скачать книгу бесплатно
Федечка забился глубже в мягкую ткань куртки.
Со стороны соседского дома послышались чарующие звуки танго. Они смешивались с ритмом дождя и мягко вливались в комнату.
Федечка знал, как танцуют танго. Он представил себе Алину Семеновну, танцующую с Федором Михайловичем, затем воображение подсказало, что Алина Семеновна сейчас непременно в любимой розовой блузке, а дальше…
Дальше началась мука, потому что Федечку пронзила совершенно ужасная мысль: Розовая Пуговка танцует танго с Пиджачной пуговицей! О-о-о! У Федечки есть соперник! И это было невыносимо. Розовая Пуговка улыбалась удачной шутке его соперника. Ах, если бы Федечка был пуговицей со смокинга или на худой конец с клетчатой рубашки, то он бы не хуже Пиджачной пуговицы смог развеселить барышню!
Очередной взрыв смеха пронзил федечкино сердце насквозь. Федечка заскрипел зубами и перевернулся на другой бок. Но уснуть никак не удавалось. Когда до слуха вновь донеслись звуки музыки, воображени несчастного влюбленного нарисовало страшную картину.
Вот он, Федечка, в смокинге входит в залу, где Розовая Пуговка танцует с Пиджачной Пуговицей. Вот он вынимает из-за пазухи черный блестящий пистолет, стреляет в соперника и тот падает. Розовая Пуговка рыдает над телом Пиджачника. О-о-о, нет, не так. Она должна рыдать над ним, над Федечкой. Ну-ка, еще раз.
Вот он в смокинге входит в залу, где Розовая Пуговка танцует танго с Пиджачной Пуговицей. Он вынимает из-за пазухи черный блестящий пистолет, стреляет в себя и, окровавленный, падает. Розовая
Пуговка рыдает над его телом. Так! Вроде, неплохо получается. Федечке даже понравилось, и он еще раз представил эту сцену.
Вот он, убитый сам собой, падает, пистолет еще дымится, а Розовая Пуговка склоняется над его бездыханным телом и…
– Ха-ха-ха!!!
Взрыв хохота ворвался в комнату сквозь завесу дождя. Вечеринка веселилась. Гости смеялись. Уж, не над ним ли?
– О, нет! – воскликнул Федечка.
От вскрика подпрыгнул всклокоченный Свистун и сонно заморгал:
– Что ты? Ты что? Что ты?
– Боже… Кажется, я сильно влюбился, – прошептал Федечка.
Свистун зевнул, почесал живот и вновь зевнул:
– Да-а-а, такие длинные густые волосы еще поискать. Мне она тоже нравится.
– Кто? – приподнялся Федечка.
– Как кто? Та, что с обложки. А ты о ком?
– Я влюбился в Розовую Пуговку. С блузки.
Свистун присвистнул. Рядом заворочался Ворчун, приподнялся Серьезный, и Свистун закончил привычным: – Кхе-кхе…
Повисла пауза. Затем Свистун сладко потянулся и изрек:
– Угораздило же тебя.
– Угораздило, – обреченно кивнул Федечка.
– А Федечкой зачем назвался? – вступил в разговор Серьезный. – Понятно, что «Пуговица» как-то не звучит при знакомстве с дамой,
только можно было что-то и более звучное придумать.
– Точно, – подхватил Свистун. – Корнелий, скажем. Или Ювеналий.
Красиво, да? Или, на худой конец, Федор Михалыч. А то – Федечка.
– Да, несолидно как-то, – согласился Серьезный. – Пожалуй, и впрямь
влюбился по уши, коли имя невпопад придумал. Итого: влюбленные все до единого на глазах глупеют.
– Выбрось ее из головы,– посоветовал Свистун. – Нам тепло, сухо. Не то, что пуговицам с плаща. Завтра кроссворд разгадаем. Что еще нужно для счастливой жизни?
В комнате вновь установилась томительная тишина. Дождь закончился,
и только редкие капли за окном смачно шлепались в тяжелую траву.
– Тын-б… Тын-б… Тын-б… – отсчитывали капли вязкое время.
– Вот у пуговиц с плаща жизнь суровая,– продолжал Федечка. – Суровая, но настоящая. Мужская жизнь… А мы кто? В чем моя особенность? Мы одинаковы, как две дождевые капли. Ты прав, наша жизнь слишком теплая. И сухая. Чересчур сухая. Разве можно меня полюбить? Такого до скуки сухого с ног до головы. Уж не лучше ли ей танцевать танго с Пиджачной Пуговицей?
У Федечки вновь заныло в груди, он замолчал и посмотрел на Свистуна. Тот сладко спал. Свистун не был влюблен, а потому ничто не могло нарушить его здоровый крепкий сон.
– Тын-б… Тын-б… Тын-б… – размеренно отмеряли капли.
– Все относительно, все относительно, – улыбался глазами портрет Эйнштейна.
Наконец дверь в комнату отворилась, вспыхнул яркий электрический свет. Федор Михайлович небрежно бросил пиджак рядом с домашней курткой и направился в ванную. Рядом с Федечкой оказался веселый парень – черная Пиджачная Пуговица. Глаза у него оживленно блестели, он был в прекрасном расположении духа.
Федечку кольнула ревность, но виду он не подал и, стараясь казаться равнодушным, проронил:
– Ну, и как там было?
– Отпадно! – охотно отозвался Пиджачник. – Я, чуть было, там не остался. Вовремя одумался. Отпадешь, закатишься куда-нибудь в угол, жди потом, когда отыщут. Хорошо, если отыщут, а то пылесосом засосет, и поминай, как звали.
– А такая… красивая очень… там тоже была? – осторожно гнул свое Федечка.
– Ка-анешна! – хохотнул Пиджачник. – Я ей говорю: «Потанцуем?» А она мне: «Ка-анешна…»
– Вы танцевали! – возмущенно выпалил Федечка.
– Что тут такого? – пожал плечами Пиджачник. – Еще как! Она: «Какая прекрасная дождливая погода», ну, и я в ответ: «Какая прекрасная погода». В общем, полное взаимопонимание. И кто только пылесосы придумал?.. А ее черные глаза так и горят. Как угольки,– продолжал Пиджачник. – С ума сойти! Два черных лукавых уголька.
– Глаза у нее синие! – запротестовал Федечка. – Синие!
– Эй, дайте поспать, – заворочался Ворчун.
Ни Федечке, ни Пиджачнику было не до сна. Они плотнее придвинулись друг к другу, и Пиджачник зашептал:
– Послушай, я, конечно, в пылу вечеринки мог чего-то и не доглядеть, но не настолько. Глаза у нее черные, и платье у нее… Гм… Черное. Конечно!…Черное.
Федечка окончательно запутался.
– Нет, у нее блузка. Розовая-розовая. А глаза синие-синие.
– Блузка, говоришь? – Пиджачник забыл, что они не одни, и радостно хлопнул Федечку по плечу:
– А-а-а!!! Так ты про одну из тех, что с блузки?!
От вскрика Ворчун, Свистун и Серьезный подскочили и едва не поотлетали с куртки. Ворчун затрясся от негодования, его голос сорвался на визг:
– Федька! Или кто ты у нас нынче? Угомонись, а не то я тебе нитку перегрызу. Дашь поспать или нет?!
Неизвестно, привел бы Ворчун свой приговор в исполнение, только в комнату вернулся Федор Михайлович и забрал куртку. Пиджачник всего-то и успел, что прокричать вслед Федечке:
– Если ты про девчонок с блузки, так их завтра выбрасывают!
Федечка похолодел:
– Как – выбрасывают?
– Хозяйка рукав прожгла!
– Погоди! Как?! Как – выбрасывают?
Удерживающая Федечку нитка оглушительно затрещала на весь мир, но не лопнула. Лопнул мир.
Ворчун, Свистун и Серьезный переглядывались между собой, боясь заговорить с Федечкой. Тот смотрел в одну точку и за полчаса не проронил ни слова.
Время от времени из шкафа доносился голос Пиджачника:
– Ах, эти черные глаза-а-а меня сгуби-и-и-ли…
Пиджачник на мгновение замолкал, а поскольку слов дальше не знал, то заводил сначала:
– Ах, эти черные глаза-а-а
Меня сгуби-и-или…
В комнате было совсем темно. А когда темно, голоса становятся громче, зрачки шире, а плохие вести вырастают до безразмерности. Что поделаешь, таковы законы относительности.
Глава 4. Болван-романтик
Тем временем в другом шкафу, в соседнем доме, с повязкой на лбу лежал Старый Утюг и шумно мучился:
– Ах, я старый болван! Чтоб меня замкнуло!
Утюг приподнимал свой гладкий нос и хлопался им об дно шкафа, отчего сверху сыпалась какая-то труха. Утюг посыпал голову трухой и причитал еще громче:
– Объясни мне, Жоржетта, как я мог настолько увлечься, чтобы прожечь розовую блузку? На свалку меня!
Старомодная шляпа Жоржетта успокаивающе гладила его по голове, но это не помогало. Тогда она принялась обмахивать его своими широкими полями, прислушиваясь к тому, что происходит за стеной шкафа.
Там, в корзине, лежала розовая блузка. Разноцветные пуговки на блузке, конечно же, не спали. Они были напуганы: на рукаве блузки зияла огромная прожженная дыра.
– Что же теперь будет? Что будет? – то и дело заламывала руки Голубая Пуговка.
– Нет, это совершенно невозможно. Пострадать из-за какой-то перегретой железяки…– Белая Пуговка совладала с собой и поправилась:
–…из-за перегретого утюга.
Зеленая Пуговка осмотрела дыру и передразнила:
– «Окно в Европу, окно в Европу». И впрямь старый болван! Здесь простой латкой не обойдешься.
– Ах, нет же, – возразила Розовая Пуговка. – Он просто романтик.
– Из-за этого романтика неизвестно, что нас ждет теперь впереди,– ответила Зеленая. – Ясно как день: это будет не мозаичное панно.
– Ох, я старый болван! – вновь донеслось из глубины шкафа.
– Мне теперь все едино, – прошептала Розовая Пуговка.
– Зато мне – нет. Я протестую! – топнула Белая. – Мы еще слишком молоды и хороши, чтобы сгинуть вот так, во цвете лет! И мы тоже хотим быть кому-то нужны.
– А вдруг мы уже никому не нужны? – испуганно заморгала Голубая и всхлипнула.
– Не впадайте в депрессию. Каждый кому-нибудь нужен, – отрезала Зеленая и повернулась к Розовой:
– Тебе, подружка, это вовсе непростительно. Уж ты-то точно знаешь, кому без тебя холодно и одиноко. Он влюбился в тебя с первого взгляда.
– Холодно и одиноко? Как мне сейчас? – шмыгнула носиком Розовая Пуговка. – Я как-то об этом совершенно не подумала…
И Розовая Пуговка, наморщив лоб, принялась усиленно думать. Думать о том, как Федечка будет невероятно одинок, если она бесследно исчезнет. Ей нестерпимо захотелось узнать, какие сны он видит, о чем мечтает и от чего ему бывает смешно. Она ни минуты не сомневалась: ее любовь к Федечке взаимная. Так, как смотрел на нее Федечка, смотрят только ослепленные любовью. При этом воспоминании сердце Розовой Пуговки екнуло и ухнуло куда-то вниз.
Пуговка подумала: «Как же я могла сказать, будто мне все равно? Я ведь чувствую, что это совсем не так». Сердце Пуговки вернулось на место и в нем больно кольнуло: «А ведь я могу его больше никогда не увидеть… Никогда-никогда! Нет! Мне необходимо его увидеть!..»
Розовая Пуговка оглянулась по сторонам, ее взгляд остановился на Зеленой Пуговке. Та сразу прочла на лице подруги все ее намерения. Она тоже наморщила лоб, затем высунулась из корзины и позвала:
– Ау, Ножницы-ы-ы…
А когда над краем корзины блеснули два круглых кольца-глаза Ножниц, невинно спросила:
– Вы когда-нибудь любили?
Ножницы поднесли к глазам лорнет:
– Я всегда режу правду, и того же жду от других. Так что давайте без сантиментов, и ближе к делу. Говорите прямо, чего хотите.
– Спасите нас…
