скачать книгу бесплатно
Незабудка
Наталья Брониславовна Медведская
Таня Васильева согласилась сыграть в любовь, но цена за игру оказалась слишком высокой. Судьба подарила ей редкий драгоценный дар – настоящее чувство. Потом не поскупилась на долгую разлуку. Тане не удается забыть эту любовь. С ней происходит нечто странное: чужие города кажутся знакомыми, места, где она никогда не была, узнаваемы, а их запахи и звуки будоражат и навевают воспоминания. Где на самом деле во время сна встречаются Таня и Сашка? Удастся ли им разгадать эту тайну и увидеться наяву?
ГЛАВА 1
Сентябрь 1988 г
Солнечный зайчик странного цвета прыгал со стены на стол, со стола на потолок. Таня оглянулась. В глаза блеснул синий луч. Успела разглядеть, что стекло у зеркальца вымазано синей пастой, заметила смеющееся лицо Сашки. Улыбнулась и погрозила ему кулаком. Тут же почувствовала: сердце забилось чаще, щеки охватило жаром. Голос преподавателя доносился как из тумана. Попыталась сосредоточиться на том, что говорил учитель.
Вот уже месяц, как она и Лукьянов заключили необычный договор. Однажды вечером к дому Васильевых подъехал мотоцикл. Двое парней вызвали Таню на улицу. Каково же было удивление, когда она увидела Сашку и его лучшего друга Сергея. Лукьянов с седьмого класса нравился Тане, но он никогда не обращал на неё внимания и не знал её отношения к нему. Друзьями они тоже не стали, да и жили далеко друг от друга.
«Интересно, что привело ребят к моему дому?» – подумала она.
– Привет.
– Привет, Танюш. У нас к тебе срочное дело, нужна твоя помощь. Выслушай сначала, не отказывайся сразу, – обратился к ней Сергей.
Лукьянов, молча, кивнул. Ему явно было не по себе. Он старался не смотреть на собеседницу, его смущённый и одновременно сердитый взгляд всё время ускользал в сторону. На скулах алели пятна румянца.
Таня насторожилась.
– Говори, а уж я решу.
– Серега, твоя затея глупая, я только что это понял. – Повернувшись к растерянной однокласснице, добавил: – Извини, мы сейчас уедем. – Он надел шлем и завёл мотоцикл.
– Ничего не глупая, а гениальная. Я знаю женщин. Лариса проглотит наживку. – Сергей обеими руками схватил руль мотоцикла, останавливая друга.
– Интересно, откуда познания? – улыбнулась Таня.
– Личный опыт, – хмыкнул Сергей. – Выслушай, Васильева, будь человеком. Ты, наверное, знаешь, что Сашка интересуется одной особой в вашем классе?
– Это все знают, – усмехнулась она. Ей ли не знать! Сколько досады и боли испытала, наблюдая ухаживания Лукьянова за Ларисой.
– Пока у него ничего не выходит. Ледовская крутит, вертит им. – Он покосился на друга. – Ни да, ни нет. К ноге, пошел вон!
– Ну, ты, не очень-то! – Сашка слез с мотоцикла и попытался дать Сергею подзатыльник.
Тот увернулся смеясь.
– Хорошо, хорошо… успокойся! Я тебе эту Ларису на блюдечке с голубой каемочкой…как обещал. Тут особый подход нужен.
– То есть, по-русски говоря, Александр, не равнодушен к Ледовской и хочет добиться её внимания по-другому, но я-то тут причем? – поинтересовалась Таня.
Сергей схватил её за руку и крепко пожал.
– Какая ты умница! В самую точку. Сразу ухватила суть. С тобой приятно иметь дело. – Он отвесил шутовской поклон, громко чмокнул, делая вид, что целует Танины пальцы. – Идея такая: Саня для вида, но очень убедительно заводит дружбу с тобой. Красиво, на зависть всем, как у Ромео и Джули. А Лариса…
– Ну, ну, – перебила она его вдохновенную речь.
– А Лариса ещё та змея… – не смущаясь, продолжил он.
– Получишь в лоб, – пригрозил Лукьянов.
Таня покосилась на Сашку. Его высокие скулы вовсю полыхали румянцем.
– Спокойно, Саня. – Сергей изобразил испуг. – Повторяю, Лариса сразу клюнет и попытается всеми способами вернуть бывшего воздыхателя. – Он закатил глаза, делая вид, что не замечает недовольства на лице друга. – У неё с детского сада конфету нельзя было забрать, а делиться она, ох, как не любит. А тут поклонника отбили. Все знали, как он её обожал…
Отчего-то Сашке до ужаса стало неловко, хотя до этого разговора, он полностью одобрял идею друга.
– Прекрати.
– Она всех своих воздыхателей возле себя держит. И не нужны они, а выбросить жалко. С подружками поделиться жадность не позволяет. Гарантирую: её псих накроет, когда она вас вдвоём увидит.
Лукьянов чувствовал, как горит лицо, и был готов провалиться сквозь землю.
Сергей прижал обе ладони к груди.
– Саня, она сама предложит тебе руку и сердце! – закончил он торжественную речь. И совсем тихо пробормотал: – Если конечно у неё есть сердце. Никогда не мог понять, что ты в ней нашел?
– Я не хочу в этом участвовать, – разозлилась Таня, догадываясь в какую глупую авантюру хотят втянуть ребята. Мельком глянула на Сашку. Ожидала, что тот скажет: «Ну и ладно. Нет, так нет».
Но он удивил. Взял за руку, пристально посмотрел своими сумасшедше-синими глазами и попросил:
– Что тебе стоит? Месяц, два, сыграем в любовь, а потом будто поссоримся. И всё – ты свободна! – Лукьянов не понимал себя. Минуту назад он собирался отказаться от затеи, но произнёс совсем другие слова. Будто кто-то внутри него всё решил по-другому.
Таня вырвала руку. Горло сжало от обиды.
– Что стоит? В это не играют!
Сергей посмотрел на неё с подозрением. Неожиданная мысль о тайной симпатии Васильевой к другу запала ему в голову.
– Танюх, ты чего? Тебя помочь просят.
– А почему я? Девчонок много, может, другая согласится.
– Ты самая подходящая кандидатура. Это я предложил выбрать тебя, – пояснил Лукьянов и озадачился: «А ведь точно, никто кроме Тани не пришёл мне в голову».
Ей стало интересно.
– В каком смысле?
Сергей рассматривал девушку, будто увидел впервые. «А она необычная…и красивая. Глаза странные, вытянутые к вискам. Кого-то она мне напоминает…»
– Ты не такая как все. Вроде не выросла ещё, в детстве… – смущённо пробормотал Сашка.
– Ну, спасибо, – обиделась Таня и дёрнула плечом.
– Да нет же, я не это имел в виду, – попытался объяснить Лукьянов. – Все девчонки уже дружат, гуляют с парнями. А ты… Кто сунется к тебе, так отвечаешь, что больше не захочется подойти. Всё язвишь, высмеиваешь.
Таня фыркнула.
– Понятно, отстала в развитии. И по причине моей дремучести ты меня выбрал, что бы у всех глаза на лоб полезли. Ни с кем и вдруг с Лукьяновым!
Сашка покосился на возмущённую одноклассницу и крепче сжал руль мотоцикла.
– Ты меня неправильно поняла. С другой девушкой не получится красиво дружить – это будет обычное времяпрепровождение. Никого не убедишь, а главное Лариса не поверит. С тобой же просто гулять нельзя, все так считают. Только по-настоящему.
Лицо Тани сделалось грустным и озадаченным одновременно.
– Ясно, всё для того, чтобы Ледовскую убедить.
Разговор начал надоедать. Настроение испортилось, почему-то захотелось плакать или накричать на кого-нибудь.
– Ну наконец-то, – вздохнул Сергей облегчённо.
Сашка заволновался:
– Так ты согласна?
– Ну, если ты так её любишь, надо помочь твоему горю, – неожиданно для самой себя ответила она и подумала: «Что это со мной? Сдурела окончательно, согласившись участвовать в этом идиотском спектакле».
– Здорово! Только надо так сыграть, чтобы Лариса поверила! – обрадовался Сашка, ощущая странный раздрай в чувствах.
С того вечера прошел месяц. Одноклассники, преодолев первое изумление, стали считать их парой. Вечерами, если Лукьянов не находился на тренировке в секции по самбо, они гуляли по улицам или шли в кино. Притворство Сашки было мукой для Тани: ведь для неё их отношения – не игра. Она приняла условия договора только затем, чтобы хоть на время побыть его девушкой. Но если бы знала, что предстоит выдержать, не согласилась бы. Лукьянова волновало одно: куда смотрит Лариса? Как она себя ведёт? Если Ледовская наблюдала за ними, он становился нежным, ласковым и внимательным. Ей хотелось убить его за это. Душевную боль становилось всё труднее и труднее терпеть. С Таней творилось что-то невообразимое: она не могла без Лукьянова жить, дышать. Если Сашка не присутствовал на уроке, всё казалось скучным, неинтересным, пустым. Когда их никто не видел, он становился самим собой: остроумным, весёлым, хорошим собеседником без всякого актерства. Его немного колючие рассказы всегда оказывались сдобрены юмором. От природы Лукьянову досталось редкое качество: находить смешное в повседневности и судить об этом с юмором. Таня замечала, что украдкой им любуется. Ей нравилось в нем всё: спортивное телосложение, твёрдый подбородок, высокие, резкие скулы, чётко очерченные губы. Но самое замечательное в лице Сашки – это глаза, меняющие цвет. Они становились то зелёными под цвет его свитера, то ярко-синими, как рубашка. Если глаза вдруг бледнели до стального оттенка, это означало: он злится. На его правой щеке расположилась ямочка. Хотелось дотронуться до неё. Она мечтала взъерошить его пушистые светло-русые волосы. Боялась, что однажды не удержится и коснется их. Без Сашки для неё не было полноты жизни, одна ущербность. Таню томила и пугала сильная тяга к нему. Она ходила, дышала, спала, но всё это было второстепенным. Главное – он! Возможность видеть, быть рядом. Раньше Лукьянов нравился ей потаённо, тихо. В глубине души пряталось светлое, радостно-мучительное чувство, столько времени сдерживаемое оно прорвалось и нахлынуло на неё лавиной. Таня изо всех сил пыталась скрыть свою любовь. Со страхом ждала: скоро их игра закончится. Придется снова сидеть в одиночестве на лавочке, мечтая о нем. Только одна мысль, что больше не будет бродить с ним по вечерним улицам, слушать его истории, держась за руки, приводила в отчаяние. Когда он в первый раз взял её руку, их тряхнуло током.
«Синтетика, будь она не ладна», – засмеялся Сашка.
«Притяжение», – подумала она.
Лариса, как и предсказал Сергей, сначала с удивлением наблюдала за ними, потом стала относиться к сопернице с ревнивой неприязнью. Ледовская применила все уловки, чтобы вернуть бывшего поклонника. Лукьянов всё замечал, но делал вид: она его прошлое. Иногда Тане казалось: он играет обеими, наслаждаясь сложившейся ситуацией. Иначе как объяснить его странное поведение? Цель достигнута – уходи к Ледовской. А он, как привязанный, по-прежнему рядом с ней.
ГЛАВА 2
Александр проснулся рано. За окном чуть забрезжил рассвет. Он лежал, закрыв глаза, боялся вспугнуть ощущение неведомого раньше тихого покоя и счастья. Ему приснилась Таня. Во сне они шли, держась за руки, по огромному полю, усеянному васильками и маками. Она что-то говорила ему. Улыбка скользила по нежным губам девушки. Присели отдохнуть. Пшеница с васильками оказалась огромной почти до неба. Колосья, как деревья, качались над головой. Яркие шапки цветов величиной с подсолнух склонились над ними. Застывший воздух жаркий и тягучий пропах созревающим зерном. Ослепительное солнце сияло сквозь синие лепестки цветов. Его блики бегали по лицу Тани, и оно светилось.
«Ты, мой Василёк», – шептал он. И так радостно было на душе! Так явственно распирало от счастья грудь. Ему хотелось петь, кричать. Проснувшись, Сашка обнаружил: сердце бешено колотилось. Не верилось, что это был лишь сон.
Раньше ему Таня не снилась. Теперь же стал часто о ней думать, напрочь забывая Ларису. Чем ближе узнавал, тем больше понимал: они совершенно разные. Пытаясь разобраться, задавал Тане те же вопросы, что и Ледовской. Хотел знать, что она ответит? Как поведет себя в той или иной ситуации? Изучал Таню и заметил: его отношение изменилось. Осознал: его тянет к ней. Всё время хочется быть рядом, слышать голос, видеть её лицо, чувствуя волнение в крови. Много раз Лукьянов собирался поцеловать Таню, еле сдерживался. А ведь вначале он действительно просто так приходил. Мечтал о Ларисе, а стал думать и ждать встречи с Таней. Это удивило и даже разозлило, но он ничего не мог с собой поделать. За какой-то месяц одна девушка, полностью вытеснила из его сердца другую.
«Тряпка, – сердился на себя Лукьянов, – ну и что мне теперь делать? Как выпутаться из этого положения? Вдруг Васильева не захочет по-настоящему быть со мной? Что если я ей безразличен?»
Впервые трусил признаться девушке в своих чувствах. Боялся потерять её и запутывался ещё больше. Где-то в глубине души догадывался: Таня тоже неравнодушна к нему. Помнил её смущение, редкие, обжигающие взгляды. Не мог понять: почему раньше не обращал на неё внимания?
Сашка сомневался: «Кто разберет этих девчонок. Вдруг она уйдет, едва признаюсь, что хочу быть с ней… – Трусил принять решение: – А-а-а, как-нибудь всё утрясется. Буду надеяться на случай».
ГЛАВА 3
Десятый «А» не был дружным классом, он весь состоял из группок. Шесть девочек под предводительством Ларисы относили себя к «высшему обществу». Они редко снисходили до других учениц. Одни казались им слишком заумными, другие – скучными и глупыми, третьи – некрасивыми. Мальчики тоже разделились на группы: маменькины сынки, изгои и все остальные. Таня не попадала ни в какую группу, общалась со всеми, но близко не дружила ни с кем. По своему характеру она просто не могла быть никому задушевной подружкой, такой, какие бывают только в юности. С Женей Болотиной они жили рядом, вместе играли, но так и не стали близки по духу. С Васильевой общались все одноклассницы из «высшего общества», но не признавали за свою, ведь она «водилась» и с другими девочками, которых они презирали. Бедная Женька всерьёз страдала от «неправильного» поведения подруги. Болотина мечтала попасть в кружок школьных красавиц. А Тане не нравилось это разделение, она специально не примыкала ни к одной из групп. Внутреннюю жизнь класса не замечали учителя. Было смешно, когда ученицу из «низшего общества» ставили в пример ученице из «высшего».
«Может, выкинут из головы своё мнимое превосходство», – хмыкала Таня.
***
Начало октября. Впереди целый учебный год, но десятый «А» грустно встречал школьные торжества. Словно какой-то колокольчик отзванивал: для них всё в последний раз. Второго октября школа отмечала День выпускника. Приезжали бывшие ученики. В актовом зале с утра гремела музыка. Коридоры, классы, холл украшались цветами, шарами, гирляндами флагами. В этот день школа напоминала большой муравейник: столько народу толпилось в ней. Обычно празднества начинались с награды победителей разных конкурсов, олимпиад, состязаний, проводившихся летом в спортивно-трудовом лагере. Ребята работали и отдыхали в нём целое лето. В октябре подводились итоги, зачитывались телеграммы, приветствия от тех, кто не смог приехать. В десять часов начиналась концертная программа: выступал школьный хор, танцевальный ансамбль, драмкружок показывал смешные сценки. После часа дня в каждом классе устраивалось чаепитие, принимали гостей – бывших учеников школы. Слушали их рассказы о различных профессиях. Выпускники подсказывали, куда лучше поступать, где выгоднее или интереснее работать. Праздник продолжался до вечера. В восемнадцать часов из актового зала убирались стулья, и начиналась дискотека.
В этом празднике сливалось столько всего трогательно-торжественного, искреннего, радостного и печального одновременно. Смех малышей первоклашек смешивался с серьезными голосами взрослых. Дурашливость подростков со слезами радости бывших одноклассников, увидевших друг друга спустя много лет после окончания школы.
Вечером, перед праздником, в десятом «А» устанавливали столы, украшали стены. Школьники находились в приподнятом настроении. Смех, перекатываясь хрустальным шариком, вспыхивал то в одном углу класса, то в другом. Таня сердилась на себя: всем весело, а она злится. Какое ей дело до Лукьянова? Разговаривает с Ларисой, ну и что с того? Всё время, пока прихорашивали класс, Ледовская крутилась возле него. Помогала ему вешать шары, подавала нитки, ножницы. Она носилась по классу легко, весело, словно большая красивая бабочка. Успевала шутить со всеми. От её кружения становилось шумно и празднично. Таня, держалась, как могла, улыбалась, скрывая раздражение. А в душе ругала и себя, и Сашку, втянувшего её в глупый договор. Женя Болотина, подружка с детского садика, соседка по парте, подливала масла в огонь.
– Смотри, отобьёт Лариска Лукьянова. Ходит за ним, как привязанная.
Женька посмотрела на своё отражение в стеклянной дверце шкафа. Она недавно сделала мокрую химию на волосы чуть ниже плеч и ещё не привыкла к новому облику. Подруга напоминала живой шарик ртути, кругленькая, подвижная и шумная.
«Сказать бы тебе, – подумала Таня, – что со мной он понарошку, может, не капала бы мне на нервы». А вслух произнесла:
– Пусть попробует.
Глаза подруги заинтересованно заблестели.
– Ты так уверена в себе? За ней знаешь, как парни бегают. Давно ли твой Сашка следом ходил.
Но Таня разочаровала её своим спокойствием.
– Это было раньше. Давай прекратим этот разговор.
Болотина не могла простить себе, что не уловила момент, когда подруга и Лукьянов стали симпатизировать друг другу. У Женьки был один грешок – неуёмное любопытство. Она и не подозревала, что ничего не пропустила. О договоре Таня ей не рассказала. Зря сентиментальная Женька сожалела, что упустила начало романа. Любимые фильмы Болотиной – мелодрамы с хорошим концом, любимые книги – женские романы. Даже песни предпочитала о счастливой любви. Женька сердилась на скрытность подруги, у неё же душа была нараспашку.
***
Утром Таня проспала. Теперь спешила, бегала из кухни в спальню, на ходу хватая завтрак со стола. Сбитый во время хаотичных перемещений стул произвёл чудовищный грохот.
«Хорошо, что дом небольшой, – порадовалась она, – меньше километров намотаю.
Дом пятнадцать лет назад отец, Антон Сергеевич, построил сам, за два года, пока молодая семья жила на квартире. Строение, возведённое из белого кирпича, получилось нарядным. На фасаде расположились три высоких окна в обрамлении голубых ставень, служащих защитой от сильных зимних ветров. Он специально сделал большую светлую кухню, в ней теперь они проводили основную часть времени. Зал сделал такого же размера, как кухня, но эта комната часто пустовала. Имелись ещё две спальни, их и дочери. К дому примыкала холодная застеклённая веранда.
Таня собиралась, каждую секунду поглядывая на часы. Время приближалось к девяти, а бежать в школу почти километр. В половине десятого начинался праздник. Она суетилась так бестолково, что Анна Ивановна не выдержала:
– Успокойся, не мельтеши!
Мать лежала на диване с мокрым полотенцем на голове.
Если бы не лёгкое серебро в чёрных густых волосах матери, её можно было бы принять за девушку. Возраст Анны Ивановны приближался к тридцати восьми, но она сохранила стройную фигуру и яркие краски лица: губы не поблекли, кожа по-прежнему упруга, тёмные глаза влажно блестели. Внешне дочь пошла в неё. Таня надеялась, что к своим сорока годам будет выглядеть также.
Тошнота по утрам измучила Анну Ивановну. После рождения дочери, она долго не могла забеременеть, и вот спустя шестнадцать лет – получилось. Ещё ничего не было видно, но четырехмесячное создание в животе уже вовсю заявляло о себе.
«Надо бы купить косметику, – Тане захотелось подкрасить ресницы. – Они и так густые и длинные, но стали бы красивее».
Она покрутила головой, рассматривая смуглую гладкую кожу, вытянутые к вискам тёмно-карие глаза.
