сбежал. Правда, нашли и посадили. Только кому от этого легче? Бабе было тогда тринадцать лет.
– Лицом я была нехороша, – говорила баба, – да и нищая! Кто замуж возьмет? Да и папаша-убийца. Выходит, в детях дурная кровь, вот так…
Однажды, в черный день (слова бабы), схватило у нее брюхо. Да так сильно, что брат испугался и бросился за соседом. У того была лошадь. Сосед повез бедную девку в районку – так называли больницу в Н. Думал, не довезет – так девка была плоха. Уже и не отвечала и глаз не открывала. Но довез. Взяли в больничку и тут же на стол – операция. Гнойный аппендицит. Оперировал Марусю молодой доктор. Ей пятнадцать, ему двадцать пять. Никто не думал, что девушка выживет. А доктор верил! И сам выхаживал Маруську как мог. Оставался в больнице ночевать, носил ей из дома бульон – жалел сироту. Ну и «дожалелись» – вздыхала баба. Случилась любовь. Влюбился молодой доктор в деревенскую девочку и – пропал.
Пришел к родителям и покаялся: сказал, что Марусенька ждет ребеночка. А вы, мама и папа, вскоре будете дедом и бабкой!
Родители доктора встрепенулись: взять в дом деревенскую девку? Они-то «интеллигенция»! Да еще и с ребенком? Да еще и с огромной родней? Будут наезжать сестры и братья – голь перекатная? А их – всех кормить?
А Марусю надо было уже забирать из больницы. И привез ее доктор домой, к маме и папе. Увидели те девушку простую, неученую, да после болезни худющую и некрасивую и – в скандал! Орали как резаные: не хотим эту девку, деревенщину страшную! И ребенка ее не хотим! И невеста у тебя есть – чудесная девушка! Любит тебя, дурака! А эту… отправляй обратно! Знать ее не желаем!
Маруся это услышала и тихо ушла – в окно. Надеялась, что любимый бросится вслед. Не бросился. Потом еще долго ждала, что приедет в деревню, за ней или к ней. Не приехал. Больше Маруся его не видела. Никогда. А пузо-то росло! Нагло и высокомерно пер Марусин живот и плевал на всех деревенских соседей. И родила Маруся девочку, Полю. Хорошенькую, глазастую. Пальчики нежные – как у доктора. Тяжело было. Братья и сестры. Еще совсем ма?лые. Дочка Полинка. И всех надо кормить. А как без мужика? Тяжело. А кто замуж Марусю возьмет? С таким вот приплодом и репутацией?
Да и дочка оказалась чудно?й – недеревенской. От запаха хлева воротит, от земельки-кормилицы – тоже. Брезгует всем. А уж как садятся за стол и хлебают из общей миски… Скандал! Дайте мне свою миску, свою!
Хорошенькая была – тоненькая, черноглазая. Волос кудрявый и нежный. Мечтала все: сядет бывало на ступеньках и… звезды считает. Вылезла «кровь» городская…
Взял Марусю вдовец – трое детей. Взял из милости, как в одолжение. Ну и стала моя баба пахать на чужую семью. Служанкой. Дети ее полюбили – правда, не сразу. А поначалу отцу жаловались, придумывали небылицы. Он молодуху наказывал – запирал в хлеву на несколько дней. Еды не носил. Полинку, правда, не обижал. Кусок клал такой же, как и своим.
Вот и задумала баба сбежать. Только куда? Решила, что в город. А поздняя осень, и обуви у нее нет. Как дойдешь?
И все же ушла. Правда, прошла немного – вскоре заболела, сильно простыла. Свалилась в лесу. Укрылась еловыми ветками и смерти ждала. Ох, как я мечтала скорей помереть! – рассказывала она потом. К маме поближе, на небо!
Но не случилось – нашли ее деревенские. Взяли на свою подводу и привезли к себе в дом. Там и выходили – спасибо им от меня. А когда она пришла в себя, пришлось признаться – кто она и откуда. Ну и вернули ее муженьку. Чтоб ему…
Как я его ненавидела! Даже сердце болеть начинало. Как же хотелось мне отомстить… за мою проклятую жизнь. Вот только кому?
Но к дочке моей он хорошо относился, грех жаловаться. Да и младших моих братьев и сестер принимал – за стол сажал и хлеба с супом не жалел. Такой вот был человек. Вот я и терпела.
Так и жила моя бедная баба. С нелюбимым мужем, с чужими детьми. С хозяйством и вечными хлопотами. Ох, жизнь у нее была… Врагу не пожелаешь! А спустя десять лет муж-тиран помер, слава богу. Баба хотела уйти в свою родную деревню, а как чужих детей бросишь? Да и не чужие они уже были ей – привыкла. Помогали Марусе приемные сыновья – без них она бы и не справилась. Потом сыновья эти выросли, переженились и подались в город. А баба осталась с Полиной и младшей дочкой Марийкой. Девочка эта была хроменькая, болезненная. Было понятно, что замуж ее не возьмут – не жена.
А дурочка эта Марийка влюбилась! Побегала на сеновал к пареньку – и залетела. А парень в отказ: ничего у меня, дескать, с убогонькой не было! И знать ничего я не знаю, точка. Ну и родила Марийка. Да не в срок – плакала много и детку свою недоносила. Тогда на бабу еще и младенчик свалился – тоже хиленький, недоношенный. А Марийка вскоре умерла – говорили, что от сильной тоски. А младенчик недоношенный помер в три года – сразу было видно, что не жилец он. Как баба моя ни старалась…
Баба рассказывала мне, что дочка была ей не в подмогу – оно и понятно! Я бабе сразу поверила! Чтобы Полина Сергеевна да помогла? Что вы, откуда? В матушке моей будущей эгоизм был всегда впереди. Желания и эгоизм – из них она вся и состояла.
Дочка жила своей жизнью, деревенский труд ненавидела. Видно, кровь доктора в ней была сильной – городская она была, не деревенская.
И баба на Польку махнула рукой: что делать-то? Силком не заставишь! Все мечтала Полина в город уехать, только об этом и грезила.
И вскоре баба с Полинкой уехали к себе, в отчий дом.
* * *
А еще девочка Поля была киноманкой. Очень фильмы любила! Как подросла – стала в город мотаться, в кино. Раз в неделю – железно. Там, в городе, покупала в киосках открытки с актерами. Цветные и черно-белые. Развешивала на стенах. Вся стенка пестрела от фотографий этих! Баба злилась: что пыль-то собирать? А Полина в ответ: только попробуй сними! Из дома уйду!
Карточки эти дурацкие любила больше, чем мать. А потом нашла и кумира – молодую актрису Лидию Краснопевцеву. Была та не шибко известной – так, ерунда. Снялась в нескольких фильмах и не в главных ролях. Хорошенькая, конечно! Все актрисы тогда были хорошенькими! Только были еще и талантливые! А эта – так, ни о чем. Но Поля ее полюбила! Фильмы с ней пересматривала, статьи вырезала – короче, фанатка.
В восемнадцать Полина неожиданно вышла замуж. Для всех неожиданно. Даже для бабы Маруси. Ох, как баба обрадовалась: значит, девка ее теперь останется дома, в Локшинке! А то все в город рвалась! Не хочу жить в деревне, и все тут!
Да, замуж. Парня звали Андреем. Хороший парень, непьющий. По специальности – повар. Работал в поселке в столовой. Симпатичный, воспитанный, из хорошей семьи. А бегал за Полькой! Как бегал!.. Цветы ей носил, пирожки и конфеты. Ну, она и согласилась. Говорила, правда, что не любит его… Баба так удивилась:
– А зачем замуж, Поля? Ты ж вольная птица, не то что я в молодости!
Поля плечиками пожала:
– Да обещала уже… Да и хороший он, это правда! Культурный. Матом не сыпет, на пол не плюет. Одет всегда чисто. Здесь таких нет!..
Свадьбу сыграли в столовой. Стол накрыли богатый – коллеги-повара постарались. Даже мороженое сами сделали – вот чудеса!
Жить стали в поселке, у мужа. Жили ладно, без скандалов и драк. Свекровь к Поле хорошо относилась, с уважением. А Поля – как птичка божья: журналы читает и в кино по-прежнему бегает. Свекровь молчит. Недовольна, а молчит. Ради сына. Тот просит: мама, не трогай ее! Умоляю! Не дай бог – уйдет!
Очень хороший был муж, этот Андрей Канавин. Все ей завидовали – как повезло!
А через два года родилась я. Назвали меня Лидией – разумеется, в честь кумира! Муж не возражал – он вообще не возражал и был счастлив.
Баба рассказывала, что и отец он был прекрасный – качал меня, книжки читал, песенки пел. Ну где в деревне встретишь такого отца и мужа? Редкий ведь случай, уникальный ведь экземпляр!
А она затосковала:
– Андрюша, отпусти меня в Москву! Умоляю! Съезжу на три дня, посмотрю город. Схожу в кино и в музей! Ну, пожалуйста!
Отпустил. Конечно же, отпустил. Он вообще ей не мог ни в чем отказать! Олух, пентюх, слабак! Дал сесть себе на голову!
Взял отпуск и остался со мной. Свекровь была недовольна – и ее можно понять. А почему бы не съездить вместе? Погулять по Москве, посмотреть на красоты? У сына ведь отпуск! А она полетела одна!
А там, в столице, поперлась моя милая матушка прямиком к Звезде своей, к Королеве, к кумиру!
Тихая-тихая, а не сробела. Караулила ее у подъезда три дня. Дождалась. Кинулась в ноги и давай в любви объясняться. Ну, та и опешила – не такая уж звезда, чтобы под ноги ей бросались. Видно, и вправду девчонка эта…
Словом, позвала в дом, напоила чаем. Оставила ночевать. Ну и «пропала» моя мамуля. Совсем, видно, крышу снесло.
А та ненароком предложила Полине к ней переехать – на честную службу. Увидела и поняла все про мою дуру: эта, мол, будет служить! Эта жизнь отдаст, не поскупится. В огонь и в воду – куда угодно. И плевать ей на все!
Вернулась Полина домой и загрустила. Глаза не смотрят на мужа. Там – жизнь! А здесь… скукота. Там – Москва! Там – квартира! Огромная черная машина. Там – она, КОРОЛЕВА! Королева ее грез и мечтаний. Поманили собачку, вот она и…
Понимаю, мужа она не любила. Но! У нее ведь дочь была уже! Как можно дитя оставить?
И сбежала Полина Сергеевна как-то поутру. Собрала вещички и – поминай как звали! Дочку, правда, к матери отвезла – крошки совести, видать, собрала по сусекам. Наскребла.
А муж Андрей, отец мой, страшно запил. Да за два года скатился… в овраг, в глубокую пропасть. С работы выгнали, денег не стало. Ко мне не ходил – говорил, больно смотреть. Пытался забыть ее, свою Полину… А не смог. Ну и пропал. А здоровье у него оказалось некрепкое – умер мой папа через три года. Умер от сердца. Я совсем не помню его – только по рассказам бабы Мани. И фотография есть – там он счастливый. Здоровый. Держит меня на руках. Глаза хорошие, добрые. И еще – немного несчастные, что ли? Словно предвидел он свой бесславный конец…
А мать его, моя вторая бабка, Полину прокляла. И отродье ее – это меня – знать и видеть не захотела.
Такие дела. Так и осталась я с бабой. До самой ее смерти.
А Полина Сергеевна осталась в Москве. У нее там была своя жизнь. И с нашей она не пересекалась никак.
* * *
Определили меня в кабинет. Так и сказала: ночевать будете в кабинете!
И строгим голосом пояснила: в кабинете Алексея Михайловича!
Ну, просто честь оказали! Великую честь! В кабинет самого! Великого и ужасного Гудвина!
Нет, без иронии. Муженек наш незабвенный, Алексей Михайлович Краснопевцев, – величина! И какая! Колосс, так сказать! Человек поколения, деятель искусства, кумир и наставник. Известнейший скульптор, который определил направление, суть соцреализма. Показал советского человека, труженика и борца, ученого и созидателя. Вот эпитеты – талантливейший, даже величайший! О как! Создавший портрет поколения. Суть советского человека. Соль, так сказать, земли нашей! Ну и т.д. и т.п.
Работы его, «величайшего», гм… ну, как сказать? Творца? В те времена – да, наверное. А вот сейчас – ну просто чушь! Все грубовато, наивно и некрасиво – без теплоты, без юморка, без «изюма». Токари, высотники, крановщики и вожди. Туда же, в компанию – председатель колхоза, целинник, лихой шоферюга. Нет, были и представители интеллигенции – врачи, балерины, физики-атомщики. Но лица мэтр любил тиражировать простецкие и хитроватые. К женщинам – чуть больше нежности. Нет, не уважения, а так – снисходительной нежности. Лица эпохи – блондинки с курносыми носиками и губками сердечком. Такие, что ради высоких идеалов любви любовь к Родине не предадут!
Слезы фонтаном, сопли в подушку, комсомольские собрания с кумачом на стене, в общем… Фуфло. А ведь лауреат всяческих премий! Герой Соцтруда. Академик.
Ну и все, что положено в подобном раскладе, – машина с водителем, квартира в высотке и дача на гектаре земли. Уважали его там, наверху. И любили. Очень любили. Оправдывал «гений» надежды. Старался.
Жил долго и бурно – руководил художниками, являлся депутатом всяческих съездов любимейшей партии. Писал гневные и обличительные статьи, в которых бросался, как зверь, на инакомыслящих, отступивших от «генерального плана». Делал это с остервенением цепного и верного пса. Читала я, что многих дядечка этот и потопил, и сгнобил. И просто ходу не дал – кислород перекрыл. Властью «гений» наш обладал сокрушительной и всеоблемлющей. Вот и старался изо всех сил. С космонавтами дружил, с писателями. С иностранными деятелями. Да с какими – знаковые люди двадцатого века! Из заграниц не вылезал: всюду, везде – флагман и посол Великой державы!
Скопытился наш лауреат в восьмидесятых – совсем стариком. Уже тогда начала попискивать продвинутая мо?лодежь, и старика потихоньку загнали в угол. В принципе, правы они. Кто стоял у руля? Да, замшелые, маразматические дедки. А тут – перестройка. В общем, погнали. И все же… По-человечески их было жалко. Правда, не всех…
Этого мне не было жаль – морда злющая, брызжет ядовитой слюной, отстаивая свои идеалы. Но, может быть, искренен? Похоже. Когда все растоптали – всю жизнь. Вот и помер в одночасье – от инфаркта. Хотя уже далеко за восемьдесят годков… Хватит, наверное? А ведь колбасился до последнего – сопротивлялся. Бился как лев. Протестовал, возмущался. Скрипел.
И статейки пописывал, и интервью раздавал: «все халтурщики, все барахло!» Собака лает, а караван идет.
Какой караван? Твой давно сгинул в пустыне! Пожил сладко – и будя! Посторонись.
Но, думаю, переживал. Привык быть в авангарде. А тут… Сплошной позор. Вышел в последний раз на трибуну и… освистали! Умник один даже ботинок свой снял и кинул на сцену. В дедка не попал, слава богу. А то б зашиб.
Умер наш деятель искусств легко, как истинный праведник. Лег, уснул и… тю-тю! В мир иной. Надеялся, что на облака. Наверняка. А там – кто же знает! Может, греет свои дряхлые кости на сковородке и покрякивает. И поделом!
И напоследок все получил по полной программе: дорогой дубовый гроб, место на кладбище – престижное, на Новодевичьем. Рядом – соратники. И недруги рядом. Да уж какая теперь всем разница? Я там была, приходила. Памятник огромный и пафосный – черный гранит, медные розы у изголовья. И нежные слова от верной жены. Скорбит и просит прощенья. Вот интересно – за что?
А еще слова благодарности. Пренепременно! Спасибо, спасибо… Конечно спасибо! В люди вывел, в киношку пристроил. Кем она было до него? Да никем! Мелькнула пару раз в эпизодах – никто и не заметил. Хату в высотке оставил. Чем плох?
Лидия Краснопевцева. Тоже звезда. Ну или почти звезда… Взял молодую и неизвестную дурочку и – создал! Пигмалион! Теперь вот вдова. Все закономерно: разница в возрасте была у них большой, почти в двадцать лет. Точнее, в семнадцать. Я все про них знаю, все изучила. Могу быть персональным биографом сладкой парочки. Ну, по крайней мере, все, что было в источниках. И что есть в Интернете.
А что там поглубже, в их душах?.. Какие скелеты в шкафах… Вот этого я не знаю.
Но непременно узнаю! А иначе для чего я здесь, в этом доме?
