скачать книгу бесплатно
Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон (сборник)
Руслан Викторович Мельников
Фэнтези-коллекция (АСТ)Черная кость
Японский ниндзя пробирается в замок германского императора. Татарский нойон участвует в рыцарском турнире. Никейская царевна-ворожея, наследница византийского престола, выходит замуж за русского князя-волхва, но таит от супруга свои истинные помыслы…
Это мир интриг, колдовства, магических поединков и кровавых битв. И где-то здесь спрятаны останки навьей твари – древний артефакт, Черная Кость, способная влиять на судьбы людей и государств.
Книга публикуется в новой авторской редакции.
Руслан Мельников
Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон: сборник
Книга публикуется в новой авторской редакции.
© Руслан Мельников, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Князь-волхв
От автора
Прошу учесть Уважаемого Проницательного Читателя, что Ищерское княжество вымышленное, и его не следует путать с мещерскими землями. Также недопустимо утверждать, будто упомянутый в романе Острожец имеет какое-либо отношение к реально существовавшему Городцу. И, конечно, совершенно неуместны прямые аналогии между книжными героями и историческими личностями. Император Феодорлих II Гуген не имеет ничего общего с Фридрихом II Гогенштауфеном, а хан Огадай – с сыном Чингисхана Октаем. Равно как нет абсолютно никакой связи между магом Михелем Шотте и известным при дворе Фридриха II астрологом Михаилом Скоттом. И уж тем более не нужно отождествлять царевну Арину с сестрой никейского (а впоследствии – византийского) императора Михаила Палеолога Ириной. Все прочие аллюзии, могущие возникнуть при чтении книги по независящим от автора причинам, тоже излишни.
Пролог
Бурлила и весело поблескивала на солнце небольшая, но быстрая и опасная речушка, коварные водовороты которой утопили бы даже опытного пловца. Возле горбатого мостика, переброшенного через шумный поток, нес службу дальний дозор Вебелингского замка.
Служба, не в пример бурной реке, текла спокойно и однообразно. Здесь, на отдаленных подступах к крепости его величества Феодорлиха Второго, властителя Священной Германо-Римской империи, не происходило ничего, ну то есть абсолютно ничего, заслуживающего хотя бы маломальского внимания. На широком тракте, ведущем к мосту, и открытых, хорошо просматриваемых лугах на противоположном берегу не появлялось ни одной живой души, на рогатки, перегораживавшие дощатый настил, никто не покушался, и мостовая стража вот уже вторые сутки маялась от безделья и скуки.
Полдюжины кнехтов лениво позевывали, почесывались и поплевывали в реку. Чуть поодаль, в тени одинокой сосны, дремал, привалившись к шершавому стволу, долговязый рыцарь. Его массивный глухой шлем и вложенный внутрь подшлемник валялись в траве. На коленях лежал длинный меч в ножнах. Глаза рыцаря были прикрыты, зато с гербовой котты, надетой поверх кольчуги и стального нагрудника, на мост грозно взирала бычья голова. Такая же голова украшала и треугольный щит, подвешенный на сухой сук.
В стороне паслись стреноженные лошади. У самой воды молодой оруженосец чистил рыцарского коня белой масти. Именно глазастый юнец и заметил первым темное пятно, движущееся по безлюдному тракту.
При ближайшем рассмотрении пятно оказалось черной монашеской рясой, и встрепенувшаяся было стража вновь расслабилась. В самом деле, какую опасность может представлять одинокий богомолец?
Росточка путник был невеликого, сложения – худощавого. Просторная ряса, судя по цвету бенедиктинская, висела на нем, как тряпка на пугале, и зияла прорехами. Рваную рясу подпоясывала длинная, грубая веревка того же черного цвета, небрежно обмотанная вокруг талии. Оба конца веревочного пояса зачем-то были пропущены в дыры между широкими складками балахона и упрятаны где-то под полами рясы. На груди покачивался простенький деревянный крестик. Широкий куколь, наброшенный на голову и тщательно затянутый у подбородка, скрывал смиренно опущенное лицо. То ли монах пообещал Господу во искупление грехов хорониться от солнечного света, то ли лик имел настолько уродливый, что избегал показывать его окружающим.
При ходьбе странник опирался на небольшой, чуть выше пояса, посох с острым металлическим навершием на конце и с тремя широкими железными кольцами посередине. Впрочем, едва ли пилигрим сильно нуждался в такой подпорке: шагал он как сильный и опытный ходок, нимало не притомившийся в пути.
Бенедиктинец явно намеревался перейти на противоположный берег, и ни мостовая стража, ни преграждавшие путь рогатки его не смущали. Это было любопытно. Это могло хотя бы ненадолго развеять скуку.
Когда монах уже подходил к мосту, от группки стражников отделился рослый воин в легкой кольчужной рубахе и широкополой каске-шапеле. Взвалив на плечо короткое копье, кнехт чуть сдвинул рогатки, протиснулся в образовавшуюся щель, вновь закрыл за собой проход и направился навстречу путнику.
– Святой отец, нельзя вам на тот берег! – пробасил страж. – К Вебелингу никого пускать не велено.
Маленькая фигура в черном одеянии даже не замедлила шага. Незнакомец двигался себе дальше, будто не видел и не слышал ничего вокруг. Вставшего на пути вооруженного стражника пилигрим обошел стороной, словно дерево или пень.
– Святой отец, да вы никак оглохли?! – вновь окликнул его озадаченный кнехт. – Сказано же: дальше ходу нет. Поворачивайте назад.
Ответа не последовало. Уста монаха либо сковывал обет молчания, либо путник просто не желал разговаривать. Странный бенедиктинец упрямо двигался к мосту, проход через который был закрыт. Для всех закрыт. Для странствующих служителей божьих – тоже.
– Слышите меня, святой отец? – кнехт уже следовал позади шустрого клирика и едва за ним поспевал. – Обойдите замок южным трактом, если невтерпеж. Потом продолжите путь…
Монах закивал невпопад, чуть колыхнув плотную ткань большого капюшона. Кивал пилигрим быстро и часто: по кивку на каждый шаг. Только шагал он при этом по-прежнему к мосту. За рогатками зашевелились кнехты. Поднялся разбуженный рыцарь с быком на груди. Юный оруженосец, забыв о коне, с интересом пялился на противоположный берег. Намечалось развлечение.
– Вернетесь за холмы, дойдете до первой развилки… – объяснял копейщик путнику.
А непонятливый бенедиктинец уже вступал на мост. Все так же согласно кивая. Все так же не сбавляя скорости.
– …Там свернете направо, к лесу…
А острый конец монашеского посоха уже – тук-тук-тук – бодренько стучал по дощатому настилу.
– …Потом пойдете прямо. Потом…
А монах уже подходил к перегораживавшим мост рогаткам. Туда же с противоположного берега подтянулись хмурые стражники, которые, в отличие от своего товарища, явно не были склонны к долгим словесным увещеваниям.
– Да куда ж ты прешь-то, осел чернорясный! – семенивший позади бенедиктинца кнехт, наконец, взорвался. Терпение копейщика кончилось, запас уважения к духовному сану исчерпался. – Стой, тебе говорят! И это… капюшон сними! Нечего морду прятать!
Левой рукой стражник схватил пилигрима за плечо. Правой – поднял копье, намереваясь хорошенько наподдать непонятливого клирика древком. И…
Что-то странное произошло в следующий миг. Монах вроде бы и не делал ничего особенного, а посох в его руке вдруг взметнулся вверх, словно бы сам собой. Острый железный набалдашник оторвался от досок и ударил снизу под подбородок кнехта, за кожаный ремешок, удерживавший на голове каску.
Удар был точным и сильным. Острие посоха проломило кадык, разорвало артерию. И с влажным смачным хлюпом вынырнуло из пробитой шеи. Тугая красная струя окропила доски моста и заградительные рогатки.
Хрипящий, хлещущий кровью человек отшатнулся к невысоким перильцам. Повалился навзничь – спиной ломая хлипкие перильца. Выроненое копье полетело вниз сразу. Его хозяин на миг задержался над водой. Одной рукой копейщик держался за пробитое горло, другой – беспомощно хватался за воздух. Увы, воздух оказался плохой опорой. Над краем моста мелькнули ноги в грязных сапогах. Кнехт с шумным всплеском ушел на дно. Мутный бурлящий поток окрасился в красноватые оттенки.
– Тревога! – истошно проорал кто-то.
Раздалась крепкая солдатская брань. Всполошившиеся стражники хватались за оружие. Один из кнехтов, отступив назад, прилаживал к арбалету зарядный рычаг «козьей ноги». Стряхнув остатки сна, к мосту спешил бычий рыцарь, без шлема и щита.
– Взя-а-ать! – басовито закричал рыцарь, на ходу вырывая из ножен длинный прямой меч. – Схватить его!
На прежнем месте остался только оруженосец. Растерявшийся юнец стоял столбом со скребком в руке, с вытаращенными глазами и с отвисшей челюстью. Рыцарский конь тоже удивленно смотрел на мост, где события уже развивались вовсю.
Бенедиктинец легко перемахнул через заостренные колья рогаток. Словно огромная черная птица перепорхнула: только хлопнули в воздухе подол и широкие рукава рясы.
Монаха тут же обступили кнехты. Участь безумца казалась предрешенной. Два копья справа. Боевой топор на длинной рукояти и булава слева. Щиты теснят к рогаткам. И вот-вот подоспеет рыцарь с мечом. И арбалетчик уже вкладывает болт в взведенный самострел.
У дерзкого клирика с палкой в руках не было никаких шансов. Но палка эта… вдруг…
Раз – и руки пилигрима провернули посох.
Два – и посох преломился надвое.
Три – и из-под дерева показалась полоска темной стали.
В правой руке бенедиктинец держал диковинный потаенный меч – не очень длинный, прямой и узкий, без эфеса, без дола, с односторонней заточкой, с резким скосом на конце, образующим острие. Верхняя часть монашеского посоха оказалась удлиненной рукоятью, вполне пригодной не только для боя одной рукой, но и для обоерукого хвата. Нижняя – полая, укрепленная железными кольцами – представляла собой ножны. Ее бенедиктинец сжимал в левой руке. И не просто так сжимал.
Сильный взмах… Палка-ножны описала широкую дугу перед лицами воинов, подступавших слева. Кнехты прикрылись щитами. Только это им не помогло.
Ножны были потаенным вместилищем не только для клинка. От резкого движения из нижней части посоха вылетел какой-то едкий порошок. Размазанная пыльная струйка окутала головы двух стражников. Вопли, проклятья, стоны… Побросав щиты и оружие, оба кнехта схватились за глаза.
Рыцарь с быком на груди больше не требовал хватать чернорясного путника живым.
– Убить! – прокричал он. – Убить монаха!
А бенедиктинец уже расправлялся с другой парой стражников. Убивал он – не его. Причем делал это клирик быстро, умело и хладнокровно.
Темный, не отражавший света клинок легко, как хворостину, срубил наконечник с копья, целившего в грудь пилигрима. Второе копье отвели в сторону крепкие ножны, вовремя подставленные под удар. Два ответных удара монаха были столь стремительными, что практически слились в один.
Рубящий…
Узкая полоска зачерненной стали рассекла кольчужную рубаху и, отмечая свой след другой полосой – широкой, кровавой, – прошла через плечо и грудь ближайшего копейщика. Из пальцев разрубленного кнехта выскользнуло бесполезное древко с косым срезом на конце.
…И – колющий.
Шагнув вперед, монах с силой выбросил руку на всю длину. Ткнул окровавленным клинком под нагрудную пластину второго копейщика. Пропорол и доспех, и живот. Плечом спихнул раненого в реку.
С воющими кнехтами, ослепленными неведомым порошком, бенедиктинец расправился еще быстрее.
– Ваша милость! – предупреждающе прокричал арбалетчик и вскинул заряженный самострел.
Бычий рыцарь, не оглядываясь, отпрянул от моста – с пути арбалетного болта. Рявкнул через плечо:
– Стреляй!
Воинствующий клирик, однако, опередил их и на этот раз. Черный монах уже бросил под ноги меч и ножны. Правая рука бенедиктинца нырнула в прореху под левым рукавом дырявой рясы и тут же резко, с подкрутом дернулась обратно, словно пуская по воде плоский голыш. И в самом деле, в воздухе мелькнуло что-то маленькое, темное, приплюснутое. Одно, второе, третье…
Глухой стук. Звон металла о металл. Вскрик.
От шлема арбалетчика отскочила черная металлическая звездочка с отточенными до бритвенной остроты лучами. Еще одна такая же застряла в ложе самострела. Третья торчала между глаз стрелка.
Арбалетчик покачнулся. Отшагнул назад. Рука судорожно сжала пусковую скобу. Сорвавшийся с тетивы болт полетел вверх и в сторону. Над мостом. За реку.
* * *
Арбалетчик стал шестой жертвой монаха-убийцы, однако рыцарь, потерявший всех своих кнехтов, был столь же упрям и бесстрашен, как и животное, изображенное на его гербе. Бычий рыцарь приближался к противнику, удерживая клинок перед лицом на тот случай, если придется отражать смертоносные черные звезды. Но пилигрим больше не метал свои диковинные снаряды и не хватался за меч.
Отступив на шаг, на два, на три – и тем немного увеличив дистанцию, монах неожиданно рванул из-под рясы конец черного веревочного пояса. А впрочем, пояса ли?
Под широкой полой укрывался аккуратно свернутый моток прочной веревки с диковинным кинжалом-крюком на конце. Такая же затемненная, как у потайного меча и метательных звездочек, сталь. Два клинка на одной рукояти. Один – прямой, обоюдоострый. Другой – загнутый, будто птичий клюв или острие боевого молота, больше похожий на миниатюрный серп с односторонней внутренней заточкой.
Именно это оружие пилигрим намеревался использовать против рыцарского меча. Веревку бенедиктинец придерживал левой рукой. В правой сжимал рукоять раздвоенного кинжала.
Расстояние между противниками сокращалось. Монах уперся спиной в рогатки. Бычий рыцарь поднял клинок, намереваясь одним ударом покончить с опасным богомольцем. Не вышло.
Резким боковым взмахом справа бенедиктинец метнул кинжал-крюк в ноги противнику. Веревка с грузом на конце захлестнула лодыжки рыцаря. Темная сталь звякнула о блестящие поножи. Крюк, словно коготь, зацепился за позолоченную шпору.
Тяжелый длинный меч так и не дотянулся до монашеского куколя. Клирик дернул веревку на себя. Дощатый настил ушел из-под ног рыцаря, и тот рухнул навзничь. Затылок, не защищенный шлемом, глухо стукнулся о сухое дерево.
Фигура в черной монашеской рясе коршуном налетела на обмякшего мечника. Удар под запястье – и малопригодный для ближнего боя меч выскользнул из ослабевших пальцев.
Поверженный рыцарь успел, правда, левой рукой рвануть из-за пояса кинжал милосердия, но ловкий противник перехватил и ее. Руку с мизерикордией, целившую под черный капюшон, он легко, в одно движение, преломил о подставленное колено. Хрустнула кость. Звякнул о дерево выпавший кинжал. Громкий крик огласил окрестности.
Бенедиктинец рывком перекатил орущего рыцаря со спины на живот. Оттянул ворот кольчуги. Нанес короткий и не то чтобы очень сильный, не удар даже – тычок твердыми, как железо, пальцами. Пальцы ткнули под шею, в верхнюю часть хребта. В какую-то особую точку между позвонков.
Позвоночные диски шевельнулись и чуть сдвинулись. Чуть-чуть, самую малость. Крик оборвался.
Нет, бычий рыцарь не был мертв. Скованный и обездвиженный невидимыми оковами, потерявший всякую чувствительность и не ощущающий даже боли, он прекрасно видел и слышал все происходившее вокруг, но не мог при этом пошевелить хотя бы мизинцем. Да что там пошевелить: он не мог сейчас даже стонать. Даже дышать в полную грудь не было сил. Рыцарь лишь жадно ловил воздух мелкими-мелкими глотками.
Задерживаться над парализованным противником монах-убийца не стал. Подхватив свой крюкастый кинжал, он метнулся на стук копыт.
Это мальчишка-оруженосец, выйдя, наконец, из оцепенения, вскочил на неоседланного господского коня. Юнец решил не испытывать судьбу в единоборстве с нечистью, каким-то чудом облачившуюся в монашескую рясу. Ибо только нечисть, но никак не обычный человек, способна была сотворить то, что было сотворено.
Держась за белую гриву, оруженосец отчаянно колотил пятками по конским бокам. Рослый жеребец зарысил, набирая скорость… Скакун, привыкший к острым шпорам, жесткой узде и более крепкой руке, разгонялся неохотно. Но все же разгонялся. Однако и демон в черной рясе никого не собирался отпускать живым с речной заставы.
Безжалостный пилигрим не только дрался, но и бегал так, как недоступно человеку из плоти и крови. Оглянувшись, оруженосец в ужасе увидел, что пеший пилигрим нагоняет его, скачущего на коне! Черная фигура словно летела над землей. Ноги монаха мелькали так быстро, что трудно было уследить. Широкая ряса развевалась подобно крыльям. Веревка от крюка-кинжала будто хвост волочилась сзади.
Порывом ветра с головы преследователя сорвало капюшон. Под монашеским куколем открылось чужое, нехристианское лицо. Плоское, желтое, с маленькими злыми щелочками глаз.
Перепуганный оруженосец заорал в самое ухо коня, зарылся лицом в гриву, не желая больше смотреть и видеть. Преследователь, не останавливаясь, подтянул веревочный хвост, размахнулся…
Крюкастый кинжал полетел вдогонку всаднику.
Беглец ощутил хлесткий удар по левому плечу. Перед глазами мелькнула черная веревка… Изгиб темного металла.
А в следующий миг заточенный с внутренней стороны крюк серпом полоснул по незащищенному горлу.
Юный оруженосец, которому уже не суждено было стать рыцарем, не успел даже всхрипнуть. Пальцы судорожно вцепились в гриву. Натянулась, как струна на лютне, волосяная веревка.
И крюк срезал. Сорвал.
Голову. Целиком.
Отделенная от тела, она мячиком… комком волос… растрепанным клубком шерсти отлетела в сторону.
Мгновение, два или три обезглавленный наездник еще каким-то чудом продержался на голой спине жеребца, брызжа вверх из шейного обрубка кровавым фонтаном. Потом безжизненное тело оруженосца соскользнуло на землю.
Белый конь в алых пятнах человеческой крови ошалело мчался дальше уже без всадника и без понуканий.
* * *
За сбежавшим жеребцом желтолицый иноземец в черной бенедиктинской рясе гнаться не стал. Он, вновь накинув на голову капюшон, поднял с земли окровавленный крюк-кинжал и, намотав на руку веревку, неспешно вернулся к мосту. Пилигрим собрал и вложил в потаенный кармашек метательные звездочки. Затем вытер о траву и спрятал в ножны-посох короткий меч из темной стали. И лишь после этого склонился над обездвиженным рыцарем.
Вслух черный монах не произнес ни слова. Слова сейчас были не нужны. Монах просто смотрел в лицо беспомощного пленника. Смотрел долго, молча, не моргая, ломая волю и гипнотизируя взглядом.
