скачать книгу бесплатно
Оторвыш
Наталья Менжунова
Любое путешествие в тысячу миль начинается с первого шага. И ты вполне способен даже на подвиг, хотя, возможно, думаешь о себе, что ты всего лишь… пуговица.
Оторвыш
Повесть о любви и героях для детей и взрослых
Наталья Менжунова
© Наталья Менжунова, 2014
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
От автора
Эта история случилась в дачном поселке прошлым летом. Она живо обросла подробностями, которых, вероятно, в реальности не было. Обычное дело: когда историю передают из уст в уста, всякий считает своим долгом приукрасить место, которое не слишком удалось предыдущему сочинителю. Да и пусть, от этого читатель только выигрывает.
Еще важно сообщить: как любой рассказчик, я лично знаю двух участников. Должно быть, данное утверждение вызовет снисходительную улыбку, но клянусь: я действительно поддерживаю с ними знакомство! Ведь пересказал мне всё не кто иной, как мой Старый Утюг. Кое-что добавил Гусман, так что оставалось только записать.
Как? Кто-то еще не знает Гусмана, эту пронырливую курносую гусеницу с быстрым взглядом? Имя себе он придумал сам – Гус Мануэле, сын Терра Калиды. Чтобы производить впечатление на дам. Муравьи, что живут в муравейнике под березой, поговаривают, будто Гусман – обыкновенная луговая желтушка. Но Гусман категорически с этим не согласен. Он утверждает, будто со временем превратится из гусеницы в летающего оцелота. Время покажет, а пока у Гусмана не счесть ног, и оттого он везде успевает и неизменно в курсе дел каждого обитателя дачного поселка.
Так вот, Утюг и Гусман оказались в самой гуще событий, которые произошли прошлым летом…
«Стоп! – скажете вы. – Не морочьте голову. Если история произошла прошлым летом, то Гусман уже давно должен был превратиться в бабочку! Тогда где здесь правда, а где вымысел?»
«А я почем знаю? – отвечу вам.– И, в конце концов, так ли уж это важно? Важно, что все рассказанное могло случиться, и даже непременно случилось. Но самое главное, всегда может случиться с любым, у кого хватит на то желания и решимости».
Глава 1. Гром средь ясного неба
Длинная паутина крутнулась юлой, и зависший на конце Гусман чуть было не промахнулся мимо оконного переплета. Он приземлился сюда вовсе не потому, что у него имелось срочное дело, а как раз наоборот: денек выдался теплый, а занятий особых не было.
Гусман давно хотел разведать, что там за окном, внутри дома. На всякий случай. Ведь таким аппетитным с виду гусеницам как он, приходится быть начеку. Никогда не мешает знать, что находится дальше собственного носа.
Гусман отпустил паутину, подтянулся выше по переплету и уткнулся в оконное стекло.
За стеклом находился кабинет. Там было множество книг, беспорядочно пристроенных на каминной полке, на высоченном стеллаже, на полу и даже в пузатом цветочном горшке.
У окна качалось большое плетеное кресло. Конечно, оно качалось не само по себе. В кресле сидел Федор Михайлович и читал журнал. Ему совершенно не было никакого дела до Гусмана. Пластмассовые пуговицы на домашней куртке Федора Михайловича торопились прочесть страницу, пока её не перелистнут, так что Гусман незаметно мог наблюдать сколько душе угодно.
Он вдавился в оконное стекло. Ему нестерпимо захотелось увидеть цветные фото. Картинки из журнала то приближались, то удалялись в такт креслу-качалке. Пальцы Федора Михайловича неспешно переворачивали страницы.
– Салат! – встрепенулся Гусман, когда на развороте всеми цветами супермаркета заиграла реклама.
«Мечты сбываются! Позвоните, и мы…»,– мелькнула надпись под упитанным фермером с пучком зеленых листьев в руке. Гусман еще сильнее вдавился в стекло и потянул носом, чтобы уловить запах салата. Картинка приблизилась, а затем в такт качалке отъехала. Какая досада!
Гусман собрался топнуть одной из ног, но тут за его спиной пружинно хлопнула калитка. Пока Гусман оторвал от стекла вспотевший нос, кто-то уже прошел по тропинке к дому, и ему ничего не оставалось, как вновь заглянуть в комнату.
Федор Михайлович положил журнал себе на грудь и прислушался к звуку шагов.
– А-а-а-а!!! – тотчас раздался вопль пуговицы с непослушным вихром.
Да и как было не закричать, если на него журнальным многопудовым телом навалился фермер с рекламы салата? Вообще-то, завопили все пуговицы на куртке. Просто тот, что с вихром, старался громче всех: фермер упал на него широко разинутым, зубастым, готовым откусить ртом.
Вихрастого, бесспорно, ожидал нервный срыв, но журнал в следующее мгновение полетел на подоконник.
Хлоп! – и листья рекламного салата пришлепнулись к оконному стеклу.
–»…ты сбы…» – всё, что попало в поле зрения Гусмана со страницы.
Стекло содрогнулось от удара, и Гусман – бум-с! – столбиком полетел в траву, оставляя едва забрезжившую мечту познать запах глянцевого салата.
Между тем Федор Михайлович поспешил открыть дверь. На крыльце стояла соседка, миловидная нарядная дама.
– Здравствуйте, Федор Михалыч, – пропела нарядная дама.
– Добрый день, Алина Семеновна, – ответил Федор Михайлович, торопливо застегивая куртку.
Пуговицы с любопытством просунули головы в петли куртки…
Погодите, надо же их представить. Знакомьтесь: Свистун, Ворчун, Серьезный и… четвертый, тот, с непослушным вихром, откликается обычно на… Но что это с его лицом? Отчего оно так вытянулось? А-а-а, всё ясно…
На розовой блузке Алины Семеновны сияло множество милых пуговок в форме цветочков разного цвета.
– Вы только гляньте! – заметно оживился Свистун и засемафорил глазами. – Одна, две, три… пять… Эй, Зелененькая!
– Нет, девочки, вы только посмотрите, каков нахал! – скорчила гримаску Зеленая Пуговка.
Разноцветные пуговки высокомерно задрали носики. Но Свистун разошелся не на шутку и присвистнул:
– Да их тут целая клумба! Они…
– Закрой рот, – буркнул Ворчун, пуговица с вечно недовольным видом. – Что они о нас подумают?
– Явно, не самое лестное, – отозвался Серьезный и одернул воображаемый мундир. Он решил исправить положение и учтиво обратился к пуговкам:
– Как поживаете? Надеюсь, вам не приходится скучать?
Зеленая Пуговка демонстративно ответила только ему:
– Скучать особенно некогда. Магазины, парикмахерская… Сами понимаете. У хозяйки…
– У хозяйки наша блузка любимая, и… – подхватила Голубая Пуговка.
–…и мы все время в приятных хлопотах, – закончила Белая.
– Что вы говорите?! – старательно поддержал беседу Серьезный. – А мы получили новый журнал. Вот, читаем. Мы всегда много читаем.
– Мне пора, – пропела тем временем Алина Семеновна и протянула Федору Михайловичу руку для пожатия.
И тут, будто гром грянул средь ясного неба! Во всяком случае, для пуговицы с вихром. На блузке, до этого перекрытая рукой Алины Семеновны, оказалась еще одна пуговка, Розовая. Солнечный блик играл на ее лепестках, и она вся сияла. Вихрастый замер от изумления.
Розовая Пуговка зажмурилась, затем размашисто хлопнула ресницами и широко открыла глаза. В миг, когда ее взгляд упал на вихрастого, настоящий удар грома прокатился по небу. Розовая Пуговка вздрогнула, но взгляда от вихрастого не отвела.
– Что это? – прошептала Розовая Пуговка.
– Очень приятно… Федечка. – пролепетал вихрастый, не отрывая взгляда от Розовой Пуговки.
Свистун, воззрившись на него, присвистнул. Но свист от удивления не удался и почти сразу сошел на «нет».
– Так мы вас ждем сегодня вечером? – не то спросила, не то подтвердила Алина Семеновна.
Федор Михайлович кивнул с видимым удовольствием.
– Надеюсь, и мы еще увидимся, – вежливо попрощался с разноцветными пуговками Серьезный. – Итого: приятно было познакомиться.
Алина Семеновна глянула на потемневшее небо и поспешила к калитке.
– Порази меня гром! Вы что, уже уходите? – засуетился Свистун.
Вихрастый Федечка, что есть силы, потянулся вслед удалявшейся блузке. Но крепкая нитка надежно удерживала его.
Третий удар грома не на шутку сотряс землю, и Федечка обессилено повис на куртке. Из его груди вырвался вздох разочарования.
Наблюдавший из-под лопуха Гусман передразнил Алину Семеновну:
– Уой! Уой! Уой! Та-а-к мы вас ждем ве-е-ечером?
Он изобразил жеманную мину и закатил глаза. И вовремя. Не сделай он этого, не заметил бы Сороку, которая обозревала двор с высоты березы. Взгляды птицы и гусеницы пересеклись, и Гусман молнией метнулся в густую траву. Только его и видели.
Глава 2. Река-море-океан
Алина Семеновна утюжила розовую блузку. По ткани скользил Старый Утюг и изображал пароход. Уже знакомые нам разноцветные пуговки резвились в шелковых волнах. Пуговкам и Утюгу было за-ме-ча-тель-но, и только Розовая не принимала участия в веселье.
– Что-то наша девочка сегодня грустная-а-а? – улыбаясь, пропыхтел Утюг над ухом у Розовой Пуговки.
Разноцветные Пуговки наперебой затараторили:
– А она у нас влюблена! Влюблена! Влюблена…
– Прекрасно! – бороздя волны блузки, воскликнул Утюг. – О, это даже великолепно! И в кого же?
– В Федечку! В Федечку… – вновь затараторили пуговки. – Он живет в соседнем доме на домашней куртке Федора Михалыча.
– Пардон, – Утюг аккуратно объехал Зеленую Пуговку и вернулся к Розовой:
– Разве любовь – повод для грусти? Это же великолепно! Любовь—река. Нет, любовь – это море, это – океа-ан! Я до сих пор помню горячие волны любви к Жоржетте.
– Это та красивая шляпа с широкими полями? – вынырнула из шелка Зеленая Пуговка.
– Да, да, – охотно отозвался Утюг. – Когда я видел ее, то раскалялся почти добела… Давненько всё было.
– И где она сейчас? – высунула носик Голубая Пуговка.
– Сейчас она несколько старомодна и безвылазно сидит в шкафу. Я возвращаюсь к ней после работы, и мы мило проводим время, вспоминая былые годы.
– А вот нам никогда не быть вместе, – вздохнула Розовая Пуговка.
– Это почему же? – остановился было Утюг, но, спохватившись, поехал дальше.
– Мы – пуговицы. Мы с разной одежды, – ответила Розовая Пуговка.
– Вот если бы вы жили в одном шкафу, то виделись хотя бы иногда, – со знанием дела вымолвила Зеленая Пуговка.
– Почему только иногда? – уточнила Белая Пуговка.
– Да потому! – ответила Зеленая. – Блузку надевают днем, а домашнюю куртку вечером. И это называется – «мимолетные встречи».
– Я и говорю, нам не быть вместе. Для нас это невозможно, – задрожали пухлые губы Розовой Пуговки.
– Кто сказал, что невозможное – невозможно?! – разошелся Утюг. – Если бы мой кумир Петр Первый тоже так думал, он никогда бы не прорубил окно в Европу! У-у-у!!! У! У! Нет такого слова «невозможно»!
На улице уже смеркалось, лил дождь. Алина Семеновна потянулась опустить жалюзи, и разгоряченный Утюг закричал:
– Долой железный занавес! Долой преграды! Улю-лю-ю! Ту-ту-у-у!!! Пф! Пф!
Глава 3. Утомленное сердце
По листьям деревьев монотонно стучали тяжелые дождевые капли, а в кабинете сладко посапывали пуговицы на домашней куртке Федора Михайловича.
Сам Федор Михайлович танцевал на вечеринке в соседнем доме, откуда то и дело доносились обрывки шумного веселья. Ворчуну музыка досаждала, и он забился под рукав. А Свистуну, напротив, спалось сладко: под музыку он еще и подергивал ногой в такт.
Я не оговорился. Именно ногой. Со стороны не заметно, но заявляю со всей ответственностью: все предметы имеют глаза, уши, руки, ноги и даже сердце. Пусть вам не покажется странным, но Пуговицы тоже имеют все перечисленное, только стараются не демонстрировать до поры – до времени. Они прячут свои ручки-ножки за спину, и болтаются себе этакими круглыми дурачками на нитках, выполняя свою работу.
Но однажды наступает момент… Впрочем, что это я постоянно вмешиваюсь в ход повествования? Ведь читатель умен и сообразителен. Хорошо, оставляю вас наедине с историей. Тсс…
Итак, пуговицы на домашней куртке спали.
Не спалось только вихрастому Федечке да портрету знаменитого физика Эйнштейна на стене. Свет уличного фонаря падал на портрет ученого и Федечка ясно видел, как тот показывает ему язык.
– Вам смешно, да? – думал Федечка. – Вы, конечно, хотите спросить, мол, отчего это я с именем влез? А почему нет? Разве я не могу иметь имя? Разве плохо иметь имя? И Федор Михалыч имеет имя, и Алина Семеновна. Я тоже теперь с именем, надо же было неотложно представиться той прелестной Розовой Пуговке.
– Все относительно, уж поверь мне, – лукаво смотрел Эйнштейн на Федечку. – Можешь называть себя хоть Наполеоном, но относительно окружающего мира ты всего лишь пуговица.
– А относительно Розовой Пуговки?
– Пришитая вихрастая пуговица с именем.
– Прекратите! Я больше не желаю это обсуждать.
