Хроники Тенеи. Последняя орбита

Но модуль не приближался. Иллюзия. Игра света, искривлённого атмосферной плёнкой. Он вспоминал брифинги, знал об эффекте линзирования, знал, что может бежать к объекту, который кажется в полукилометре, а пройти придётся пять. И всё же – бежал.

Когда остановился, ноги не слушались. Он упал на одно колено. Выдох. Вдох. Мир не менялся. Никакой награды за усилия – только пыль и тени.

Он поднялся. Медленно, с усилием. Теперь – шаг за шагом. С каждым движением он как будто сдвигал целую планету. Но в какой-то момент – дошёл.

Это был настоящий модуль. Один из трёх идентичных, высаженных заранее. Надежда вновь охватила Оскара.

4. Модуль

Он стоял, как реликт из другого мира, другого времени. На фоне низкого неба, прорезанного ржавыми полосами слабого света звезды, модуль казался фантастическим артефактом, застрявшим между эпохами. Его геометрия – почти идеальный конус, скруглённый сверху куполом – была нарушена лишь щупальцами антенн, креплениями дронов и изогнутыми трубами внешнего теплообмена. Он возвышался над пустынным ландшафтом, как затихший вулкан – искусственный, но хранящий в себе былую мощь и обещание жизни. Тяжёлый, замкнутый, он будто сторожил границу между выживанием и забвением.

Металлическая обшивка – титан-углеродное композитное волокно с нанополимерным покрытием – не отсвечивала, а поглощала свет, придавая модулю матовый, почти бархатный оттенок, меняющийся от чёрного до винно-красного в зависимости от угла обзора. Местная пыль уже частично покрыла корпус тонкой плёнкой – как будто планета пыталась скрыть от себя чужака.

Это не был просто контейнер – это был организм. Сложнейшая инженерная система, способная поддерживать автономную жизнь и производство в течение нескольких лет.

Внутри модуля было всё, что должно было обеспечить не просто выживание, а полноценное автономное существование для восемнадцати человек в течение лет, если не десятилетий. Его начинка представляла собой квинтэссенцию земных знаний, собранных и уплотнённых в оболочку из сплавов, способных выдерживать даже сильное планетотрясение, случись оно на Тенее.

Самый верхний – биореакторный отсек не был просто теплицей. Это был биокупол – пульсирующий живой организм, в котором колониальные микроводоросли, лишайники и подземные грибы образовывали замкнутый цикл фотосинтеза. Они были генетически перепрошиты для адаптации к спектру местной звезды: фоточувствительные белки ловили даже инфракрасное излучение и преобразовывали его в энергию жизни. В рабочем состоянии сверху купол подсвечивался мягким биолюминесцентным свечением, словно модуль дышал во сне.

К нему примыкала станция переработки воды и органики – это был целый метаболический организм, в котором шла регенерация не хуже, чем в земной экосистеме. Бактерии, запрограммированные менять метаболизм в зависимости от параметров среды, перерабатывали отходы, воду, углекислый газ, а в аварийных режимах – даже сложные органические полимеры. Всё работало без запаха, без шума – как будто планета сама заботилась о человеке.

Медицинский узел был похож на гибрид операционной и саркофага. Капсула автомеда обволакивала пациента вязким светом сканирующих волн. Манипуляторы хирургической системы могли проводить нейрохирургию в условиях полной автономии. А встроенная база данных фармакологических протоколов была самообучаемой. Даже если на планете возникал новый патоген – система знала, что делать.

Ниже располагался фабрикатор, его называли «карманным демиургом». Он мог синтезировать всё: от винтов до систем жизнеобеспечения, используя органические остатки, металлическую пыль, базальтовую крошку. Строительный алгоритм понимал команды не только в коде, но и в образах, загружаемых с нейроинтерфейса. Он мог напечатать даже подковы для блохи, если оператору пришло в голову подковать блоху, и нашлись бы соответствующие насекомые.

Чуть выше уровня поверхности располагались жилые помещения, камбуз и вирт кают-компания, с пространством памяти. Здесь была вся Земная культура. Бах и Бьорк, Тарковский и Лукас, Гёльдерлин и генеративные поэты из Облака Архивов. Библиотека осязаний, симуляции земных прогулок, запах океана, виртуальный рассвет в Альпах, стук дождя по стеклу, запах джунглей и елового леса. Всё, чтобы не забыть. Всё, чтобы помнить, зачем человек вообще выжил.

Все это питалось энергетическим сердцем – реактором с огромным КПД, который был заключён в саморегулирующийся матричный корпус, способный гасить любой сбой. Реактором, рассчитанным на десятилетия непрерывной работы.

Все эти секции были связаны внутренним коридором, разделённым герметичными отсеками. Система автоматической балансировки давления, фильтрации воздуха и влажности координировалась интеллектуальным помощником – простым, но надёжным. Всё это было создано, чтобы выжить, не просто выжить – жить.

Оскар ощупывал панель доступа. Ни одного сигнала. Ни признака активности. Он знал наизусть его систему авторизации – сам проектировал этот протокол. Ошибки нет, как и ответа от модуля. Оскар сел прямо на пыльный камень. Смотрел в землю. В голове стучало. Потом вспомнил: аварийный порт.

Его ладони тряслись, когда он подключал кабель к аварийному разъёму. Электрический импульс прошёл вглубь корпуса – и утонул. Еще раз… Ни малейшего сигнала. Модуль не откликнулся. Все внутри было мёртво.

Оскар стоял перед ним, как перед запечатанным храмом, которому поклонялся всю дорогу. Бессильные слёзы стучали потекли по щекам. Он закрыл глаза, вжавшись лбом в металл. Всё, что могло быть спасением, – оказалось чёрной капсулой без будущего.

Он закричал, ударил кулаком по металлу. Ничего…

Осознание пришло медленно. Генератор мёртв, все виртуальные системы мертвы, дроны обесточены. Даже аварийный аккумулятор – пуст. Это невозможно, но это случилось.

Он сидел, сжав голову руками. В горле поднимался крик. Не от страха. От обиды. От бессилия. Это должен был быть его спасение. Его шанс. И он исчез.

Но потом – вдох. Медленный. Полный. Он ещё жив. А значит – будет идти дальше. Где-то там, через ещё десять километров, – второй модуль. Второй шанс. Или – финал.

Глава 4. Модуль

1. Дорога без возвращения

Тележка не стала тяжелее. Физически она оставалась той же самой конструкцией: две параболические антенны от связи в роли колёс, панельные секции, согнутые и перепаянные в примитивное коромысло, и система фиксации из креплений аварийного шлюза. Никаких изменений по массе, габаритам, даже центру тяжести. Но с каждой трещиной под ногами, с каждым хрустом под её импровизированной осью Оскару казалось, что она стала весить тонну.

Боль в пояснице накатывала приступами. Фильтры скафандра начинали сбоить – он ощущал привкус пластика во рту, и каждый вдох становился чуть суше. Не воздух – шелуха. Трение между тканью и кожей напоминало наждачную бумагу. Он знал: это не критично. Пока. Но тело реагировало быстрее разума. И уставало – гораздо раньше.

Пейзаж, открывавшийся с точки, где он ночевал последнюю ночь, не внушал тревоги. Даже казался обнадёживающим. Участок впереди – холмистая складка, небольшое возвышение. На орбитальных картах она отмечалась как «сектор Х-32-β», с примечанием: «плавный перепад высоты». Но теперь, стоя у её подножия и глядя вверх, Оскар понимал, насколько обманчивы бывают данные.

Холм, казавшийся незначительным с высоты, оказался настоящей грядой – с пологими, но бесконечными подъёмами, осыпающимися склонами и ячейками подвижного гравия, похожего на зыбучий песок. Он подтолкнул тележку вперёд – и та сразу завалилась боком, прилипла к осыпи, требуя усилий, координации и двух заходов для восстановления равновесия. На подъём ушло почти шесть часов.

Сверху открывался вид. Не эпический, не вдохновляющий – чужой. Сумрак, простирающийся на сотни километров, был серо-красным – как старая кровь под пеплом. Свет звезды – тусклой, неяркой, багровой – отсекал горизонт от абсолютной тьмы. Здесь, на границе света, было относительно стабильно: температура держалась в районе плюс 10–12 градусов Цельсия, и скафандр не перегревался. Но дыхание становилось рваным, как у бегуна в вакууме. Оскар остановился. Вода – на треть фляги. Калории – по плану. Время – не на его стороне.

Он стоял на вершине, опираясь на тележку. Шумел ветер – слабый, пыльный. Ниже, по склону, терминатор изгибался в сторону запада, как шрам. Где-то там должен был быть второй модуль. Надежда? Или просто необходимость – двигаться?

Он двинулся. Не глядя вверх. Не ожидая увидеть силуэт купола. Только вперёд. Тело шло по инерции. Разум отступал. Монотонность движения, боль в ногах, тяжесть тележки – всё это перестало иметь форму. Остался только импульс: идти. Потому что если остановиться – всё прекратится.

Холмы сменились неглубокими трещинами – как будто сама планета покрыта сетью невидимых вен. Каждый шаг давался с трудом. Тележка теряла устойчивость, и Оскар, раз за разом, спасал её от опрокидывания, поддерживая бедром, плечом, криком.

Он перестал думать. Перестал чувствовать пальцы. Падал. Поднимался. И снова шёл. Иногда он оглядывался. Пейзаж не менялся. Всё та же серо-красная равнина. Всё те же безмолвные тени. Всё та же тележка, скрипящая, как раненый зверь.

Один раз ему показалось, что впереди – движение. Тень. Или свет. Или, может, блеск. Он остановился. Долго всматривался. Ничего. Иллюзия. Он знал: мозг обманывает, когда долго лишён стимулов. Особенно в условиях слабой гравитации и пониженного давления.

Он не считал шагов. Не сверял координаты. Навигационный блок не работал уже сутки. Он шёл вслепую, руководствуясь направлением, заданным с вершины холма, и собственной решимостью. Как шёл в первый раз – к тому, мёртвому модулю.

Солнце – вернее, его звезда – была всё в той же точке над горизонтом. Планета вращалась синхронно, и время здесь не имело значения. Была лишь полоса света. И тень за спиной.

Оскар больше не чувствовал рук. Его спина выла от боли. Но он продолжал идти. Потому что за ним – пустота. А впереди – хотя бы вероятность.

Он знал: если второй модуль окажется мёртвым, как первый – это конец. Потому что обратно он не вернётся. Потому что морально – уже перешёл точку невозврата.

Тележка заскрипела. Он остановился. Сел на выступ скалы, вытирая лоб. Пальцы дрожали. Вода почти на исходе. Он не жалел. Потому что жалость – роскошь.

Он посмотрел вверх. И не увидел ничего. И пошёл дальше.

2. Дверь, что держит

Он не сразу увидел модуль. Усталость размывала границы восприятия, внимание рассыпалось в пустоте, как пыль по ветру. Только когда тележка с глухим стуком врезалась в камень, он поднял голову и замер.

Прямо по курсу, в каких-то ста метрах, между хребтами тусклого гравия, стояло нечто искусственное. Модуль. Не мираж. Не миф. Не шутка сломленного разума.

Он не закричал. Не побежал. Он просто остановился, выдохнул. Слишком много уже было иллюзий. Слишком часто горизонт обманывал. Но это… это было реальнее остальных. Он пошёл.

Тележка скрипела, рвалась в сторону. Тяжести в ней не прибавилось, но с каждым шагом она становилась тяжелее морально – как будто усталость вставала рядом и давила плечом. Грунт был предательски рыхлым. Одна из антенн, служившая колёсами, зацепилась за камень. Оскар ругнулся, выправил ось.

Когда он подошёл ближе, модуль молчал. Как и первый. Та же геометрия корпуса, те же панели, антенны и отсек шлюза. Всё на месте. Всё целое. Как будто только что спустился с неба.

Он подошёл к интерфейсной панели. Не надеясь. Просто по инерции. Подключил аварийный кабель – стандартной скруткой, защёлкнув по резьбе. В его скафандре – как и во всех из экипажа – был хардкод аварийных доступов: личный криптоключ, цифровая подпись и временная синхронизация, автоматически обновляемая при каждом контакте с бортом.

Он активировал соединение. Панель слегка дрогнула – не вспышкой, не звуком, а именно дрожью, как если бы за её стеклом кто-то наконец проснулся и недовольно потёр глаза.

ПОДКЛЮЧЕНИЕ ИНИЦИИРОВАНО

ОБЪЕКТ: МОДУЛЬ М-2 / СИНХРОНИЗАЦИЯ: ВЫКЛЮЧЕНА / ПРОТОКОЛ: РУЧНОЙ ДОСТУП С ПОЛНОЙ ВЕРИФИКАЦИЕЙ. СИГНАТУРА НЕ ВЕРИФИЦИРОВАНА. ВРЕМЯ ОЖИДАНИЯ ПРЕВЫШЕНО. СЕАНС: ПРЕРВАН.

– Доброе утро, если это можно так назвать, – буркнул Оскар. – Ты выглядишь так, будто проспал лет сто.

ПОВТОРНАЯ ПОПЫТКА. РУКОПОЖАТИЕ УСТАНОВЛЕНО.

ПРОВЕРКА ПАРАМЕТРОВ: ДАТЧИКИ ТЕПЛОВОГО СПЕКТРА / МИКРОГРАВИТАЦИОННЫЙ ОТКЛИК / АНАЛИЗ ХОДЬБЫ /

ОЖИДАНИЕ ГОЛОСОВОЙ ПОДТВЕРЖДАЮЩЕЙ ФРАЗЫ

Он рассмеялся – коротко, выдохом.

– Серьезно? Я здесь один. Один на планете. Один в системе. Это точно тот момент, когда нужно проверять форму моей черепной коробки?

Пауза. Панель молчит. Пыльный ветер скользит по корпусу.

– Ладно, – вздохнул он. – Быть иль не быть.

ГОЛОСОВОЙ ОТПЕЧАТОК РАСПОЗНАН.

ФРАЗА СООТВЕТСТВУЕТ ПРОТОКОЛУ ДОСТУПА

ПРОДОЛЖАЕТСЯ АНАЛИЗ: СРАВНЕНИЕ БИОМЕТРИИ, ШАБЛОНА ДЫХАНИЯ, ИНТОНАЦИОННОГО РЯДА

Панель словно задумалась. Тянулись секунды. Оскар поднял взгляд к мутному солнцу.

Он стоял перед панелью, глядя на неё с тем выражением, с каким человек смотрит на закрытую дверь в собственный дом, потеряв ключи… лет так тридцать назад. Кабель в руке – как ритуальный жезл. Панель молчала, как профессор на лекции, где всё уже давно сказано.

В голову Оскару вдруг пришла картина: пыльные, бледные археологи будущего, с глазами как у голодных сов, в экзокостюмах последнего поколения, склоняются над ним – мумифицированным, аккуратно улёгшимся перед входом, с окаменевшей фразой «быть иль не быть» на пересохших губах. Они водят датчиками, суют в его скафандр эндоскопы и записывают: «Оскар Вернер. Не вошёл в модуль. Вероятно, не прошёл проверку голоса». Он хмыкнул, представляя их отчёт: "На входе найдены останки гуманоида с признаками культурной перегрузки. Причина смерти: отсутствие допустимого театрального тембра".

Он наклонился ближе и тихо произнёс:

– Быть иль не быть.

Пауза.

ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ: ВЕРНЕР, ОСКАР

СТАТУС: АКТИВЕН

АНАЛИЗ ГОЛОСА: 97.3% СОВПАДЕНИЕ

ПРОВЕРКА БИОМЕТРИИ: В ПРОЦЕССЕ…

РАСПОЗНАНА, СООТВЕТСТВУЕТ ЗАПИСИ 0001.31.88.

ПРАВА ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ: ВРЕМЕННО РАСШИРЕНЫ ДО УРОВНЯ 3

ВХОД РАЗРЕШЁН

ПРОСЬБА: НЕ СМЕЯТЬСЯ В ШЛЮЗЕ – ЭТО СБИВАЕТ АКУСТИЧЕСКИЕ СЕНСОРЫ.

Оскар замер.

– Это ты сейчас пошутил?

Я – KRONOS*. Я НЕ ШУЧУ. Я ДОСТАЮ ШУТКИ ИЗ БАЗЫ. ИЛИ, В ДАННОМ СЛУЧАЕ, ИСПОЛЬЗУЮ ПОВЕДЕНЧЕСКИЙ МОДУЛЬ "ОПТИМИСТИЧЕСКАЯ ТЁТЯ".

*K.R.O.N.O.S. – KnowledgeRelayandOperationsNodeforOutpostSustainability– название ИИ, который можно перевести как Узел Знаний и Операций для Поддержания Жизнеобеспечения Аванпоста. В экспедиции шутники расшифровывали как KindaReliableOperatorNavigatingOngoingSuffering– Типа Надёжный Оператор, Навигирующий Бесконечные Страдания

– Скажи ещё «дорогуша» – и я сбегу обратно, – проворчал он, но уголок губ предательски дрогнул.

ГОТОВНОСТЬ ШЛЮЗА: 87%… 92%…

ОСТОРОЖНО, ДВЕРИ ОТКРЫВАЮТСЯ.

ЖЕЛАЕМ УЮТНОГО ПРЕБЫВАНИЯ.

Дверь со вздохом разошлась. Изнутри потянуло лёгким привкусом металла, пластика и озона. Полумрак. Воздух. Пространство, наполненное мёртвым теплом. Он шагнул внутрь – и замер на пороге.

– А ведь если они нас действительно видят… – пробормотал он, – то, скорее всего, вообще не поняли бы, что с этой штукой можно разговаривать. Мы делаем технологии как капканы: понять можно, только если ты уже в ловушке. Или если ты – я. Позади мягко щёлкнули замки. Внутри стало чуть теплее.

3. Фонарь во льдах

Оскар скинул скафандр, как сбрасывают с плеч груз мёртвой планеты. Пальцы дрожали, застёжки поддавались с трудом – будто сама Тенея не хотела отпускать его. Он дополз до койки, рухнул лицом в синтетическую ткань и провалился в сон.

И приснилась Аглая.

Не призрак, не воспоминание – вспышка. Яркая, невыносимая, как сигнал аварийного маяка в кромешной тьме. Она всегда была такой: то ослепляла, то исчезала, оставляя после себя жгучую пустоту и тихий звон в висках, будто отзвук её голоса.

Первое, что она сказала ему:

– Ты слишком аккуратный, Вернер. Собираешь вселенную, как будто у тебя в голове встроенный мануал.

Он тогда надулся. Потом – влюбился.

Аглая была архитектором хаоса. Если Оскар проектировал колонии с безупречной геометрией, она разрисовывала стены космических станций цветами, которых не существовало, и сочиняла сонаты для трёх терменвоксов и воображаемой публики. В ней уживались безумец и гений – та самая смесь, которая либо спасает мир, либо сжигает его дотла.

– У тебя всё получится, – говорила она, – ты ведь веришь, что гармонию можно просчитать. А я вот в гармонию не верю. Мне бы катастрофу с правильным светом.

Они спорили до хрипоты – о дизайне колоний, о музыке интерфейсов, о том, почему корабельный ИИ говорит слишком правильно. Иногда – всерьёз, иногда – просто чтобы чувствовать тепло друг друга сквозь холод космоса.

Однажды она заблокировала его на двенадцать часов, отправив уведомление:

«Ты не сможешь спорить, пока думаешь, что “прекрасное” укладывается в техзадание».

Он её обожал. В этом и была проблема.

Аглая мечтала о спелеоглайдинге – виде спорта для тех, у кого слишком много жизни и слишком мало страха. Представьте: узкие ледяные тоннели, затопленные водой. Ты не плывёшь – паришь, управляя гравитационными винтами, стабилизаторами и собственной паникой. Нужно не сбиться с пути, петь глупую песенку на всплытии – и не сойти с ума от темноты.

– Это как любовная ссора, – смеялась Аглая. – Сначала тонешь, потом теряешься, а потом либо всплываешь, либо с тобой прощаются.

Оскар однажды сказал, что спелеоглайдинг – это самоубийство в дорогом костюме. Она засмеялась.

А через неделю умерла.

Оборудование отказало. Без предупреждения, без драмы. В один миг. Сенсоры молчали, аварийная система не сработала. Её капсула осталась на дне ледяной пещеры, и только через неделю ее смогли понять на поверхность.

Оскар не поехал на прощание. Он смотрел в иллюминатор, где медленно вращалась Земля, и думал:

«Лучшие уходят первыми. Не потому, что так надо, а потому что кто-то сэкономил на системе стабилизации».

С тех пор он стал тише. Точнее. Ещё больше ненавидел ошибки. Иногда его называли занудой – и он не спорил.

Потому что глубоко внутри Аглая всё ещё смеялась – и он не хотел её перебивать.

Иногда Оскар представлял, как она говорит:

– Вернер, ты снова забыл выключить иронию.

И он отвечал пустоте:

– А ты включила её навсегда.

Оскар проснулся. В модуле потеплело, KRONOS молчал И в этот момент Оскар почти поверил, что если Тенея и подарит ещё один голос…

То это будет её голос.

Или хотя бы его обломки.

Глава 5. Ценностно-антропологически