скачать книгу бесплатно
– Это номер на твоей униформе. И твой номер пациента. Для меня это твоё имя, мне так легче работать с документами.
– Разумно… очень разумно. Я могу соотнести эту похожую медицинскую философию с докторами в государственной больнице. Вот это! С теми, кто даже не смотрит на своих пациентов, и выписывают им парацетамол с ибупрофеном пятьсот миллиграмм.
– Откройте рот, высуньте язык… всё нормально… садитесь и глубоко дышите.… Очень хорошо. Сейчас я проверю ваши рефлексы.… Всё в хороших условиях.
– Я хочу попросить вас об одолжении доктор Фонсека.
– О каком?
– Вы будете так любезны, дать мне Прозак, Диазепам, или что-то такое?
– Урсула может ответить на этот вопрос… скажите ей.
– Флуоксетин – это антидепрессант из класса селективных ингибиторов для выработки серотонина. Тебе это не нужно.
– Я надеюсь вам это понятно, четырнадцать семнадцать.
– Помогите мне! Я уже не знаю, сколько времени я нахожусь в изоляции.
– Я не могу выписать это лекарство в вашем случае. Напоминаю, что вы заключенный тюрьмы с максимальной безопасностью. Довольно сложно давать вам антидепрессант, потому что его недостаток на протяжении длительного времени может дать противоположный эффект. Вы не можете использовать флуоксетин, чтобы убегать от своих призраков. Боюсь, что я вам категорически в этом откажу.
– Доктор Фонсека! Пожалуйста!
– Я не сделаю этого! Всеми своими чувствами вы знаете очень хорошо, что вы не психиатрический пациент. Ваш ум показал большую устойчивость в этом месте. Я вам советую продолжать держать себя в здравом уме.
– Ортега, уведите его.
– Как прикажете, доктор…
Тук-тук! Опять открывают дверь с другой стороны. Это этот придурок Ортега. Он только что сказал, что чудовищу нужно помыться. Я не против. Я сделаю всё как надо, если на меня не будут давить. Так будет лучше. Температура воды ужасна, но я уже привык.
– Сегодня ты пообедаешь со всеми.
– Мне не нужно с вами обедать, Ортега. Достаточно того, что вы каждый лень меня сопровождаете, это будет неудобно, более чем сейчас.
– Ха-ха-ха! Послушайте-ка его! Ты пойдёшь с другими заключёнными.
– Я предпочитаю Юдит, чем их.
– Сеньорита Крус не придёт, так что собирайся.
После энного количества дней, месяцев или лет, я захожу со своим сопровождением в столовую. Первым я вижу Лаартиху с ортопедическим воротником с двумя почти закрытыми глазами от отёка. Сейчас я вижу Иосифа, Робин и Улисес, этот клан педиков смотрит на меня, не отрывая глаз. Вижу так называемого “Плюшевого” – это его прозвище из-за его детского лица, он кажется невинным, но внешность обманчива. У него есть татуировка в виде креста под левым глазом и полностью татуированные руки – это визуальный эффект устрашения не работает на мне, я срежу его кожу и пойдёт кровь как и у всех остальных.
Я беру поднос, и повара дают мне еду. Выглядит она лучше, чем то, что мне обычно дают. Я замечаю, что это намного больше, чем мне дают в изоляции и это может быть плохим знаком. Я иду к пустому столику, последнему и прямо перед глазами у охранников, Лагартиха хочет сесть со мной, я пристально на него смотрю и качаю головой из стороны в сторону, чтобы он этого не делал. Я знаю, что это плохо закончится, я это предчувствую, потому что замечаю язык тела трёх обиженных. Это не предположение, я много изучал человеческое поведение и язык тела.
Ожидаемое случается, Плюшевый садится напротив меня, что он хочет? Чёрт побери, то, что касается меня, у меня нет с ним никаких личных ссор. Это переломный момент, чтобы дать ему понять, что чтобы не случилось, я себя контролирую. Мне не страшно, просто моя кровь горяча и мне нужно, чтобы они поняли, что я абсолютно спокоен.
– Что хочешь, Плюшевый?
– Похититель, вы появились в моей любимой программе. Давайте поаплодируем этому ублюдку!
К чему эти чёртовы овации? Я не буду терять бдительность.
– Какой же ты сукин сын, Похититель! Гондон! Я всегда хотел, чтобы эта сексуальная негритянка взяла интервью у меня. Жалко, что сюда она приходит в штанах, эта юбка , которую она носила раньше, когда работала на телевидении…вот это тёлочка! – Говорит один заключённый.
Предполагается, что здесь нет телевидения, тогда как он посмотрел эту передачу? Наверное, надавил на какие-то свои рычаги. Но это странно, потому что я не вижу нигде телевизоров. Хотя бы из того, что я помню.
– Мне всё равно, что ты думаешь.
– Я не знаю, что она в тебе видит, кусок дебила, ты не такой опасный преступник, как я или все, кто здесь находится. Напротив, мой послужной список побольше твоего. Я могу многое рассказать.
– Спокойно, Плюшевый. Я тоже не знаю этих грёбаных причин, по которым она хочет взять у меня интервью. Сейчас я хочу мирно поесть.
– Я хочу, чтобы ты ей сказал, чтобы она взяла интервью у меня вместо тебя, а тебя забудет.
– Плюшевый, думаешь, я устанавливаю здесь правила? Или я командую остальными? Или переформулирую вопрос. Что заставляет тебя думать, что я могу делать такие вещи? Я никто, чтобы что-то требовать. Я буду продолжать есть, тебе тоже лучше это сделать.
И вот так я чувствую, как еда мне падает на лицо для провокации. Эти чёртовы дикари, всегда стараются отмерить силу и поддержать здесь уважение к себе. Это не застало меня врасплох, а вот когда я уже снимал еду с глаз, чтобы показать им, почему не нужно связываться с изолированным заключённым трое обиженных (Иосиф, Робин и Улисес) уже отчаянно били меня спереди. В глубине я слышу голоса “дайте этому ублюдку”. Предполагаю, что да, это я. Хорошо, хотя бы с одним повреждением каждый уйдёт отсюда. Вот подходит Плюшевый, это будет легко, я беру его за предплечье, кладу на свою спину и падаю своим весом прямо на край стола, ушиб запястья. Теперь ты, Улисес, удар правой в горло, схватываю его руку перед тем, как он её уберёт, два вывихнутых пальца. Как тяжело бьёт Робин! Его удар не раскачивает меня, удар ногой по гениталиям, их четверо против одного, так что всё идёт в ход. Я разбил ему нос снова, малышка. Иосеф отступает, трус, делает знак, чтобы другие два атаковали, удар правой Робина не оставил меня стоять на ногах, они трое завалили меня на пол ударами, я источаю запах крови. Перед тем, как закрыть глаза, я вижу, как охрана отгоняет их от меня. Я чувствую, что это было сделано преднамеренно, потому что они бездействовали, когда мы начали повышать голос.
Опять чёртов белый свет, я похож на вампира, который его ненавидит. Я вижу медсестру, которая собирается мне что-то вколоть. Похититель спрашивает медсестру.
– Что… что это?
– Восстанавливающее, Похититель…
– Ты единственная женщина, которая работает здесь? Почему?
– Занимайся своими делами, а я займусь своими.
Это женщина, которая выглядит молодой и грубой. Вскоре, я слышу приближающиеся шаги, поворачиваюсь посмотреть, это Фонсека.
– Пришёл наш частый посетитель ни больше, ни меньше четырнадцать семнадцать … Спокойно, не двигайтесь, у вас по два сломанных ребра с каждой стороны. Я уже попросил, чтобы вас хорошо покормили, чтобы компенсировать то, что случилось.
– Компенсировать?
– Конечно! Ортега меня проинформировал, что вы не смогли поесть с другими.
– Кажется так.
– Сегодня вы поедите что-то достойное, поэтому вы должны меня благодарить.
– Ах, вот оно что? Мне нужно каждый день идти туда ссориться с Плюшевым, чтобы поесть, хоть и достойно?
– Приятного аппетита!
Меня радует видеть хорошую порцию еду, но меня ужасают намерения, с какими мне её предоставляют. Кажется вкуснейшим блюдом перед смертью. По крайней мере, они узнают, что я не способен защитить себя. Но я не понимаю, зачем меня пустили есть с остальными, зная, что я одиночный преступник без банды, моя изоляция была бессрочной. Разве что если мне повысили меру пресечения, это невозможно, потому что меня не направили в другую камеру. Я знаю протокол, я уже провёл достаточно времени здесь, чтобы понять шаги, которые предпринимают в тюрьме. Другие дикари этого не анализируют, но видя язык тела доктора, кажется, что он знает больше, чем говорит. Его голос очень нетороплив, спокойный, вызывает доверие, но этим разговором он меня не разубедит. Что-то плохо. Если я попытаюсь спросить у него, он заметит моё подозрение, поэтому я смирюсь с так называемой “компенсацией”.
– ?Знаете кое-что, четырнадцать семнадцать? Жизнь очень коротка, а здесь есть время с лихвой, чтобы быть окруженным отбросами, которые не знают, что потеряли.
– Я один из них.
– К несчастью, да. Очень жаль, что один из моих коллег закрыт здесь.
– Но вы знаете, доктор Фонсека. Есть многие другие. Подпольные акушеры, халатные доктора, отравители, сторонники эвтаназии, извращенцы, которые шантажировали стажёров университета. Это печально, что у многих есть достаточно контактов, чтобы обойти законы. Некоторые остаются здесь, но таких, как я очень-очень мало. Так что не надо мне рассказывать о нравственности доблестной профессии. Имеющийся у меня диплом не освобождает меня от моих грехов, по крайней мере, у меня благоразумное сердце. Раздражает слушать вас, коллега, который относится к медицине с такой доблестью, когда многие там снаружи управляют ей по своему усмотрению после торжественной клятвы использовать её по назначению.
– Считайте фактом, что вы осквернили репутацию врачей. После утомительного поиска и поимки вас полицией, люди запаниковали, и никто не приходил на консультацию к врачам без сопровождающего: пожилые люди, пациенты с особыми нуждами, дети и молодые люди боятся врачей и с этого момента инфраструктуры были переполнены. Полиция в больницах и центрах здоровья хотели восстановить доверие, предлагая безопасность, но паранойя населения не уменьшается, а даёт противоположный эффект. Это ущерб, нанесенный вами.
– Понимаю! И это было причиной, по которой вы отправили меня на линчевание? Ха-ха-ха! Как понять человеческое существо? Если вы хотели мести, вы знали, что я могу быть вашим подопытным кроликом в отношении яда. Я уже устал от этого дерьмового мира.
– Ни имею ни малейшего понятия о чём вы говорите, четырнадцать семнадцать. Мы с моей медсестрой работаем в полной мере в этом месте.
– Да ладно, доктор! Не притворяйтесь. Вы попросили Ортегу и его сообщников отвести меня в столовую, чтобы эти негодяи меня линчевали.
– Нет, сеньор. У меня нет полномочий отдавать такой приказ. Это не в моей юрисдикции. Я не могу отправить того, кто у меня просит флуоксетин на убой. Он может спровоцировать других, чтобы его убили. Хотя я вас упрекаю, у меня нет достаточной власти, чтобы отправить вас туда, где вам навредят. Также это против моих принципов.
Он хмурится, и я вижу удивление в его взгляде, его руки не в закрытой позе, его тело не старается избежать спора, его глаза смотрят на меня пристально. Он говорит правду. Но есть вещи, которые не сходятся.
– Что вы скажете об использованном слове?
– Каком?
– Компенсация.
– Ортега мне сказал следующее: “постарайтесь, чтобы он выглядел презентабельно, ему подадут хороший обед в компенсацию за случившееся”. Тогда я подумал, что должен вам об этом сказать.
– Проклятый Ортега!
– Когда случаются такие вещи, это не хорошо. Я слышу шаги.… Это они. Я попрошу, чтобы вас оставили здесь под наблюдением и вы мне расскажете детали. Согласны?
– Да.
Кто бы мог подумать, что у доктора Фонсека было намерение помочь четырнадцать семнадцати? Я подозреваю, что Ортега что-то замышляет. Я думаю, что я его недооценил. Какая лучшая причина, чтобы пустить меня к другим заключённым? Если я всё время ему досаждаю. Он захотел опосредованно отомстить. И у него это прекрасно получилось. Я слышу, как Фонсека пытается договориться с охранниками в дверях, но Ортега и другие не обращают на него внимание. Я могу читать по губам этого дебила, который говорит: “это приказ сверху”. Засунь себе эту ложь туда, где тебя не касается солнце. Ублюдок. Ортега приходит отвести меня в камеру.
– Поднимайся, чудовище! В изоляцию!
– Фонсека, не разрешайте этого!
– Фонсека не командует здесь, животное. Мы идём в твой президентский номер.
– Прошу относится ко мне осторожно, у меня четыре сломанных ребра.
– Тогда помогай своим молчанием.
– Даю слово.
Это единственное, что у меня остаётся, моё слово. Думаю, что Фонсека мне что-то подмешал в напиток, боль в рёбрах значительно уменьшилась и мне очень хочется спать. Только надеюсь, что мой ум также отдохнет, как и моё тело. То, чего я меньше всего хочу – это появления той дождливой ночи. Охранники приносят мне койку. Утешает тот факт, что я не буду спать на холодной земле.
Гром? Но в этой камере не слышно дождя. О, нет! Опять этот сон и я не могу проснуться. Я в подвале здания, есть пара протечек. “С тобой всё будет хорошо, дорогая”. Я смотрю на эту милую девочку, такую , она не знает где она находится, не понимает, что происходит, только знает , что она не дома. Недостаток выражения её чувств успокаивает меня. Я вижу вокруг пакеты с жареной картошкой, кетчуп. Мне не нравится беспорядок, и я собираю всё в мешок с мусором, за исключением белого пони. Вскоре, я слышу, как мои преследователи говорят: “это место кажется уединённым, может быть они здесь”. Сразу же мой ум приходит в состояние отчаяния, меня нашли. Я с лёгкой нежностью трогаю лицо девочки, говорю ей что-то по крайней мере полминуты, после сказанного я вижу, что она смотрит в пол. Включаю лампу, оставляю её рядом с ней и предпринимаю свой побег. “Посмотрите там внизу, там есть свет! Пять подразделений в подвал, сейчас же! Наверняка он убегает и хочет отвлечь нас”. Я слышу всё это, поднимаясь по лестнице этого прозябшего места. Я опять начинаю вспоминать, что мне говорят: “стреляйте по корпусу, если необходимо, убьём его, никто не будет плакать по этому паразиту”. Я опять прыгаю. Вижу огоньки снайпера на полу, мало людей убегает от них, я сделал это, наклоняюсь к полу. Я слышу, как журналистка у мня что-то спрашивает, не помню что. Вскоре меня захватывают полицейские, здесь скорая помощь, парамедики задерживают слуг закона: “этому мужчине нужна срочная медицинская помощь!”. Один их полицейских отвечает: “это не ваша юрисдикция, если он не выдержит дорогу в тюрьму, это его проблема. Эти люди – опухоль, которая должны быть удалена из общества. Если я отдам его вам, значит, я внесу свой вклад в то, чтобы такие люди и дальше нарушали спокойствие”.
В продолжение я слышу их разговор в патрульной машине в то время, как я падаю в обморок.
– Включим сирену, приятель?
– И дать репортёрам подозрение, что мы тут везём преступника? Нет, поедем медленно. Хочешь кофе? Я приглашаю, двойные смены это для сумасшедших.
– Очень хорошо! Из-за него у нас был насыщенный график! Пусть страдает! И если не приедет в исправительное заведение живой, то, что ж, не повезло ему. .
В глубине я слышу, как открывается дверь. О, спасибо! Это меня разбудило. Благодаря этому опыту я пришёл к заключению, почему я не боюсь этого места, очевидно что мой заклятый враг это не это место, и тем более не заключённые, это мой ум с его плохим прошлым. Это, то, чего я хочу избежать. И вот мы здесь, дверь открывается, и сопровождение не заставляет себя ждать. Похититель просит милосердия у Ортеги.
– Я прошу терпения, у меня сломаны рёбра.
– К чёрту твои рёбра! Меня не волнует, что ты чувствуешь, Похититель!
– Я выздоровею, вот увидишь! Это было очень гнусно с твоей стороны натравить на меня Плюшевого со своими дружками. Тебе было легче запереться со мной в моей камере и бить меня пока не выбьешь весь упрёк, который у тебя есть, если ты можешь хотя бы попытаться это сделать.
– Намордник.
– И так ты столкнёшься со своими проблемами, педик.
Моё тело движется неуклюже из-за повреждений. Ортега меня подгоняет и так как у меня скованы лодыжки, падение мне приносит неописуемую боль. Усмешка Ортеги и других не заставляет себя ждать.Я слышу, как один говорит: “вставай, сучка”. Ха-ха-ха! Мне тоже это смешно, я пробую смеяться, но намордник не даёт мне этого сделать. Я поворачиваюсь кверху ртом, чтобы Ортега видел, что я действительно смеюсь, а не жалуюсь на падение. Ух! Не удалось. Меня поднимают и ведут в зал для свиданий. Видишь? Ты не можешь пошатнуть этот ум. Снова меня посещает журналистка Юдит.
– Как вы, Николай?
– Опять здесь! Юдит. Знаете? Я не чувствую так подчёркнуто ваш запах жасмина. Наверное, уже очень поздно или у вас заканчивается парфюм. Говоря гипотетически, конечно.
– Вы очень наблюдательны.
– Вы хотите сказать, что у вас был тяжелый день.
– Мне хотелось бы, чтобы вы ответили на мой вопрос.
– Чудесно, сеньорита Крус! Вчера я был на Багамах, месте древних корсаров. Вы знали, что Нассау и Нью Провиденс это места, созданные и администрированные обществом пиратов? Это захватывающе видеть, как преступники создали коммерческий и культурный механизмы.
– Вам очень нравится история? Какая ваша любимая?
Меня она очаровывает, это очевидно. Человек с моим интеллектом не может нисколько обойти её. Мне нравится римская империя. Если я бы жил в эту эпоху в этот период моей жизни, я был бы гладиатором. Но вне этого свинарника Император.
– С каким императором вы себя идентифицируете? С Нероном?
– Вы мне это говорите как какое-то клише и пародия. Это объявить меня убийцей, сумасшедшим и преступником. Ну, нет. Я ассоциировал бы себя с Марком Аврелием.
– Почему он? По-видимому, вам нравится смотреть, как сгорает мир. Как Нерону.
– Да что вы знаете об истории, сеньорита Крус. Это захватывает мой ум и соблазняет его. Нерон – это не тот император, который мне соответствует. Он был плохим спортсменом и ужасным художником. Но Марк Аврелий был провидцем, который почти разгромил полностью германских варваров. Находясь в нескольких миллиметрах от их уничтожения. Пока Коммод всё не испортил. На самом деле он довёл Рим до полного упадка. Христиане приписывают падение империи распятию, но это не так. Это был Коммод и последствия его эгоцентризма.
– Я понимаю ваш довод. Ваша логика препятствует вашей вере.
– Во всём нужно иметь веру. Если человек не христианин, то тогда у него нет веры? Если из неё истекают идеи и превосходство человека. Вера в самого себя, например, и это не обосновано теологической или таинственной причиной.
