Твои маленькие трагедии

Тейлор устало вздохнул и прикрыл глаза.

Из-за огромных окон солнечный свет мягко окутывал столовую. Шелест листьев звучал так отчетливо и близко, казалось – протяни руку и пальцы погрузятся в зеленое марево крон. Безоблачное летнее небо напоминало о тех славных деньках, когда мама ухаживала за садом, а маленький Уильям помогал ей, передавая крошечные коробочки с семенами редких цветов. Воздух наполнялся сладостью – и весь мир казался нежным, безобидным и прекрасным, а белые мотыльки – посланниками чудес и будущих приключений. Красные и белые розы сплетались, как плитка на полу столовой – и у Уильяма была личная страна чудес. Сейчас, открывая глаза и глядя на голубые стены помещения, он улыбался, переполненный теплыми воспоминаниями и чувствами.

Может быть, он зря отказывался сразу забрать пациентку к себе – профессиональное чутье подсказывало, что мадам Стоун ошибается ввиду своих застарелых взглядов. Еще двадцать лет назад она могла бы спокойно объявить подобное заключение сразу, наполнить организм пациентки транквилизаторами и нейролептиками, а затем наблюдать, как ослабленное тело цепляется за затуманенное сознание, и послушная куколка спит и живет по строгому расписанию. К сожалению, большая часть коллег была бы с ней солидарна – кроме тех, кто совсем недавно начал работать.

Сейчас же лекарства изменились, исследования шагнули дальше, методы стали точнее – но все еще было слишком хрупким, чтобы говорить о большом продвижении. Схожие симптомы порхали между разными диагнозами, и врачу часто приходилось основываться на словах пациента и однотипных ответах или шкалах – далеко не все можно подтвердить анализами, исследованиями или функциональной диагностикой. Какие-то признаки выделялись сразу – повышенная мнительность, агрессия, неконтролируемые движения вроде тремора… Но Уильям как никто понимал, что его наука слишком молода и плохо развита, чтобы говорить о редких ошибках.

– Здесь свободно? – молодая девушка в белом халате улыбалась, держа поднос с завтраком в руках. Уилл не сразу понял, что она обращалась к нему.

– Да, я уже ухожу.

– Вы же Уильям Тейлор, да? Психотерапевт из того скандального отделения? – она все еще продолжала улыбаться, хотя было что-то отталкивающее в миловидном лице. То ли тяжелый взгляд, наполненный желчью, то неестественность улыбки и слишком слащавый тон. Девушка накручивала каштановую прядь на палец, пытаясь кокетничать. Если бы Тейлор не был связан с психологией – он бы повелся, но чувствовал только отвращение к подобной наглости.

– Да. Прошу прощения, но меня ждут пациенты, – завтрак Уильяма так и остался нетронутым.

– Меня зовут Лина Марс. Я новенькая медсестра в пятом отделении. Буду рада, если заглянете к нам!

– Конечно, – дежурная улыбка, вместо тысячи слов.

Тейлор вздохнул спокойно только покинув столовую. Девушка отчего-то показалась очень неприятной, хотя ничего отталкивающего не сказала. Отогнав сомнения, мужчина медленно прошел по коридору и остановился у лестницы. Он мог прямо сейчас подняться за делом Флоренс или вернуться позже, закончив со своими пациентами… Но ведь их было не так много, да и в их лечении он не сомневался.

В конце концов ощущение, что что-то важное скрывают от него, победило – и Уильям поднялся к нужным дверям. Открыли ему не сразу – подобные отделения имели ряд замков как внутри, так и снаружи – и действительно больше напоминали тюрьму, нежели лечебницу. Санитарка кивнула Тейлору, пропуская его вперед. Только здесь в глазах младшего персонала порой читалось обожествление докторов и раболепие, что исчезало сразу, как те уходили.

Стоун как будто ждала его прихода с самого начала – потертая картонная папка уже лежала на ее столе, поверх всех бумаг. Заполняя очередные ведомости, она не забыла оставить документы для Уильяма поближе к выходу – чтобы он мог их забрать и больше не отнимал у нее время. Мужчина сухо кивнул ей, не вступая в очередной спор, забрал драгоценную папку – и поспешил вернуться на первый этаж.

Отчего-то сердце стучало как бешенное, словно Тейлор делал что-то противозаконное.

К счастью, утром коридоры были пусты – все доктора совершали обходы в своих отделениях, новых пациентов еще не привозили, а сонные дежурные не открывали двери посетителям. Уильям устроился на подоконнике, поглядывая на огромные часы, что висели над окошком справочной – есть примерно полчаса, чтобы поверхностно ознакомиться с делом, а подробности он прочтет уже в своем кабинете к вечеру.

Смятый листок из «скорой» лежал в самом начале.

«Повод: ДТП, столкновение автомобилей, пострадала девушка восемнадцати – девятнадцати лет.

Диагноз: ЗЧМТ, сотрясение головного мозга; ссадины на лице, обоих предплечьях, руках. Возможно перелом ключицы (?); потеря сознания.

Жалобы: -.

Анамнез: со слов очевидцев находилась за рулем легкового а/м, произошло столкновение с другим а/м. Следы крови на лобовом стекле, рвота, очевидцами вызваны экстренные службы.

Объективно: Общее состояние тяжелое, сознание отсутствует, по шкале Глазго = 8…».

Уильям пробежался взглядом по строкам, не дочитывая – далее были подробно описаны мероприятия, направленные на реанимацию, упоминание клинической смерти, реакции тела на раздражители…

Первые страницы повторялись, но на одной из них он заметил крошечную надпись, что подтверждала сомнения – «незначительное уменьшение гиппокампа относительно нормы»3.

Подробного результата МРТ головного мозга Уильям почему-то не нашел, хотя в карте определенно должно было быть более цельное заключение. Тейлора интересовало состояние коры головного мозга – только так он мог полностью подтвердить то, что мадам Стоун ошибается и спасти Флоренс от ложного диагноза и некорректного лечения, что может испортить ее психику, а не сохранить. При шизофрении изменения были бы неизбежны и сразу заметны.

Мужчина еще раз глянул на часы, сунул папку под руку и направился в свой кабинет.

В голове медленно приживалась мысль о том, что взять новую пациентку – не самая дурная идея. Чувство справедливости у Уильяма было развито куда лучше, чем эгоизм или самолюбие. Да и помогать другим он любил куда больше, чем заботиться о собственной репутации или чувствах.

Глава 2. Тестирование

Тусклый свет экрана телевизора освещал небольшую комнату, в которой помещалась двуспальная кровать, тумбочка с устарелым чудом техники и шкаф для одежды. Ведущий рассказывал об очередных «волшебных пилюлях», что оставят пенсионеров без накоплений и болезней, одарят долголетием и обновят клетки организма. В коридоре было темно, звук приглушался старой дубовой дверью и уже не доходил до кухни, где пространство заполняло жужжание винтажного холодильника в стиле пятидесятых. Почти пустой кухонный гарнитур покрывался пылью, единственная чашка стояла в раковине, заполненная грязной водой до краев. Кран молчал, как и скудная мебель, рассчитанная на одного – стул и стеклянный столик. Когда хозяин этого небольшого жилища вернется, деревянные половицы скрипнут, пустая полочка для обуви станет гордой владелицей одной пары ботинок, а крючок на двери возьмет на себя честь держать дорогое, но безумно тонкое пальто с биркой «Г. Тейлор».

Уильям никогда не приходил с кем-то – его квартирка было слишком маленькой для двоих. Он не мог позволить себе крупный особняк вроде того, в каком жил вместе с отцом – оказалось, что недвижимость даже в пригороде стоит довольно дорого, и если бы не заработанное в период работы моделью, то Тейлор-младший мог бы только снимать с кем-то комнату пополам, как это делал Джек и большинство работников. Можно считать, что они организовали некие коммуны, снимая сразу целый небольшой домик – и разбиваясь по отдельным студиям или комнатушкам.

В этот раз Уильям вернулся как всегда поздно – несколько часов сам высчитывал результаты повторного тестирования пациентов. В такие моменты он жалел, что не пошел сразу в медицинский и не стал психиатром, большую часть работы за него бы выполняли остальные. Он должен был отучиться еще минимум несколько лет, чтобы иметь возможность назначать лекарства самостоятельно, а не относить Джеку все свои рекомендации.

Повышение квалификации до психотерапевта считалось простой бумажкой, что можно повесить в кабинете в деревянной рамке. Зато Уильям мог уйти из больницы, получив достаточно опыта, и позднее начать частную практику, имея стопку положительных рекомендаций.

– Я был один, пытаясь сохранить себя в этом безумном падении, – напел он себе под нос, разуваясь. Приглушенный звук телевизора все же достучался до него – показывали очередную рекламу. Короткая мелодия затихла, Уильям оставил туфли на полочке, повесил пальто на крючок и зашел в крошечную ванну.

Белоснежная плитка почти повторяла больничную – абсолютная чистота, болезненно отражающая яркий свет лампочек. Зеркальный шкафчик над раковиной напомнил Уильяму, что все же придется снова начать использовать патчи для глаз, если мужчина не хочет в ближайшее время стать похожим на одного из пациентов. Фиолетовые следы усталости проступали под нижними веками, пока еще бледные, но уже достаточно заметные для пристального взгляда.

Воду подавали последний час – времени на долгое разглядывание своих недостатков не оставалось. Уильям разделся, оставил одежду ровной стопкой на бачке унитаза и зашел в душевую кабину. Теплая вода мягко окутала его, мятный гель для душа взбодрил и смыл остатки рабочих мыслей. Все, что происходило в больнице, должно там и оставаться.

Но стоило укутаться в мягкое синее полотенце, как в голове снова всплыла юная пациентка. Стоун так жаждала от нее избавиться или накормить горстью разных лекарств, что едва не переходила на крик. Возможно, потому что она привыкла к тому, что из года в год в ее отделении лечатся одни и те же люди, бесконечный круг «обострение-больница-дом-обострение». Сначала Уильям возмущался, когда слышал очередную историю о том, как родственники в десятый раз отправили больного лечиться или не соблюдали рекомендации, но довольно быстро понял, что не имеет права их осуждать – ситуации происходили разные, а заставить пить лекарства вне стационара не так уж и легко взрослого человека, душевнобольного – тем более. Он до сих пор помнит, как во время практики один из больных перевернул стол, а затем вооружился ножницами. Если бы не быстрая реакция – Уильям бы не отделался небольшим шрамом на плече.

Привычно пройдя в комнату полуобнаженным, мужчина оставил мокрое полотенце на ручке двери. Тусклый свет телевизора едва погас – на экране очередная постельная сцена низкосортного триллера показывала силуэты тел. Уильям усмехнулся. Он так давно не имел отношений, что совсем забыл – каково это, когда чьи-то нежные прикосновения помогают уснуть или расслабиться после сложного дня.

Рухнув в кровать, мужчина закрыл глаза.

Сон пришел мгновенно.

***

Утро никогда не было лучшим временем в расписании Уильяма. Хотелось грязно выругаться, услышав стандартный звук будильника, надрывающегося над ухом. Заставив себя подняться, мужчина медленно оделся, выудив из шкафа стандартный набор одежды. Привычка хранить вещи комплектами сохранилась с модельного прошлого – гораздо легче сразу быть готовым к выходу, нежели искать по всем полкам необходимое.

Уильям еще успевал позавтракать дома – но в больнице совсем скоро накрывали столы для персонала, поэтому он вышел пораньше. В конце концов, в холодильнике ничего кроме пачки замороженных равиоли.

Холодный ветерок неприятно коснулся лица, стоило покинуть дом. Июньское серое небо не предвещало хорошей погоды – воздух наполнялся запахом приближающегося дождя, темная уличная плитка не радовала, а однотипные домики казались бы отвратными, не будь они выкрашены в яркие цвета. Уильям до одури не хотел идти на работу. Он отдал бы полжизни, лишь бы еще немного поспать, полежать в мягких простынях и позже выпить чашечку сладковатого пряного чая, почитать о новых исследованиях в области психотерапии или нейробиологии. Хотелось бы уйти в отпуск, которого он уже больше года не видел, но оставлять даже нескольких пациентов стало бы свинством.

Здание больницы находилось предательски близко, поэтому вместе с очками пришлось надеть стандартную улыбку. Заметив своего коллегу Тейлор немного помедлил, но Джек решил его дождаться у ворот.

– Доброе утро, друг! – Ричардсон сиял так, будто у него мания в самом разгаре. Еще только семь утра, а он уже как заведенный.

– Доброе утро, – кивнул Уильям. – Что у нас на сегодня?

– Если ты о столовой, то старуха напекла блинчиков, аж отсюда чую запах! Если ты о работе, то сначала ты со мной на обход, а затем я отдаю тебя в лапы Стоун. Потестируешь ту девочку, что у нее сейчас.

– Привязалась же она с этой Флоуренс, – поморщился Тейлор. Отвязаться не удалось – придется потратить вечер на вычитку ряда тестов. Теперь методичка просчетов стандартизированного многофакторного исследования личности – его лучший друг до ночи.

– Флоренс, – поправил Джек, открывая дверь отделения.

Уильям зевнул. Привычная милая улыбка Рози, уже сидящей на посту, немного подняла настроение. Есть же те, кто действительно радуется своей работе, несмотря на серость вокруг. А после блинчиков психотерапевт вообще мог почувствовать себя самым счастливым работником больницы, стоило только утренней хандре рассеяться и уступить место хорошему расположению духа.

***

Желтая склизкая масса растекалась по тарелке, вызывая только неприятные ассоциации. Коричневая жидкость в пластиковом стакане пахла чем-то средним между кофе и какао. Корнелия держала ложку в руках, заставляя себя зачерпнуть то, что остальные называли кашей. Есть при этом хотелось меньше всего, а вот спать – вполне. Всю прошлую ночь в палате стоял такой крик, что могли бы треснуть стекла, если бы не бегающие медсестры с уколами. Кто-то рассказал о том, что на одной из кроватей умерла пациентка, и история, обрастающая новыми подробностями, вызвала ряд обострений одновременно.

– Флоренс? – выплюнула фамилию Корни тучная санитарка. – Доедай быстрее, пора идти.

Корнелия молча кивнула, заставляя себя все-таки съесть хотя бы половину мерзкой массы. Рвотный рефлекс не сработал, но спазм так отчетливо подбирался к горлу, что только чудо остановило возвращение завтрака в тарелку. Девушка поднялась – санитарка уже шла к дверям отделения.

У нее были настолько тяжелые шаги, будто она пыталась каждым шагом избить пол больницы. Глухой звук едва не вибрировал, но он же заставил Корнелия окончательно проснуться.

Сначала девушка не поняла, почему они проходят мимо кабинетов врачей и покидают отделение. Старые потертые лестницы переплетались между собой, только персонал мог разобраться, куда идти. Санитарка почти бежала, заставляя Корни двигаться быстрее.

Наконец, они остановились у очередной двери. Табличка гласила, что по ту сторону деревянной преграды находится кабинет психолога.

Корнелия до последнего надеялась, что ей не попадется знакомый, присутствующий на ее поступлении в отделение. Но судьба явно не была к ней благосклонна – за длинным столом сидел Уильям, чтоб его, Тейлор. Он уже раскладывал какие-то белые листы, а затем кивнул санитарке, чтобы она покинула помещение.

Корни молчала.

Мужчина улыбнулся.

– Привет. Меня зовут Уильям, сегодня мы проведем небольшую беседу. Я буду давать тебе различные задания, а ты – выполнять их по мере возможностей. Правильных или неправильных ответов нет, важно то, что ты скажешь. Какие-то задачи будут связаны с памятью, какие-то с ассоциациями. Присаживайся – начнем.

Корнелия молча устроилась на предложенный стул. Единственный, не считая того, что занимал Тейлор. Девушка не могла не заметить, что несмотря на старую зеленую обивку, сидеть действительно удобно.

– Сейчас я дам тебе разноцветные карточки. Не нужно их запоминать – просто расположи по порядку от того, что тебе больше нравится, до того, что кажется самым неприятным.

Уильям разложил перед Корни куски картона: черный, красный, желтый, коричневый, серый, желтый, синий, розовый. Девушка смотрела на них не более минуты, пока не начала менять местами. Мужчина, внимательно наблюдая за расстановкой цветов, едва сдержал вздох. Она явно взволнована и расстроена, даже без теста это можно сказать – сидит так, будто вот-вот ее сгонят с несчастного стула, съежилась вся и близко к краю.

– Хорошо. Расскажи немного о себе. Чем ты занимаешься?

– Я собираю деньги на обучение в школе моды, хочу стать дизайнером. Последние полгода я работала на Викторию Уордсон в качестве ее личного водителя.

Уильям едва не усмехнулся. Он помнил темноволосую девчушку, с которой когда-то близко дружил – в подростковом возрасте они были близки, но затем каждый пошел своей дорогой.

– Что тебя сейчас беспокоит?

– Мне снятся кошмары с аварией или с ее возможными последствиями. И я вижу призраков там, где их быть не должно.

– Они с тобой разговаривают?

– Редко. Чаще всего они говорят то, что я могла бы сама подумать, если бы чувствовала себя лучше.

– Здесь кто-нибудь есть?

Корнелия осмотрела помещение, после чего ответила:

– Нет.

– Тогда мы приступим к следующему заданию. Я буду называть тебе слова, твоя задача – зарисовать что-то, что помогло бы тебе позднее вспомнить сказанное. Художественные навыки не важны.

Уильям придвинул один из пустых листов Корнелия, положил рядом простой карандаш.

– Веселый праздник, – мужчина выдержал паузу секунд в тридцать, прежде чем продолжил, останавливаясь после каждого значения. – Тяжелая работа. Развитие. Вкусный ужин. Смелый поступок. Болезнь. Счастье. Разлука. Дружба. Темная ночь. Печаль.

Из-под карандаша Корни постепенно вырисовывались схематичные образы. Воздушные шарики, камень и молот, какие-то значки… Уже по тому, что девушка рисовала, Уильям понимал, что никакой шизофренией у испытуемой и не пахнет – слишком четкие образы, которые мог бы изобразить любой здоровый человек. Нет абстрактных линий или зачеркиваний – все имеет свое место, не расползается по всему листу и довольно легко определяется. Если он не заберет ее в свое отделение, то Стоун закормит ее лекарствами, которые ей не нужны. Этой девочке не место среди тяжелых. Ей вообще не место в подобном заведении. Но лучшее, что мог для нее сделать Уильям – попросить Джека принять пациентку. Ради ее же психики, она все-таки слишком молодая, чтобы ставить на ней крест и закрывать ее в бесконечном круге «больница – дом – больница». Ей можно помочь – и Уильям все больше понимает, что больше не может отказываться от перевода.

– Здесь тест, который тебе придется забрать с собой в отделение, – мужчина протянул Корни целую стопку листов. – Ты должна сама ответить на все вопросы, максимально честно. Если кто-то будет тебе помогать, то результат получится неверный. Поэтому будь внимательна, хорошо?

– Ладно.

– Ты говорила, что тебе снятся кошмары. Давно это началось?

– После аварии, – Корнелия наконец-таки села свободнее. Уильям постепенно перестал вызывать ассоциации с Викторией – он не позволял себе лишнего и вел себя как обычный специалист. – Мисс Уордсон бывает невыносимой, а в тот день я очень устала. Я надеялась, что она замолчит, и когда повернулась к ней на секунду – в нас влетела машина. Это моя вина. Если бы я не отвлеклась, ничего бы не случилось. Но теперь я даже не знаю, что Виктория может сделать. Я боюсь, что она закроет кондитерскую родителей и мы останемся без всего. И это все моя вина. Моя большая вина.

– Почему вы можете остаться без всего? – мужчина задал такой простой и глупый вопрос.

– Как это?! – Корни покраснела и едва не подпрыгнула от возмущения. – Потому что Виктория скажет отцу, а ее отец – друг мэра Гротхена! Я знаю, что она очень злая и обидчивая.

– Почему ты пошла работать именно к Виктории Уордсон? – Уильям медленно заполнял бланк обследования, думая, когда можно вернуться к последнему тесту и заново пройти Люшера.

– Это единственное место, где я могу честно заработать большие деньги. И это лучше, чем торговать собой или обманывать людей. Я не выдержу нечестной работы – уж лучше помогать родителям в кондитерской и мыть полы, чем подставлять других, – девушка поджала губы.

– Хорошо, – Уильям не сдержал улыбку. Корнелия, оказывается, довольно честная девушка, если поверить сказанному. – Теперь вернемся к твоим рисункам. Сможешь вспомнить все слова?

– Хм, – Корни заметно напряглась и нахмурилась. – Шарики – это веселый праздник. Камень и молот – это шахтеры, то есть тяжелая работа. Схема роста – это развитие, так обычно обозначают на разных листовках и рекламах с мотивацией. Куриная ножка – вкусный ужин.

Девушка замолчала на несколько секунд, разглядывая схематичную медаль.

– А! Это смелый поступок. Подвиги награждают медалями. Градусник – болезнь. Улыбающийся ребенок – это счастье. Руки, которые не могут дотянуться друг до друга – разлука. Человечки, которые рядом – дружба. Звездное небо – темная ночь. Плачущий – печаль.

– Хорошо, – Уильям кивнул. – Остался последний тест, после чего ты вернешься в отделение. Когда заполнишь большой, передай любой медсестре – они отдадут его мне, я посчитаю результаты и сообщу твоему лечащему врачу.

– И тогда мне дадут таблетки?

– Не обязательно. Лечение не всегда состоит из одних лекарств. Пока за тобой просто наблюдают, решая, что делать дальше.

– Поняла, спасибо, – вздохнула Корнелия.

Уильям разложил перед ней снова кусочки разноцветного картона. В этот раз более яркие цвета оказались в начале – девушка явно успокоилась, но все еще заметно переживала.

– Все, можешь идти. До встречи, – мужчина убрал все со стола в одну из полочек под оным.

Корни покинула кабинет, вздохнув с облегчением. Казалось, все не так уж и плохо.

***

– Ты же сам сказал, что не хочешь новую пациентку, – усмехнулась Стоун, явно довольная тем, что ей удастся освободить одну койку.

– Она слишком адекватна, чтобы оставаться в остром, – Уильям положил отчет на стол перед коллегой.

– Подготовь все документы – и завтра можешь ее забирать. Заодно СМИЛ ее прихвати – новенькая зачем-то принесла его мне.

– Я все еще считаю, что у Флоренс посттравматический. Возможно, есть зачатки депрессивного спектра, но шизофренией тут и не пахнет, даже шизоаффективное далеко.

– Заполняй бумаги – и чтоб завтра ни ее, ни тебя я на своем этаже не видела, – усмехнулась женщина.

– Ладно, – кивнул Уильям, покидая кабинет с очередной папкой, полной бумаг. Джек явно положительно относился к тому, чтоб взять пациентку – он знал, что в основном ее лечением придется заниматься Тейлору как психотерапевту. Возможно, назначит ей легкие транквилизаторы для нормализации сна, но не более того. Поклонником медикаментозной терапии была только Стоун.

– Вот ты и попал, Тейлор. Твоя доброта тебя погубит, – пробубнил мужчина под нос, предчувствуя вечер, проведенный в расчетах и заполнении бумаг о переводе.

Глава 3. Перевод

– Ты ведь уже поставил диагноз, да, Тейлор? – усмехнулся Джек, потягиваясь в кресле. Он только вернулся с утреннего обхода, но вместо привычного перекуса должен был участвовать в сборище из-за перевода пациентки.

Месье Дюваль пришел в качестве комиссии, занимал любимое кресло Ричардсона, то и дело перекладывая документы, как пасьянс. В перерывах между этим старикан внимательно наблюдал за Уильямом, пока не собираясь что-либо подписывать. Стоун в этот раз не пригласили – достаточно его решения, чтобы сделать какие-либо выводы.

– Мой вердикт – посттравматическое стрессовое расстройство, – абсолютно спокойно произнес Уильям, держа ладони на белой папке – результатах вчерашнего тестирования и документах из клиники, где Флоренс находилась из-за черепно-мозговой травмы.

– Стрессовый, значит? – Джек снова потянулся. Сейчас бы он с большим удовольствием прошелся по территории, заигрывая с хорошенькими медсестрами, нежели слушал лекцию Тейлора. Работать совершенно не хотелось.

– Я не использую эти любительские названия, – поморщился Уильям. – Все признаки налицо. В карточке Флоренс видно изменения гиппокампа – это первый аргумент. Также я отметил чувствительный слух – она вздрагивает от обычного тембра голоса или звука шагов, для нее они сейчас слишком громкие. Тестирование показало высокий уровень тревоги, могу предположить – как следствие аварии. Пациентка пережила реальную угрозу жизни – как с объективной, так и субъективной точки зрения. Я считаю, что галлюцинации вызваны не столько черепно-мозговой травмой, сколько стремлением психики отгородиться от реальности и происходящего. Также стоит отметить сильное чувство вины, которое сформировалось за счет травмирующего события*.