Юмористические рассказы. Часть вторая

скачать книгу бесплатно


– Новую. На дырах звездочки вышила и говоришь, что это такой ситец. Шарик не любит звездочки. Помнишь, оторвал погоны у участкового, когда он спал в огороде?

– Но сзади у меня были две ромашки?

– Что, тебе собака будет считать лепестки? Хоть бы умела, когда ей. У меня и боров в хлеву – под сто килограмм, и козел есть.

– Боров у тебя смирный, все время спит. Надень на него какую одежку, мол, брат после свадьбы отдыхает. А козлу рога фуражкой прикрой да обмотай платком морду – будет вылитый сосед. Скажешь, что немой и зубы болят. А Шарика выпусти. Не дай Бог: у переписчиков звездочка на фуражке.

– Рискованно.

– А что делать? Налоги платить? Я корову связала и в постель положила. Говорю: сестра отходит, подхватила сибирскую язву. Сразу убежали на кухню, и то: городские они, козла точно от соседа не отличат. Могу на козла даже поспорить.

– За корову?

Встретились через час.

– Ну, как, Алевтина, объегорила?

– Кто не рискует, тот не пьет самогон. Пригласила переписчика отобедать. Хороший оказался. Первую бутылку первача опорожнил из горла. Вторую допивал с моим козлом. Убеждал его, что это лучшее средство от зубной боли. Не поверишь, и разговаривали между собой.

– Легче стало? – спросил переписчик. Я опешила, козел ответил ему:

– Да – а – а!

Спят они в обнимку, надо перенести козла в баню. Скажу, ушел.

– Можешь не врать. Никаких налогов не будет. Это фермер так пошутил. Перепись добровольная.

– Мы тоже с козлом пошутим. Капуста у фермера – не обхватишь.

– Ты точно. Даже груди свои не обхватишь.

– А зачем мне груди свои обхватывать. Чай, есть кому.

– Кому, подружка? В селе три мужика – вместе с твоим козлом.

Конкурс толстушек

В финал вышли три толстушки – Аня, Маня и Таня. Схожими были не только их имена, но и седалища – с мельничные жернова. Такое сравнение возникло у членов жюри при движении красавиц по подиуму. Иван Иванович вытер вспотевшую лысину:

– Коллеги, я думаю, надо отдать первенство доярке Мане. Смотрите, какие у нее груди? Симменталка позавидует.

– У симменталки, коллега, не груди, а вымя, и еще не известно, кто из них даст больше молока при лактации.

– Говорите понятней, Петр Петрович, здесь не студенты зоотехнического института, а члены комиссии. Надо сравнивать ее не с коровой, а с другими претендентками. У Ани груди не меньше, хотя плоские и не так выделяются.

– Это главный критерий наших оценок, – добавил Степан Степанович. – Когда все выделяется, приятно глазам, моргать не хочется. Почему Александра Александровна отвернулась? У нее вообще нет выпуклостей – отшлифованная доска.

– Кто бы ее шлифовал, – буркнул Иван Иванович. – Еще в члены комиссии попала.

– Попала. Таня ее племянница. Зад у нее, может быть, и приличный, а груди были как у тетки, пол-бочки силикона туда вкачала. Мне доктор говорил, когда делал подтяжки, – объяснила Валентина Валентиновна.

– Что подтягивала, Валя? – поинтересовался Степан Степанович. – Без этого лопнуть можешь.

– Все бы тебе знать. Я же не замужняя.

– С Таней все ясно, а как оценим двух остальных? – спросил Степан Степанович.

– Первое место надо отдать доярке, – повторился Иван Иванович, – настоящая мисс ферм. Надо учесть мизерные возможности претендентки. В ее деревне лечит людей гадалка, нет ни одной бани.

– Не согласна, – возразила Александра Александровна. – Таня больше раз присела и отжалась от пола.

– Груди у нее мячом отскакивали и задом пол задевала, мы все это видели. А Маня на себе показала умение пользоваться доильным аппаратом и без отдыха перетащила на километр двух мужиков. А какую закусь приготовила? Картошечку с селедкой и луком.

Когда зачитали решение, Маня на радостях нацедила членам жюри по стакану собственного молока.

У памятника Крылову

– Я шаржист-карикатурист, работаю на улице у памятника Крылову. От Пушкина прогнали. Три девицы. Иди, говорят, отсюда к деду, там пасется ехидный народ, а мы мастера по улыбкам.

Ехидный. Первым подошел угрюмый мужик – вылитый Гитлер – такие же усики, челка. Сделал я его похожим на Гитлера после Сталинградской битвы, как у Кукрыниксов.

Почему все безнаказанно могут бить карикатуристов. До сих пор под глазом фингал. Одна девушка предупредила: будет второй, если вместо дружеского шаржа выдам карикатуру.

Чертил фломастером дольше обычного, стараясь показать в рисунке главную черту ее характера.

– Я не боярыня Морозова, – бросилась на меня, дико вытаращив глаза.

Теперь поступаю проще. Спрашиваю, каким хочет видеть себя клиент. Посоветуешься, и все на мази.

Обратилась ко мне женщина средних лет. Бедняга собрала на своем лице худшие черты: глаз не видно, рот без губ, выдвинут совковой лопатой подбородок. И все это на тонкой сгибающейся, как шланг, шее.

– Надо добавить краски, и тогда сойдете за дочку Бабы-Яги, – я нарисовал вполне приятную женщину, выглядывающую из избушки на курьих ножках.

Символика не помешала. И пусть желающие домысливают. Проще, конечно, подчеркивать у клиента его особенности: опущенное веко, лоб, напоминающий стиральную доску, или, как в моем случае: у человека не было ни волос на голове, ни ресниц, ни бровей. Я сделал его похожим на земной шар. Сколько у него было радости. Домыслил рисунок, наверное, и запел: «Я шар земной, я пуп земли», скорее всего, был поэтом.

Однажды, я не поверил своим глазам, передо мной предстали мастера по улыбкам от Пушкина.

– Привет, коллега! Видим, с Крыловым на дружеской ноге. Можешь изобразить нас на его фоне?

Я нарисовал их в образе трех сестриц из пушкинской сказки о царе Салтане. А подслушивал их сам дедушка Крылов.

Скривились девы и охотно бы сбросили меня в море, но рисунок взяли. Испугались: напишет еще дед про них басню. Разве узнаешь, что у него в бронзовой голове? Некоторые смельчаки уже связывались по Интернету с миром усопших.

Хозяйственный

Опять тут встали, будут час разговаривать, несмотря на тяжелые сумки. Вон, из одной голова толстолобика торчит. Надо его стащить. Не для себя, для кошек. Закормили меня в ресторане, и теперь, чтобы поднять аппетит, лакаю у стойки водку. Потом не слезаю с рук барышень, которые позволяют мне многое. Особенно три из них, с внешностью бритых кошек. Такое уж у меня сравнение. К их столу не подходил никто, кроме хромого официанта. Почему, спросите, хромого? Так называется ресторан. Одна из дев любит иглотерапию, благо когти мои не затупились. Вторая прижимает меня к груди, как ребенка, своего у нее нет, откуда?! Третья хихикает, поощряя мои котячьи вольности. А если перебирают, я ретируюсь: что делать с троими-то. Словом, живу, как у Христа за пазухой, своих кошек кормлю. Приношу им со столов остатки пищи. Сырую рыбу вытаскиваю из сумок.

Какой жирный толстолобик. Еле вытянул. А эта росомаха даже не заметила. Поэтому и мужа увела у нее соседка. Обойдется без рыбы, сплетнями наестся.

Кошки уже сели в кружок, ждут. Нет бы, помогли. Обленились. Нашли снабженца?! Другие коты с ними не церемонились. Не у всех еще загривки зажили. Как у голубоглазой красавицы. Не успевала котиться. Словом, все хороши, а рыбу я им добываю. Надо их хоть раз проучить. Эй, вы, мяу, – кричу им, – быстро ко мне, хозяин я или добытчик?

Первой прибежала новенькая неизбалованная. Живет со старухой на воде и хлебе.

– Гламурр, гламурр, – лишь подняла голову голубоглазая.

А эти две на улице еще обмывали знакомых и незнакомых. Смотрю, возле их сумок крутится другой кот. Ресторан и территория вокруг – моя сфера влияния. Надо с ним разобраться. Боюсь, побьет – тощий очень.

Дела, ставшие легендой

– Знаете ли вы, что Саратовский канал течет по косогору снизу вверх. Да, да, вопреки всем законам природы. Не улыбайся, молодой человек: не поехала у меня крыша. На сто метров поднимается вода. Взбирается на водораздел – и к нам в Ершов. Кто крикнул: там каскад насосных станций? Вы, дедушка. Сами строили канал? Все верно, но вода-то течет вверх. В этом его уникальность. Я недавно побывал на трассе. Каждый пикет навевал воспоминания.

Я вас узнал, дедушка. Вы машинист экскаватора. Герой Социалистического Труда? А почему без звездочки? Стесняетесь? Кого? Все, кто здесь сидит, пьют воду, которую вы привели в Заволжье. В засуху без нее трескались и земля и губы. Носите звезду. Видите, у молодого человека сквозь очки пробилось искреннее уважение к вам.

Немало удивительного происходило на трассе. Рыли котлован насосной станции. За хорошую работу управляющий трестом подарил водителю самосвала Попову золотые часы. Но выпали они из кармана, и не нашел он их? Рядом с котлованом русло отсыпалось, и туда перемещали грунт.

Словно за руку вели строители волжскую воду в степь. Вернула она водителю часы, смыв их с откоса. Скажете, мистика, но я шел рядом и все видел.

Попов обтер часы, завел их.

– Тикают, – закричал он и заплясал, как на свадьбе, с вывертами и прихлопами.

Может быть, с этого времени и началось обновление края.

Стояла ночь. И вдруг словно опрокинулся ковш Большой Медведицы, на нас хлынула вода. Откуда? На небе – ни тучки. Оказалось, окатила нас поливочная машина. Чтобы довести насыпь до естественной плотности ее смачивали водой.

Добавляла прикола фамилия водителя машины – Суховей. Поиздевались тогда над нами местные остряки.

Последние километры русла прокладывал шагающий экскаватор с похожим на кузов самосвала ковшом. Чтобы попасть на другую сторону русла, нужно было объехать восемь километров. У нас – «Запорожец», у начальника мехколонны – «Волга». Поспорили, кто быстрее. Проигравший пойдет обратно пешком. Рванулась «Волга» вдоль русла. Мы – к экскаваторщику: перекинь машину через русло, она же игрушечная. Летал ли еще один «Запорожец» над степью, как птица, не знаю, но наш наверняка улучшил свою родословную.

И вот мы на другом берегу поджидаем начальника у полевого вагончика. Расставили шахматы, сделали быстро по двадцать ходов.

Лицо его побелело, губы дрогнули. Не сказав ни слова, он спустился по откосу на дно канала и пошел на соседний участок.

Сидел с удочкой на пруду рыбак и дремал, стареньким он был. Очнулся – вокруг вода: «Неужели потоп? Чай, будет через сорок лет». Тут еще фермер Боря на моторке орет:

– Эх, вниз по матушке по Волге…

«Значит точно потоп: где Волга и где степь?» – решил дед.

– Возьми в лодку, галифе промокли, – взмолился он. Крутанул Боря руль, и перевернулась лодка. С трудом зацепились за нее и пригребли к берегу.

В пруд воду из канала подали через сифон. У деда, как у младенца, торчали во рту два зуба, когда он рассказывал об этом:

– Доживу до ста-то. Чай, сорок лет до потопа.

Смотрю, вы заслушались. Недавние дела, а легендой стали.

Тартюф

– Добрый день, Иван Иванович! Как сынок? Покоряет науки? Голова, весь в папку. А женушка, Вера Гавриловна, как? Все в заботах о любимом супруге. Еще бы такого не любить: один на тысячу. Чего на тысячу, на миллион. Хоть сети ставь, не поймаешь. Я нисколько не преувеличиваю. У кого в городе выше кресло, и кто столько времени в нем сидит? Да, никто. И правильно, что другим не даете. Еще закружится голова и… Привычка нужна в кресле сидеть. А говорить необязательно. Вы одним взглядом исхлещите.

И мне всех благ? Спасибочко, Иван Иванович. Услышать от вас доброе слово уже счастье.

Ушел. Скатертью дорога. Скоро полетит со своего кресла. Открутил я гайку – написал в газету донос. Под псевдонимом «Тартюф». И другие вполне могут притворяться и лицемерить под маской святости. Пусть больше следит за своей Верой Гавриловной, которая во все времена года под южным солнцем. Говорит, прогревает зад, а почему распухают губы. Сыночек Вася третий год на первом курсе, хоть и на платной основе. Не понятно, в кого он такой говорун: папа почти глухонемой. Молчит, когда уборщица, протирая полы, двигает кресло от стола к двери вместе с ним, как бы указывая на его место.