Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия

Серый лежал на полу, громко скулил под стульями и ругался матом. Затем откинул стулья, приподнялся и сел на пол, нашёл окурок и раскурил его, вытер ладонью кровавое лицо, увидел кровь, обернулся призывно ко всем и показал руки. Но все с сочувствием смотрели на Юродивого и Поэта, и тогда Серый сам поднялся и, обиженный на весь мир, закричал:

– Вы все видели? Все? (Но все отвернулись.) За что Поэт так со мною? А? С больным? Я напьюсь и убью его! Поэт, я убью тебя!

Серый с окровавленной рожей подошёл к стойке, прикурил сигарету и показал бармену на рану:

– Это ты виноват! Видишь кровь? Водки налей!

– Плати, у тебя денег полно. И здесь не курят!

– Вот вам мои деньги! Вот вам! (Серый с ехидной улыбкой показал всем фигу.) Вот вам, а не деньги мои!

– Пошёл отсюда! Полицию вызовем!

– Сам пошёл отсюда! (И заплакал.) Убью, вот увидите! Сожгу вас всех и ваш ресторан! Мне жить немного осталось, суки паршивые! Убью и сожгу… Все пути подожгу-у-у-у, подожгу-у-у. О-у-у-у! Ку-ка-реку-у-у!

Серый выл как волк и, вытирая кровь с лица, со злостью и обидой смотрел на всех окружающих. Затем, шатаясь, побрёл от стойки к двери, по пути увидел девушку, хлопнул её по заднице, рассмеялся и крикнул ей:

– Сука!

Девушка отпрянула. Парень закрыл её и решительно пошёл с кулаками на Серого, а Серый схватил стул для защиты и быстро отправился к выходу. Хлопнув дверью, он со стулом вышел вон. На улице Серый остановился, затушил сигарету о дверь, вытер кровь с лица, и когда опять увидел кровь на руке, то поднял кирпич, развернулся и со всей силы бросил его в окно:

– Нате, получите! Всех убью и сожгу! Всех!

Кирпич застрял в окне. Серый удивлённо посмотрел на стул, что стоял рядом, швырнул его об стену, расколотил стул в щепки и ушёл.

Бармен с официанткой посмотрели в окно, позвонили в полицию, подняли поваленные стулья в зале и поставили спокойную, тихую музыку. Посетители уселись за столики, вернулись к своим тарелкам и бокалам, и вечер продолжился.

Глава 6

Прилетели мои голубки

Юродивому было плохо, лицо его сильно исказилось, он стянул бандану на глаза, подзатянул ещё крепче, и от боли мычал «м-м-м-м!», и тихо молился. Поэт сунул пальцы в рот – оглушительно свистнул! И в кафе воцарилась тишина. Все встали, даже пьяные, и посмотрели…

В тишине Юродивый, закрыв огромными ладонями лицо и голову, на коленях протяжно молился за всех:

– Ей, Господи! Ей! – хрипел Юродивый. – Избави от скорби, гнева, нужды. Господи, заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Господи Боже, Твоею благодатью! И дне всего совершенна, свята, мирна, безгрешна…

Молился Юродивый, тяжело дышал, а в конце молитвы все хором завершили:

– У Господа просим (разом выдохнули эти слова, перекрестились и сели на места).

Поэт положил руки свои на голову Юродивого, пытаясь боль его принять на себя. И когда боль притупилась, Юродивый открыл глаза, глядя на Поэта, и с трудом, шатаясь, встал. Поэт приобнял друга и помог ему, улыбнулся, поправил его бандану и сильно хлопнул Юродивого по плечу, Юродивый покорно наклонил голову, и Поэт перекрестил его.

Принесли горячий кофе. Юродивый выпил обжигающий кофе, выдохнул, помолчал с минуту и вдруг сказал:

– Поэт, друг, не могу.

– ?

– Страшно и смешно видеть, как люди мне говорят. Ничего не свято вокруг – страна глухих. Господи, они ад творят своими языками. Все мы здесь вместе от смерти бежим, но вот так, как Серый, я так не хочу! Не хочу и не буду! Мм-м, больно, Поэт, мне, вот тут больно. Голова вся трещит. Уедем отсюда, от серых мразей? Поэт? И будем молиться. Поедем на Соловки? (И Юродивый схватил Поэта за рубаху.) Уедем, брат, на Соловки! На острова! Душа просит. Едем? К монахам, помолимся. Или в горы поедем, брат? Горы, там красота. А? Я знаю храм в горах, монастырь, но без тебя в него мне не войти, не смогу. Я ездил туда, заплакал и не вошёл, не смог. Святости немерено, там моё сердце, Поэт! Там!

Когда Бог приведёт меня к райским вратам, то я так же заплачу, грешный бандит, буду стоять там и плакать, а не посмею открыть и войти, и будет дрожь меня бить.

Там, как недостойный, в страхе, бандит, я стоял перед вратами Рая – и мне это снилось несколько раз… Снилось, что райский сад в горах, осталось пройти туда и увидеть врата. Но как же я двери открою и, грешный, войду? Мне страшно – я за деньги человека убил, ни за что! Я много плохого натворил, не искупил! Ноги, как свинцовые, в землю с корнями вросли, не мог двери от страха открыть. Страшно, Поэт, страшно мне, я тебе говорил – я родился в самых красивых горах. Я, как маленький, в горы обратно хочу. Отец говорил – люди рождаются и умирают, а горы стоят… Я ещё маленький был, отец мой в горы ушёл на охоту, а меня не взял, сказал мне, что я ещё маленький, а я разозлился и ушёл в сарай. Чтобы никто не видел, там плакал, и всю ночь хотел убить отца, и ненавидел его. Это был самый несчастный мой день. А утром я убежал из дома и ушёл к нему в горы, искал и нашёл этот домик в горах, подошёл к двери, но не решился открыть и войти к отцу – боялся, что накажет меня. Постоял и ушёл в слезах обратно домой…

А, Поэт? В горы уедем? У святых отцов в горах научимся истинной премудрости жизни и покою сердца. Поэт, я без тебя войти не смогу; в храме в горах и тишине замолим грехи. Поехали, брат? Пойми – больно мне без тебя одному, без твоей молитвы двери мне не открыть. Блаженный, поехали, брат?

Но Поэт в ответ печально отрицательно покачал головой, вынул из-за пазухи и показал крест. Юродивый встрепенулся в страхе: «Поэт, прости меня, Иисусу было больнее в тысячу раз! Прости за уныние, брат!..»

Но тут к ним подошли двое юных – девушка и парень.

Девушка громко и звонко обратилась к Поэту:

– Здравствуйте! А мы вас искали, Поэт, мы с Нико любим друг друга (и показала на парня). Мы хотим пожениться! Но родителям боимся сказать.

Нико тоже кивнул и очень твёрдо сказал:

– Мы дали клятву друг другу!

Юродивый очнулся, сурово взглянул на молодых людей и строго спросил их:

– Чего опять перебили меня? Что? Это как так – любите? Что это? А?

Нико ответил Юродивому:

– Я её люблю! Я жизнь отдам за неё! (Нико взял руку девушки.) И никто не может нам запретить!

– И я его люблю, – подхватила девушка и придвинулась к парню. – И нам ближе нет никого, мы любим друг друга. А родителям надо сказать?

Юродивый снова спросил:

– Что-о-о это? Вы любите разных людей! Как так? Непорядок!

Юродивый посмотрел на пол, увидел раздавленный пирог, встал на колени и осторожно подобрал с пола затоптанный пирог, положил его на салфетку, сказал: «Птичкам отдам».

Нико и девушка удивлённо посмотрели на Юродивого и спросили:

– Простите, Юродивый, что вы сказали?

Юродивый отмахнулся рукой и перебил их:

– Заладили – он любит её, а она его! Похоть у вас в голове, любите разных людей!

Повисла непонятная тишина. Молодые стояли в нерешительности:

– Не понял.

– Каких ещё разных?

Юродивый потряс кубики в огромной ладони и объявил:

– А так! Будут две двойки, голубки мои!

– Что?

– Теперь вижу, я вижу – прилетели ко мне мои голубки. А-ха-ха!

Потряс, ещё раз потряс зажатую ладонь, и кинул кубики, и выпало две двойки.

Нико с девушкой удивились:

– Ух ты!

– Две двойки!

А Юродивый с улыбкой довольно сказал:

– Что сказано вам? А?

– А что сказано? Две двойки?

– Сказано: «Возлюби ближнего, как самого себя!» Себя вначале: кривого, косого, толстого, больного, юродивого, страшного, лысого – любого прими! И полюби вначале небо в себе! Ребята, любовь – это состояние души-и-и! Я это сам понял, почувствовал, если ты будешь плакать, а все вокруг будут смеяться над тобой, уродом, ты не должен смеяться над собой вместе со всеми, потому что любишь себя. Ты радуйся каждому дню! А когда будут плакать по пустякам, то ты не должен плакать над собой, потому что любишь себя. Всё в книгах написано! Я текст заучил. А когда полюбишь себя самого, полюби так же сильно её! (Юродивый показал парню на девушку.) Очень сильно, как любишь Царицу Небесную и прекрасного Ангела! Ах, какие я песни пою о любви!

– А-а, да, что?

– Вот вам рецепт – ты любишь себя и её! А ты, красавица, любишь себя и его! Одинаково! Равный любовный союз. Равный! (Юродивый угрожающе затряс кулаком; Поэт, удивлённый, молчал.) Тогда вы будете любить одних и тех же людей. Вы, двое, любите этих двоих, две равные души – это ваш главный союз и уважение. Вы равные части любви. А больше никак! Любите души свои. Обоих любите! И тогда через год ты не бросишь её! А ты, девка, если будешь любить его, а себя не любить – он тебя бросит. Бросит! Ты, девка, сначала полюби себя изо всех сил, сама себя, дуру, со всеми грехами, горбатым носом и длинными, тощими, кривыми ногами, прыщавым лбом. А затем для себя ты его полюби! Люби сильно-сильно, как себя, любимую, тощую. А когда он будет жертвовать для тебя своим временем, своими деньгами, чувствами, любовь и секс дарить, то поймёшь, что он любит тебя не хуже себя. Равные души равно любите! А если неравные – к себе поднимай, а не опускай! Не тело и не письки-сиськи, а души чистые-чистые полюбите. Любите! Вот, Поэт не даст мне соврать – это его слова. Поэт, я сегодня за двоих отдуваюсь, за себя и за тебя. А что вы стоите? Как звучит заповедь Господа? Нико, повтори!

– Возлюби её, как самого…

– Себя, – добавила девушка.

– Люби её и себя самого! Повтори, Нико!

– Люби её и себя самого.

Юродивый поманил, и девушка наклонилась, а он ей поведал на ушко:

– Душа любит другую душу счастливую, понимаешь? Запомни – счастливую! (Она кивнула, и тогда Юродивый громко продолжил.) Вот так, голубки мои, оба сверкайте! Любовь и уважение к себе и к другому вместе несите. (Юродивый вдруг опустил голову, посмотрел в пол и нахмурился.) Через время поймёте меня. Юродивый мудрый, он умные книги читает и помнит, что говорил Иерей. В воскресение после причастия к нашему батюшке Иерею приходите за благословением, а после свадьбы повенчаетесь, и исполнится следующая заповедь Господа.

– Какая заповедь? – спросила девушка.

– «Оставит отца и мать и прилепится жена к мужу, будет из двух одно целое и не разделится во веки веков». Вот так: душа в душу, тело в тело. Будете любить одно – ваш союз, две души и два тела, любовь соединит вас в одно на века, и никакие деньги и беды вас не разлучат! Любовь, и счастье, и тяготы жизни – вместе во веки веков! Так сказано в Книге! Соединяетесь во единое и рождаете целое, ребёночек рождается и отсоединяется от целого, и сам по жизни пойдёт. (Юродивый поднял взгляд.) Нико, девушка сначала нежный красивый цветок, глаз нельзя отвести, а потом она ягодка – плодоносит, так Бог рассудил. Ответь, Нико, ты любишь, когда с нею вместе?

– Конечно!

– Вах, две любящие души соединятся в одно, что Господь завещал. Яко два Ангела, голубки, соединитесь, и не будет препятствий для вас. Аллилуйя! Исполнится третья, последняя, заповедь – вместе тяготы нести, и только вдвоём до самого рая, и счастливыми быть дальше и вместе в раю… Эх, Поэт, хорошо я сказал! А-ха-ха! Сотый раз молодым говорю речь, и выучил её наизусть, а всё равно путаюсь, забываю, а здесь надо строго. Очень строго!

– Вы такой чуткий и добрый, Юродивый. Добрый-добрый!

– Ага. Одним словом – Юродивый. Эх, как я люблю вас! А вот вспомнил ещё самое важное – вы Бога возлюбите всем сердцем своим, и Он божественным клеем склеит ваши души навечно друг к другу… И в храме торжественно, красиво вас повенчаем. Вах! Любите друг друга! Жду на венчании!

И улыбнулся Юродивый, перекрестил молодых. Потом гордо повернулся к Поэту:

– Наш отец Иерей тоже всегда напутствие говорит! Я молодец?

Поэт, улыбаясь, кивнул, а влюблённые сказали:

– Спасибо вам. Мы обязательно повенчаемся! Огромное спасибо!

Юродивый, услышав «спасибо», быстро взял ящичек и протянул молодым:

– Положите «спасибо» сюда, и наполним небо любовью! А-ха-ха-ха! «Спасибо».

– А-ха-ха-ха! Да-да, конечно.

Нико пошарил в карманах, достал купюру с монетами и затолкал их в ящичек. Юродивый встряхнул коробочку, послушал и улыбнулся:

– Храни Господи вас, летите отсюда. Летите!

И потерял к молодым интерес, повернулся к Поэту и продолжил разговор с ним:

– Иногда сам себя не узнаю, когда во мне дух говорит или произношу слова Иерея, будто книжный монах. Вот только про главную заповедь и про клей чуть не забыл. Вспоминаю, волнуюсь и думаю, ничего ли не забыл. А как сплю в храме! Как убитый! И голова не болит, веришь, – тишина ночью в храме особая, тихая, ни суеты, ни печали. Ей-богу! (А Поэт молчал.) Вот, смотри – снимаю «живые помочи», и сразу – ого – болит голова! (Юродивый снял свою бандану со лба и сморщился от боли.) Мм-м, болит. А надеваю – меньше болит! (Надел, и гримаса жуткой боли ушла.) Это как? Это же Чудо! Узел только надо потуже, и святые слова обязательно. Слышал, ты пишешь роман о любви. (Поэт трагически сморщился.) Вот, друг, забирай бандану мою. (Поэт отрицательно замычал.) Бери! Живые помочи! Намоленные и освящённые на моей голове. Ты чего? Реально помогает! С моей чудной головы, освящённая Духом! Бери, тебе говорю! Бери!

Юродивый быстро и решительно снял бандану и протянул её другу: «Бери, намоленная!» Поэт, как редкую драгоценность, осторожно и с трепетом взял чёрную повязку «живые помочи» (текст на ленте слегка стёрся и не читался), поцеловал её, аккуратно перевязал себе голову, поклонился Юродивому и перекрестился. Юродивый вопросительно заглянул в глаза:

– Ну? Теперь тебе лучше?

Поэт прислушался к себе на секунду, улыбнулся и удовлетворённо кивнул другу. Юродивый, довольный, заулыбался, похлопал Поэта по плечу, достал из кармана новую ленту с текстом молитвы и весело сказал: «Освящённые живые помощи, 90 псалом, на своей голове буду намаливать. Ха-ха!» Туго перевязал себе голову и перекрестился.

Друзья продолжили играть в нарды, Поэт кинул кубики – 6х6! Юродивый и Поэт, оба в банданах, засмеялись в восторге! А молодые влюблённые смотрели на это чудо и понимали, что происходит что-то волшебное – Ангелы или двое с Луны играют в нарды.

Девушка протянула руку и робко спросила:

– А мне можно тоже бандану?

Юродивый удивлённо обернулся, увидел влюблённых, упёрся в них взглядом и строго сказал:

– Летите отсюда, мои голубки! Летите и скажите родителям – я на свадьбу приду и на венчание, буду песни вам петь. У меня много песен! А-ха-ха! (И погрозил пальцем невесте.) А ты, девка, огонь!

Девушка тоже засмеялась, а Поэт протянул руку Нико, крепко пожал и весело ему подмигнул. Юродивый махнул рукой и повторил: «Летите, голубки!» Влюблённые счастливо улыбнулись, взялись за руки и весело убежали. А Юродивый шептал:

– Летите вместе, мои голубки… Поэт, друг, на волю пошли? На мороз!

Поэт кивнул. Друзья схватили дублёнки и вышли вдвоём из кафе. Звёздная морозная ночь на дворе! И Юродивый спросил:

– Хочешь знать про молодых голубков? (Поэт кивнул.) Всё будет у них хорошо. (Довольный Юродивый показал пальцем вверх.) Ангелы для моих голубков «Аллилуйя» поют! А-ха-ха-ха.

Глава 7

Жги, Господь! Жги!

Поэт, довольный, тоже засмеялся, обнял Юродивого, попрощался с ним.

Под звёздным небом Поэт один шёл домой и молился за Старика. А Юродивый остался стоять на улице и жадно дышал морозным воздухом, смотрел на ночное небо, перекрестился. («Ах, голубки, голубки! Господи, помоги им!») И пошёл храм охранять. Всю дорогу он, счастливый, шёл и молитву шептал: «Господи, помилуй меня… Господи, помилуй меня…»

Вдруг раздался оклик:

– Эй, постой! Юродивый, на, милость возьми!

Юродивый радостно обернулся и увидел в темноте человека с ножом. Нож хищно сверкнул из темноты, проткнул дублёнку и застрял между рёбер Юродивого, но Юродивый не упал, а со всей силы огромным своим кулаком ударил человека в морду. Нож зазвенел по асфальту. Второй удар кулаком – и нападающий пал навзничь.

Юродивый в шоке посмотрел на рану и крикнул крови:

– Тьфу, демоны! Тьфу! Меня, Юродивого, хотели убить?

А тем временем Серый уже подобрал нож, вскочил и снова со всей силы ударил ножом. Юродивый упал. И Серый, с окровавленным, разбитым, но счастливым лицом, закричал:

– А-а-а! Фулл- хаус! А-ха-ха-ха! Первый пошёл!

Когда Юродивый очнулся, то рядом никого не было, только ящик пустой и без денег. Было больно. Юродивый лежал на снегу и упрямо шептал:

– Господи, буди силы мне… Не дай бесам победы и радости, дай ещё чуть мне пожить. Отче Боже я докажу Тебе, что достоин Тебя. И я двери открою к Тебе…

Молитвы к Богу шептал, и силы вернулись. А он упрямый, с трудом и с дикой болью в боку, Юродивый встал и ухмыльнулся всем бесам на зло, сунул в рот снег, пожевал – проглотил, расстегнул дублёнку и, морщась, сунул руку под рубашку. Когда вынул руку, а на ладони была тёмная липкая кровь, посмотрел удивлённо на кровь и зло ухмыльнулся.

– Ха-ха!… Почему, то хочется курить.

Юродивый вытер ладонь с кровью об снег, зачерпнул куски колючего льда полную ладонь, засунул их под рубашку и прижал к ранам покрепче, и направился к Храму. В полной темноте по скрипучему снегу и по привычной дороге, дыша морозом, шёл усталый человек в Храм, чуть шатаясь и бок прижимая. Вот Юродивый дошёл до дверей Храма, а между пальцами сочилась липкая кровь. Чуть постоял, держась за бок, повернулся к городу, прислонился спиною к дверям, взглянул на ночной город, вздохнул мороза и, улыбаясь и морщась от боли, поклонился городу со словами:

– Вы все чада мои, и пусть Господь простит все ваши грехи (перекрестил город). И я вас прощаю! Всех, кроме Иуды с ножом! Увижу – оторву руки, а нож ему в жопу воткну! Иуда же! Шакал!

Юродивый, с лохматой головой без шапки, медленно повернулся к дверям, долго не мог попасть в личину замка, но всё-таки открыл ключом двери и вошёл в храм. В полумраке скинул на пол дублёнку, посмотрел на руку, полную крови, и засмеялся:

– А-ха-ха-ха. Эх, Юродивого хотел убить? Да Бог не даёт?

Взглянул на рёбра – двойная резаная большая рана. Зажал крепче её ладонью, а другой рукой (и тоже окровавленной) зажёг свечу, и со свечой пошёл по церкви с обходом. Кровь текла вниз по руке, а Юродивый не замечал этого, он говорил со Святыми:

– Здравствуй, Сергий! Здравствуй, Серафим, Николай. Здравствуй, Ксения. Здравствуй, Царица Небесная! (Перед иконостасом пал на колени.) Здравствуй, Боже! Я жив – слава Тебе! (И поклонился.) Слава!

Шатаясь, пошёл к свечной лавке и позвонил Хирургу:

– Хирург, меня опять порезали, приходи зашивать.

– Ты где?

– Я здесь, в храм приходи.

– Вызову скорую!

– Нет-нет! Я из храма никуда не пойду, меня Бог здесь сбережёт!

– Помрёшь?

– А? Нет! Я в доме господнем, дождусь тебя, не помру, я здесь бессмертный, а-ха-ха-ха (и бросил трубку). Боже, Ты где?

Юродивый дошёл со свечой до распятия, опустился перед ним на колени и простонал: «Ух, а больно-то как!» Опёрся снизу рукой о крест, склонив голову и держа руку на ране, он истово захрипел и молился:

– Восстань, Господь! Ты ушёл, но обещал мне вернуться! Христо Боже – время пришло! Восстань, Господь! Восстань же, прошу! Да и расточатца враги Твои! Как исчезает дым, так исчезнут все беси и черти вокруг меня! Ей же, Ангелы! Ей! Будите волхвов! Рождество уже близко! Восстань, встань, Господь, во славе своей! И все воины, Архангелы и Святые, с Тобою восстанут, и бесчисленные легионы Ангелов на белых конях с огнём и мечами в окружении Тебя Славу поют! Слава! Восстань и повержи всех бесов, врагов, упырей! Прикажи Ангелам брось в огонь серых иуд и козлов. Боже брось их в огонь! Бей их! Руби шакалов вонючих! Души упырей! Хватит ждать! Время жатвы пришло! Эй, Ангелы! Ангелы, будите волхвов! И дайте мне меч! Зарежу иуду-шакала! Убью я его на Страшном суде! Хэйя, Архангелы божии трубите Пришествие нашего Господа! Хэй! Хэй! Асса! Воины-Ангелы на белых конях, во славу войдите! Труби поход! Архангел святой, труби, Гавриил! Святой Суд объявляй Михаил! Хей-йя! (И протянул руку от раны в крови) И дайте мой меч! Меч мне-е-е быстрее! Кх-кх-кх… (Юродивый закашлялся.) М-м-м, а больно-то как, Господи! Ангелы будите волхвов…

Кровь от раны сильнее пошла и, морщась сильно от боли, схватился за рану, его шатало всего. Послышались удары по двери, и дверь открылась – пришёл Хирург:

– Юродивый, ты где, брат?

– Здесь я! Сижу, на полу.

– Эге! Кто порезал тебя?

Юродивый отнял руку от раны, показал всю руку в крови и вытер кровь об себя, и зло улыбнулся:

– Кто? А-ха-ха-ха! Не знаю. Трёх дней не проживёт! То иуда-шакал. Бог накажет его! А я удавлю – вот этой кровавой рукой!

Хирург надел на лоб зеркальную лампу:

– Вставай, показывай, где.

– Подохнет иуда! Подохнет!

– Вставай же.

– Сил нету.

– Тогда на пол ложись, эхе-хе, раненый воин.

Хирург уложил Юродивого на бок на полу на дублёнку его, разрезал и выдернул из-под него кровавую рубашку, достал бутылку водки и глотнул два глотка, поморщился, кивнул, и водкой раны промыл.

– А-а-ам… Подохнет иуда… Господи Боже!

– Помолчи ты! Юродивый, каждый год тебя зашиваю, то голову, а то руки, то спину, а теперь бок. Весь в шрамах!

– Что ты там шепчешь? Хирург?

– Собака была у тебя?

– Собака? Конечно!

– И звали её Малавита.

– Что?

– Раны, и обе в левом боку вдоль рёбер пошли, а не внутрь, то хорошо. Это, скажем, замечательно! Это же чудо! Красивая рана, сейчас мы зашьём. А дублёнка спасла тебя, смягчила удар.

– Это Бог меня спас!

– Ага, и я тоже. Лежи спокойно, разбойник, не двигайся. Будет больно.

– Зашивай же быстрей! Кровищи полно!

Хирург надел резиновые перчатки, любовно разложил инструменты на полотенце, включил свет на лбу, засунул в раны дренаж, аккуратно зашил раны и наложил повязку, сделал укол антибиотика, собрал инструменты и ушёл домой спать. Юродивый для успокоения с большим трудом, но смазал раны и повязку освящённой живичной мазью Николая Угодника, а затем для верности перекрестил раны рукой, удовлетворённо улыбнулся, зло сощурив глаза, и продолжил молиться:

– Всем всё прощаю, кроме иуды… Господь мой, Иисусе Христе, посмотри на меня, Сыне Боже, убей его, гада, и за всех отомсти, и за меня: Жги, Господь! Жги его, иуду-шакала! Жги!

Юродивый лежал на полу на огромной старой дублёнке, всё смотрел, как догорает свеча, и хрипел: «Жги, Господь! Я с Тобой!»

А ночью умер Старик, как обещали.

Внук и Юродивый похоронили его.

Дочь, знаменитая рыжая Певица из Парижа, прилетела на могилу отца уже после гастролей и долго плакала, прощение просила у Старика.

А старший Сын, Банкир, на могилу из Франции не полетел.

Глава 8

Переход на девятый круг ада

В это время в темноте очень дорогая машина подъехала к дому Серого. Из машины вышла красивая и властная молодая женщина с волевым подбородком в богатой шубе и модном платье из Франции. В одной руке у неё была сумка, а в другой руке она держала модный дорогой мужнин костюм, ещё в целлофане. Женщина в шубе поднялась на второй этаж, открыла дверь своим ключом и позвала:

– Серый? Серый, ты где?

Серого не было. Женщина прошла на кухню, брезгливо огляделась и поставила сумку с продуктами, осторожно, в перчатках, дослала из неё бутылку водки, грустно улыбнулась и поставила бутылку на стол. Положила немного денег. Костюм повесила на видное место.

– Так ему будет лучше. Недолго осталось.

Она вышла из квартиры, осмотрелась на улице, быстро села в автомобиль, перекрестилась за упокой и вернулась в Москву.

Через час в квартиру вошёл, шатаясь, замёрзший Серый с разбитым лицом и в соплях. Не заходя на кухню и в зал, сразу прошёл в спальню, достал из тумбочки наркотики, что ему полагались по рецепту врачей…

…Крикнул:

– Ха-ха-ха! Всё! Не помогает мне водка! Это конец. (Он увидел себя в зеркале, своё окровавленное лицо.) Э-е, если вы так хотите, я перейду на девятый круг ада! А-ха-ха-ха! И вы все содрогнитесь! Я буду жрать наркоту-у-уу. А-ха-ха-ха! У-у-ух! Фулл хаус! Первый готов!

И Серый начал судорожно запихивать в рот таблетки. И когда жизнь вышла из-под контроля и тьма пожирала душу его, Серый сел на грязную кровать прямо в ботинках с улыбкой, достал из кармана нож с засохшей кровью, посмотрел гордо на него и завыл долго, и радостно, самозабвенно. Он сидел на кровати, ногтем счищал кровь с ножа и снова громко протяжно завыл:

– Оу-у-у! Убью, убью-у-у! Всех их сожгу! У-у-у, бьу-у-у… У-у-у-у! – снова и снова выл он злобно, с соплями. – Все вы мрази! Все такие, как я! Вот если бы вас так, то… вы были бы ещё хуже меня! Нажрусь наркоты и убью! Всех убью! Почему бы водки мне не налить?! Два стакана! Суки, увидите, всем отомщу, и я буду таким уродом, как вы хотите. Увидите все – я перейду на круги ада, и все содрогнётесь и пожалеете, узнаете все у меня. А-ха-ха! Таки будет фулл-хаус! А-ха-ха! Уходите все отсюда, или я вас убью! Всех убью! А-а-а!..