
Полная версия:
Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия
Мэри достала чистую рубашку Поэту.
– Милый, ты устал.
– Мэри, налей мне ещё, вообще не берёт.
Мэри достала ещё маслины, кинула их в стакан, водку налила и подала в руки Поэта. Она провела ладонью по его волосам, повернулась и спросила Юродивого:
– Э-э-э-бесы?
– Бесы.
– А вы это о чём, мистер Юродивый?
– Матушка, вам, чистой, лучше про это не знать – про жадность, и деньги, и колбасу, про искушения бесами, о предательстве, вранье и обмане. Всё это про жизнь; и душевная грязь никак не касается, матушка, вас. А хорошо свечки горят! Красиво бесов гонять! Страшно на это смотреть, но мне понравилось.
– Юродивый, ты лучше молчи! Молчи, и всё! Никому ничего не говори, лучше молчи.
Но Юродивому хотелось поговорить и обсудить ужасающее событие, его всего распирало от этой жуткой истории. А Мэри отпила вино из бокала и сказала:
– А такое я по работе своей каждый день вижу и слышу. Так, Юродивый, это беси были, что на картинах художников? А-ха-ха!
– Да, матушка, вся жадность и искушения в человеках от бесов! А ты, Поэт, что молчишь?
– По-разному бывает – то любовь побеждает, то жадность от бесов, а мы поле битвы. И куда мы повернём, зависит от нас, только от нас. Нечего пенять на других.
– Правильно, золотые слова. А то он нас обвинил! Постник сам их впустил. Страшно, как бился под бесами, жутко смотреть!
– Да уж, Юродивый, страху было полно.
– А как он полз обратно в храм? Жуть! И жалко мне стало его, беднягу.
– Кто полз? О ком вы?
Поэт ответил:
– Обо всех нас говорим, о грешных и раскаявшихся, что к Господу Богу обратно ползут.
– Так что же вы видели? Что вы молчите?
Но Юродивый перекрестился и сказал:
– Ей, Господи, не введи в искушение нас и избавь от лукавого в нас. Я Тебя очень-очень, Боже, прошу!
– Аминь, – поддержали хором Поэт и красавица Мэри.
А Поэт сказал:
– Во как бывает! У тебя свои планы, у Бога на тебя свои планы, и у бесов свои на тебя, а ты, как хочешь, так и вертись. Что-то устал я, прилягу.
– Я, милый, выключу большой свет, пусть свечи горят.
Мэри ласково провела ладонью по упрямым волосам Поэта, наклонилась к нему и с нежностью, на которую способна только любящая и любимая женщина, поцеловала его. Посмотрела на спящего с гордостью и восхищением, как на Бога или прекрасного Ангела, и прошептала ему:
– Только ты… Я только твоя. Ты мой Великий Гэтсби. Обожаю, люблю тебя… Или я ещё сплю?
В это время Юродивый брызгал святой водой на всё вокруг в кабинете:
– Во Иордане крещающуся Тебе, Господи, троическое явися Тебе поклонение… Э-э, что? Какой Гэтсби?
Мэри не могла налюбоваться любимым, но услышала вопрос, обернулась и ответила:
– Великий… Так признайтесь, что же вы видели? Юродивый, миленький, умоляю, расскажите же мне!
– Не могу вам сказать – слово дал! Честное слово дал – молчать об этом. И вы молчите!
– О чём же молчать?
– Истину вам говорю – самое страшное! Я мёртвых видел по жизни, и много, но тут… страху! Нечисть, и страх! Я крепкий мужик, но тут, признаюсь как на духу – чуть не обосрался от ужаса.
– О Господи!
– А Поэт их, нечистей и вурдалаков, молитвой прогнал! Да, святую молитву кричал и крестом изгонял! Свят, свят! (Святой водой окроплял всё вокруг.) Как червей тысячу выгнал! Из человека! Это было страшно!
– О, мамма мия! Скажите, что это неправда!
– Вот истинный крест! И пусть меня разорвало на части, если наврал! Вах!
– Ой! Страшно! Я вам верю.
– Правда. Это правда. Вот истинный крест!
– А чем всё закончилось?
– Постник снова нам брат. Вы лучше идите к себе, Матушка, идите, идите отсюда. А я вот тут на полу в кабинете посплю. Не беспокойтесь, и помолюсь за него при свечах. У меня сильная молитва есть для него, уверяю – завтра будет в порядке, как этот, м-м-м, Эверест. Нет, Казбек. Точно – Казбек! Мой брат Поэт – золотой человек. Спи братка, таких надо беречь.
Юродивый окропил всё вокруг и, крепко держа в руке храмовый крест, опустился на колени, открыл молитвенник при свечах, начал молитвы читать и креститься: «Спаси нас, Господь, своей Благодатью…»
Глава 13
Свершилось! Ангелы!
Рано утром к Поэту приехали незваные гости – художники. Среди них был и Молодой Художник. С великой просьбой они поведали, что роспись дальнего храма никак не идёт – уже руки опустили и роспись остановили, Божья помощь нужна.
– Постник, твой друг, что послушание в храме проходит, сказал, чтобы мы к тебе обратились, Поэт. Он говорит и божится крестом, что ты всё можешь, что ты видишь Ангелов и Благодать, даже бесов прогоняешь. Он верит сильно в тебя!
– Ты это о чём?
– Выручай, Поэт – осыпается купол у храма!
– Ещё Постник сказал, что ты и Юродивый его не однажды спасали.
– Братья, я устал, вчера очень устал и напился с устатку. Я ещё в себя не пришёл. Мне бы три дня отдохнуть от вас всех, горемычных!
– Поэт, выручай!
– Все фрески осыпались!
– Баста, хватит! Чего вы рвёте меня на части? Я никуда не поеду! Езжайте обратно, домой. Езжайте!
– Поэт! Ты постой, не серчай – надо, родной.
– Выручай!
– Христом Богом всем миром просим!
– Выслушай нас и буди, Поэт, с нами на исповеди и на Литургии святой.
– Поехали завтра в храм наш, вместе покаемся, и ты помолишься с нами! Не сегодня, а завтра поехали.
– Выручай! Фрески сыплются с купола храма, и роспись никак не идёт!
А Молодой Художник вдруг упал на колени:
– Христом Богом просим тебя! Помолимся вместе на молебне? Батюшка ждёт!
И все загалдели: «Просим!» Поэт выслушал их, обернулся, посмотрел на Юродивого, тот кивнул. Поэт взглянул на Мэри:
– А ты что думаешь? Мэри?
– Странно всё это: и фрески сыплются с купола храма, и роспись, молитвы.
И добавила шёпотом:
– Чудно и загадочно, как в средневековье. Очень интересно.
– Поедешь?
– С тобою? Всегда!
Художники уехали. А Поэт ночью долго молился.
Утром на ранней литургии все причащались и получили благословение. А затем долго ехали по областной дороге на микроавтобусе. Юродивый весело пел красивые песни Кавказа. По пути сделали большой крюк через монастырь – заехали за другом Постником. Постник, притихший и скромный, держал икону и кадило в руках, а в ногах – вёдра с краской для храма. Юродивый сказал:
– Вот вижу – теперь ты настоящий Постник, монах и послушник с кадилом, с иконой в руках!
– Попом ему быть. А зачем тебе икона и кадило? Слышишь, Постник?
– Икона эта, Поэт, должна сильно помочь, а кадило это очень счастливое, чудодейственное, настоящая «бесопрогоняйка» целительная, это я у Настоятеля выпросил.
И тихо добавил:
– Поэт, я с этим храмом весь год в послушании, и там всё не так. От Москвы далеко, 300 километров; я штукатурю и крашу, замучался, но штукатурка долго сохнет и опять местами осыпалась. Отчаялись мы.
Юродивый ответил за Поэта:
– Это всё беси были в тебе.
– Может быть. Отопление там плохое, роспись не идёт. Художники фрески смывали аж со всего купола! Спонсоры недовольны, и деньги кончаются. А спонсоры требуют на Пасху первую службу! Вот так! Помоги, брат, помолись с художниками на литургии – ты можешь, я знаю тебя, Поэт. Очень надо.
И Поэт спросил:
– Постник, епитимию на тебя наложили?
– Да, Настоятель по великой милости приказал мне выучить весь Псалтырь, и петь псалмы каждый день от корки до корки, и каяться.
– За деньги и колбасу?
Постник кивнул:
– Теперь учу и пою.
– Весь псалтырь каждый день?
– Да-да, во славу Богу.
– Значит, ругал тебя Настоятель?
– Очень ругал.
– А ты?
– Что я? Оправдывался, лепетал, что чуть не помер без колбасы, от поста и тяжкой работы в храме; а Настоятель сказал мне, что лучше бы я помер – был бы мучеником. Но по великой милости всё же простил меня, и я очень рад, добрый у нас Настоятель. И сказал ещё, что не выйдет из меня монаха, выгнать хочет, не верит в меня… А вам, братья Поэт и Юродивый, огромное спасибо! Помогли вы, братья, и от бесов спасли! Стоял на краю.
– И до каких пор тебе псалмы петь?
– Пока Благодать ко мне не придёт, вот так. А как придёт Благодать – значит, Господь простил меня, грешного, и зачёл мои покаяния, так сказал Настоятель. Я-то боялся – отлучит от Евхаристии, но нет, принял отец Настоятель мои покаяния и не стал строго судить перед братьями меня, послушника Постника. А я-то уж долго на коленях стоял, со слезами каялся… Я теперь решительно настроен на Благодать.
– Вот теперь узнаю брата Постника, истинного кандидата в монахи.
– Да уж, вырвали вы из бесов меня!
– А может, тебе в семинарию на священника пойти учиться? Ну какой монах из тебя?
– Жениться тебе надо на доброй девушке!
– Да я бы…
Но тут на дороге вдруг как бабахнет! Колесо лопнуло у микроавтобуса, и долго не могли его снять, запаску поставить. Поэт с Юродивым, засучив рукава, яростно откручивали болты, но болты прикипели. И ругался матом Поэт, и психовал он, в грязном снегу меняя колесо на обочине. В итоге все перепачкались и устали. Настроение у Поэта было отвратительное, он злился на себя, что поехал, снова не выспался, да ещё и Мэри с собою позвал. Юродивый успокаивал друга, говорил: «Всё будет хорошо. И ты должен, Поэт, храм помочь возродить! Кто, если не ты? Поможем художникам…»
Но Поэт был очень угрюм и держался за бок:
– Что же так сердце болит?
Мэри тревожно спросила:
– Может, вернёмся?
Поэт огрызнулся:
– Нет уж, поехали!
И всю дорогу Постник тихо пел псалмы, друзья молчали и думали, а Мэри спала. Из-за задержки опаздывали на службу. Постник позвонил, предупредил и попросил Чашу со святыми дарами оставить для них в алтаре.
Несколько часов езды – и подъехали к большому каменному храму (опоздали намного, и служба закончилась):
– Вот он! Вот этот храм я штукатурю и помогаю художникам его реставрировать. О, Господи, помоги всем нам, грешникам!
Художники шумно встретили приезжих, обняли всех и сразу повели в храм. Внутри штукатурка уже просохла, и росписи купола начали заново, иконостас прикрыт плёнкой, печка топится, но внизу холодно – всё тепло вверх уходит, в роспись.
Художники, качая головами, показали на росписи и развели руками:
– Не идёт роспись купола, и люди давно устали. А купол тута особенный – хоть третий раз всё заново штукатурь и переписывай. Он постоянно осыпается. А денег больше нет, и не будет. К светлой Пасхе надо дописать все фрески на куполе и иконы на стенах. До Пасхи надо всё успеть! Обязательно!
Поэт увидел это и совсем расстроился:
– Вижу, хреново… А что Батюшка сказал?
Постник положил икону на аналой, обернулся и сказал:
– И Батюшка, и Благочинный молиться призывали – молите Бога на помощь. А у Батюшки, акромя этого, ещё два прихода в разных деревнях, и разрывается Батюшка. Предлагал мне ему помогать – выучиться и взять этот храм, стать молодым Иереем, Батюшкой.
Поэт продолжил:
– Нам лучше с Батюшкой молиться. Всем миром молебен стоять, где он, Батюшка ваш?
– Срочно уехал – праведник умирает в дальней деревне, поехал соборовать и там заночует, будет нескоро.
– А как же без него?
Художники разом загалдели:
– Да мы уже сами и звали Благодать, и Богу молились, и постились. Вот стоим, а роспись никак не идёт. Вона – смотри!
– И фрески на куполе счищали, и вновь грунтовали весь купол. Постник сам грунтовал денно и нощно, он подтвердит.
– Да, Поэт, никак свод не идёт, очень сложный здесь купол, Бог не даёт.
– А я вам чем теперь помогу?
– Вот он, Постник, сказал – тебя Ангелы любят. (Все разом смотрели на Поэта.) Ты должен помочь.
– Помолись Господу вместе с нами, Поэт, очень прошу – помолись.
– Все просим! Помолись с нами!
– Вы, друзья, не понимаете, о чём просите – я не умею просто молиться.
Вперёд вышел молодой талантливый художник и сказал Поэту и Юродивому:
– Пожалуйста, послушай, Поэт! Я в храме на куполе хочу написать потрясающий библейский сюжет. И, может быть, лучшее в своей жизни не нарисую! Я, поверь, у вечности, у красоты божьей заложник, я всю душу здесь свою положу, весь талант, иначе никак не могу – помоги, пожалуйста, ради Христа! Ради росписи этого храма только и живу! Это мой первый храм. Это мой храм! Нельзя, чтобы пропало!
– Первый? Что, молодой, хотел взять талантом одним? Нет, брат, без Бога здесь не получится. И просто «помолиться» здесь не пройдёт.
– Поэт, да я… Только помоги нам! Я же, Поэт, эскизы тебе покажу, дай мне искру, зажги во мне истинный крест – и я всю Благодать во фрески передам. Обещаю! С любовью! Любовь – это удивление, тихий восторг. И когда я нарисую фрески, все люди почувствуют любовь Господа Бога. Обещаю, ей-богу! Упроси только Господа – на тебя вся надежда!
А все художники подхватили, запричитали:
– На тебя последняя надежда. Или по монастырям придётся нам пойти, старцев просить. Всем миром просим – помолись с нами молебен, и, может, Бог нам поможет.
Поэт глянул на себя, грязного, на свои руки, запачканные от колеса, на ведра с красками. Он был раздражённый, уставший и как-то сомнительно пожал плечами. Но тут Юродивый подошёл и громко сказал:
– Помолись, брат. Это же храм!
И все услышали «брат» и закивали:
– Помогай! Помогай, брат! Брат!
А талантливый Молодой Художник сказал:
– Да, брат, век не забуду! Прошу, помолись за меня и за всех, направь молитвы к Господу Богу. Очень прошу!
Поэт молчал. Тогда Юродивый обнял Поэта и зашептал ему в ухо:
– Братьям поможем.
– Устал я, сил нет никаких. Давай ты начинай, у тебя же быстрее получится, а я, может, подхвачу.
– Ты что? Это тебе Бог многое дал, а не мне, это твой крест! Тебя любит Бог, а не меня. С тебя будет спрос, а не с меня. Давай, брат, давай, начинай!
– Не знаю.
Юродивый возмутился:
– Да Господи! Да что же это? Эй, Постник! Иди сюда! Скажи Поэту, что должен помочь!
Постник подошёл, все трое обнялись и стояли, и Постник сказал:
– Поэт, ты мне как старший брат, послушай меня, что бы я, грешный, ни делал, как бы ни молился и ни жил, и как бы художники ни молились, Господь не принимает наши молитвы! А ты, Поэт, как бы ни жил и что бы ни сделал, Господь твои дары берёт в первую очередь! Не мои, и не его, и не художников, а твои молитвы слышит! Пойми! Господь любит тебя, Поэт, больше нас всех. Больше меня, монаха-послушника, и больше брата Юродивого, и больше Иерея и Настоятеля. Твоими молитвами победиша во мне бесов и искушение диавола; это твоею дерзкой молитвою и силою Святого Креста ты их выгнал из меня, яко червей. Истинно! Истинный крест, угодил ты Богу и Царице Небесной, что Святой Дух с Ангелами посещают тебя и любят тебя и дерзость твою Благодати божественной! Ох, если бы меня, убогого, так же Царица любила, я был бы самым счастливым на этой земле человеком! Помогай, брат Поэт, помогай! Помогай, братка! (Чуть не заплакал.) Да что же мне здесь помирать в покаянии и без Благодати и белого света не видеть? Выручай – храм поднимать, наполнять надо! Умоляю тебя!
– А если у меня не получится? Без Настоятеля как?
И тут Юродивый удивлённо переспросил у Поэта:
– Почему не получится?! Не надо так говорить. Дерзай, брат! Бог любит тебя и только от тебя принимает дерзость! Не знаю, за какие заслуги Бог выбрал тебя, и не моим, а твоим просьбам внимает Господь, терпит только твоё дерзновение и наглость. В тебе, дерзком и грешном Поэте, Он молитвы творит. Это тебе Митрополит звонит, чтобы ты помолился о нём, это тебя Архимандриты и Архиереи просят с ними архиерейскую службу стоять, ибо высоко ценят тебя, а не меня. Есть значит в тебе, брат, и Сила, и Свет.
– А причём тут это? Шансов мало.
– На колени встану!
– Сегодня матом ругался.
– Дерзай! Бог любит тебя. И пока ещё чаша Христа стоит в алтаре!
– Если сердце не выдержит?
И Юродивый зашептал:
– Братка, умрём здесь – умрё-о-ом! А там как Бог скажет. Умрём? Прямо здесь, в храме, помрём!
– Да, в храме-то помереть – то лучшая смерть. Я сегодня причащался с утра.
– Вот! Вот, брат, – зашептал монах Постник. – Мы все причащались! Все поддержим тебя.
– В храме упокоиться я за счастье считаю.
– Даст Бог! Тогда что же, Поэт – молебен? Помолимся?
– Хорошо! Постник, начинай кадить ладаном, бесов гони, а ты, Юродивый, когда я буду молиться, пой так, чтобы всю душу вынул.
– Ей-богу!
– А если помру – дайте Мэри закрыть глаза мои и свечу затушить. Пообещай – это важно, чтобы только она.
– Обещаю, брат, только она. (И перекрестился Юродивый.) Вот! Истинный крест!
Постник принёс кадило, кадил храм по кругу и молился с земными поклонами. Поэт с Юродивым ещё постояли, обнявшись, вдвоём, голова к голове, поговорили шёпотом, а потом Поэт кивнул и посмотрел вверх, на купол. Юродивый отпустил его из своих крепких объятий. Молодой художник подошёл и тихо напомнил Поэту:
– Мы причащались сегодня. Когда молиться начнём?
Но Поэт всё смотрел на купол:
– Помолиться, значит? С вами? Дары Господу принести? (И посмотрел в глаза Молодому Художнику.) Все сегодня на литургии исповедовались и причащались?
– Все.
– И как?
– А никак!
– Всё мне с вами понятно – грешные! Все вы грешные здесь!
Молодой Художник возразил:
– Но я вот исповедовался, мне-то отпустили грехи.
– А ты кто такой? Без грехов? Святой, говоришь?! Иди отсюда! (И с искажённым лицом оттолкнул художника так сильно, что тот аж отлетел и на пол упал.) Не знаю тебя! Врали, лгуны!
Поэт угрюмо посмотрел на художников. Но упавший сказал обиженно:
– А вы не боитесь – толкая нас?
– «Господь не любит боязливых!» Митрополит это сказал. И я не боюсь! А вы все здесь фарисеи и трусы! Нет с вами Ангелов! Нет!
– Так Бог не даёт Благодати.
Поэт оглянулся на Молодого Художника, а потом строго посмотрел на всех остальных художников, которых любил. И они поняли – всё серьёзно.
И спросил их Поэт:
– Ах, это вам Бог не даёт? Плохо дело! А причина в вас! Значит, не про все грехи вы, грешные, Иерею рассказали! Значит, все вы, бесовские души, соврали ему – солгали, покаяние в цирк превратили! А Батюшка вам поверил и от имени Бога простил, и причастил святыми дарами, а вы все нагло обманули его. Формально, без молитвы и покаяния, ко всему подошли. Это не Бог, а вы сами, с грехами тяжкими, не видите Ангелов, а бесы воруют у вас Благодать. Христос что вам сказал? Бодрствуйте! А вы что делали, клистирные размалёвщики? Ленились и спали здесь целый год! Обманом все дары взяли, а не раскаялись! Фарисеи, лгуны, какая вам здесь Благодать? Какая здесь роспись? Не будет с обманом ни фресок, ни Благодати Божественной! Ничего вам не будет! Смотрите на небо – из-за ваших грехов осыпался купол! Из-за вас, сукины дети! Ненавижу вас! Ненавижу! На халяву хотите получить Благодать! И денег захотели заработать? И всех обманули!
– Просим тебя, брат! Умоляем тебя – помогай.
– Прости нас, брат Поэт!
– А Господа Бога вы не обманете – всё из-за ваших грехов! (Поэт показывал вверх на купол.) Осыпался купол! Из-за вас, сукины дети!
– Помоги нам, грешным! Ради Христа!
– Ради Бога Христа, просим, Поэт.
Поэт пошёл по ряду художников и мастеров и каждому в глаза сурово смотрел:
– Ты! Ты! (Каждого толкал в грудь.) И ты! Зачем на причащение ходили? Рот свой поганый и грешный открыть? Или с молитвой Ангелов и со святыми дарами Духа принять? А? Чтобы теперь все! Полное покаяние! Все до единого – посмотрели в души свои до самого дна, опустились в ад, увидели грехи свои тяжкие и покаялись искренне! До седьмого круга опустились и раскаялись, грешные. Иначе я вас не знаю, не вижу!.. Если Литургия была и Иерей вас причащал святыми дарами, то Святой Дух рядом ещё! Рядом, там, в алтаре, а вы его не пускаете! Всем до одного раскаяться, и умолять, и просить Его, чтобы Господь Бог подал Благодать.
Молодой Художник снова попросил:
– Поэт, помогай нам покаяться и Бога просить. Помогай, на колени стану перед тобой.
– Помоги, брат! Раскаемся!
– Да! Раскаемся все!
– Помоги! Нам нужна Благодать!
Поэт помолчал, снова взялся за левый бок:
– Что-то слева болит… Ладно, понял я вас. Кайтесь же, грешные души, Благодать в грязи не валяется! И запомните – Благодать неистощимая из Чаши Христа и в чистых душах, и на небесах! Избавьтесь от грязи греховной вместе со мной, я тоже грешный. И пока ещё живы Ангелы с вами, что за вами стоят с причащения, умолять надо Отца Господа Бога и звать Утешителя. Звать, умолять Утешителя! Чтобы взлететь, надо, братья, очиститься от тяжести грязи, грехов и всем сердцем просить Господа Бога. Слышите? Последний раз живём на земле! И больше не будет вам жизни.
– Да-да! Раскаемся, брат!
– Да, в последний раз живём!
– Хорошо. Плёнку с иконостаса снимайте, открывайте иконы.
Поэт позвал старосту и сторожа:
– Здесь, в храме, посередине ковёр постелите, перед аналоем с иконой я на коленях буду молиться. А вы, художники, сзади встанете рядом со мной. Молебен! Молимся всем миром со мной.
– Встанем все как один.
– Вспоминайте грехи. Чтобы все умерли! Все грехи от рождения! Обожгитесь раскаянием, братья. Полное покаяние, полное! Прогоните бесов, вырвите из сердца грехи! Сей Божий день, братья, маленькая последняя жизнь, и сегодняшний день проживите как последний, и чтобы запомнить счастливым его навсегда! С Господом, с Богом! Вы причащались!
И тут Юродивый загудел:
– С Господом! Что есть истина, братья? Истина – это Христос! Христос Путь на небо нам указал – через Него! А Дух Святой обратно к нам от Отца Господа Бога придёт! Раскаемся, призовём и помолимся вместе, братья, Господу Иисусу Христу и Владыке Отцу!
Вспоминайте и кайтесь в грехах, Христос завещал! Будем молить и звать Утешителя все, как один! Все вместе!
– Все позовём!
Юродивый продолжал:
– Вы причащались на Литургии, а значит, Святой Дух соединил хлеб и вино с Телом и Кровью Христовой, осталось только за вами – соединиться с Духом Святым и в небо подняться! Не знаю, братья, что будет сегодня, ой, не знаю, только запомните – это надо испытать; и у того, кто пройдёт и увидит Ангелов, жизнь прежней не будет. Нет-нет! (Юродивый гудел, и потрясал кулаком, и им угрожал.) Все раскаемся и умрём перед Господом. Все?
– Раскаемся или умрём!
– И будьте, как я, нищие души! Призовём Дух Святый и наполним святым блаженством нищие души свои. Ей же, ей! И чтобы все покаялись и поняли – нищие души жаждут блаженства! И жаждут Святой Благода-а-а-а-ти божественной! Свят! Свят Саваоф! Свят! Свят, Истина ты! Свят, Свят Святой Дух и мой Господин…
Юродивый крестился и громко призывал художников к покаянию, а потом сказал:
– Нельзя без благословения! Молодой?
– Что?
– Есть у тебя телефон отца-настоятеля – надо благословение получить на совместное покаяние в храме?
– А отец как уехал, отключён его телефон – соборует праведника. Что же нам делать?
– Архимандриту звони!
– Не отвечает его телефон. А других телефонов у нас нет. А хотя есть – телефон Митрополита. Но звонить я не буду.
Поэт воскликнул:
– Значит, звоним ему! Диктуйте номер.
– А вы что, не боитесь звонить Митрополиту? Я вот его сильно боюсь! Очень он строгий у нас!
– Если я у Бога просил, то после Бога не зазорно и у Митрополита просить. Диктуй телефон!
Поэт звонил Митрополиту, представился и просил благословение на покаянную молитву всем миром художников в недорасписанном храме. Все молчали, затаив дыхание. Поэт поговорил и ещё попросил Митрополита помолиться за ны, а затем замолчал и смотрел в небо, слушал его.
Поэта тихо спросили:
– Ну как?
– Всепреосвященный дал своё благословение на покаянную молитву.
– Ох!
– А что сказал-то ещё?
– Помолится с нами на расстоянии.
Народ выдохнул в изумлении и радостно добавил:
– Ох! Хорошо-о-о-то!
– Под защитой его!
А Поэт звонил ещё кому-то и священникам и очень просил их на расстоянии помолиться с ним и художниками за прощенье грехов. Затем отдал телефон, обернулся и позвал:
– Постник? Где Постник?
– Здесь я. (Постник подошёл с кадилом в руках.)
– Пока мы с Юродивым пойдём омоемся, ты, брат, с кадилом счастливым каждение тщательно делай и с девушками в храме начинай петь негромко, храм намаливай, брат, и Всевышнему пой. Я не знаю, что будет сегодня, но куда Бог меня поведёт, туда и пойдём.
– А что петь нам, Поэт?
– Пой, что душа пожелает твоя, намаливайте, славьте Господа Бога и Царицу Небесную всею душою. Вспомни, как, бывало, мы с Иереем молились.
– Я и псалмы буду петь.
– Пой псалмы, пока не начнём.