Руки, полные пепла

– Я мог бы и приказать.

– Тогда я обижусь, и с кем ты будешь пить, когда этот засранец Амон в следующий раз куда-то запропастится?

По правую руку появился неизменный Цербер. Как и Харон, он был существом этого мира, созданный здесь, родившийся здесь, принадлежащий этой земле и этим листьям. Но в отличие от Харона, Цербер никогда особо не стремился в мир людей и предпочитал проводить время здесь, надежно охраняя границы.

В Подземном мире ничто не сдерживало силу Цербера, и он представал в истинном обличье: размером с жеребенка, с широкой грудью и крепкими лапами, покрытый короткой черной шерстью. Все три его головы действительно напоминали доберманьи: изящные, вытянутые, смертоносные.

Его тело представляло собой нечто среднее между плотью и постоянно колышущимися тенями. Гадес положил ладонь на холку Церберу, ощущая, что шерсть того встала дыбом, а в глубине полупризрачной груди зарождается рычание.

Асфодели рассыпались под тяжелыми ботинками Гадеса. Когда он остановился перед тем, что и стало причиной вызова, то некоторое время молчал. Потом сказал:

– Дай закурить.

Харон только хмыкнул и протянул Гадесу свои сигареты.

– Не спрашивай, кто это, – сказал Харон. – Потому что если это не любовник Сеф, которого она тут похоронила, то я понятия не имею.

Гадес молча курил и стряхивал пепел на чьи-то выбеленные кости – определенно человеческие. Сквозь сдвинутые в кучу ребра пробивалось несколько бледных асфоделей.

Утробно рыча, Цербер обошел скелет, обнюхивая. Посмотрел на Гадеса, передавая информацию: да, человек.

– И его забросили сюда уже после смерти, – сказал Гадес. – Давно умершего человека. Откопали, смахнули грязь с черепа и зашвырнули в Подземный мир.

Харон хихикнул:

– Людям на порог дохлых котиков подкладывают, а тебе вот – скелетик.

– Котик тут вскочит и побежит, – отрезал Гадес. – Это мир мертвых. Но не… таких. У нас нет останков и плоти. Это нарушает баланс.

Гадес вспомнил, как однажды Персефона решила, что в мире слишком много несчастных кошек. Она стала собирать их и держать в Подземном замке. Как ни странно, на баланс это не повлияло, просто животные жили, а потом здесь же и умирали… чтобы на следующий день стать похожими на Цербера, созданиями темной плоти, мрака и фиолетовых искр.

– В замке спокойно? – Гадес повернулся к Харону. – В городе?

– Конечно. Но я специально еще раз проверил перед твоим приходом. Никого постороннего. Только сюда, на болота, на самой границе, смогли пробраться и подложить… вот это.

Гадес нахмурился.

Никто не проникает в Подземный мир без его ведома и разрешения.

Никто не смеет… и никто не может. Но скелет под его ногами насмехался почти беззубым ртом, и самим фактом своего существования говорил о том, что на этот раз кто-то проник. Кто-то смог.

Как и смог убить одного бога и едва не уничтожить другого.

Сигарета закончилась, и Гадес сделал едва уловимое движение большим и указательным пальцем, будто растирая её – окурок превратился в пепел и осел в траву сияющими искрами.

Что-то еще не давало покоя с этим скелетом. Что-то неуловимое. Гадес приглядывался к цветам, склонившимся на кости, к фиолетовым искрам, таящимся на бедрах. Определенно человеческий скелет, выбеленный самой землей, но… было какое-то «но». Едва ощутимое. Почти неуловимое. Зуд на кончиках пальцев.

Цербер почуял настроение и желание владыки и начал снова крутиться вокруг скелета, обнюхивая его каждой из трех голов. Сгустки теней с шерсти порой опадали на ребра скелета, а в примятой траве, где только что стояла лапа, копились искры.

Внезапно остановившись, Цербер заскулил и вскинулся, всеми тремя головами уставившись на Гадеса.

Тот отшатнулся, едва не налетев на Харона. Здесь, в собственном мире, когда рядом не было даже приближенных, кроме верного Харона и Цербера, Гадес мог себе позволить не удерживать маску всемогущего бога.

Он – воплощенная тьма. Он – смерть, безжалостная и настигающая каждого.

Но не только.

Опустившись на колени, Гадес протянул руку и несмело коснулся костей. Кончиками пальцев. Трепетно, почти нежно провел по ключице. На миг ему почудилось, что он ощущает запах сладковатых лилий.

– Персефона, – понял Харон, – это скелет последнего тела Персефоны.

Все боги обладали телами, но они немного отличались от человеческих, были способны вместить силу. И если старое по какой-то причине приходило в негодность, создавалось новое.

Все, кроме Персефоны, чей дух перерождался после смерти тела – и ее останки, в отличие от тел других богов, не исчезали, а разлагались, как любые человеческие.

Гадес поднялся, но ощущал, как его бьет дрожь. Цербер ткнулся одной из голов ему в бок, поскуливая – Персефону пес всегда любил.

– Тебе надо выпить, – заявил Харон. – Пошли.

Беседка стояла неподалеку. Черная, кованая, с изящными стальными цветами, такими же опасными, какой иногда бывала сама Персефона.

На столе уже стоял графин с темно-гранатовой жидкостью: человеческая выпивка на богов действовала слабо, но только не настойка на водах рек Подземного мира. Харон налил два бокала, но пить не торопился – Гадес осушил свой залпом.

На порог Подземного мира подкинули вовсе не дохлого зверька. А скелет последнего смертного тела королевы этого места. И вместе с алкоголем по венам Гадеса начинала разливаться ярость. Вторя хозяину, заворчал и Цербер: в беседку он не пролезал, так что улегся снаружи.

Харон ухмыльнулся:

– Вот это выражение лица мне нравится больше. Оно обещает смерть и муки тем, кто посмел нарушить границы.

– Я сам стану их мукой.

– Что случилось? – Харон уселся на один из кованых стульев, болтая в бокале напиток. – Я слишком давно тебя знаю. Не только в костях дело.

– Кто-то убил Бальдра. И чуть не убил Амона.

– О.

На лице Харона не проступило особого удивления. Он хоть и мог появляться среди людей, но всегда предпочитал это место. Он был жителем царства мертвых, его созданием и продолжением. Смерть богов вряд ли могла его взволновать – нарушение границ собственного мира для Харона было куда бóльшим потрясением.

– А еще я нашел Персефону, – спокойно продолжил Гадес. – И она ничего не вспомнила. Считает себя смертной.

Эта новость действительно поразила Харона. Борода ничуть не скрывала удивления на его лице.

– Как так?

Гадес пожал плечами и налил себе еще. Харон как-то беспомощно спросил:

– Но вы должны соединиться, и она вернется сюда как королева.

– Ты мне ее силой предлагаешь взять?

Гадес позволил себе немного язвительности, и это сразу сработало на Хароне. Взяв себя в руки, тот снова взболтнул в бокале вино, допил и посмотрел на Гадеса исподлобья:

– Думаешь, это все дело рук Деметры?

– Потеря памяти – безусловно. Но скелет – это слишком жестоко даже для нее.

– Тебе напомнить, сколько смертных она прокляла, потому что они при встрече ей тапочки не под тем углом подали? – Хмыкнув, Харон налил себе еще. – А что насчет смерти богов?

– Да зачем это Деметре?

– А зачем кому-то еще?

Гадес пожал плечами. Он и правда не представлял. Убийство бога не давало никакой силы убийце, тот просто… исчезал.

– Меня больше беспокоит другое, – сказал он. – Персефона перерождается сотни лет. Это непреложный закон.

– Это прихоть Деметры, одобренная твоим братом, – пробормотал Харон.

Но Гадес не обратил внимания и продолжил:

– Боги тоже вечны. Как и границы Подземного царства. Все законы сейчас нарушаются, и я не знаю, к чему это может привести. Но… ты ощущаешь?

Гадес сделал широкий жест рукой, как будто призывал Харона прислушаться к миру вокруг. Ощутить его. Нахмурившись, тот замолчал, а через мгновение в глазах Харона отразилось понимание.

Подземный мир был продолжением Гадеса, его созданием, его кровью и его силой, всегда ощущавшейся за спиной. Он сразу понял, как что-то неуловимо меняется в самой ткани миров.

Пока никаких разрывов, только помехи, искажения, отдающиеся вибрацией вдоль позвоночника.

– Я не знаю, кто может сознательно нарушать законы мироздания, – глухо сказал Гадес. – Невозможно предсказать последствия. Не знаю, связано ли это все друг с другом и… почему происходит.

Он поставил пустой бокал, но больше наливать не стал.

– Я должен вернуться. А ты следи за тем, что творится здесь, и сообщай обо всех изменениях. Но, проклятье, Харон, научись уже присылать сообщения на телефон!

– Тут мобильники не работают, – хмыкнул Харон.

Взгляд Гадеса мог испепелить: он отлично знал, что силы Харона хватит, чтобы отправить сообщение на простое человеческое устройство.

– Ладно, – проворчал Харон. – А где Гипнос? Он вообще живой?

– Наверное, – пожал плечами Гадес.

– Эй, он в твоей группе играет, тебе лучше знать!

– На днях концерт, поговорю с ним.

– Ладно уж, иди.

– Только сделаю еще кое-что.

Асфодели невольно тянули головки к его ногам, когда он шагал по траве. Цербер шел за спиной Гадеса и остался там же, когда бог смерти опустился на одно колено перед скелетом. Провел над ним рукой, и на миг кости обратились сияющими искрами, а потом пеплом осыпались на землю.

В Подземном мире не было дверей, Гадес мог перенестись из любой его точки, но в этот раз он почти ощущал, как ткань мира не хочет его отпускать. И Гадес отлично знал то, что не озвучил Харон: сейчас место короля в его царстве, чтобы одним своим присутствием вернуть равновесие, укрепить границы и вечные законы.

Но и Харон понимал, что Гадес просто не мог остаться. Только не тогда, когда Персефона одна в мире смертных, беззащитная и не помнящая себя.

Он не только смерть.

Открыв глаза, Гадес посмотрел на внимательного Сета, застывшую Нефтиду и даже замершего в ожидании Амона. Но потом перевел взгляд на Софи:

– Тебе пора домой.

– Что? – Она едва не задохнулась от возмущения. – Сначала вы заявляете, что вы – древние боги… да я тут за один вечер столько увидела, что половины понять не могу!.. А теперь ты хочешь просто отправить меня домой?

– Да.

Софи уже набрала в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить, но тут вмешался Амон, осторожно говоря:

– Гадес, она права, ты можешь и ей все рассказать.

– Нет, – отрезал он, вспоминая скелет среди светящихся асфоделей и темной земли Подземного мира. Если Персефона ничего не помнит, значит, не стоит сразу ей рассказывать, кто она такая, а остальным Гадес хотел поведать полную историю. – К тому же нам ведь не нужны проблемы с ее матерью? Только не сейчас.

Амон закатил глаза и понимающе кивнул. Чем дольше Деметра не будет знать, что Персефона уже встретилась с Гадесом, тем лучше.

– Я никуда не поеду, – заявила Софи.

Гадес не был намерен спорить. Он просто подотпустил свою силу, давая ей проникнуть в Софи, на миг сбивая ее дыхание.

– Ты. Поедешь. Домой.

В глубине души Гадес надеялся, что сила, возможно, заставит Софи хоть чуть-чуть вспомнить что-то, но в ее глазах отразилось только удивление и ни капли понимания – она не помнила.

И это каждый раз больно ударяло по Гадесу.

Но он ничуть не изменился в лице и спокойнее добавил:

– Скоро у «Стикса» концерт, приходи, там и поговорим. Но сейчас уже поздно. Я вызову тебе такси.

Софи промолчала – и не произнесла ни слова до тех пор, пока не приехала машина и Гадес сам не открыл ей дверцу. Софи помедлила и хмуро посмотрела на Гадеса. Тот сказал спокойным тоном:

– Приходи на концерт. Там поговорим.

– Обещаешь?

– Да.

Софи это удовлетворило, и она нырнула в машину, а Гадес вернулся в квартиру. И в коридоре, стряхивая с волос и одежды уличную морось, услышал голос Амона:

– Ну вы же понимаете. Он и она. Сила их притяжения будет работать в любом случае. Он хочет ее, а она хочет его. И когда они овладеют друг другом, Подземный мир обретет свою королеву.

Усмехнувшись, Гадес вошел на кухню:

– Вижу, Амон ввел вас в курс дела.

Нефтида кивнула и начала снова заваривать чай. А Сет усмехнулся:

– Если это твоя жена, мог быть с ней и повежливее.

– Я бог смерти, – отрезал Гадес, – а не милоты.

6

Я пойду за тобою во тьму.

Я паду за тобою во тьму.

Я и есть та тьма, что отражается в глубине твоих глаз.

Персефона говорила ему это. Шептала, не отрывая взгляда от его лица. Сжимая в руке плод граната так крепко, что по белой коже тек алый, будто кровь, сок. Она смотрела в глаза бога смерти и бесстрашно отправляла в рот зернышки, зная, что они привяжут ее к нему, к Подземному царству. К той жизни, которую она выбрала сама и в которую не сможет вмешаться даже мать.

Они повенчаны гранатовым соком.

Терпким вкусом, что смешивался на их губах. Алыми каплями, что срывались в бархатную тьму, которая окутывала короля мира мертвых – а теперь и его королеву.

И в ее приоткрытые губы уже он шептал те же слова.

Я пойду за тобою во тьму.

Я паду за тобою во тьму.

Я и есть та тьма, что отражается в глубине твоих глаз.

Гадес сидел на корточках перед клубом и почесывал Цербера между ушей. Сейчас тот оставался в облике добермана, хотя Гадес ощущал под его кожей и шерстью не только мощные мускулы, но и силу теней и боли.

Группа уже собралась, и остальные проверяли и настраивали оборудование на сцене. Сначала Гадес помогал им, но потом вышел покурить на улицу, и пока ему не хотелось возвращаться. Он сидел в сумерках и ощущал на подушечках пальцев щекочущие души мертвецов.

– Ты что, решил простыть, заболеть и бросить нас на произвол судьбы? Учти, я с твоими фанатками разбираться не буду. Отдам бездыханный труп, пусть растаскивают на сувениры.

– Главное, сохрани самые ценные части, – улыбнулся Гадес.

Появившаяся из дверей клуба Роуз чуть не задохнулась от возмущения, а потом рассмеялась и легонько стукнула поднявшегося Гадеса по плечу:

– Я сохраню твое не дрогнувшее перед красотками сердце!

Гадес сунул руки в карманы, а Роуз, нахмурившись, огляделась:

– Здесь же была собака?

– Убежала, наверное. Ее хозяин наверняка где-то тут.

Роуз продолжала хмуриться, но ее куда больше интересовал предстоящий концерт. Она оглядела начавшую собираться толпу и невольно присвистнула:

– А что будет твориться позже!

– Иди внутрь. Я дождусь друзей и присоединюсь к вам.

– О! – Роуз посмотрела на него с любопытством. – У тебя все-таки есть друзья? Я думала, они не любят музыку.

– Правда, не любят, но сегодня особый случай.

– А Сэм не смог прийти, – Роуз вздохнула.

– Твой муж работает.

– Да знаю! Зато он выбрал мне новый цвет волос. Тебе нравится?

Роуз подергала кислотно-фиолетовую прядку: свои неровно остриженные по плечи волосы она называла креативной прической и расстраивалась, что теперь, кажется, заканчиваются варианты цветов, которые она еще не пробовала.

– Очень красиво, – кивнул Гадес.

– Называется «Пепельный единорог».

– Не уверен, что здесь много пепла, но единорог уж точно присутствует.

Роуз только фыркнула и исчезла внутри клуба. Гадес снова закурил и продолжил ждать, рассматривая скапливающийся народ. Многие тоже кого-то ждали или курили, его самого не узнавали. На улице холодало, и мерзнуть начинал даже Гадес, хотя был одним из немногих южных богов, не особенно чувствительных к температуре – возможно, потому что не принадлежал целиком этому миру.

Сет, Нефтида и Амон появились втроем. Первые двое зябко кутались в пальто и шарфы, а вот Амон, чей звонкий голос можно было услышать издалека, явно чувствовал себя прекрасно. Затушив сигарету и выкинув ее, Гадес ждал, пока боги подойдут ближе.

Амон с восторгом рассматривал вывеску, загорающуюся в подступающих сумерках.

– «Куб»! О, Гадес, это отличное место. Тут все выступают. Вам повезло.

Тот кивнул:

– Может, внутрь? Там теплее. Замерз, пока вас ждал.

Нахохлившийся и явно замерзший не меньше его Сет проворчал:

– Это потому что кто-то «почти собрался», а потом еще полчаса красился заново.

Нефтида вздернула подбородок, от чего ее тяжелые серьги звякнули. Макияжа на ней действительно было много, но он ей удивительно шел, а золотая подводка на глазах гармонировала со смуглой кожей. Ни слова не говоря, Нефтида фыркнула и пошла в клуб. Гадес проводил ее взглядом:

– Они с Роуз подружатся.

В самом клубе народу пока было немного. Техники еще заканчивали свои дела, несколько человек проверяли стоящие на сцене факелы.

– Из них что, реальный огонь будет? – спросил Амон и дождался кивка Гадеса. – Офигеть!

– Меня всегда поражало, как ты приспосабливаешься к эпохе, ее словам и реалиям, – сухо заметил Сет.

Амон в ответ рассмеялся:

– И это ты мне говоришь? Да ты всегда успевал делать бизнес на том, что актуально! Что сказал бы твой братец, узнай он, что ты даже с бутлегерством успел подсуетиться?

Сет пожал плечами:

– Осирис старомоден. Будь его воля, он бы отправил меня сидеть в пустыню на веки вечные.

– И водить караваны туарегов с грузом соли, – хихикнул Амон. – Ну а что? Тоже бизнес.

– Я тебя сейчас стукну, – спокойно сказал Сет.

Нефтида закатила глаза и обратилась к Гадесу:

– Иди, готовься уже к выступлению, поговорим после. А я послежу за этими умниками. И не волнуйся, встречу Сеф, когда она придет.

Гадес кивнул. Он был благодарен, что Нефтида сказала «когда», а не «если». Ему не хотелось думать, что будет, если Софи решит, что они все ненормальные и лучше держаться подальше.

Но он медлил.

– Еще кое-что.

Нефтида и Сет посмотрели вопросительно, Амон даже закончил комментировать происходящее не слушавшему его Сету и тоже замолчал.

– Не говорите Персефоне о ее истинной сущности.

– Почему? – спросил Амон. – Тебе не кажется, она имеет право знать? И так, может, вспомнит. Или хотя бы будет предупреждена о том, что творится.

– Никто не знает, кто она, кроме вас и меня. И Деметры. Пусть так и остается. Чем меньше народу в курсе, тем лучше она защищена.

Гадес слишком хорошо помнил выбеленные кости в темно-фиолетовой траве, расцвеченной асфоделями. Персефона всегда была уязвимее остальных богов. Ее не нужно убивать как бога, можно просто как человека, чтобы запустить новый цикл, чтобы ее дух вновь переродился.

Хотя Гадес не знал, что будет, если ее убьет другой бог. И не хотел узнавать.

Амон пожал плечами, соглашаясь. Нефтида и Сет переглянулись и кивнули. Но Сет не мог промолчать:

– Извини, я должен сказать это вслух… Но откуда ты знаешь, что это именно твоя Персефона? Мало ли девочек так называют.

– Дело не в имени, – ответил Гадес. – Я не узнал ее сразу, но обычно одного разговора хватает, потом в какой-то момент как щелчок – и мы узнаём друг друга. В этот раз так случилось, когда я услышал ее имя… или чуть раньше. Но не для нее. Однако я уверен, это она. Я вижу ее истинную за оболочкой нового, похожего на предыдущие, тела. Это она.

Больше Гадес не мог задерживаться и отправился в маленькую комнатку за сценой, сейчас заваленную вещами. К его удивлению, там еще не было никого из группы, поэтому он успел спокойно переодеться. Почти сразу после этого ввалился Майки, рассказывающий непристойный анекдот, и Эллиот, на ходу снимающий очки и протирающий их футболкой. Почти сразу за ними появилась и Роуз вместе с меланхоличным Стивом.

– Ты видел, сколько народу перед клубом? – с горящими глазами спросил Майки. – Если ты сегодня не выложишься на полную, я тебя убью.

Гадес усмехнулся:

– Чтобы факелы сами зажигались от нашей энергетики?

– Пофиг на факелы, пусть девки рвут на себе футболки и просят расписаться на груди!

– Майки расстался с очередной пассией, – сообщил Эллиот, почти утыкаясь носом в зеркало, чтобы вставить чернильную линзу. – Теперь он в активном поиске.

Роуз застонала: когда Майки искал девушку, лучше было не оказываться у него на пути. А еще это означало, что если он ее не найдет, то напьется в баре.

– Да ну вас! – заявил Майки.

А молчавший бо́льшую часть времени Стив заметил:

– Главное, выбирай не по размеру груди, как ты обычно делаешь.

– Вы ничего не понимаете в женщинах.

– Особенно я, – вставила Роуз. – Вы, кстати, помните, что к факелам близко нельзя подходить? Опалите свои прекрасные тушки.

– Зато какое будет шоу! – мечтательно протянул Майки, за что тут же получил от Роуз швырнутыми в его сторону штанами, выдернутыми из общей кучи вещей. Судя по протестующему воплю Стива, штаны были его.

Они еще долго обсуждали концерт, клуб и девушек Майки – до самого момента выхода на сцену, так что Гадес с досадой тряхнул головой: он рассчитывал хотя бы поговорить с Гипносом до выступления. Просто на всякий случай. Но тот вместе с остальными уже вышел на сцену под оглушительный рев толпы.

Им были рады.

И огонь из факелов взметнулся, приветствуя «Стикс течет вспять», а Майки и Эллиот вступили с первыми гитарными риффами.

Понадобилось ровно две песни, чтобы раскачать собравшуюся в зале толпу.

А на третьей Гадес заметил Софи. Прожекторы осветили зал, и он выхватил взглядом ее маленькую фигурку и распущенные рыжие волосы. Она стояла вместе с Сетом, Нефтидой и Амоном у дальней стены. Это немного успокаивало: в окружении стольких богов Персефоне ничего не угрожало.

А еще Гадес знал, что ее взгляд прикован к нему. Возможно, она этого даже не понимала. Но видела только его.

Сам Гадес, смотря на Софи, не мог знать, что она полчаса выбирала корсет, разложив на кровати всю одежду, которая у нее имелась. Что три раза переделывала прическу, остановившись в итоге на распущенных волосах. Но Гадес смотрел на Софи и видел истинную ее, которая многие сотни лет назад съела гранатовые зерна, чтобы навсегда остаться рядом с ним в окружении фиолетовых искр и асфоделей.

И ни разу не пожалела.

Этим вечером Гадес пел только для нее. Он не говорил этого вслух, но все песни были посвящены только ей. Текстом каждой из них он говорил только с Софи. И его бархатистый голос, обращенный ко всем, на самом деле предназначался только ей. Дотрагивался до ее волос, скользил, будто прикосновение, по щеке и обнаженным рукам, проникал сквозь кожу. Лаская и обещая.

Зал взорвался аплодисментами и трижды вызывал их на бис. Неугомонный Майки предлагал выйти и в четвертый, но Эллиот шикнул на него, напоминая, что остальные тут не сидят на энергетиках. Поэтому когда группа завалилась в гримерку и все уселись, то несколько минут просто молчали. После чего Роуз сказала:

– Это было офигенно.

Майки хихикнул и заметил, что он бы выразился покрепче.

– А я бы выпил чего покрепче, – сказал Эллиот. – Пошли в бар. Ты же девушку собирался искать?

И они первыми ушли в зал.

– Вот же неугомонные, – проворчал Стив.

– Ты просто слишком давно живешь с женщиной! – заявила Роуз. – Ты даже более семейный, чем я.

Ее телефон на столике завибрировал входящим сообщением, и Роуз торопливо его посмотрела. Улыбнулась:

– Сэм уже здесь. Пишет, успел на бис, и это было что-то. Зовет в зал. Я вам больше не нужна?

– Иди уже, – махнул рукой Гадес.

Роуз взглянула на себя в зеркало, поправила макияж и оставила Гадеса и Стива наедине.

– Я хотел поговорить, – сказал Гадес. – О том, что происходит в мире. Ты знаешь, что Бальдра убили?

– Слышал, – сдержанно ответил Гипнос, который предпочитал, чтобы в мире людей его звали Стивом.

– На Амона напали. И границы Подземного мира нарушили… довольно наглым способом.

– Прескверно.

– Я хочу, чтобы ты был осторожен. И твой брат волнуется.

– Харон? – Стив вздохнул. – Я виноват, давно к нему не заглядывал. Но мне хочется использовать все время с Молли.

Гадес кивнул. Он понимал Гипноса хорошо, как никто другой. Тем более что не помнил, чтобы раньше тот увлекался женщинами. А тут у него была Молли, с которой они жили уже шесть лет. Человеческая женщина. Которая состарится и умрет – но в отличие от Персефоны не возродится.

– Я понимаю, – тихо сказал Гадес. – Просто будь осторожен. И береги Молли.

– Конечно.

Гипнос никогда не был многословным, вот и на этот раз он посчитал, что разговор окончен, и начал переодеваться. Гадес же решил, что теперь самое время выйти в зал. Ему хотелось поговорить с Софи. Узнать, как она восприняла все происходящее.

Хотя Гадес знал, в глубине души она верит и в богов, и во все, что видела своими глазами. Потому что там, под человеческой плотью, все еще жила та же Персефона. Горы постепенно разрушаются, моря высыхают, но древние боги остаются неизменными. Они только учатся.

Иногда – приобретать опыт. Иногда – терять тех, кто стал близок.