Фиолетовые миры. Дино сборник

У троих имелись фитнес-часы, белые кроссовки, ветровка, поводок-рулетка.

Они дружно пробежали четыре тысячи шагов по ближайшему школьному стадиону, потом вокруг ближайших двух домов и супермаркета.

Разговаривали о рыбалке, женах, о футбольном матче, который прошел в среду.

Беля заметил, что в течение всей прогулки лица Толича и Артемика становились все краснее, глаза бегали. Они держались подальше от динозавра.

На следующее утро Беля выяснил, что Васей и Артимик съехали, и совершил пробежку уже в одиночестве.

Чудовище под кроватью

У Трея был тяжелый день. Он лег спать.

Из-под кровати вылезла рука чудовища. Схватила Трея за ногу.

Трей помог чудовищу полностью выбраться из-под кровати, положил его рядом с собой, обнял и зарылся лицом в сальную облезлую шерсть, рыдал где-то до двух ночи.

– В каком же страшном и жестоком мире я живу! – жаловался Трей, зарываясь лицом в шерсть на груди чудовища. Его мучила душевная боль.

Под утро чудовище осторожно выбралось из объятий Трея и уползло обратно под кровать. Трей искал ночного друга – хотел рассказать чудовищу, как все трагически случилось в его жизни. Но почему-то чудовище больше не выползало из-под кровати.

Через год Трей отомстил девушке, которая его бросила, а потом развил экстрасенсорные способности, стал магом. Он отодвинул кровать в своей спальне со скрежетом и полез в демонический портал – на поиски чудовища. которое предательски сбежало от него и не захотело выслушать. К тому моменту в родном городе Трея уже называли Трей Каратель.

Геройский хвост

Голубые флажки быстро вертелись на веревке, прикрепленной к дому: дул сильный ветер.

Братья работали во дворе, копали трехметровую яму под зимние заготовки. Яблони шелестели листвой, они пригибались к земле и касались холодными листьями разгоряченных спин двух братьев.

– Я в дом, – сообщил Адай, и вскочил на крыльцо.

Вытер руки о грязное промокшее полотенце, вытер нос и зашел в дом, чтобы в известной комнате справить нужду. Там долго всматривался в свое лицо. Потом почувствовал дискомфорт в основании позвоночника. Он стянул штаны и пощупал себя. И там, ниже крестца, он ощутил нарост, словно позвонки пошли дальше, обтянутые грубой кожей. Адай отдернул руку, испугавшись. Затем повернулся к зеркалу и хорошенько рассмотрел себя. Окно из туалетной комнаты выходило в сад, и он испугался, когда там прошла их мать. Стекло пропускало свет, но обладало размывающим очертания эффектом. Кто проектирует туалеты с такими стеклами?

Он поднял штаны на место. С таким даже к врачу не обратишься – засмеют.

Само пройдет.

Адай пошел копать яму, и к концу дня забыл обо всех невзгодах.

Только когда ночью он стал засыпать, проклятый нарост снова напоминал о себе в белье и не давал Адаю заснуть. Девушка у него отсутствовала, как и все лица, которые случайно могут обнаружить телесную странность.

Адай поджал края одеяла со всех сторон и окончательно заснул. Когда братья начали просыпаться (а они всегда вставали в одно время – шли помогать по дому) Адай помедлил.

– Идите, я догоню.

– Халтуришь, – улыбнулся Дайет, накинул лямки комбинезона и прикрыл дверь.

– Знаю, – ответил он тихо, и снова дотронулся до отростка. С тех пор образование внизу позвоночника только увеличивалось. Сложно было вести себя как раньше, когда из зада торчит хвост. Он читал о таком синдроме. У многих людей начинают развиваться бессмысленные рудименты. Но времена изменились и теперь за такое засмеют. Поэтому Адай наступал себе на горло и молчал, когда крайний позвонок хвоста впивался в ягодицу, старался улыбаться искренне за семейным столом.

– Что с тобой? – спросила мать. – Я чувствую, что тебе плохо.

Она прищурила глаза. Она зарекомендовала себя потомственной ведуньей по материнской линии, и тонко чувствовала скрытые энергии, хоть и не развивала этот дар.

Адай живо вытянулся в струнку, удалил из головы все предательские мысли и ответил ей с кристально чистым взглядом.

– Свеша, все отлично. Я просто не выспался. Но ваше внимание подбодрило меня, благодарю.

Отлично, он даже сам себе поверил. Говорили же, ему надо идти на актерское, а он не слушал!

До конца дня Адай был на позитиве: жизнь идет своим ходом, и ни одна живая тварь не догадается о том недуге, который его постиг. Он не допустит этого. С того момента он сделал целью своей жизни – сокрыть это проклятие от своих родных. Такое недоразумение не должно проникнуть в их светлый мир; это ошибка. Он защитит их от этого.

Через два месяца Адай начал загибаться. Хвост мешал ему ровно стоять, спокойно думать, свободно передвигаться без мыслей, что он будет выпячиваться через штаны. Он привязывал его веревкой к бедру и ходил, чуть прихрамывая. Но и этому нашел достойную ложь.

В пятницу, на сороковой день смерти дяди Роя, все собрались за щедрым столом, зажгли свечи. Уют убаюкивал, и Адай забыл обо всех заботах. Правда, он все также часто отлучался в ванную, чтобы привязать хвост на место, так как тот обрел самостоятельную иную жизнь и реагировал на каждое слово Адая. Хвост явно проявлял характер и расставлял акценты после каждого слова своим дерганьем.

Тогда, после сладкого, Свеша опустила шторы и зажгла боковой свет, а верхние лампады выключила. Вся семья оказалась в интимной таинственной обстановке. И Свеша произнесла речь, которая запомнилась ему на всю жизнь:

– Дети мои, вы вольны делать то, что вы хотите. Ваша главная задача – быть счастливыми. Но если у нас есть шанс помочь, – она посмотрела на свою сестру с блестящими глазами (та работала хирургом) а потом, будто бы по случайности, перевела взгляд на Адая, – Мы с радостью будем помогать вам и проявлять лучшие свои качества, пользоваться талантами, чтобы поддерживать друг друга. Будьте открыты перед нами и друг другом, и пусть свет Вселенной изольется на вас.

Адай был в восторге от выступления, но ни в коем случае не принял их на свой счет. Он только укрепился в своем решении.

Хвост рос с каждым днем. Через год ему пришлось удариться в ислам, чтобы носить длинные рясы и прятать хвост.

А еще через пару лет он сообщил семье, что он берет обет брахмачарьи, и уезжает в горы. Он надеялся, что там его никто не увидит.

Адай сдержал слово.

Он видел, как страдают близкие от его скрытности. Они видели его сильным защитником, как он и хотел. Но он сделал лучшее, на что был тогда способен в своем развитии – избавил их от себя, раз не может скрыть от них хвост. Братья звонили ему, обвиняли, что он предал семью и все, что сам любил, предал себя. Но Адай придерживался убеждения, что поступил правильно.

В горах его хвост вырос на полтора метра, и он уже не мог вернуться назад, поэтому в письме телеграммой он попросил братьев позаботиться об их матери, потому что сам уже не мог.

Он жил на отшибе, проводил дыхательные практики. Он ни разу не пробовал отрубить хвост, потому что боялся боли. Он чувствовал себя настоящим мужчиной, который уберег весь род от проклятия.

Адай умер в спокойствии, окруженный пением птиц и звоном дальних колоколов из ашрама.

После его смерти у Грая родился сын. У сына обнаружили тот же дефект "хвоста" еще в пятилетнем возрасте.

Мальчик сразу начал жаловаться, вертеться и капризничать. Сестра Свеши за два часа сделала ему операцию; ее знакомый врач провел профилактическое занятие для всей семьи о том, какой образ жизни следует вести, чтобы свести шанс активации этих генов вновь. С тех пор это больше не мучило ни сына Грая, ни его потомков. Вся семья после этого случая поняла, почему Адай их покинул.

Девушка и динозавр

Спустя целую эпоху после заключения мирного договора между динозаврами и людьми, в двадцать первом веке, динозавр Крей и девушка Мита полюбили друг друга и вскоре поженились.

В те времена динозавры жили наравне с людьми, не враждовали. Небоскребы возвышались ввысь; все по-прежнему пользовались мобильниками. Темп задавало человечество, а динозавры подстраивались. Несмотря на то, что их физика была пугающей, они старались максимально успешно взаимодействовать с людьми. Все динозавры в основном служили в военном деле, или в строительстве, в инфобизнесе, или в сфере образования. Занятия с мелкой моторикой тяжело им давались.

Многие из динозавров зарабатывали на спорте, но люди отказали им в совместных спортивных состязаниях, так как справедливость было очень сложно отследить.

Как бы там ни было, Крей считал себя одним из тех динозавров, что воплотился в чудовищном теле по ошибке. Он был чутким, внимательным, осваивал мелкую моторику, ходил на йогу, водил небольшой автомобиль. Его размер позволял иногда маскироваться под человека, если ходить в капюшоне и плаще, и подминать хвост к телу.

С Митой Крей познакомился в баре.

Они оба были романтиками и считали, что у любви нет преград.

Крей купил замечательную квартиру на двадцать шестом этаже, с парковкой в подземке, с видом на городской парк и мост через озеро в его центре. У них было три жилых комнаты, две ванной и одна спальня. Он любил читать с утра газеты, а она готовила ему завтрак – запеченную телячью ногу. За покупками Крей всегда ходил сам, и не позволял Мите таскать тяжести, поскольку они еще собирались делать ребенка.

Мита сидела на противозачаточных, но после знакомства с Креем отказалась от них. Они ходили в центр планирования семьи, но медики твердили одно и тоже: зачатие между человеком и динозавром невозможно. В истории никогда еще не происходило подобного оплодотворения. Поэтому львиная часть заработков уходила на то, чтобы ездить по миру к деятелям нетрадиционной медицины. У Крея и Миты сформировался целый «бизнес-план»; они питали большие надежды обзавестись совместным потомством, поскольку недавно наука успешно внедрила технологию клонирования. Молодожены были уверены, что передовые научные открытия позволят им зачать первенца.

Так прошло пять лет брака, во время которых ребенка зачать не получилось.

Крей и Мита стали часто ссориться. Особенно после того, как Мита предложила искусственное оплодотворение и рассматривала сайты с биографиями мужчин, пожертвовавших свою сперму.

Крей тогда разрушил пол квартиры. Полгода они не могли позволить себе заделать дыру в стене.

Зима выдалась тяжелой, ведь тепло уходило через открытую дыру.

Крей уже много раз раскаялся и извинился. Но все что он мог – это согревать Миру холодными днями и ночами своей заботой и телесной близостью, хоть и был существом хладнокровным.

К весне он согласился связать свое семя с ее яйцеклеткой в пробирке, и на утро оба взяли отгулы и поехали на пикапе в лабораторию.

Через двенадцать дней им позвонили. Телефон взяла Мита:

– Здравствуйте, Мита Дендрозавра?

– Да, это я.

– Спешу сообщить вам, что ваша семья зачала ребенка. Вас записали на вторник. Приходите. Сейчас я передам трубку ассистенту – он скажет, что взять с собой. Приезжайте натощак.

***

Вторник стал самым счастливым днем жизни Миты: в ее чрево действительно подселили ребенка-полукровку. Там же в палату к ней уже записались на встречу несколько журналистов, чтобы вести наблюдение за этой чудо-беременностью.

А беременность шла замечательно, периода токсикоза не наблюдалось. Мита чувствовала прилив энергии, занималась своим хобби: шила тряпичных кукол. Она часто ходило по магазинам детской одежды, подбирала нечто универсальное, что подошло бы и человеческому ребенку, и детенышу динозавра.

На пятом месяце на УЗИ можно было четко видеть хвост, и слегка удлиненную форму черепа, некоторые отличия в суставах. Будущие родители испытывали волнение, но поддерживали друг друга.

Врачи сказали, что плод должен развиваться семнадцать месяцев, но в этом случае он не прошел бы через тазовые кости девушки, поэтому его планировали извлечь преждевременно – как и полагается людям – на девятом месяце, чтобы потом держать на сохранении.

Семья Дендразавров преодолела все этапы. Их родственники поддерживали своих детей и держали кулаки за ребенка. Вокруг больницы дежурили СМИ и летали вертолеты.

Политики переговаривались, готовые в случае непредвиденных обстоятельств спустить бомбы, куда придется.

В долгожданный день родители пришли забрать своего сына Дагона Дендразавра из отделения детской реанимации. Им выдали маленький кулек, перевязанный зеленой лентой.

Мита отвернула уголок одеяльца, и заорала от ужаса. Крей дал Мите пощечину, как всегда делал, чтобы привести ее в чувство, и она действительно успокоились. Личико младенца выглядело сморщенным и странным. Ребенок унаследовал зеленый кожный покров отца.

Множество камер и фотоаппаратов запечатлели важный момент, и в течение следующего месяца информация разлетелась по миру.

Супруги же за три дня привыкли к страшному существу и начали его любить, как родного.

Каждую неделю к Дендразаврам заходил участковый врач и собирал анализы, делал замеры, проверял температуру и развитие малыша.

Врачи вели себя на удивление спокойно:

– Температура – 69 градусов, – встряхнул градусник очередной доктор.

Миту пробрал озноб. Она одернула плечами, по-другому перехватила Дагона в руках и переспросила:

– 69? Это нормально?

– Конечно, – улыбнулся врач и поскорее ушел.

Следующий врач выписал рецепт:

– Давайте ему тридцать кусков соленого мяса в сутки.

Мита переспрашивала, но врач удалялся.

Она чувствовала, что с Дагоном что-то не так. Он много кашлял, скалился, хотя уже на пятый день после выписки бегал по квартире.

Но она делала, как советовали врачи, потому что доверие медицине – всё, что им оставалось. Дагон потихоньку загибался, и родители начали бить тревогу. Они отказались от услуг врачей, стали пробовать действовать интуитивно.

Вскоре Дагон пошел на поправку, отъелся и обрел румянец. В один из дней он неожиданно съел ножки кухонного стола.

Пришла пора вести его в детский сад.

Директора садов отказались брать ребенка на воспитание, даже со взятками. Крея уволили с работы, так как снимки растущего динозаврообразного гуманоида становились все более пугающими.

В конце осени Дагон выломал входную дверь, и затем Мита в новостях увидела, как ее сын устроил погром в медицинском училище – в их районе. Затем Дагон вернулся, как ни в чем не бывало.

Он стал часто пропадать из дома и вести разгромы. Он только казался неуловимым, обладающим силой и храбростью динозавра, маневренностью и интеллектом человека.

Все же его часто ранили во время вылазок, и он попадал в больницу. Нация терпеливо сносила выходки этого ребенка, но любому терпению есть предел.

Дагон ненавидел мир, и себя в нем.

Он слишком отличался, и часто испытывал суицидальные наклонности, хотя и имел личного детского психотерапевта.

***

Как-то раз ночью он опять сбежал и уехал в Швейцарию, чтобы обокрасть один из банков, раскрутить страну на военные действия. Его пытались остановить и вернуть родителям, но Дагон дрыгался, верещал, вел себя непредсказуемо и один из спецназа случайно выстрелил в него. С летальным исходом для Дагона.

Спецназовца без вопросов посадили, потому что у него не оказалось достаточно денег на хорошего адвоката против большой юридической поддержки семьи Дендрозавров.

Дагон был отомщен, но спецназовец в тюрьме все-таки не успокаивал страдающие сердца родителей. Мита переживала сильнее, как мать, в то время как Крей хотел продолжать жизнь. Он слишком рано предложил попробовать сделать нового ребенка. Они много ссорились.

В конечном счете, Крей изменил, и снова с человеческой женщиной.

Мита никогда бы не узнала о случившемся, если бы через семьнадцать месяцев та не родила динозавраообразного гуманоида, прогремев этим событием на весь мир.

Произошедшее оглушило Миту.

Психолог отговорил ее от самоубийства, поэтому Мита прокралась к колыбельной нового существа, готовясь его убить. Ей помешал неравнодушный полицейский.

На самом деле вокруг дома любовницы шел круглосуточный патруль, но все в тайне мечтали погубить ребенка: общественность стояла на стороне Миты.

Поэтому единственный полицейский, которого доконала совесть, отследил Миту, пресек ее преступление и запер в собственном доме. Он взял отпуск, чтобы лечить и восстанавливать женщину. Вскоре он понял, что помимо совести, им руководила и разгоревшаяся влюбленность в Миту. Мита была крайне благодарна за заботу, и вскоре это чувство переродилось в ответную любовь. Она вышла замуж повторно.

У них родились сын и дочь.

Дальше они обрели типичное человеческое счастье, праздновали новый год, дни рождения, пасху, ходили в церковь и приглашали родственников. Они переехали в область, где законодательно запрещали проживание динозавров, да и те сами редко там появлялись.

***

Однажды, гуляя со спящей дочерью в коляске, Мита встретила в парке Крея.

Тот был одет в свой соблазнительный костюм с дыркой для хвоста.

Тело Миты разом наполнилось чувствами прошлого – что она когда-то испытывала к зеленому монстру: любовь, вожделение, страсть, нежность, сочувствие, благодарность.

Крей помог ей поднять коляску на мостик, и ничего не говорил о былом. По новостям Мита знала, что Крей ушел от любовницы и сына, хотя тот рос здоровым и физически и психически. Крей их не любил и не раз заявлял об этом на камеру.

В общем, Мита переспала с Креем в будке для продажи билетов у входа в парк, когда ее подруга политкорректно вышла покурить. Это случилось быстро, неожиданно, и Мита почти сразу испытала стыд перед официальным мужем.

Она объяснила Крею, что не собирается уходить из семьи.

Дальше она узнала, что забеременела и сделала аборт, не советуясь с динозавром.

Ночью у нее случилось сильнейшее кровотечение и пришлось признаться во всем мужу. Муж все понял, и уже собирался сохранить эту тайну, но гинеколог Миты оказался продажным и сдал информацию об аборте в СМИ.

Сердце Крея разбилось.

В гневе он стал неуправляем и на зло уничтожил всю семью Миты.

Мита и Крей разъехались по разным городам, пытались простить друг друга до конца своих дней: ходили на тренинги по прощению, слушали аудиолекции, посещали специалистов и кружки. В конце жизни они съехались из чувства одиночества, но уже давно разлюбили друг друга.

Один из них убил другого от неосторожности и в отсутствии уважения. Но кто именно – этих данных, к сожалению, не сохранилось в новостных лентах и документации, что хранилась в региональных библиотеках города.

Рождение из ребра

Серп не мог в точности сказать, из чьего ребра он вышел, но именно так он появился на свет.

Вначале человеку пришлось исхудать, проводить пальцами по ребрам, словно ты на них играешь. Они издают глухой звук, словно ребра – это полые трубки. Затем три года долгих пропеваний мантры "ом", где ты вкладываешь звук в ребро. Затем чувствуешь, что ребра наполнены. И после, когда на весах становится на 2,3 кг больше – едешь в роддом.

Этот метод придумал Йахас Эрнандос, который очень долгое время проводил в экспериментальных медитациях. И, однажды, так совпало, он вез жену в роддом и сам ощущал себя тяжелее. Он попросил врачей сделать ультразвуковое исследование – он явно ощущал движение в ребрах, особенно нижних.

Они сделали снимок и были шокированы.

Жидкость внутри шестого правого ребра полностью была замещена тканевой материей, словно змеей, которая забралась внутрь.

Ребро пришлось удалить. Затем оттуда изъяли змею, и змей тут же заговорил, кивая на Йахаса.

– Я человеческий ребенок. Я родился.

Несколько медсестер упали в обморок; врачи взялись за сердце.

Змей относился к разряду хладнокровных: то ли ящер, то ли змея. Определить было на данном этапе развития сложно: много наростов, и они перемещались по туловищу при сокращении мышц.

Йахас, проснувшись от наркоза, уронил взгляд на это существо. Он подошел ближе к стеклу. Он не мог просто так убить то, что вышло из его ребра.

Поэтому он договорился с врачами, что берет всю ответственность на себя, сказал, что «разберется» с последствиями, но обязательно будет отчитываться о своем состоянии.

– Да, надеюсь он тебя не съест, – сказал молодой практикант, фанат фильма "Чужие".

Йахас забрал жену из отделения. В этот день у него стало два ребенка.

Но Серп не был его сыном. Этот змей вышел из ребра совершенно другого мужчины – Геба. Серп родился спустя десять лет после того, как Йахас открыл метод рождения из ребра. К тому моменту практика медитативных беременностей уже была нормой, и мужчины рожали наряду с женщинами.

Единственно, что было странно – из мужских ребер получались самцы "ящероподобных", а из женских – самки.

Существа не имели психического развития; они сразу рождались с памятью, мудростью и коммуникативными навыками.

Серп, как и человеческие дети, не помнил себя до рождения. Он не мог понять, ради чего он вышел, но относился к этому с пренебрежением, поскольку многие на планете Земля не осознавали и не спешили прояснять этот вопрос.

Серп вырос прекрасным красивым экземпляром своего вида.

У него были красные плавники в ряд по бокам, тонкие глянцевые усы, как у сома. Ростом он был с отца, и, читая земной эпос, мог сделать вывод, что он нечто среднее между водяным китайским драконом и водяным динозавром.

Отец Серпа, Геб, часто говорил ему:

– Я думаю, ты должен решить, кем ты хочешь стать.

Его признали ученым после случившегося инцидента. До того он просто много медитировал, а теперь решил покопаться в науке и достиг не так-то мало, – Я чувствую, что ты не растешь дальше, потому что не решил, кем будешь.

– Пустяки, – отмахнулся Серп и пошел в школу. Там его не замечали, словно каждый день по школе расхаживает рептилоидная тварь. Школа располагалась вдали от центра, поэтому он был один на весь свой класс. Все ящеры, в основном, стекались в мегаполисы, где была хорошая здравоохранительная поддержка.

Соседка по парте обратилась к Серпу:

– Дэнил, ты не мог бы убрать свой хвост с моего портфеля? Спасибо.

Серп не нашелся, что ответить, она даже не знала его имени, но так уверенно назвала его.

– Почему ты обратилась ко мне, как к Дэнилу?

– Так звали первого ящера, сына Йахаса. Я думала, ты знаешь.

– Кем он был?

– Он превратился в динозавра, крепкого и мускулистого, ростом с яблоню. Красивый был экземпляр. А ты кем будешь?

– Да что вы все заладили? Я есть я.

Прошло три года. Геб заметил, что его сын Серп не вырос ни на дюйм.

– Ты затягиваешь.

– А ты меня, ч-черт, как корову молочную выращиваешь что ли? Тебе какое дело? Или тебе за мое лишнее мясо положены дополнительные выплаты от государства?

Отец замолк и отошел к окну.

– Прости.

– Я знаю, ты скучаешь по маме.

– Мы оба. Живи дальше ради нее, сынок. А то у тебя скоро хвост отвалится.

Отец не шутил. Вот уже третий месяц хвост Серпа становился все более сухим и серым, более твердым, словно пластиковая игрушка. Отец боялся, что при неосторожном движении, резко пойдет трещина и хвост отвалится.

Так и случилось. Выходя из машины в школу, сын резко захлопнул дверь, и та прищемила хвост. Мимо прошел одноклассник и доброжелательно кинул через плечо:

– Ничего, у тебя отрастет новый.

– Я в этом не уверен, – ответил Серп.

Все больше Серпу казалось, что он должен выбрать свою стихию. Но, дело в том, что ему не хотелось.

Он щелкал каналы по телику, смотрел на других ящеров. Одни из них становились динозавроподобными, другие – драконами размером с дом. Все это, конечно, казалось крутым, но был ли в этом какой-то смысл?

По окончании учебы апатия Серпа никуда не улетучилась.

Хвост не отрос, усы отваливались, все плавники утратили цвет. Вода была далеко, и его к ней не тянуло. В девятнадцать с половиной лет, когда надо было выбрать университет, он выглядел совсем засохшим и морщинистым.

Геб нашел его на диване у телика, словно куклу.

Зрелище ослабшего сына его почти убило: он так устал от потерь, и после смерти жены не вынес бы, если бы с Серпом что-то случилось.

Геб отправился в лабораторию, чтобы выяснить, что с его сыном. Он корил себя, что дал Серпу слишком много свободы. Они часто разговаривали о будущем Серпа, но никогда не заканчивали такие разговоры какими-то практическими решениями; все разговоры остались незавершенными.

Мать умерла при родах их с Гебом человеческого ребенка. Геб никогда не задумывался, что эта женщина и не была Серпу настоящей матерью. Лишь Геб нес ответственность за Серпа, за плод своего ребра. Мать тут вообще была не причем; это дело их двух – отца и его сына – ящера.

Геб читал много литературы.