Как испортить жизнь волшебством

На сцене творилось что-то невообразимое. Впрочем, я был слишком погружен в свою детсадовскую мазню, чтобы обращать на это внимание. Мне всё равно предстоит торчать тут каждые выходные, можно было не смотреть на первую читку.

Мама объявила перерыв, и вскоре я услышал тихие рыдания и тот властный, но успокаивающий мамин тон, которым она всегда разговаривала с впавшими в истерику актёрами.

Я обернулся. Всё верно, в дальнем углу мама обнимала за плечи Элизабет, помогая ей отойти от края пропасти. Ненастоящей пропасти.

Я вернулся к своему рисованию. Вот почему Элизабет выглядела так офигенно привлекательно, даже когда плакала? Но я скорее сдохну, чем попадусь на том, что пялюсь на неё. Ну серьёзно, куда криповее? Но что если я мог чем-то ей помочь? Вдруг ей нужно вернуть деньги ростовщику? Я бы его перехитрил и загнал в угол где-нибудь в тихом переулке. Хотя, конечно, найти деньги было бы проще. Но что если бы мне нужно было незаметно пробраться в его офис, ютящийся под эстакадой в Митпэкинге…

Кто-то похлопал меня по плечу, и от неожиданности я выронил кисточку, поставив огромное оранжевое пятно прямо среди красных языков пламени. Я выругался, и мама громко прошептала:

– Брайант Джемесон Адамс, только не в школе.

Ладно, но полное имя обязательно было использовать?

– Прости, мам, – сказал я, а затем заметил всё ещё заплаканную Элизабет и немедленно потерял дар речи.

– Элизабет, ты знаешь Брайанта, – сказала мама, даже не озаботившись спросить, знаю ли я Элизабет.

Девушка моей мечты кивнула.

– Привет, Брайант.

– Вы с Элизабет вместе ходите на алгебру, – сказала мама.

– Правда? – я взъерошил рукой волосы, пытаясь держаться безразлично, но не учёл того, что мои руки были перепачканы в оранжевой краске, и теперь я размазал её по голове.

– Я сижу в соседнем ряду, – сказала Элизабет. – Весь год.

– А, точно. Конечно.

Мама приподняла одну бровь.

– Элизабет, – мама подала ей знак рукой.

– В общем, – начала моя единственная, – твоя мама сказала, что ты лучший по математике в классе.

Я бросил на маму быстрый взгляд. Зачем маме было выставлять меня ещё большим ботаном, чем я сам себя выставил?

– Мне вообще не стоило брать этот курс. У меня с математикой не ладится, – Элизабет покачала головой. – Меня папа заставил. Он сказал, что я не могу всё время заниматься одним только искусством. Но у меня одни трояки, и если я не получу пятёрку за тест во вторник, мне не разрешат играть в спектакле.

– Ох, – кивнул я.

Слёзы снова полились по щекам Элизабет.

– Я стараюсь, правда, стараюсь, но я ничего не понимаю. А твоя мама сказала, что, может, ты сможешь помочь… – Фарфоровое лицо Элизабет порозовело. – Ты мог бы позаниматься со мной на выходных?

Я уставился на неё бессмысленным взглядом. Мне хотелось ответить: «Да за одну твою улыбку я сам напишу за тебя этот тест». Или даже так: «Я обещаю, что помогу сдать тебе его на пять с плюсом». Но она стояла передо мной, вся такая хорошенькая, и слова не шли мне на язык.

– Брайант? – сказала мама.

– Э-э, ага, – промямлил я. – Я помогу. Покажи мне свою домашнюю работу и тесты, и тогда я смогу понять…

– Спасибо! – Элизабет обняла меня. Своими руками. Обняла меня. Хочу повторить для ясности.

– Приходи в себя и возвращайся на сцену, – тихо сказала мама и подмигнула мне, прежде чем уйти.

– Ты даже не представляешь, как много этот спектакль для меня значит, – вздохнула Элизабет, отступая назад.

Мне бы обнять её в ответ, но я никак не мог сообразить, как должны работать руки. К тому же я весь перемазался в краске.

– Всё хорошо, – я старался говорить так, словно перспектива учить её математике не была лучшим, что случилось со мной в этой жизни.

– Может, встретимся сегодня после репетиции? – спросила она. – Конечно, если у тебя есть время.

– Это можно устроить, – ответил я.

Попрошу Девона вернуть телефон без меня. Не думаю, что он станет возражать, учитывая все обстоятельства. Но стоило мне только об этом подумать, как телефон в моём кармане зазвонил.

Это был не базовый звонок. Звучал он как песня, которую я раньше никогда не слышал, но мелодия отчего-то была мне знакома. Я застыл. Что если тот вампирский парень решил позвонить на свой номер?

Я вытащил телефон из кармана наименее испачканной рукой.

Но едва я извлёк телефон на божий свет, как звонок прервался.

– Прости. Ты из-за меня не успел ответить, – сказала Элизабет.

– Это даже не мой телефон. – Я нажал на кнопку внизу экрана, чтобы посмотреть на входящий номер, но стоило мне поднести к ней палец, как телефон разблокировался.

– Ты же сказал, что это не твой телефон, – нахмурилась Элизабет.

– Так и есть.

Я уставился на экран, пытаясь отыскать, где можно посмотреть пропущенные вызовы, но нигде не видел иконки с трубкой. Электронной почты тоже нигде не наблюдалось. Не было даже этих странных игр с кристаллами или чумовыми ламами.

Только крошечные символы, которых я прежде никогда не видел. Один был похож на древнюю книгу, другой – на пламя, ещё там был дракон и какие-то странные штуки, которые я просто не понял.

– Хм, – пробормотал я.

– Что? – Элизабет наклонилась ближе, чтобы взглянуть на экран. Волосы её пахли солнечным светом.

– Я, э-э… Тут очень странная операционка. – Я нажал на значок с символом огня, глупо надеясь, что это может быть кнопка экстренного вызова. На экране появилось изображение пламени и шкала.

– Это какая-то игра? – спросила Элизабет.

– Наверное. – Я провёл пальцем по шкале, сдвигая ползунок. Пламя начало потрескивать.

– Странная игра, – заметила Элизабет. – Это от телефона так пахнет?

Она была права. Запахло дымом. Потрескивающий звук вроде исходил не от телефона. Но он стал горячим. Очень горячим.

Я опустил взгляд на задник, на котором я намалевал свой детсадовский огонь, и прямо у меня на глазах он вспыхнул настоящим пламенем.

– О, Господи! – Элизабет отпрыгнула назад.

– Всё нормально! – крикнул я, бросаясь к огнетушителю, висевшему около выхода на сцену, и решительно сорвал с него пломбу. Элизабет стояла у меня за спиной, я направил шланг на огонь и спокойно принялся поливать языки пламени пеной. Не то же самое, конечно, что сразить дракона, но я всё равно был горд собой. Годы сражений с пожарами на маминой кухне не прошли даром.

Проблема была только в одном: огонь никак не унимался. Он словно пожирал пену, только увеличиваясь в размерах.

– Надо уходить отсюда. – Я схватил Элизабет за руку и потянул её к сцене, на ходу дёргая рычаг пожарной тревоги. Мгновенно замигал красный свет и завопила сирена.

– Все на выход! – закричал я, перекрывая шум. – В мастерской пожар!

Все закричали и понеслись к дверям.

– Брайант! Скорее! – Невозмутимая даже при пожаре, мама направляла учеников к двери, приказывая им бросить сумки. – Брайант, уходи! – Она схватила за плечи помощника режиссёра, который пытался спасти осветительную систему, и потащила его к выходу.

Я потянул Элизабет за собой, крепко сжимая её ладонь в своей руке. Когда мы выбежали на улицу, в отдалении уже ревели сирены пожарных машин, несущихся к школе.

Но несмотря на вой сирен и крики, я отлично расслышал Элизабет, когда она повернулась ко мне с полными страха глазами.

– Как?

Глава 5

Казалось, мы стояли на тротуаре целую вечность. Сначала мы все сбились в кучу и с ужасом наблюдали за происходящим. Элизабет держала меня за руку, и вместе мы смотрели, как разрастается пламя. Не думаю, что она держала меня за руку специально. Мы просто вроде как забыли разжать пальцы. Но слишком скоро она растворилась в толпе рыдающих актёров, когда место происшествия заполонили пожарные. Они снова и снова кричали, вживую и по рации, что пламя никак не желает гаснуть, хотя должно бы. Не лишним было бы отметить и то, что горел школьный театр, где было полным-полно тяжёлых осветительных приборов, повешенных над сценой не слишком компетентными учениками, и любая из этих ламп могла вот-вот обрушиться на головы пожарным.

Маму тем временем допрашивали какие-то ребята внутри оцепления. Они спрашивали её обо всём, а она раз за разом маниакально пересчитывала учеников, чтобы убедиться, что вывела всех. Каждые несколько минут она подбегала ко мне, крепко сжимала в объятиях и убегала обратно к пожарным.

Где-то спустя час появился Девон и принялся пробираться ко мне сквозь толпу.

– Вот дерьмо, Брай! – он взъерошил волосы, в кои-то веки сделав свою причёску неидеальной. – Бедная твоя мама.

– Она вообще-то тут, – я указал на маму, которая махала руками на какого-то парня с планшетом.

– Да знаю я, что она выбралась, – потряс головой Девон. – Но театр же был всей её жизнью.

Это было отчасти правдой. Что верно, то верно, весь мамин мир – за исключением меня – пылал в пожаре. Она работала над школьным театром с тех самых пор, как я начал ходить в детский сад.

– С ней всё будет хорошо. – Девон сильно хлопнул меня по спине. – Мы что-нибудь придумаем. У школы должна быть страховка.

Изнутри раздался оглушительный скрежет, когда одна из ламп рухнула вниз, вынудив пожарных ринуться на выход.

– Ну или, может, твой папа купит ей новый театр, – пожал плечами Девон.

Я не стал объяснять, что мама скорее согласится выступать в подземных переходах перед бездомными, чем примет помощь от папы.

– Этот проклятый пожар надо потушить! – Я так крепко надавил ладонями на глаза, что перед ними из черноты заплясали белые пятна. – Иначе мы можем потерять не только театр.

Я не хотел, чтобы меня отправили в другую школу, не хотел провести остаток школьных лет в каком-то чужом месте. Папа наверняка попробует пристроить меня в какую-нибудь пафосную школу-пансион. Он много лет добивался этого. Я попытался вообразить, как буду жить в дортуаре и носить галстук-бабочку. Может, у меня получится убедить его раскошелиться и на Девона. Тогда у меня будет хотя бы один друг в этом притоне задавак, у которых слишком много денег.

– Брайант? – мама положила руку мне на плечо. Она выглядела измождённой, но держалась стойко. Она была настоящим бойцом.

Элизабет стояла на два шага позади, и лицо у неё порозовело от слёз.

И как ей удавалось оставаться хорошенькой даже после того, как она проплакала целый час?

– Это начальник пожарной охраны, – мама кивнула на мужчину с планшетом. – Он хочет задать несколько вопросов вам с Элизабет. А я пойду поговорю с директором. Скоро вернусь.

Недалеко от пожарных машин я действительно заметил нашу директрису. Она смотрела на пожарных, словно собиралась отстранить их от занятий, если они не потушат пожар сейчас же. А ещё лучше – час назад.

Начальник пожарной охраны отвёл нас подальше от других учеников, которые всё ещё слонялись по улице, пялясь на горящий театр.

Он был ниже меня. Крепко сбитый, потный, с маленькими чёрными глазками, словно у крота.

– Значит, это вы двое первыми заметили пламя? – спросил он, даже не представившись. Элизабет молча смотрела на меня.

– Да, – сказал я. – Мы.

– И что случилось? – спросил начальник.

– Мы разговаривали, а потом почувствовали запах дыма, – ответил я, гадая, престану ли я когда-нибудь пахнуть дымом. – Мы посмотрели вниз и увидели, что декорация, которую я рисовал, загорелась.

– И вы просто разговаривали? – с нажимом уточнил начальник.

– Да, – кивнул я, глядя, как его жидкая, едва различимая бровь ползёт вверх. И да, я сказал «бровь», а не «брови». Я никогда в жизни не видел такой бледной и тонкой моноброви.

Он повернул свою монобровь к Элизабет.

– И вы не играли ни с какими инструментами? Не оставили включённым паяльник или шлифовальную машинку?

– Я рисовал, – сказал я. – У меня не было никаких инструментов.

– Мы смотрели в телефон, – голос Элизабет дрожал. – И ничего, кроме него, мы не трогали. А потом… – она бросила на меня странный взгляд. Само собой, весь день был очень странным, но тем не менее.

– Я не знаю, может, кто-то оставил что-нибудь включённым, – сказал я. Мне хотелось, чтобы начальник пожарной охраны перестал смотреть на Элизабет своими маленькими кротовьими глазами. – Но мы ничего не трогали.

– Всё как всегда. – Он принялся писать что-то в блокноте, закрёпленном на планшете. – Театр – это сущая ловушка. Кто в здравом уме станет строить в школе театр… – Он протянул нам с Элизабет по визитной карточке. – Если что-нибудь вспомните, позвоните.

И он снова нырнул в толпу.

Я поднял взгляд на школу. Пожар наконец стихал. Теперь в основном валил дым. Огня больше не было видно.

– Мы играли с тем телефоном, – голос Элизабет всё ещё дрожал.

– Я знаю, – ответил я. И по какой-то мистической причине я протянул руку и коснулся её руки. Просто положил ладонь ей на плечо, как бы в знак утешения. И она вроде восприняла это так, будто я пытаюсь утешить её, и не сказала мне, что я неудачник и чтобы я её больше никогда не трогал.

– Не нужно нам было играть с этим телефоном, – сказала Элизабет.

– Не думаю, что от этого бы что-то изменилось. – Я пожал плечами. – Даже если бы мы заметили огонь несколькими секундами раньше, вряд ли бы мы сумели его потушить. Ты же помнишь, огнетушитель…

– Пожар начался из-за этого телефона, – прошептала Элизабет, делая шаг ко мне. – Ты открыл приложение с огнём, и загорелся огонь! Мы сожгли театр.

– Это невозможно. Это всего лишь телефон. – Я вытащил его из кармана и протянул ей. – Видишь? – Я сунул ей телефон, но Элизабет отшатнулась так, как будто в самом деле была очень напугана.

– Мне плевать, возможно это или нет. Мне плевать, если ты этого не понимаешь, – Элизабет покачала головой. – Но с этим телефоном что-то не то.

– Всё с ним в порядке. – Я прижал палец к кнопке, и телефон ожил. Приложение с пламенем было запущено. Настройки были установлены на самую высокую мощность. Язычки пламени весело танцевали на экране.

– Брайант, не трогай, – сказала Элизабет, но я уже провёл пальцем, убирая мощность на минимум. Дрова на экране почернели, а пламя исчезло.

– Видишь? Ничего не случилось, – и я показал телефон Элизабет.

Но она указывала на школу. Дым исчез. Не в смысле немного рассеялся – исчез совсем. На месте сцены была обугленная дыра. Но ни дыма, ни огня больше не было.

– Выкинь его. – Лицо Элизабет было бледным, как полотно. – Я не знаю, что это за штуковина, но брось её в реку. Избавься от него, Брайант. Пожалуйста.

Я был готов выбросить телефон в реку ради призрачного шанса, что Элизабет поблагодарит меня или снова обнимет. Считайте меня последним идиотом, но тогда я правда считал, в телефоне нет ничего странного. Я думал, это просто чумовое совпадение. Или судьба. Или что школьный совет решил получить деньги по страховке. Да я был скорее готов поверить в то, что Зевс решил поразить молнией мой жалкий рисунок, чем в то, что телефон магическим образом прожёг гигантскую дыру в нашей школе.

Но мне было плевать. Элизабет глядела на меня своими сияющими глазами, и ради неё я бы сделал всё, что угодно – даже если не верил в демонические свойства телефона. Я даже уже почти набрался смелости, чтобы спросить у Элизабет, не хочет ли она прогуляться со мной к реке и самолично проследить, как телефон полетит в воду. Но тут к нам протиснулась моя мама.

– Начальник пожарной охраны сказал, что с вами он закончил, – сказала она голосом, подразумевающим «Я готова надеть ему на голову мусорную корзину, лишь бы он замолчал». – Так что вы оба можете идти. Завтра вам предстоит много заниматься, так что отдохните.

– Заниматься? – уточнил я.

– Ты поможешь Элизабет подготовиться к тесту по алгебре, она получит за него «отлично», и на следующих выходных мы сыграем премьеру «Пиппина», – произнесла мама феноменально уверенным голосом, который обычно приберегала для торговых консультантов. – Шоу должно продолжаться. Будь я проклята, если я позволю какому-то пожару или тесту по математике нам помешать. Так что идите домой и отдыхайте. Брайант встретится с тобой у библиотеки в десять утра, – и она повернулась к Элизабет. Та выглядела так, словно не знала, что ответить.

Элизабет кивнула, и это было верным выбором.

– Это будет чертовски трудная неделька, нам всем нужно быть к этому готовыми. – Мама ушла, полная решимости провести подобную беседу с каждым участником театральной студии.

– Иногда она немного меня пугает, – сказала Элизабет.

– Только иногда?

Девон пробирался ко мне сквозь толпу.

– Мне пора, – Элизабет оглянулась на школу. – Думаю, учебника по математике у меня больше нет.

– Мы что-нибудь придумаем, – ответил я, гадая, много ли вообще осталось от школы.

– Ладно, – она кивнула. – Встретимся утром. Просто… Избавься от него. – И она развернулась и ушла.

– Ты только что разговаривал с Элизабет Уик? – спросил Девон.

– Ага. Я её новый учитель по математике.

– И она не хочет, чтобы ты выбросил из головы мысль, что тебе можно с ней разговаривать?

– Не-а. – Я покачал головой, глядя, как Элизабет удаляется вниз по улице.

– Тогда от чего ты должен избавиться?

Я молча поднял руку с зажатым в ней маленьким чёрным телефоном.

Глава 6

Мы двинулись в папину квартиру пешком. Не знаю, вёл ли меня инстинкт, привычка или понимание того, что ключи от маминой квартиры расплавились в пожаре. В любом случае Шато выглядел хорошим выбором.

На такси было бы быстрее, но поскольку пахло от меня как от пережаренного барбекю, я решил, что будет лучше пройтись.

Девон принялся во всех подробностях расписывать, что делали пожарные: в основном, бегали туда-сюда и таскали шланги.

– А потом Линда Мэй, милая маленькая Линда Мэй, так перепугалась, что ей срочно понадобилось, чтобы её кто-нибудь утешил, и, конечно же, она побежала ко мне. Я тебе говорю, приятель, – пожар свёл с ума всю Восьмую авеню.

– Ты не забыл, что я там тоже был? – поинтересовался я, стараясь не слишком язвить, хотя я устал так, что был готов свернуться на решётке воздухоотвода метрополитена и уснуть. – Это я увидел, как начался пожар, и нажал кнопку тревоги.

– Правда? – искренне изумился Девон. Впрочем, он быстро замаскировал своё удивление, стукнув меня кулаком в плечо. – Молодец, приятель! Элизабет, наверное, считает тебя героем. Может, это тот самый случай, которого ты ждал. Ты позвал её на свидание?

– Что? Нет, не звал я её ни на какое свидание! – Я запустил руки в волосы. От дыма и засохшей оранжевой краски они стали жёсткими.

Девон скорчил гримасу и покачал головой, опустив взгляд на тротуар.

– Что? – снова спросил я, стараясь не злиться. – Что я должен был сделать? Мне что, нужно было посмотреть вниз, заметить пламя и по пути к пожарной сигнализации остановиться и невзначай попросить Элизабет стать моей девушкой?

– Ну, это было бы чересчур, но всё же лучше, чем ничего, – ответил Девон.

– Ну извини, я пытался сделать так, чтобы никто не сгорел заживо.

– Тогда о чём вы говорили, когда все уже выбежали из театра? – спросил Девон, одновременно подмигнув девушке, выгуливающей собак.

Бедняжка пыталась справиться с двумя мастифами, тремя чихуахуа и одним слюнявым мопсом. Поводки перепутались, и один из чихуахуа свисал с большущей спины мастифа. Выгульщик собак был в моём топе работ, которыми я никогда не стал бы заниматься в Манхэттене.

– Я просто не знаю, когда ещё тебе выпадет шанс сблизиться с Элизабет.

– У меня никогда не было ни единого шанса, – сказал я. Мы свернули на Сентрал-парк Вест. – А сейчас она наверняка думает, что я ненормальный, так что… – Я по всем фронтам облажался. Мне никогда ничего не светило, но теперь, когда Элизабет думает, что я каким-то волшебным образом устроил пожар при помощи телефона, и боится меня, это стало очевиднее, чем всё то время, когда она не обращала на меня никакого внимания.

– Почему она думает, что ты ненормальный? – спросил Девон. – Ты ведь только что спас весь театральный кружок.

Я вытащил из кармана маленького чёрного демона.

– Она считает тебя ненормальным, потому что ты забыл вернуть телефон? Кстати сказать, приятель, это совсем не круто. Нельзя в Манхэттене человека без телефона оставлять.

– Не знаю, помнишь ли ты, но пока тебе не приспичило начать рассказывать, как ты обжимался с Линдой Мэй на фоне горящей школы, мы говорили, что Элизабет хочет, чтобы я избавился от этого телефона. – Я сунул его обратно в карман. Когда я держал его в руках, то словно чувствовал на себе чей-то взгляд. Как будто огромный глаз в жуткой башне следит за мной, пока я бегу к лавовой расселине.

– Так давай избавимся от телефона, – предложил Девон. – Отнесём его в тот фиолетовый ресторан, и пусть они сами ищут того пацана-вампира. А ты скажешь Элизабет, что сделал, как она хотела.

– Она не хочет, чтобы я вернул телефон, – вздохнул я, понимая, что Девон будет надо мной смеяться. – Она хочет, чтобы я швырнул его в реку Гудзон. Она думает, что из-за телефона начался пожар.

Я мысленно начал вести отсчёт. Не успел я добраться до двух, как Девон запрокинул голову и разразился хохотом. Прохожие косились на нас.

Только через минуту он смог заговорить.

– Прости. – Он смахнул слёзы с глаз. – Ты отзеркалил экраном луч света, чтобы поджечь пригоршню сухой травы прямо посреди мастерской?

– Нет, – я подтолкнул Девона в спину, чтобы он шёл вперёд, и он тут же поскользнулся на мокром асфальте. – В телефоне есть приложение, и она думает, я устроил пожар с его помощью.

– Приложение. Она думает, ты устроил пожар с помощью приложения на телефоне, который ты даже не можешь разблокировать?

– Я его разблокировал, – ответил я, – и запустил приложение с огнём.

– И как тебе это удалось? Там же должен быть пароль. – Девон повернулся ко мне. Его смех мало-помалу начал угасать. – У тебя посттравматический стресс от пожара или что? Может, стоит твоей маме позвонить?

– Нет у меня никакого посттравматического стресса. – Я потянул Девона в тень под козырьком кофейни. Из неё пахло вегетарианской едой и миндальным молоком. – И пароля там не было. – Я огляделся и вытащил телефон из кармана. Не знаю, зачем я оглядывался, что искал. Никому не было дела до того, что двое подростков зависают около вегетарианской кофейни. Но меня не оставляло чувство, будто за мной кто-то следит. Или что тот злой глаз смотрит на меня с верхушки Эмпайр-стейт-билдинга. – Я использовал отпечаток большого пальца.

Я прижал большой палец к кнопке, и телефон тут же ожил, демонстрируя те же странные символы, что и раньше.

– Ого! – Девон взял телефон у меня из рук, и экран тут же погас. – Да чтоб тебя. – Он прижал палец к сенсору, но ничего не произошло. – Чёрт. Батарея сдохла, наверное.

Я забрал телефон назад и снова приложил палец к кнопке. Экран засветился. Девон схватил телефон – экран снова погас. У него телефон выключался. У меня – включался.

– Брайант, – практически шёпотом проговорил Девон. – Ты что, купил телефон и запрограммировал его, чтобы меня подстебать? Потому что я, конечно, аплодирую тебе стоя, но для простого розыгрыша как-то многовато усилий.

– Ты сам нашёл его в такси. И я бы никогда не стал тебя разыгрывать. Я тебя знаю. – Я и в самом деле знал Девона как облупленного. Ему хватало ничтожного повода, чтобы приколоться над кем-нибудь. Скажем, ты должен был с ним встретиться и опоздал на пять минут – всё, следующую неделю будешь сидеть как на иголках, ожидая расправы. Так что разыгрывать Девона было буквально худшей идеей, которая могла прийти кому-то в голову во всём Клинтоне. Хуже было только то, что я сделал через несколько секунд. Это, пожалуй, была худшая идея, которая могла прийти кому-то в голову во всём Нью-Йорке.

Девон всё ещё смотрел на меня с подозрением, задрав брови и скрестив руки на груди. А Элизабет думала, что у меня одержимый бесами телефон, а театр моей мамы сгорел, а меня несколько всё задолбало.

– Ладно, – я потащил Девона к мусорной урне, стоящей неподалеку, и открыл приложение с огоньком. На экране расцвело пламя. Ползунок стоял ровно посередине. Я поднял телефон, словно собирался сфотографировать урну, и сдвинул ползунок вправо.

Это была огромная ошибка.

Пламя полыхнуло из урны на три фута[1] вверх. Ощущение было такое, словно санитарный департамент решил, что вывозить мусор вручную – слишком трудоёмкое занятие, и гигантский огнемёт решит эту проблему куда как эффективнее.

У нас за спиной начали кричать люди. Девон выругался и отшатнулся назад. Я застыл на месте, парализованный неожиданным жаром. Я не мог двинуться с места. То есть я, конечно, сам запустил это приложение, чтобы доказать Девону, что я не брожу по городу в посттравматическом тумане. Но теперь, когда я стоял перед трёхфутовым столбом пламени, сжимая в руках проклятый телефон, я чувствовал себя так, будто и правда выжил из ума. Может, это не Нью-Йорк и я заперт в комнате с мягкими стенами. Или лучше – и это был менее пугающий вариант – я лежу в постели, и всё это сон. Я ещё не встал с кровати, и скоро я проснусь от того, что кошка села мне на лицо.