скачать книгу бесплатно
– Нет, – на этом разговор на эту тему был окончен раз и навсегда.
А Килим Ярашевич продолжал безответно и удивительно преданно любить мою маму, заботясь о ней и обо мне. И чтобы мама не говорила и как бы себя не вела, он был для меня настоящим отцом. Пусть и, так сказать, приходящим. Но вел он себя, словно действительно был моим папой. Хотя, до обсуждения моего будущего, он, разумеется, допущен не был. Мама решила, что определяться с этим вопросом мы будем вдвоем. Но, так как, я не имела ни малейшего представления, как быть, Вероника Сергеевна взяла на раздумье несколько дней, а по истечении этого срока вынесла свое предложение на нашем маленьком семейном совете:
– Что ты думаешь о профессии дизайнера?
– Дизайнера? – удивилась я.
Если быть честной, никогда даже не задумывалась об этом направлении.
– Да, дизайнера, – улыбнулась мама. – Мне кажется, это твое.
– Можно попробовать, – пожала плечами я.
И мы начали выбирать ВУЗ в этом направлении.
Никакой другой город, кроме Москвы, я даже рассматривать не хотела. А мама только причитала:
– Это же больше двух с половиной тысяч километров от нас.
Но меня, словно того осла, невозможно было сдвинуть с намеченного пути. И в конце концов мама сдалась. Хотя, скорее всего, и сопротивлялась-то она больше для видимости. Все-таки Москва, пусть и далековато от нашего болота, зато столица и шансов развиваться и расти там гораздо больше. Вон, у Собянина получилось, неужели я тупее. Не думаю. А упертее – сто процентов!
Свой выбор я сразу же остановила на Строгановской академии, а мама его поддержала. Так что, мы стали активно готовиться. А точнее я. Мама же безоговорочно в меня верила. Эх, мне бы ее уверенность.
Глава 2
Регина
Последний год в школе пролетел незаметно. Я не успевала замечать, как мелькают дни. Но, как было написано на внутренней стороне кольца царя Соломона, с которым он никогда не расставался:
«Пройдет и это».
Вот, оно и прошло. Я бы даже сказала: промчалось! Экзамены, выпускной – все, как в тумане. Хотя, выпускной прошел на удивление весело. Меня даже мальчишки приглашали танцевать, чего я вообще не ожидала. Я так много смеялась, а мама почему-то плакала, но с улыбкой на лице.
Прошло и это.
И наступил день «икс» – день отправки документов в академию. У них очень удобно, особенно для иногородних. Особенно для тех, кто в двух с половиной тысячах километров от них, была предусмотрена подача документов по почте. Как по электронной, так и по обычной.
Загружая документы в приложение к письму, обливалась потом. Да, мне бы уверенности побольше. Но для этого у меня была мама. Именно она нажала на кнопку «отправить», и письмо улетело в далекую Москву.
Три дня ожидания ответа от приемной комиссии не могла ни есть, ни пить, ни спать. Аппетита не было. Ночью в подсчетах овец доходила до каких-то невообразимых цифр, но заснуть так и не удавалось. Лишь под утро меня смаривал легкий поверхностный сон, и я просыпалась от любого шороха.
Прошло и это.
Девятого июля моя жизнь изменилась навсегда!
Сигнал в компьютере оповестил о приходе нового письма. И ответ в этом письме мог содержаться абсолютно любой. Как положительный, так и отрицательный.
А если они мне написали, что я бездарность и лишь посмеялись над моими безвкусными работами? А если просто мне отказали без объяснения каких-либо видимых причин?
Все время с момента получения письма я наматывала круги по квартире, боясь даже приблизиться к компьютеру.
Но прошло и это.
Закончилась моя нервотрепка, когда домой вернулась мама. Она так церемониться с этим письмом не стала. Сразу же подошла к компьютеру и открыла его.
– Ну, что там? – спросила я из коридора, боясь даже голову в дверной проем засунуть.
Тишина была мне ответом.
– Мам?
И снова тишина.
Я не выдержала и вихрем подлетела к столу, за которым она сидела.
– Если там отказ, лучше скажи мне сразу. Хватит меня мучить.
А потом я осеклась. Мама сидела и беззвучно смеялась.
– Что с тобой? – спросила я, дотронувшись до ее плеча и забыв обо всех письмах.
– Тебя допустили, – наконец, отсмеявшись, сказала она.
– Что? – не поверила я.
– Тебя допустили до экзаменов и приглашают для этого в столицу нашей Родины.
Мама улыбалась. Да так, что ей и не дашь ее тридцать шесть.
Да, мама у меня была молодая. Самый молодой директор краеведческого музея, ставший мамой в моем возрасте. Ну, чуть постарше. Я же в свои семнадцать даже письмо, которое так ждала, боялась открыть, а мама уже нянчила младенчика. То есть меня.
Но прошло и это.
И вот, младенчик по имени Регина, отправляется на вступительные экзамены в Москву. Разумеется, мама поехала со мной.
Килим Ярашевич даже и слышать ничего не захотел о том, чтобы отпускать, по его словам, двух таких красивых девушек в «вертеп коррупции и разврата» – именно так он выразился о городе-герое. И поехал вместе с нами. А правильнее будет сказать, что именно он полностью устроил нашу поездку. Оплатил перелет до Москвы, снял гостиницу на все время нашего пребывания там. Причем снял два номера. В одном жили мы с мамой, в другом – он один.
Я ездила в академию сдавать вступительные экзамены, а мама и дядя Килим сопровождали меня. И пока я корпела над экзаменационным заданием в просторной аудитории, Вероника Сергеевна и Килим Ярашевич оставались наедине в терпеливом ожидании. И каждый раз, выходя из аудитории, я замечала, что их лица становятся все печальнее и отрешеннее. И лишь при мне они становились прежними. Но это были маски. Хотя, я, та еще эгоистка, ничего замечать не хотела, а думала лишь о результатах, которые станут известны только завтра. А завтра я прыгала, увидев в списках свою фамилию как умалишенная. Но через несколько дней был следующий экзамен, поэтому я спешила как следует подготовиться.
Но прошло и это.
Когда вывесили результаты последнего экзамена, мое сердце пропустило удар – моей фамилии в списке не было. Я даже пошатнулась. И, если бы не дядя Килим, валяться бы мне на мраморных полах Московской государственной промышленно-художественной академии имени Сергея Григорьевича Строганова. Примостив меня на какой-то то ли скамеечке, то ли кушеточке, он отправился на кафедру «Художественного проектирования интерьеров», чтобы выяснить, почему это моей фамилии нет в списках. Все оказалось до банального просто. Дело в том, что один из нескольких листов списка вылетел из рук работницы деканата, что вывешивала результаты. И она уже спешила с выпавшим ранее листком в руках навстречу Килиму Ярашевичу. Так что поднять скандал ему не удалось.
Именно в этом листке он и прочел мою фамилию. У меня встать со скамьи сил уже попросту не хватило.
– Сдала! – закричал он на весь коридор, пока мама сидела рядом со мной и гладила меня по спине, успокаивая.
– Тише вы, папаша, – шикнула на него работница кафедры. – Радуйтесь, пожалуйста, как-нибудь поскромнее.
Но он на нее и внимания не обратил. Подлетел ко мне и, подхватив в свои медвежьи ручищи, закружил.
– Регина, ты сдала!
Я слушала его, повиснув у него на руках, словно тряпичная кукла, но смысл его слов никак не желал до меня доходить.
– Что? – все-таки опомнилась я.
– Ты сдала! Ты поступила, девочка, – улыбался он во весь рот.
– Правда? – мой голос дрогнул, и я заплакала.
Напряжение, не дававшее мне дышать все эти недели, вдруг отпустило. У меня даже все тело начало покалывать, словно меня отсидели. А я все плакала и плакала, не обращая внимания ни на кого.
Прошло и это.
Я наконец-то успокоилась. Килим Ярашевич опустил меня на сидение рядом с мамой, а сам присел передо мной на корточки.
– Ну, что же ты нюни распустила? Радоваться надо, – улыбаясь, сказал он.
– Я горжусь тобой, доченька, – наконец подала голос мама и приобняла меня за плечи.
Видимо ей передалось мое шоковое состояние, поэтому она сама только начинала приходить в себя.
– Я поступила, – шепотом, срывающимся на хрип голосом, проговорила я. – Я буду учиться в Москве! Я не могу поверить.
– Осталось дело за малым, – подытожил дядя Килим.
– И за чем же? – спросила мама, но он к ней даже не повернулся, продолжая смотреть только на меня.
– Первое, нужно отметить твое поступление. И по этому поводу я вас сегодня поведу в ресторан. Отказы не принимаются, – тут же перебил он маму, которая уже вдохнула, чтобы что-то возразить. – И второе, нужно решить вопрос с жильем.
Улыбка тут же сползла с моего лица.
Жилье!
Мне же негде жить во время учебы. А жилплощадь в Москве стоит столько же, сколько участок на Луне, даже на съем. Это, конечно, преувеличение, но не далеко ушедшее от истины.
– Не переживай, – сказала мама. – Мы что-нибудь придумаем, – и чуть-чуть помедлив, добавила: – Завтра.
На том и порешили. А вечером мы пошли в ресторан по приглашению Килима Ярашевича.
Это было, конечно, простенькое заведение, но для меня уже этого было достаточно, чтобы испытывать огромную благодарность к человеку, которого я мысленно уже многие годы называла отцом. Я наелась от души, напилась чего-то сладкого, алкоголь я в те годы еще даже нюхом не нюхала. Но уже и этого хватило, чтобы к концу празднования моего поступления меня начал смаривать сон. Я плохо помню, как мы покидали ресторан. А в такси я вообще заснула. Так что дяде Килиму пришлось нести меня до номера на руках.
Утром же я заметила, что мама особенно молчалива. И как бы я не пыталась вывести ее на разговор, будучи уверенная в том, что что-то натворила вчера, за что маме было очень за меня стыдно, но она не ответила мне. Так продолжалось несколько дней. Мы решили позволить себе пару дней, чтобы погулять по столице. Когда еще будет такая возможность? Но гуляли мы почему-то только вдвоем с мамой. Где Килим Ярашевич я даже спрашивать не стала, видя, что мама тщательно пытается изображать хорошее настроение и вовлеченность нашей прогулкой. Но через два дня он все-таки появился, постучавшись в наш номер.
Дверь ему открыла я. Мама же почему-то спряталась в ванной, не пожелав выходить. Поведение этих двоих было крайне странный, но спросить, что происходит, я не успела, потому что дядя Килим ошарашил меня сногсшибательной новостью: он решил вопрос с моим жильем!
Не помня себя от радости, бросилась ему на шею:
– Спасибо, дядя Килим, – радостно завизжала я. – О лучшем папе и мечтать нельзя, – на эмоциях произнесла я, но быстро осеклась, понимая, что сболтнула лишнего.
Но Килим Ярашевич лишь тепло улыбнулся мне и тихонечко сказал:
– Чтобы не случилось, всегда помни это. Я для тебя все сделаю. И всех за тебя порву. Как бы не сложилось у нас с твоей мамой. Да и сложилось бы вообще. Но ты для меня всегда будешь моей маленькой девочкой. Сколько бы при этом лет тебе не исполнилось.
К глазам подступили слезы. Кто бы не спонсировал маму генетическим материалом для моего зачатия, я отчасти была ему благодарна за то, что он свалил и никогда не появлялся в моей жизни. Ведь благодаря этому у меня был самый замечательный отец в мире. Пусть не родной. Пусть он никогда не был мужем моей матери. Да даже женихом или ее парнем он не был. Но зато я знала, что за мной действительно стоит сила, способная меня защитить. Моя каменная стена. И в моей голове никак не могло уложиться, почему мама не хочет эту стену сделать своей. Какие могут быть причины для отказа? Не представляю.
Такие мужики на дороге не валяются. Добрый, умный, порядочный, бесконечно терпеливый. Еще бы, пятнадцать лет любить и добиваться одну женщину. И не сдаваться, слыша каждый раз от нее отказ. Да он просто святой! Да еще и красив словно древний восточный бог. А улыбка… Убивает наповал с первого же выстрела! Как говорил знаменитый русский актер в одном из моих любимейших советских фильмов «Свадьба в Малиновке», Михаил Иванович Пуговкин, признаваясь в любви героине актрисы Тамары Макаровны Носовой: «Ваши трехдюймовые глазки, путем меткого попадания, зажгли огнедышащий пожар в моем сердце. Словом, бац! Бац! И в точку!»
И как только мама держится столько лет? Непонятно. Ведь вся женская половина Березово давно положила свои сердца к ногам несгибаемого Килима Ярашевича Вергута. И лишь Вероника Сергеевна Власова оставалась непреклонна, словно королева снежная. Нет, она не опаляла его высокомерием, этим недугом моя мама никогда не страдала, она просто была холодна, «как айсберг в океане», и все. Но это совершенно не мешало ему относиться ко мне, как к дочери и быть самым лучшим отцом в мире. Вон, даже жильем в Москве меня обеспечил.
Оказалось, что все эти дни, которые мы не виделись с дядей Килимом, он договаривался об устройстве меня в общежитие. И договорился же ведь! Хотя, предоставляли его далеко не каждому. Но Килиму Ярашевичу удалось впихнуть меня в число избранных.
Рассказывая о том, как это случилось, он поведал, что в коридорах общежития встретил коменданта, с которым и решил обсудить этот вопрос напрямую, минуя деканат и ректорат. Мужчина в начале даже разговаривать с ним не захотел, но потом Килим Ярашевич показал ему фотографию, которую всегда носил с собой, а на ней были изображены мы с мамой. Он сказал:
– Неужели вы оставите, эту девочку без крова?
Комендант очень долго всматривался в потертое местами фото. Молчал и рассматривал. А потом вдруг резко сказал, чтобы дядя Килим ни о чем не беспокоился – он все устроит. Мне лишь следовало по возвращении в начале учебного года подойти к нему и получить свои ключи. И уверил, что он меня запомнил. Как внешний вид, так и имя.
Улетала я домой с легким сердцем. Я возвращаюсь в Березово совсем ненадолго. Через несколько недель начнется новый учебный год, в котором я буду уже не школьницей, а студенткой. Чуть больше восьми часов в небе с пересадкой в Тюмени, и мы приземлились на землю моего любимого захолустья. Почему-то в миг выхода из самолета я посмотрела на свою малую родину другими глазами. Скоро я уеду отсюда навсегда. Да, я буду приезжать сюда в гости к маме и дяде Килиму, но это уже не будет моим домом. Я стану здесь гостьей. Я стану чужой…
Но это будет потом. А сейчас я пока дома. Пойду попрощаюсь с памятником Меньшикову, служившим мне порой единственным кавалером, с которым я частенько беседовала. Даже иногда казалось, что он мне отвечал, утешая. Пройдусь по березовым рощам, в которых часто рисовала. то эти чисто русские пейзажи, то только вдохновляясь ими и изображала на холсте что-то иное, навеянное настроением. Спущусь к берегу Сосьвы и обязательно брошу в ее воды камушек, чтобы непременно сюда вернуться. На свою малую родину, где прошла вся моя жизнь. Где я научилась всему, что умею. Где я была счастлива. По-своему, странно, не всегда, но была. А свои корни забывать нельзя. Вот, и я не забуду.
* * *
Двадцать девятого августа мама провожала меня в аэропорту Березово в Ханты-Мансийск. Она плакала, а я утешала ее.
– Ты словно на войну меня провожаешь, – говорила я, гладя ее по голове, но она никак не могла успокоиться.
– Конечно, – бойко согласилась мама. – Москва, опасный город. Там каждый день выживания, словно бой.
– Мамочка, не переживай ты так. Все будет хорошо.
– Только звони мне почаще, – попросила она.
– Конечно, – заверила ее я. – Я буду звонить тебе каждый день, а то и несколько раз в день.
– Хорошо, – почти успокоилась она. – Когда ты приедешь за остальными вещами?
А их оказалось на удивление много. Никогда не считала себя тряпичницей, но и одежды, и всяких полезных, и не очень, гаджетов в процессе сбора собралось приличное количество. Поэтому вещи были разделены на две части: «очень-очень нужные» и «не очень-очень нужные». Первую половину я увозила с собой в Москву сразу, а за второй пообещала вернуться, когда окончательно устроюсь.
Объявили посадку. Я еще раз покрепче обняла маму и поспешила к самолету.
Странно, но дядя Килим не пришел меня провожать. Мы почти не виделись после поездки в Москву. Было несколько встреч, но их смело можно было причислить к случайным. Может, нужно было все-таки поговорить с мамой о ее отношениях с Килимом Ярашевичем? Но сейчас, заходя в самолет, скорее всего, уже поздно об этом думать.
Вдруг в кармане джинсов завибрировал телефон. Кто бы это мог быть? Мне редко звонил кто-то кроме мамы и…
На экране смартфона отразилось именно его имя.
