скачать книгу бесплатно
Она села рядом, и Инквизитор сразу понял, кто находится рядом, – архаичная Веда, самая древняя из мар. Он должен был напрячься – ее сила запредельна, – но даже не напрягся. Они сосуществовали бок о бок давно, и много десятилетий уже не существует органов «изгнания», а ведьмы больше не «изгнанницы». Аркейн не сомневался, для чего она пришла.
Бабка долго молчала, вокруг них от ее древней магии теперь шевелилось пространство. Плыл разогретый воздух, шептался далекий свет, плела узоры тьма.
Сидд молчал.
– Я… потеряла внучку, – скрипнул голос справа, – быть может, ты ее видел…
Ему не нужно было её слушать. Просто встать, просто уйти. Она не сможет причинить ему вреда: слишком сильная в нем кровь. Как и в ней.
Сейчас Веда казалась обычной старушкой.
– Она неплохая девочка… Глупая – да, но незлая. И она совершила ошибку.
У него напряглись челюсти – не надо пытаться его разжалобить: бессмысленно. Наверное, он продолжал сидеть, потому что на улице был свеж воздух. Прохладен, но целительно свеж.
«Давай, – думал он, – продолжай меня умолять. Нечасто Верховная веда приходит постоять на коленях перед мантией…»
– Она ведь не сама, – печально продолжила бабка, – это сделала. Влюбилась не в того да поверила в его чувство. И ведь хороший, на первый взгляд, был мужчина. Увешался только каменьями, чтобы не просветить его намерения ни с яви, ни с изнанки. Вот она и попалась.
Сидду было все равно. На слова, на случившееся в прошлом, на текший рассказ. Ничто не способно изменить случившееся. Но она вышла из своего убежища, она дошла сюда, будучи слепой, – он позволит ей говорить.
– Мужчина этот дарил цветы, признавался в любви, а Мариза, она наивная…
Мариза. Ему хотелось сплюнуть от этого имени.
– …верила, что все по-настоящему. Когда вдруг пропала ее подруга – единственный близкий ей человек, – Мара искала её. Не знала, что лжелюбимый выкрал Кьяру, не знала, что соврал, когда указал на своего врага. Нехорошие он слова использовал, злые, ткнул пальцем в чужой дом – Мариза не сдержалась.
Поздно. Даже если эта история имела в прошлом некий поворот, о котором он не знал, все равно поздно.
«Что ты скажешь мне дальше? – думал Сидд. – Чтобы я её отпустил? Будешь просить помиловать?»
Веда смотрела слепыми глазами в ночь. На ее запястьях горели обе руны – темная и светлая. У Маризы – он до сих пор с ненавистью даже мысленно произносил это имя, – не горело ни одной. Неопределенная. Ни на что не решившаяся мелкая тварь.
Он полагал, Веда, закончив рассказ, уйдет. Оставит его принимать решение самому, но она заговорила вновь.
– Семь дней и ночей после она лежала у алтаря, просила забрать её силы навсегда. Не поднималась, не отходила, молила лишить могущества.
У Аркейна от тихого голоса Веды почему-то перед глазами рисовались картинки – темный зал, свечи, множество свечей, священный камень по центру.
– … но алтарь не ответил, а ведь бывали такие случаи в истории, когда он забирал. Если мара ошибалась так, что не исправить. А после Мариза поднялась. Ушла к себе…
Бабка замолчала, и Сидд впервые ощутил её печаль – ненавязанную, настоящую.
– Она перерезала себя… Я успела заговорить её вены в последний момент, успела сохранить ей кровь, затянула раны так, чтобы не видно. Я… приказала ей жить. Заставила. А вчера сказала искать самого сильного мужчину.
Старуха впервые посмотрела на Инквизитора прямо, и, хоть глаза ее были слепы, взгляд этот проник ему в душу.
– Быть может, ты видел её. Если так, передай, что бабушка её ищет.
Больше она не добавила ни слова. Поднялась медленно, тяжело оперлась на палку и зашагала прочь, забирая странные сдвиги пространства за собой, шепотки, светящиеся в воздухе руны.
Но Аркейн продолжал слышать речь уже в голове. Очень тихую, но различимую.
«Виновата ли линза в том, что существует? Виноват ли яркий луч в том, что падает на любую поверхность? Или же в трагедии повинен тот, кто совмещает линзу и луч под выгодным ему углом. А после пожар, катастрофа. Но виновата ли линза в том, что существует…»
Он так и сидел на лавке, хотя Веда уже ушла. Почему-то видел алтарь, у которого неделю лежала Мариза.
Так вот почему она так легко согласилась, когда он предложил отнять её силу.
Сидд понял, что замерз. Поднявшись со скамьи, он зашагал к дому.
«Виновата ли линза в том, что существует …»
Он смотрел на неё, сидящую в углу, долго. В ее глазах покорность – ни тени вчерашней злости. Хорошо, потому что, если бы она была, он продолжил бы пытать. Но она сделала то, что он хотел, чтобы она сделала – впитала всю черноту обвинений, она согласилась с ней, она приняла её. Единственный намек на дерзость заставил бы его убить.
Пятерня чужих когтей через лицо, след от удушья. Жалкая мара, неспособная смотреть на него прямо.
– Уходи, – бросил он глухо, зная, что, если не скажет этого сейчас, не скажет уже никогда. – Тебя ищет бабушка.
Пусть знает, что о ней просили, что за неё ходатайствовали. Что она сама ни за что и никогда не вымолила бы его прощения. Собственно, он и не простил.
И удивился, когда Мариза подняла на него глаза – в них застыло ее собственное решение, несмотря на разрешение уходить. И это решение шло вразрез с просьбой старой Веды отпустить. Она была готова нести наказание дальше – не играя, не притворяясь, – но, вместо того чтобы восхититься, он ощутил один из худших наплывов ярости.
– Вали отсюда, – процедил зло. Зловеще. – Вали, я сказал.
Плюнул напоследок черным – как на плесень, как на вонючую субстанцию на хорошем деревянном полу.
Пусть знает, что даже её убийством он мараться не будет, слишком много чести, слишком много внимания.
– Не люби, – приказал жестко, отменил собственное предыдущее колдовство – пусть ненавидит его до конца жизни – и прикрыл глаза, чтобы не видеть, как она, наконец сумев подняться, проходит мимо к выходу.
Тимми прав: Лиру этим не вернуть. Наружу вышла хотя бы часть гнева.
Пусть эта тварь идет, пусть уходит.
Глава 7
Три дня спустя
Мариза
Когда твое нутро выжжено напалмом, покрыто пеплом и лишь самый глубокий живой пласт натужно кровит под растрескавшейся землей из обвинений, мысли приходится выбирать осторожно. Любая, направленная не туда, станет ядовитым дротиком. А снова втыкать в себя вилки, пусть и воображаемые, мне не хотелось.
И потому – пена от кофе. Густая, местами горьковатая, местами сладковатая. Бархатная, плотная, ароматная. И облака в небе. Кьяра учила, что хорошее лечит. Я искала все то хорошее, что могла отыскать, сидя на лавке, чтобы впоследствии приложить целебной мазью хотя бы к сантиметру искореженной внутренней себя. Получалось плохо. Да чего врать, практически не получалось, но я целенаправленно держала внимание на стаканчике с кофе в руке и облаках. Что-то изменится однажды. Наверное.
Инквизитор забыл «включить» мою силу обратно. Обесточил, но на место все не вернул, и потому вот уже три дня я сидела на обезболивающих таблетках. Рука заживала медленно, все остальное, включая разбитое лицо, передавленную шею и смятые ребра, тоже.
Я ходила в кофейню, но за стойкой не стояла. Любой, кто увидел бы меня там, вызвал бы скорую, и мне хватило взгляда Элины, чтобы понять: вид у меня не просто плох – он ужасен.
Зато в заднем кабинете я пригождалась. Кто-то должен был разбирать бумаги, ставить подписи, совершать заказы. Когда я собственноручно мыла полы в подсобке, никто не осмелился задать мне ни единого вопроса: ни работники кухни, ни поставщики, ни даже уборщица, которую я временно лишила работы.
Сидеть на парковой лавочке я тоже не могла ввиду того же ужасающего прохожих внешнего вида. Еще неделю назад мне хватило бы шепотка, чтобы синяки и отметины исчезли. Я могла бы легко натянуть личину, навести в чужих умах морок, сделать… что-то, но теперь, лишенная «спецвозможностей», я равнялась по силе обычному, очень слабому человеку и училась, как будто меня вдруг лишили интернета, гаджетов и соцсетей, просто слушать мир, смотреть на него, воспринимать то, что мне в нем осталось, не гадая, удастся ли вернуть былое могущество. Да и нужно ли?
Не сама ли я однажды просила алтарь забрать у меня силу? Это сделал не алтарь, но сторонний мужчина по имени Сидд – результат одинаков.
И мне осталась лавочка на задней стороне кофейни – тихая, усыпанная листьями.
Сидд
Тимми сказал: «Забудь. Просто живи».
Он честно пытался и забыть, и просто жить. С детства привыкший к жесткой самодисциплине, Аркейн пытался занять ум привычными вещами – чтением старинных книг, например, – но ум впитывать строки не хотел.
Тот же кабинет в доме отца, те же фолианты за спиной. Старое кресло, потертый край столешницы.
Сидд никогда не любил проводить здесь время, предпочитал свою квартиру, но, так или иначе, проводил его здесь много. Так вышло.
Этот дом достался ему со смертью отца.
Сложно быть взрослым, когда тебе девять, но он смог. Поблагодарил дядю за то, что тот оформил на себя опеку, отказался от переезда и попросил лишь одно: «Найми мне учителей». Никогда не мог посещать обычную школу ввиду особой чувствительности к людям, способности видеть их с потрохами. Когда внутри тебя чудовищная боевая магия, любой конфликт становится чрезвычайно опасным делом. Не для него – для кого-то другого.
Дядя сделал все, как попросил племянник: нанял педагогов, и те ходили в отцовский дом, получая щедрое жалование, многие годы, пока Сидд не вырос.
Именно здесь, в этом кабинете, благодаря старинным книгам Аркейн понял, кто он и на что способен. В этом кресле он подолгу сидел с закрытыми глазами, разбирая древние заклятия и символы, здесь когда-то читал про мар: историю, столкновения, противостояния. Собственно, он читал все подряд и всегда знал, что живет с этими существами бок о бок. Контакта не имел, чуял: встреча тех, кто изначально принадлежал разным лагерям, добрым разговором не закончится.
Но так случилось. Сначала Мариза, после – архаичная Веда…
Чтобы не ощущать их рядом, он часто уезжал: давно числился лучшим специалистом по изучению аномальных полей и субстанций, считался знатоком древнего колдовства – был часто приглашаем для решения тех задач, которые никто, кроме него, решить бы не смог. Все потому, что Инквизиторская кровь – черная, густая. Красная, если порезать руку, но чудовищно сильная на изнанке.
Одинокую жизнь скрашивала семья, точнее, после смерти дяди, ее остатки: двоюродный брат Тимми, не получивший, что удивительно, при рождении ни доли той силы, которой обладал Сидд, и Лира, конечно же. Все трое росли бок о бок, взрослели. Лира, которую он часто шугал, будучи нелюдимым, совершенно его не боялась. Висла на нем, как на банановой пальме, всегда видела нечто, чем безразмерно восхищалась. В ответ на это он восхищался ей – светлой, совершенно неземной, способной постоянно чувствовать счастье.
Лиры больше нет.
А совет Тимми для него более недействителен.
«Виновата ли линза в том, что существует? Виновен ли луч…»
Луч – конкретно тот луч, упавший на выпуклое стекло и спровоцировавший катастрофу, – Сидд, если бы мог, придушил тоже. Погасил бы навечно, утопил бы во мраке. И остался еще один элемент зловещей формулы: тот, кто установил лупу и направил свет под правильным углом, – Аркейн до сих пор не знал его имени.
Его знали пропавшая Кьяра и старая Веда, к дому которой за последние три дня он подходил четырежды, стучал в дверь, но ответа не получал, понимал, что войти, взломав замок, не выйдет. Дом Мар был опутан такими сложными защитными заклятьями, что потребовался бы не один день для того, чтобы их нейтрализовать. К тому же присутствия бабки на этажах он не ощущал.
Значит, придется сделать то, чего он совершенно не хотел.
Аркейн тяжело вдохнул воздух и так же тяжело его выдохнул. Сжал кулаки, кое-как расслабил их, поднялся из кресла.
* * *
Мариза
Солнечный день, удивительно теплый. Как будто решило на мгновение вернуться лето, колыхнуть яркой юбкой, напомнить о радости. Листья подсохли, стих ветер; я привычно держала сознание пустым. Когда в нем нет мыслей, оно заполняется нужными пониманиями. Как говорится, не баламуть воду, и она очистится». Я изо всех сил пыталась.
А потом даже с закрытыми веками ощутила, как изменилось пространство. Похолодело.
Я впервые, замаскировавшись гримом, выбралась в общий парк на любимую лавку – хотелось чего-то хорошего, привычного, – и наслаждалась солнечными лучами, когда послышались шаги.
А после он сел рядом.
Я вдруг ощутила, что мне не хватает смелости повернуть голову – вспомнилось все то зловещее, что случилось в его квартире. Черный гнев, выгибающий стены, боль, кошмары. Пришлось задержать дыхание, успокоить нутро. Лишь затем я взглянула на Инквизитора коротко – темное пальто без единой пылинки поверх ткани, отглаженная рубаха, дорогие брюки, еще дороже обувь. Он умел быть классически стильным – об этом почему-то подумалось с глубокой грустью. Он умел быть выдержанным, как хороший коньяк; блестели на запястье знакомые серебристые часы.
А меня опять подмораживало. Нет, на настоящий гнев у меня теперь не хватило бы сил, даже на мелкую злость не хватало, но спросить с усталым цинизмом вышло:
– Ты принес с собой вилку?
«Для чего?» – немой вопрос повис в воздухе, как крыло черного ворона.
– Чтобы я теперь могла воткнуть ее себе в глаз…
Плохая вышла шутка, неудачная. Да и шутка ли? Мне стало нехорошо, потому что мое нутро промялось от волны его раздражения. Конечно же, он пришел не для того, чтобы извиниться или вернуть мне силу. Для чего-то другого, и злить его было последней мудрой мыслью, к которой я могла бы прийти.
– Не люблю примитивный сарказм.
Прозвучало это ровно, спокойно, с завуалированной угрозой – впрочем, как и любые слова, которые выпадали из его рта. Наверное, Инквизитор всегда оставался таковым или же воспринимался таковым. Не велика разница. Рядом с ним лишь мордой в пол, руки за голову и хранить молчание. Хотелось бы над этим посмеяться, но не выходило. Сковывал тот самый примитивный, первобытный страх.
Мы всегда их боялись, наших противников…
Он заговорил сам, не стал дожидаться дополнительных вопросов:
– Как его звали?
– Кого? – Я спросила это лишь для того, чтобы прояснить наверняка, хотя отчего-то поняла, о ком речь.
– Того, с кем ты спала.
Прозвучало это унизительно. Мне показалось, по моей спине только что провели лопатой, полной грязи, и на мне отпечатался липкий зловонный след.
Конечно, Сидд хотел найти оставшееся звено в причинно-следственной связи, приведшей к трагедии. Я не могла его винить: противно, но я его понимала, – и не собиралась препятствовать дознанию.
– Томас Мэйсон.
– Владелец акций «Тримсон Корп?»
– Да.
Хорошо устроилась, – нагнелось в воздухе безмолвно, – выбрала богатого.
Я никого не выбирала! Но разлепить рот не посмела – внутри опять гадко, будто в меня сходили, как в нужник.
Инквизитор больше ничего не добавил. Он поднялся с лавочки и неторопливо зашагал прочь – походка мягкая, но очень тяжелая.
