Машины несказки

Утром я постучала в квартиру бабушки сказать, что готова с ней жить, но она не открывала. Бабушка редко, когда не открывает дверь. Я подумала, что ее дома нет. Она вообще любила уединение. Говорила, что уединение болезненно только в молодости, а в старости оно прекрасно. Она могла часами гулять в одиночестве по парку, не брать трубку телефона. В общем, мы не переживали – так было не раз. Но, когда она не открыла дверь и вечером, папа решил вызвать полицию. Я в это время возвращалась от соседки. Я уже поняла, что случилось – до того, как дошла до бабушкиной двери. Там стояла толпа соседей. Я понимала, что все произойдет сейчас также, как с мамой.

Папа сначала пытался сам выбить дверь, но на шум вышли соседи, стали вертеть головами во все стороны, возмущенно цокать и советовать вызвать полицию. Конечно, все это сопровождалось дикими историями.

«У нас так соседка в Калуге дверь не открывала. А когда вскрыли, оказалось, она повесилась»… – сказала соседка в синем ситцевом халате, размешивая венчиком тесто в пиалке.

«А у моей тетки муж в ванне утонул. Уснул. Лежал так мертвый несколько часов, пока капать соседям с потолка не стало…» – сказала другая и покосилась в сторону двери бабушкиной квартиры.

Я стояла и дрожала, папа ходил из стороны в сторону и набирал «02». В общем, полиция приехала минут через 7 только… и я подумала, что бы было, если бы за эти 7 минут кого-то убили.

Когда полиция взломала дверь, в нос ударил сладкий противный запах. К полицейским выбежали две бабушкины кошки и сразу стали мурлыкать и тереться об их суконные лампасы. Бабушка лежала на кухне в одних трусах. Около нее валялось полотенце. Видимо, она собиралась в ванную… и умерла. Вслед за полицейскими в квартиру вбежал врач. Через минуту он констатировал смерть. Оказалось, бабушка лежала уже двое суток здесь. Она была опухшая, огромная, с выпавшим языком. Кошки уже погрызли ей щёки. Они были похожи на алые лунки для игры в гольф. Это было отвратительное зрелище. И теперь у нее в квартире пахло точно хуже, чем у нас.

24 июня

Папа плакал каждый день. После похорон особенно. Он был похож в эти дни на маленького обиженного ребенка, который остался совершенным сиротой. Но я ему хотела сказать, что у него есть я и я его очень люблю. Да, мы были скупыми на слова. Я ему сказала тогда на поминках, что люблю его. Но папа молчал в ответ. Мне было его жалко, но я не хотела видеть его слез. Потому что я тогда понимала, что меня некому защитить. А в этом мире надо быть сильным – это точно.

Сегодня я застала его в туалете со шприцом в руке. Я так испугалась. Папа что, тоже теперь наркоман? Он, видимо, прочитал мой немой вопрос в глазах. Но он сказал:

«Это лекарство, Маша. Папе сейчас нужно лекарство».

Я расплакалась. Но я поверила ему. Кто знает? Люди же делают себе разные инъекции. В шприце может быть все, что угодно.

На поминках была тетя Ира. У нее такая страшная бородавка на носу и еще она коренастая. Никакая она некрасивая. Ни капли на маму не похожа. Она за папой все время стояла и гладила его по плечу… потом старалась прижаться к его спине всем телом. Я думаю, папа ей нравится. Я знаю, как это – по женщине сразу видно, нравится ей мужчина или нет. У нее взгляд становится такой маслянистый. Но мой папа ведь высокий, плечистый. Руки у него огромные, как у лесоруба из русских сказок. Он может быть ласковым и может быть настойчивым. Может по столу так хлопнуть, что все вокруг замолчат. У него друзей раньше было много. И он всегда громко говорил, смеялся и все его всегда слушали. Он не всегда был таким замкнутым, как последнее время.

29 июня

Я сегодня пораньше домой пришла. Пыталась помирить всех девчонок во дворе. Я все время только это и делаю. Я так устала, что пришла домой и плюхнулась на диван. Телевизор я не включала. У папы гости. Трое мужчин. Кажется, сегодня пришли нормальные люди. На наркоманов внешне они не похожи совсем. Выглядят прилично, не матерятся. Сидят, выпивают за столом на кухне. Но через дверь я услышала папин голос:

«Да, я отвечаю – они за дозу на что угодно готовы. В общем, план такой. Они сюда приходят когда, я звоню вам и вы доставляете их куда нужно».

«Должны быть стройные с хорошими волосами и кожей».

«Они там все стройные. Они ж ни жрут ничего».

«Ну, а лица?»

«Подкрасить всегда можно. Да им по 15-16 лет, какие они там могут быть? Все более-менее свежие».

Папа говорил о девушках, как о спелых яблоках. Свежие… о чем это он? Дальше снова звон бокалов, очередной тост. Потом один из людей за столом стал рассказывать о своей «ходке». Так он выразился. «Откинулся, нары, братуха, чефир»… знаю я эти словечки. Это бывший тюремщик. Я люблю смотреть «Криминальную Россию». Просто я еще точно не решила кем буду, когда вырасту: врачом, как мама, или следователем,. Оказалось, ничего там порядочного в них нет.

Они долго сидели. Под их смех я стала потихоньку засыпать. Иногда я открывала глаза, когда эти дядечки ходили из кухни в туалет. Они смотрели на меня. Я укрылась одеялом с головой. Наверно, я уснула, потому что, когда почувствовала, как один из этих мужчин трогает мои ноги, я сразу не поняла, что происходит. Мне снились змеи, которые вьются у моих лодыжек. В темноте я рассмотрела лицо мужчины. Он был коротко стрижен с усами и показывал мне пальцем, мол молчи. Я замерла. Мне стало очень страшно – я думала, он меня сейчас порежет или ударит сильно. Он стал гладить мои ноги, выше и выше и дошел до самых трусиков. Я не могла понять, чего он хочет от меня.

«Молчи, малышка. Все будет хорошо. Дядя сейчас немножко тебя порадует».

Он стал расстёгивать ремень на своих джинсах, потом ширинку. Потом он упал на меня всем телом. Над ним стоял отец с вазой. Он оглушил этого усатого мужчину ей.

Только когда я увидела папу, я поняла, что этот дядька хотел показать мне свой писюн. А потом что-то очень плохое сделать со мной. По телевизору это называют насилием. И тогда я расплакалась. Папа обнял меня и сказал, чтобы я ничего не боялась.

Папа сказал на кухне, что усатому стало плохо. Двое других взяли и вынесли его в такси. Странное дело – у него из уха текла струйка крови. Они все были пьяные и очень плохо соображали. Наверно, никто не заметил, что случилось с их приятелем.

Может, для любви слова и не нужны. Может, достаточно поступков?..

20 июля

Представляешь, я тебя потеряла, мой дневник. Папа тебя спрятал. Он говорит – случайно. Но я тебя нашла почему-то под холодильником среди папки со счетами за квартиру. Папа собирает туда все квитки. Это у него от бабушки привычка осталась.

Папа сдал бабушкину квартиру парню с девушкой. Он туда ходит два-три раза в неделю. Иногда возвращается за полночь. Почему-то, когда он там бывает, я слышу всегда стоны этой девушки. Но зато папа приходит навеселе.

Он вообще, этот месяц был какой-то нервный. Опять ругался по телефону, кому-то говорил, что его «подвели поставщики». Папа снова варил ханку. Так называется темная жидкость в его кастрюле. У нас снова воняло. Папа опять напился коньяка и лег спать. Когда он спал, ему на телефон пришла смс: «Скоро сдохнешь, барыга вонючий». Я почему-то ее стерла. Не хотела, чтобы она пугала папу. Я тоже стала нервничать. Внутри как будто образовалась дыра и ныла. Я вроде хотела есть. Но была сыта. И дыра разрасталась. Я подумала, что, если бы рядом была мама, папа бы вообще никогда не плакал. И не было бы этой жизни всей. Она была бы, как у всех. Мы бы сейчас на море отдыхали, наверно. А, может у меня был бы братик уже или сестричка.

21 июля

Утром папа ушел в магазин, когда я еще спала. Я решила немного убраться. Вымыла посуду, протерла пыль, пропылесосила. Надела перчатки, чтобы залить чистящим средством наш коричневый унитаз. Все эти средства я забрала из бабушкиной квартиры. Папа такого вообще не покупал. У нас дома была только сода… для тарелок и для полов.

В подъезде что-то рухнуло… я помчалась к двери и распахнула ее. Справа стоял красивый розовый новый велосипед. Моя мечта… а у порога лежал папа с ножом в груди. Рукоятка была огромной – я такие видела только в кино. Такими ножами разделывают животных, наверно. Папа пытался что-то сказать, но из его рта пузырилась кровь. Такая темная и густая.

«Прости меня, я тебя люблю»… сказал он хриплым голосом и глаза его застекленели. Дыхание остановилось. Я прижала ухо к его груди и не услышала стук сердца. Тишина. Адская, удушающая тишина.

«Ну, конечно, я тебя прощаю, конечно, прощаю, папочка», – шептала я и плакала.

Может, показалось…я же не врач… «Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с тобою, благословена ты в женах и благословен плод чрева твоего, яко Спаса родила еси душ наших», – шептала я снова и снова, потом зашла домой, нашла телефон …все как в бреду и вызвала скорую. Врач констатировал смерть.

«Что ж за этаж такой проклятый…вторая смерть за месяц» – сказала соседка в синем ситцевом халате, громко разжёвывая морковь.