banner banner banner
Имперский романсеро
Имперский романсеро
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Имперский романсеро

скачать книгу бесплатно

не с тобой, скорей всего, произойдет.

Нет ни сахару доверья, ни свинцу.
За последним перевалом сентября
дух проснется от удара по лицу,
как мороз вдохнет заряд нашатыря.

Утонуло в ряске старое весло,
горькой плесенью пропахли паруса.
И закат ложится в воду тяжело,
как монеты на уcталые глаза.

Беловодье

На ветру газета ярко горит,
развернешь – и не удержишь в руках.
Как сыграли Лиссабон и Мадрид,
не успеешь дочитать впопыхах.

Керосинками чадят пикники,
господа уходят в фанты играть.
Тянут жребий боевые полки,
за кого идти теперь умирать.

Дворник медленную стружку метет,
и на камешках железо искрит.
В Божьем храме удивленный народ
детским голосом с царем говорит.

Ниткой бусинок он нижет слова,
колыхая разноцветную ртуть:
за венедами звенит татарва,
за мордвою – белоглазая чудь.

Мы оглохли от бессонных цикад,
обнимая глупых девок во сне,
по откосам ниспадает закат,
застывает страшным комом на дне.

Люди белые идут за стога,
а выходят, будто тени темны.
На ковре пылает след сапога.
а на солнце – отпечаток луны.

Бойцовые петухи

Петухи срастаются, как близнецы,
шаром вкатываются в хоровод:
волчья стая сцепилась в шкуре овцы,
сапогами стучит в живот.
В жженый сахар растаяли леденцы,
опустились в пучину вод.

Раздуваясь волынкой в клубах огня —
не до музыки в звоне шпор.
И снует вездесущая пятерня:
не наказан, не пойман вор.
Недолго осталось до Судного дня,
из избы уж вымели сор.

Сколько злата ты в черепном чепце
унесешь в черноту аллей?
День, как порох, сгорит на твоем лице,
но с приходом луны оно – злей.
Два бога в одном мировом яйце,
ветер слушают из щелей.

В душе моей горбятся инь и янь,
валетом спят дочь и сын,
но руке не дано превратиться в длань,
даже если в ней – апельсин.
Ну, куда ты, несчастный, в такую рань.
Если любишь, живи один.

Переходим студеное море вброд,
места нет в снегу – янтарю,
голос сердца баюкает мой народ,
дай дорогу поводырю.
Мы любому встречному смотрим в рот:
не пора ли трубить зарю.

Очи черные. Лоб белизной горяч.
А любовь, как хмельная взвесь.
алым гребнем победы летит кумач,
за горою, то прямо здесь.
И мой хохот бесстыжий, как жалкий плач
на исходе. Вот вышел весь…

Петухи, сокрушающие дворцы…
Тяжким тленом изъеденные венцы…

Зимний город

Снежинок мельничные колеса
застрянут промеж домов,
с зеркального отразив откоса
тяжесть дневных дымов.

За их расправленные каркасы
уходят под кров сетей
разлуки трагические гримасы,
рожи пустых страстей.

Елок унылые колокольни
решают, клонясь челом,
кто беззаветней и добровольней
первый пойдет на слом.

Солеными псами стоят на страже,
познали на вкус моря,
все глубже вмерзая в глухие пляжи,
корявые якоря.

Но тщетно трещит, наливаясь злобой
и мощью подледных рыб,
укрыт маскировочною робой,
реки локтевой изгиб.

И мы, кто, увы, рождены глупцами,
гремим за ночным столом:
во рту – разноцветными леденцами
за пазухой – битым стеклом.

Просыпаются дети

Просыпаются дети, размягченные сном.
Сыромятные плети укрепились вином.
Безразличие тела поднимая с колен,
налились до предела разбухания вен.

Вожделение трещин бьет куриным яйцом
по смятению женщин с недовольным лицом.
Нервом в кукольном лике обрывается нить
чтоб расслабиться в крике и навеки застыть.

Как подводные травы в быстром шорохе рыб,
создают костоправы несуразный изгиб:
в дорогом постоянстве обнимая простор
в искривленном пространстве взбаламученных штор.

Пони ходит по кругу, а пророк по воде.
Окажите услугу неизбывной беде,
той, что ставни открыла, и стоит у окна,
безмятежно забыла, что могила одна.

Наши взрослые страхи, как столбы, высоки.
Сколько силы во взмахе сиротливой руки:
пустотелой перчатки, оброненной на пол,
лошадиной брусчатки торопливый глагол.

Четверг

Котенок играет в шторах,
будто ветер ворвался в дом,
Воспламеняется порох.
Стынет вода подо льдом.

Дети по?тру в школе.
Отец в семейных трусах
бродит по хате на воле,
словно олень в лесах.

Зеркало – небосклоном,
блестит изумрудом брошь.
Пардон, старинным иконам,
скажешь, когда чихнешь.

Ворон стоит на страже,
радуга ест сугроб.
В днище проржавленной баржи
утопленник вылепил гроб.

Шитые ниткой камни,
красный в конце узелок.
Люди бредут по Каме,
путь их совсем продрог.

В мире два государя
делят твою судьбу:
у первого – грустная харя,
у второго звезда во лбу.

Две тени

Две тени, как черные кошки, бегут за мной.
Я слышу, ступени растут за моей спиной:
две тени, проворные звери, скользят по ним,
из сорванной двери рядами слоится дым.

Мелькают, меняясь местами, теряя след,
две тени, две страшные тайны, которых нет.
Когда расстаешься, разлуку себе представь;
едва обернешься, и сон превратится в явь.

Я горе измерил, мой хохот живет в глуши.
Я долго не верил, что в теле есть две души,
пока не утратил одну, но как прежде пел,
сокрыв белизну, черный уголь крошится в мел.

Две тени, две старых истории, две стрелы