скачать книгу бесплатно
Услышав иностранную речь, старик, не потерявший остроту слуха, окончательно слетел с резьбы, уверовав, что перед ним – колдуны, накладывающие чары и проклятья.
Ситуацию попробовала разрядить супруга шляхтича, призывавшая его утихомирить свёкра. Странники, да ещё божьи люди, как их не покормить-согреть?
Станислав, вернувшийся с холода, решил вопрос компромиссно. За общий стол не усадил, но и не вытурил взашей, чем опрокинул на себя отцовский гнев.
Путники, сидящие вдоль длинной лавки, получили по глиняной миске с супом-ботвиньей на квасе, на запивку – тот же квас. Плюс ломоть жёсткого, но душистого ржаного хлеба. Прочли кусок из «Отче наш» на латыни и, стараясь не давиться большими кусками, с аппетитом поели.
Ботвинья, суп из корнеплодов, показался несолёным, но вполне съедобным. Квас – свежим и бодрящим.
Рядом подкреплялся парень лет двадцати, по первому впечатлению – холоп и не родня семье Станислава, оказавшийся управляющим, ибо шляхтичу в теории неуместно самому заниматься хозяйством. В общем – чистая фикция, видимо, распространённая. Коль шляхта – до пятнадцати процентов Литвы, а сколько-то процентов горожане-мещане, духовенство, иудеи и прочие, страна просто не просуществовала бы, коль в мирное время десятки тысяч крепких мужиков вот так просто гордо расхаживали бы с саблей на боку, не утруждаясь ничем полезным. Это не XXI век, когда всего лишь треть населения, занятая в реальной экономике, способна прокормить и обеспечить остальных.
После трапезы Глеб извлёк Евангелие и прочитал кусок от Матвея, оба перекрестились. Дед сменил гнев с десятибалльного балла на четыре, однако Станислав прямо намекнул: мир в семье ему дороже законов гостеприимства, кивнув на дверь.
«Монахи» поблагодарили хозяйку и хозяина, Глеб отдельно пожелал всего доброго желчному дедку, добавив, что «тот не ведает что творит, но милосердный Бог всё видит и простит грехи», после чего откланялись.
– Помню, в ноль-восьмом году у нас в УАЗике мотор забарахлил, – поделился майор, когда хутор скрылся за спиной. – Осетия, горы, вечереет. Дотащились до ближайшего села. Так не поверишь! Мало того, что нас, трёх здоровых мужиков, пригласили в дом, вдобавок обогрели, накормили от пуза – не встать из-за стола. На отдых отвели – в лучшую комнату! Душ, махровое полотенце, чистые простыни… Наутро выхожу: наш УАЗ по дворе, капот поднят, два осетина меж собой «гыр-гыр» по-своему. Починили! Завтраком угостили, с собой свёрток дали и бутыль домашнего вина!
– Южная Осетия или Северная? – уточнил Генрих.
– Да без разницы. Там по обе стороны нормальные люди. Православные не просто по кресту на груди. По духу. И чтущие законы гор.
– Эти тоже не звери. Батька нашего пана чот взъелся не по делу. А панна – добрая. Хоть и некрасивая. «В старомодном ветхом шушуне».
– Её халат шушуном называется? – уточнил Глеб.
– Понятия не имею, чо на ней и что у Есенина. К слову пришлось.
Путь от Гродно до «Веспасия» на «тойоте» одолели очень быстро, чего не скажешь о дороге в обратную сторону. После хутора стало, правда, значительно легче идти. Пан Станислав указал на просвет между деревьями. Там проходила тропа на Городен, пусть заметённая, но без деревянного мусора под снегом.
– Старшой! Есть идея, – после перекуса у Генриха проснулась фантазия. – Как монахи путешествовали в Средневековье? От монастыря к монастырю. Мы что – рыжие?
Сам он был тёмно-русый в этом воплощении, Глеб светлее и с нитками седины.
– Не забывай, что ты такой же монах, как и нинзя. Посторонних обманешь, если удастся. Ну а попадём на знающего? В монастыре все в курсе, как правильно молиться по католическому обряду.
– Но диковатые америкосы запросто не знают! Прикинь, образовалась в их Массачусетсе католическая община, святой отец помер, оставшиеся живут в духе ранних христиан – молятся как могут. Однажды соображают: баста, карапузики, пора в Европу за святым словом. Приплыли в Англию, там засада: сплошные англикане-протестанты. Ладно, разделились, одна пара на юг, в Испанию, вторая на север…
– Север – это мы.
– Иес, браза Глен. Но и на севере, в Пруссии и в Нидерландах, нам попадались одни грёбаные лютеране. На перекладных добрались до Риги, оттуда – в Речь Посполитую. И о, радость! Примите, святы отцы, заблудшую заокеанскую паству.
– Которой отчего-то свербит попасть в Полоцк. Как ты это объяснишь настоятелю, браза Генрих?
Эти «браза» почему-то напомнили Глебу американские боевики про чернокожих, вызвав улыбку.
– Импоссибл… – признался напарник. – Значит, в Гродно никому не говорим о Полоцке.
– В принципе, мы временем не ограничены. Помнишь, что сказал Богданов в первую минуту знакомства? Здесь понятия «срочно» и «несрочно» весьма относительны. В прошлом некуда торопиться. Лучше действовать обдуманно и не спешить. Вот только Кирилла хотелось бы догнать. Но он нас опережает недели на четыре. Генрих, я думаю, шанс пересечься с ним будет не раньше, чем в Полоцке. Вряд ли он моментально ограбит соборную библиотеку, чтоб сразу метнуться обратно к яме.
Вечерело, когда они вышли из леса на протоптанную дорогу со следами ног, копыт и полозьев, выводящую с севера на Городен. По всей вероятности, это был северный маршрут на Ковно. То есть, будь их легенда правдивой, из будущего Каунаса они бы прошли здесь, не петляя по лесу.
Центральную часть опоясывала крепостная стена, видимая издали. На вечернем небе чётко выделялись многочисленные башни костёлов.
– Результат бессовестной эксплуатации польскими магнатами белорусских зодчих и трудового крестьянства, – прокомментировал Генрих, некогда случайно увидевший книжку по истории советских лет выпуска.
– До монастыря не дотопаем к ночи, – прикинул более практичный Глеб. – Слушай, в семнадцатом веке уже существуют какие-нибудь харчевни или, там, постоялые дворы?
В пожарном порядке изучавшие перед миссией скудные сведения о Великом княжестве Литовском, оба как-то опустили столь важный момент. К тому же в каблуках хранились золотые «уогрские» червонцы и всего несколько серебряных грошей да пара медяков. Если пара монахов начнёт сорить серебром, то неприятности неминуемы. И можно дать зуб: обменников здесь днём с огнём не найти.
– Про постоялые дворы не скажу. Давай по прежней схеме, уповая на волонтёрство. Спросить бы… Но чот дорога совсем пустынная. Похоже, все засветло решили забиться под крышу.
– Не нравится мне… – согласился Глеб.
Дубинка, заготовленная против волков и сейчас используемая в качестве посоха, вряд ли надёжно защитит от двуногих хищников.
Подумал и как сглазил. На дорогу вывалили шестеро. Лиц в сумраке не видно, или они замотаны тряпками. В руках – вилы, дубинки, у одного меч.
Один звучно чиркнул камнями и подпалил факел.
– Мир вам, добрые люди. И благословит вас Господь, – немедленно откликнулся Генрих, но в ответ получил только глумливое ржанье.
– Чудно говорит! Иноземец, мать его в душу…
– Матка Боска, да это же святые отцы! – вторил другой. – Рясы новые, тёплые, сапоги крепкия… Сами, небось, ждали уже – вот придут в монастырь, нажрутся от пуза, запивая благочестивым вином, и завалятся спать в тепле.
– Побойтесь Бога, братья, – попробовал зайти с другого бока Глеб. – Грабить монаха – грех тяжкий, не отмолите перед Всевышним.
– Бог давно от нас отвернулся. Значицца, и мы от него. Живём одной ночью и одним днём, – третий говорил совершенно серьёзно и спокойно. Наверно, старший в банде. – Скидавайте рясы, сапоги и порты.
– Замёрзнем же, брат во Христе, – жалобно и беспомощно проблеял Генрих. – Не губи душу свою.
– Городен близко, добежите, – утешил первый. – Жирок растрясёшь.
Естественно, зимним вечером да под рясой он не мог рассмотреть худобу обоих. Видимо, чревоугодие монашества, пусть не соответствующее действительности, служило пищей для народных анекдотов.
– У главного – арбалет, – предупредил капитан по-английски. – Я беру на себя ближнего.
Громко читая «Отче наш» на латыни, а человеку несведущему сразу не отличить латынь от английского, тем более произношение у Генриха всё равно оставалось российско-рязанское, он опустился на снег и принялся стягивать сапог, стоивший вместе с тайником больше, чем напавшая на них банда видела за всю свою жизнь. А ещё в правом голенище был нож.
Мироздание, провидение, невезение или что-то иное из их компании решило не вмешиваться в дальнейшее. Лезвие чётко вошло под кудлатую бороду и вонзилось по рукоять, пробив мозг. Лжемонах резко оттолкнул тело, чтоб не заляпаться кровью, и метнул нож следующему искателю приключений – точно в глаз.
Глеб воспользовался секундной заминкой, пока напарник привлёк к себе внимание, и изо всех сил тщедушного организма приложил дубиной ближайшего, расчищая дорогу к главарю.
Тот держал арбалет незаряженным. Похоже, абсолютно не ожидал отпора и только закрылся им.
Понимая, что далёк от полного овладения телом, Глеб действовал максимально просто и врезал по шарам – туда, где распахнулся овчинный тулуп. В это время не практиковали ударов ногами, тем более «подлых» – в причинное место. Атаман охнул, согнулся в три погибели, и Глеб на мгновение почувствовал себя Месси, пробив ему по голове как по футбольному мячу.
Двое удрали, в том числе – обладатель факела, бросивший его на снег. Тот не погас. Майор поднял его, осветив поле скоротечной битвы.
Генрих обулся и обтёр нож, заодно выслушал нотацию старшего в паре.
– Учись, брат во Христе. Ты действовал летально, и могла рука соскочить. Повезло, что уроды ничего не значат для истории и, скорее всего, сдохнут, не оставив потомства. Я своих только оглушил.
Главарь застонал и попробовал встать на четвереньки. Отведавший дубины не подавал признаков жизни.
– Не хвались, босс. Ты одного, кажись, тоже упокоил. Но – не жалко. Или они нас, или мы их. Хрен бы добежали по морозу босыми да голышом… Да и кто бы впустил? Средние века, вряд ли тут любят эксбиционистов, – он подобрал арбалет, стащил с плеча разбойника сумку с короткими толстыми стрелами, там же нашёлся крюк для натягивания тетивы. – Вот и первый ништяк в нашем квесте. Жаль, не засейвишься…
Схватившись за плечо, Глеб рывком поднял предводителя в вертикальное положение. Ну, почти, так как тот норовил скрючиться и прижать руки к отбитому сокровищу. Наливающаяся гематома на физиономии, похоже, занимала его гораздо меньше.
Майор сунул ему нож под бороду и уколол в горло.
– Жить хочешь?
– Живот…
Сообразив, что в данном контексте «живот» означает просьбу не убивать, Глеб продолжил:
– Покажи ночлег. Тепло и еду. Останется твой живот без дырок.
Наверно, тот не понял подробности спича, но ухватил общий смысл и увлёк обоих в сторону крайних домов у города. Охал при каждом шаге. Может – и правда больно. Или хитрил, преувеличивая немочь. Для верности Генрих взвёл арбалет и наложил болт, недвусмысленным жестом показав пленнику: дёрнешься – стреляю.
Через четверть часа, когда на Литву окончательно опустилась темень, троица вышла к низкому бревенчатому строению. За микроскопическим окошком плясал свет.
– Кто внутри? – рявкнул Глеб.
– Так Рыгор и Йоська…
– Двое его подельников, сбежавших после облома на гоп-стопе, – сообразил Генрих. – Ладно, если придётся их выгнать, за мной не заржавеет.
Он, конечно, был ещё весьма далёк от физической формы, в которой участвовал в спецоперациях, задолго до Нагорного Карабаха. Но победа над первым противником, пусть не самым грозным, зато численно превосходящим втрое, здорово подняла самооценку.
– Чтоб они подожгли дом снаружи? Безопасней присмотреть.
Глеб открыл дверь и пихнул пленника внутрь. Тот едва не упал, споткнувшись о порог. Похоже, боль в промежности его не отпустила до конца.
Вонь стояла несусветная. Навоз, гниль, кислятина… Даже в экваториальной Африке в сезон дождей, когда стопроцентная влажность, а ещё висит жара под пятьдесят и всё моментально разлагается, не всегда так шмонит.
Здесь, конечно, не пятьдесят, но и мороза не было. Небольшая каменная печка чуть прогрела воздух.
Упомянутые Рыгор с Йоськой на миг застыли от неожиданности, потом один схватил кистень, другой взялся за рогатину.
Генрих взял вожака за шиворот и встряхнул.
– Скажи, чтоб не баловали. А то ещё три греха возьму на душу.
– Ша, хлопцы…
Те неохотно опустили «вооружение».
– Капитан, не передумаем здесь оставаться? Зело ароматно.
– Привыкаем, босс. Средневековье, оно, наверно, практически всё такое.
А ведь по хронологии из школьных учебников это уже было что-то вроде просвещения-ренессанса, свыше полутораста лет распространялись печатные книги, в Западной Европе началась промышленная революция, в Англии – так и не только промышленная. Восток сильно отстал. России ещё предстоял переход к абсолютизму, захват западных территорий, когда Речь Посполитая ослабнет изнутри… Глеб отогнал эти мысли. Они – на задании. Остальное не важно. В том числе и личный комфорт. Будет необходимость – заночуют хоть в нужнике.
Угрожая арбалетом, они связали грабителей кожаными ремнями, порезав конскую упряжь. Поставили к столбам, подпирающим кровлю. Руки – за спиной.
– Еда? Пожрать есть?
Генриху порой приходилось повторять одно и то же по два-три раза, пока находились слова, похожие на старобелорусские. Оба военных жадно ловили ответы. В странах третьего мира приходилось за несколько дней учить ключевые понятия местных и как-то изъясняться, так что ничего необычного.
Самый высокий, тот, что был с факелом, указал головой на ларь. В нём обнаружились хлеб, вино и копчёное мясо. Глеб не поленился выйти наружу и, прочистив нос, обнюхать. Вроде не испорченное.
Взял миску, набрал в нее снега, поставил у печи – растапливаться. Вино, конечно, это классно. Но в присутствии трёх архаровцев хотелось сохранить трезвую голову.
Потребление вина, пива или, на худой конец, кваса, но не воды, диктовалось санитарными соображениями. Постоянно вспыхивали эпидемии чумы или холеры. Примесь алкоголя в напитке снижала опасность заражения, а кипятить воду перед питьём здесь ещё не догадались. Поэтому, если утрировать, человечество пережило тёмные века в состоянии перманентного запоя.
Поужинали. Генрих нарезал хлеба и мяса в расчёте на завтрак, завернув в тряпицу. Затем, отвязывая по одному, позволили поесть хозяевам заведения.
Последним за стол из грубо рубленных деревянных досок сел атаман.
– Имя? Как звать-то? – спросил Глеб.
– Овсей…
– Чот ты тихий стал, вождь команчей. Скажи, как тебе разбойничать удавалось? Куда стража воеводы смотрит?
Он повторил несколько раз, пока Овсей допёр, что от него требуется, и изумился вопросу.
– Понятно – как. Десятский забирает хабар. Половину добычи.
– Старая добрая традиция коррупции, уходящая корнями в глубину веков! А у нас с ней пытаются бороться, наивные. И чо? Понятно, с каким результатом.
Генрих продолжил расспросы, постепенно вставляя в речь всё больше специфических местных слов, Глеб мысленно повторял. Конечно, за несколько недель они не научатся говорить как литвины, но, по крайней мере, уйдёт непонимание.
Спали, как и прошлую ночь, по очереди, бодрствующий подкидывал дровишки в печь. Утром капитан не удержался от небольшого спектакля, заставил развязанных «джентльменов удачи» стать на колени и прочесть покаянную молитву, обещая Господу оставить неправедный жизненный путь.
– Припрятать бы ништяки, – предложил Генрих, когда достаточно удалились от бандитской штаб-квартиры. – Гроши и медяки возьмём, пригодятся. А остальное?
Арбалет, длиной примерно с АКМ, в карман не спрячешь. Запасливый капитан нагрёб в мешок какую-то утварь и женские украшения. Хоть к ночи дорога и пустела, банда Овсея не оставалась без наживы. Нашлась и цивильная одежда, достойная мелкопоместного шляхтича, как раз на размеры обоих, по меркам XVII века оба оказались вполне среднего роста, некоторые из встреченных были ниже.
– Бусики тебе не к лицу. Ты же не из заднеприводных… Давай пожертвуем монастырю. Как и арбалет. Пистоль я бы оставил.
Наверно, тот принадлежал кому-то из важных господ, поскольку в рукояти тёмно-малиновым отсвечивал рубин. Сравнительно небольшой, двуствольный, с задорно высекаемыми искрами, если спустить курки. Глеб бережно счистил нагар, используя кусочек свиного сала за неимением ружейной смазки. Пуль и пороха в заначке у бандитов не нашлось. Впрочем, как правильно зарядить архаичное оружие, не знали оба. В теории – да, засыпать порох в стволы, потом пыжи, пули, снова пыжи, немного пороха кинуть на полки, чтоб загорелся от искры, но именно в простоте действий крылся подвох – как добиться, чтоб карманная артиллерия не отказала в бою.
С другой стороны, смертоубийство во время экспедиции в прошлое – рискованная штука. Зато двуствольный пистолет позволит взять на испуг. Здесь огнестрельное оружие – вундерваффе.
– Эх, меня бы с таким пистолем и в XIX век, – мечтательно протянул Генрих.
