скачать книгу бесплатно
Когда все присутствующие на Великой Поляне взялись за руки, Дреф закрыл глаза и зашептал. Маленького князя окружило мерцающее зелёным кружево слов, что тихой песнью поднималось над Великой Поляной, оплетая детей Леса. Нежная мелодия, в которую превращался шёпот Дрефа, разливалась по миру, застилая его.
Марья не могла противиться тихому велению и закрыла глаза. За закрытыми веками русалка увидела пронзительное голубое небо над бескрайней пустыней, простиравшейся до великих гор; видела орду, преодолевшую эти горы и захватившую ближайшие к ним города сварогинов; видела, как великий огонь колосаев разливался по северным просторам, возжигая всё новые земли; видела, как будущей зимой грянула суровая битва, и стена испепеляющего пламени двинулась на лес…
Когда видение померкло, душу сковала тёмная печаль: в видениях Мора, что являлись Марье в плену у Топи, не было той неизбежности, что сквозила в предостережении живых – мёртвые не чуют мир так явно.
Русалка открыла глаза и осмотрела собравшихся на Вече детей Леса: дух каждого опутал тёмный страх. Державшая руку Марьи гаркунка отпустила её ладонь и села.
Вечернее небо наливалось густой синевой, и огни Великой Поляны светились ярче в воцарившейся тишине, играя на высоких древних столбах, одеждах собравшихся, отражаясь во взволнованных глазах.
– Если видение правдиво, – тихо прорычал сидящий на троне могучий елмаган, – даже объединение народов Леса может не спасти…
Тишина подёрнулась возгласами: теперь дети Леса обсуждали явленное, и оно пугало их.
– Война в Свету! – слышались тихие слова.
– Неужели Индрик позволит подобное?
– Пало Слово Гор!
Князь Дреф стукнул тоягом оземь, и голоса стихли.
– Объединение – единственное, что может нас спасти, князь Йергал, – ответил Дреф и обратил взор на Марью. – И та, кто добровольно обратилась к Свету, может нам в этом помочь.
Марья удивлённо посмотрела на полевика, слова которого ещё больше взволновали Вече.
– Учитель, разве она пришла к Свету добровольно? – уточнил молодой белый елмаган, сидевший на скамье рядом с рыжей гаркункой. – Разве не Светозар ей в том помог, отдав свою душу Топи платой за её свободу?
Слова елмагана поддержали многие: лешие согласно переговаривались.
– Айул, Марья пришла к Свету добровольно, иначе бы Светозар не смог спасти её. Привести к Свету, как и спасти без желания духа, никого нельзя, – мягко, но властно отвечал Дреф, и голоса собравшихся стихли. – Светозар спас Марью по своей воле. Сын Леса, невзирая на мой запрет, добровольно отравился к Топи и вызволил русалку, отдав за неё свою душу. Будем благодарны Индрику за то, что у сварогина получилось пройти испытание Леса.
– Испытание Леса? – ахнула рыжая гаркунка. – Что вы говорите?
– Лес даровал Светозару суровое испытание, Иванка, – печально ответил Дреф, и Марья не поверила своим ушам. – Не у каждого хватило бы сил и воли пройти его. И когда Светозар попал в плен к русалкам, когда его искусали оборотни-мавки, я испугался того, что у него не получится. – Дреф немного помолчал и, обратив взор на Марью, проговорил: – Поэтому я и запретил сыну Леса следовать за тобой, Марья. Если бы он не прошёл своё испытание, если бы не справился со своей тьмой, Тьма завладела бы и Светозаром, и Царствием Индрика, и Светом.
Растерянная Марья молча смотрела на Дрефа: русалка не ожидала услышать подобное.
– Отвратить неизбежное нельзя, – сказала Миродрева, и Марья взглянула на берегиню. – Даже суровое испытание.
– Суровые испытания ведут к великим переменам, – прохрипел ведай Ахр.
– Это испытание дано не только Светозару, – нараспев промолвила вила, восседавшая на троне рядом с Йергалом. – Оно ниспослано всем нам – всему Лесу и всему Свету. И только объединившись, мы сможем пройти его, – вила перевела взгляд на Марью. – Вилы помогут тебе, мёртвая дева, вести своих сестёр к Свету, дабы спасти Лес. – Крылатая дева положила на сердце тонкую руку и легонько поклонилась Марье.
Над Поляной холодным шёпотом пронеслось удивление.
Поражённая услышанным Марья поклонилась виле, Дрозд на тояге русалки согласно пропел.
– Светолика, великая вила Лесограда, готова помочь тебе, Марья, – обратилась к русалке Миродрева, и Марья подняла на неё взор. – Хоть обида не покинула твою, русалка, душу, я вижу – ты честна с нами, и ты действительно желаешь спасти и Лес, и Светозара.
Марья, положив руку на сердце, кивнула великой берегине.
– Я желаю того больше всего на свете. Хоть тьма и гложет моё сердце, духом завладеть я ей не дам. Птица знает, – русалка взглянула на пропевшего в ответ Дрозда.
Миродрева кивнула.
– Берегини помогут тебе, дочь Леса, – положила на сердце руку она.
Удивление, летавшее среди огней во тьме Поляны, окрасилось тихим негодованием: не все были согласны с решениями древнейших детей Леса. Толпа, собравшаяся за спинами старейшин, оживилась.
– Русалка может нас предать! – воскликнул кто-то.
– Ещё как может! И заворожить.
– Да, заворожить, и глазом моргнуть не успеешь!
Марья обернулась на Вече: несмотря на то что некоторые уже смотрели на русалку без злобы, были те, кто взирал на неё с нескрываемым гневом и холодом. И таких – и леших, и вил, и берегинь – было немало.
– Я полагаю, надо довериться воинской силе, а не тёмной ворожбе умертвия, – грозно прорычал со скамьи воинственный белый елмаган – воевода Йолка Ледогар. Лешие поддержали его; многие вилы, как и берегини, кивали его словам.
– Да, топор, копьё и меч – наши самые надёжные помощники, – пробасил восседавший на троне князь града леших Ольха – елмаган Йергал. – Куда надёжнее ворожбы русалок.
– И как ты, княже, собрался воевать с огнём? – обратился к Йергалу Дреф. – Перед пламенем воины бессильны. – Дреф обвёл взглядом Вече. – Сокрушить ворожбу может только ворожба, и смертельный огонь потушит только мёртвая вода.
– Главное, чтобы мёртвая вода нас не погубила, – заметил старейшина Славол, сидевший недалеко от йарей Дрефа.
– Согласен, – рыкнул Йергал.
Вилы, русалки и лешие – многие из них, видела Марья, кивали словам седого бородатого гаркуна: несмотря на веление древнейших, дух Вече пронизывали и страх, и неверие, и беспокойство.
Ночь сгустилась, и пламя костра, подле которого собралось Вече, устремлялось к украшенному серебряными звёздами небу. Треск огня сливался с взволнованными голосами собравшихся.
– Я сама себя погубила, когда в огонь ступила, вот и стала навью, – проговорила Марья громко, и голоса стихли. – Топь забрала меня в услужение против воли – я не хотела быть её новой Хозяйкой, – продолжала русалка, и Дрозд, расправив крылья, согласно пропел. – Обида на людей и неразделённая любовь толкнули меня в пламя. Я не хотела становиться русалкой, я была готова уйти в Морово Царствие… Но сие случилось со мной, потому что своё земное испытание я не прошла – я прыгнула на празднике Весны в костёр на глазах у своего бывшего жениха и его новой девы, Яролики. – Марья смахнула слёзы. – Я хотела сделать им больно. Хотела испугать всех, кто смеялся надо мной, на том празднике. Хотела заставить страдать свою семью, что не жаловала меня, как я мыслила. – Русалка шагнула ближе к собравшимся. – Да, у меня получилось. Я видела их страдания и угрызения совести, когда стала русалкой. Я видела слёзы своей матери. Слёзы того, кого любила… Иван горевал обо мне, даже свадьбу решил играть позже. Только я тоже страдала: Тьма забирала мои память и чувства, и в душе остались только пламя, спалившее меня нестерпимой болью, ледяная злоба и желание всех заворожить, сбить с пути, чтобы они стали как я… – Марья помолчала. – А потом я встретила Светозара, и в его душе было столько Света, что я вспомнила… Я вспомнила, что когда-то была человеком. Я захотела стать берегиней – неупокоенной душой, но неупокоенной в Свету. – Марья вздохнула и тихо продолжила: – И теперь, чтобы вернуть Свет в свою душу, мне надо пройти куда более сложный путь, чем путь человека. И я готова отдать жизнь за спасение Леса, готова вернуться за Светозаром. Я не позволю мёртвой воде погубить Лес.
Неверие тишины Великой Поляны медленно сменялось состраданием – Марья чувствовала настроение детей Леса.
– И великое поражение может обратиться великой победой, и наоборот, – нарушил молчание Дреф. – Я собрал это Вече, дабы поведать о видении Индрика всем народам Леса. Мой ученик, которому Индрик явил грядущее, отдал жизнь, спасая русалку. Светозар знал, что, кроме обращённой к Свету нави, никто не сможет затушить огонь Юга. Мой юный ученик один с достоинством прошёл испытание Леса, несмотря на то что я, из-за страха, овладевшего моею душой, его не благословил. – Дреф немного помолчал и продолжил: – Так пройдём же мы все дарованное нам испытание. Поможем Марье собрать русалок и объединим все силы Леса – и Света, и Тьмы – перед предстоящей войной.
Теперь Марья чуяла сомнение, парившее над Вече: соглашаться со словами древнейшего лешего было страшно многим, но сулившее тёмное время будущее пугало не меньше.
– Я помогу тебе, Марья. – Иванка встала со скамьи и сердечно поклонилась русалке. – Я обещала во всём помогать сыну Леса Светозару. И если он отправился к Топи, спасая тебя, значит, помогая тебе, я помогаю не только Лесу, но и Светозару, – лешая внимательно смотрела на поклонившуюся ей в ответ Марью. – Ты теперь – дочь Леса, – продолжила Иванка, – как и я. И мой долг дочери Леса – помогать тебе и всему Лесу.
– Я тоже помогу тебе, – спрыгнул со скамьи маленький светло-бурый полевик. – Несмотря на то что я полевой леший, дух у меня силён, – уверенно проговорил Ватан. Марья поклонилась ему.
– Мы с Явихом тоже с тобой, Марья, – встал Айул; следом, взъерошив волосы, поднялся Явих.
– И Лый с вами, – пробасил бородатый бурый гаркун и положил на сердце лапу.
– Вилы чуют Тьму, русалка, – поднялась одна из сидевших на брёвнах вил. – Великая Светолика поверила тебе, да и я не вижу мрака. Сейчас не вижу. Но если ты оступишься, знай – вилы не посмотрят на жертву человека, и мы вернём тебя во Тьму, у нас есть такое Слово.
– Я не оступлюсь, крылатая, – холодно ответила Марья. – И не потому, что ты сказала так, а потому, что я сама решила, – вздёрнула подбородок русалка, и вила кивнула.
Следом за вилой пообещала помочь Марье одна из берегинь; поднимались другие вилы, лешие, и даже воинственный Ледогар, хоть и молчал, но смотрел на русалку не так сурово.
Когда почти все присутствующие выразили своё согласие, Дреф стукнул посохом оземь, и голоса стихли.
– Большинство собравшихся готовы помочь Марье, – заключил полевик.
– Но не все, – перебил его Йергал.
– Все никогда не бывают единодушны, – спокойно ответил Дреф. – Но решение Вече – решение большинства, а не всех, – с нажимом сказал князь Йолка, и Йергал недовольно рыкнул. – Я ручаюсь за неё, – добавил Дреф и перевёл взгляд на Марью: – Мы поможем тебе, дочь Леса, как и ты поможешь нам. Коли удастся тебе нарушить грань между мирами и разжечь в неупокоенных душах Свет, мы последуем за тобой, – великий князь положил маленькую лапу на сердце, и Марья поклонилась ему. – Да поможет нам всем Индрик, Лес и его Песнь.
* * *
В предутреннем лесу царила сонная тишина: между высокими деревьями стелился серебряный туман; узор крон распускался кружевом по тёмному небу, словно древняя ворожба.
Дрозд опустился на тояг, и Марья остановилась, прислушиваясь: шёпот тишины походил на далёкую заупокойную песнь. Едва слышимая мелодия овевала студёным духом, парила вместе с туманом, отражалась в холодной росе, что, дрожа, звенела на редких травинках.
Дрозд вспорхнул, и Марья, едва касаясь земли ногами, обутыми в черевички из мха, подаренные ей берегинями, тихо шла на зов песни. Непривычное платье, данное вилами, и зелёный плащ леших мешали, но русалка старалась привыкать к одежде.
Музыка делалась громче, прекраснее: она пела о лесах и полях, о жарких степях и высоких горах, о бескрайних морях и быстрых реках… Но Марья не внимала видениям, которые её окружали, – она будто тень медленно ступала за Дроздом по лесу, и бубенцы на её тояге беззвучно качались.
Когда лес расступился, взору Марьи предстало небольшое озерцо, над водой которого водили хоровод русалки, а у берега плакали ивы. В тёмном часу навьи светились серебром, и их танец озарял непроглядный бор, что стеной окружал перелесье.
Марья крепче обхватила тояг и вышла к девам. Её дух обдало холодом, когда русалки остановили хоровод и обратили на Марью взоры своих мёртвых очей.
– Ты! – прошелестело над озером, и серебряный свет померк. – Как ты посмела к нам явиться?! – русалки подлетели к берегу.
Отвратительные создания из тьмы парили над кромкой воды – клонящиеся к закату луны тускло освещали мёртвых дев. Ледяной шёпот оплетал тёмным туманом, и холод сковал душу идущей к озеру Марьи.
– Так и посмела, сестрицы, – постаралась уверенно ответить русалка и, сжав тояг, остановилась. Дрозд опустился на навершие посоха.
– Вы слышали? – прошелестела одна из русалок. – Она нас сестрицами называет!
– Да какая она нам сестрица? – отозвалась другая.
– Никакая!
Сиплый смех прорезал ночь.
– Каждая из вас сможет обратиться к Свету, если пожелает, – продолжила Марья. – Я пришла сказать об этом и попросить о помощи, – русалка положила на сердце руку.
– А где ты столько молодцев найдёшь, чтобы нас освободить? – просипела одна из дев, смех разразился с новой силой и превратился в вой.
– Вы и так свободны, просто не знаете об этом, – ответила Марья, когда вой затих.
– Разве?! – Одна из русалок, чёрная дева без глаз и руки, подлетела к Марье ближе, и дочь Леса едва не отпрянула от зловонного дыхания. Навь заметила это и дико рассмеялась. – Мёртвые не свободны, Марья, – прошептала навь, успокоившись. – Ты это знаешь. И ты знаешь, что никогда не сможешь стать берегиней, ведь Тьма в твоей душе сильнее Света, иначе бы ты сама в огонь не ступила. Иначе бы Топь тебя не забрала. Иначе бы ты не погубила Светозара.
Правда, сказанная навью, обожгла огнём. Пустые глаза умертвия смотрели со спокойствием, без злобы. Во тьме нави не было ничего – ни мук совести, ни мук любви. Во тьме были вечность и тишина.
– Видишь? – скрипела навь, протягивая Марье руку. – И ответить тебе нечего. Ты так мало в Свету, а уже по Тьме тоскуешь!
Навь продолжала протягивать свою обезображенную, в слизи, руку. Марья хотела, было, подать ладонь в ответ, но воспоминание о Светозаре, о его смерти, ослепило невыносимой болью, и Марья отпрянула от нави. Дрозд пропел, отогнав морок.
– Я готова и дальше терпеть муки Тьмы в Свету, – ответила Марья. – Как раньше терпела муки Света, будучи во Тьме.
– Пустые речи, – разочарованно прохрипела навь и отлетела к остальным русалкам, к воде. – Зачем явилась? – Обернулась и замерла.
– За помощью, – ответила Марья. – Грядёт великая битва с огнём, остановить который смогут только русалки. Если мы сплотимся и потушим огонь Хорохая, то спасём Лес и обратимся к Свету. Мы станем свободными и сможем пройти во Врата.
Русалки наклонили головы набок, внимательно смотря на Марью. Вода, над которой парили тёмные девы, сделалась похожей на чёрное зеркало. Тусклый туман, предвестник рассвета, парил над озером; дремучий лес замер в гнетущей тишине.
– Неужели ты так и не поняла, сестрица, что дороги в Свет нет, – нараспев просипели мёртвые девы, и над озером прокатилось эхо далёкого воя.
Марья вздрогнула и оглянулась: Тьма, застывшая между высокими деревьями, смотрела на неё, овевая холодом. Заупокойный вой становился громче, окружал тоской и мраком. Мавки. Марья помнила, что они сделали со Светозаром. Страх полоснул русалочье сердце: Марья не была уверена в том, что у неё хватит сил противостоять Тьме. Дрозд пропел, стараясь успокоить дочь Леса.
Русалки, всё ещё парившие над озером, чуя страх Марьи, сипло рассмеялись, и Марья вздрогнула от их ледяного хохота, чем ещё больше раздразнила навий.
– А говорила, будешь терпеть муки Тьмы! – пронеслось над озером.
– Буду! – разозлилась на себя Марья.
– Неужели тёмный страх так быстро пленил тебя? – всё не унимались русалки, хохоча.
Марья обернулась к лесу: ожившая Тьма, проскользнув клубами между сизых стволов деревьев, мчалась на неё стаей волков. Оборотни.
Дрозд, взлетев с тояга Марьи, запел, и его Песнь серебристым кружевом сплелась с тёмной паутиной заупокойного воя мавок.
Когда обращённые волки по велению русалок накинулись на Марью, та не стала сопротивляться. Марья закрыла глаза и тихо пела вместе с Дроздом, принимая всю боль когтей волколаков, как это делал Светозар. Русалка знала, что в ней нет столько Света, сколько было в душе сварогина, но благодаря Светозару знала она и то, что отвечать Тьмой на Тьму – никогда её не победить. Победить самую тёмную ворожбу можно только светом. Даже самым тусклым огоньком. Даже искрой тухнущего угля.
Мавки повалили на землю Марью, выбили из её рук тояг, разорвали её шёлковый сарафан, но причинить вреда поющей деве они не могли – та, что умерла, вновь умереть не может.
Дрозд кружил над стаей волков, пытающихся разорвать русалку, и серебряное кружево птичьей Песни оплетало чёрных волколаков, сковывая их. И чем больше мавки пытались достать Марью, тем сильнее пленили их путы серебряной Песни.
Сквозь алое марево боли и закрытые веки Марья видела, как отступали мавки перед силой Песни. Но та Песнь была не её – Марья лишь повторяла за Дроздом слова, что по своей природе не были словами, слова той Песни, что когда-то спел птице Светозар.
В русалке никогда не было столько силы… Эта непрошеная мысль прервала Песнь, и Марья увидела себя в огне. Огонь Хорохая, ревя неистовым пламенем, ослеплял и сводил с ума – он мог погубить даже то, что уже мертво. Марья видела свою смерть – она погибнет так же, как погибла на празднике Весны. Только её дух не сможет отправиться в Ирий, не сможет отправиться и к Мору – огонь Хорохая забирает даже посмертное бытие… И она никогда не спасёт Светозара.
Ужас накрыл ледяной волной, придавил лапами освободившихся от пут мавок: кружево серебряной Песни таяло, выпуская Тьму на волю.
Сквозь мрак и всполохи грядущего огня, сквозь вой разъярённых мавок и едва различимую серебряную Песнь Дрозда Марья услышала сиплый смех русалок. В том смехе не было ничего, кроме мрака. Мрака, что, опутывая душу леденящими словами, забирал к себе…
Глава 2. Тьма сгущается
Мухома Заяц, стоя в окружении свиты на главном причале Зайцевского порта, хмуро смотрел на прибывающие корабли: их было слишком много – всё войско Пяти Стольных Островов. Заяц знал, что скоро грядёт битва при Ровновольске, но знал он и то, что дружины не успеют к началу сражения прибыть на Юг.
Первыми причалили суда с обводами для ледового плавания – они прокладывали путь по начинавшей замерзать воде.
Смеркалось; золотой огонь факелов рассеивал сизые сумерки, отражаясь от падающего снега, освещал прибывающие корабли, играл на шлемах сходивших на землю витязей, золотил белые одеяния волхвов. Вечер полнился голосами людей и звоном доспехов. Торговцы и покупатели с большого базара, что теперь простирался от Зайцевского порта до почти отстроенной городской стены, толпились в порту, любопытствуя.
