скачать книгу бесплатно
Шартрёз. Повесть
Татьяна Масс
«Вс? посвященныя въ д?ло монахи подъ клятвой обязуются хранить до гроба свой секретъ и только при такихъ условiяхъ картезианскiй орденъ можетъ собирать несм?тный доходъ отъ продажи Шартреза.» «Ресторанное д?ло» №3, 20-е марта 1913 г. *** «Ирина – зеленоглазая женщина, с судьбой сожжённой на костре ведьмы, придумавшей рецепт Шартрёза. Вместо костра инквизиции она горела на костре самоволия: жжёт не хуже и убивает так же мучительно.» *** Иллюстрация: Д. Кольер. «Бокал вина от Чезаре Борджиа». 1893
Шартрёз
Повесть
Татьяна Масс
Редактор Александр Рубин
© Татьяна Масс, 2017
ISBN 978-5-4485-3708-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 1. Русский картезианец
«Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег».
Александр Сергеевич Пушкин
Предисловие
Франция. Монастырь Гранд-Шартрёз. Ночь. В кубикуле русского монаха горит свеча. У стены – альков с постелью, у двери встроенный в стену алтарь, с православными иконами. Дощатый пол перед алтарём за века отполирован до янтарного блеска коленями молящихся здесь монахов. Вся мебель в келье, как и во всём монастыре, сработана руками братьев-картезианцев, и на ней отпечаток аскетического отношения к земному комфорту. В центре кельи небольшая чугунная печка, похожая на те, что в России называются буржуйками.
Высокий худой монах стоит на коленях перед маленьким алтарём и молится.
Светает. Раздаётся звук колокола, призывающего картезианцев на молитву. Монах поднимается с колен, собирается выйти.
В дверь стучат. На пороге женщина.
Одновременно:
Он: Приехала!
Она: Сынок!
Молчат, потрясённые встречей.
Сын: Как ты добралась?
Она: Быстро. Две с половиной тысячи километров за три часа.
Оба говорят и в то же время как будто присматриваются друг к другу. Мать гладит его по плечу. Потом говорит тихо:
– Ну, здравствуй, сынок.
Сын, после паузы: Мама, здравствуй…
Мать оглядывается по сторонам, стараясь скрыть слёзы: Тут ты и живёшь? Покажи мне свою келью.
Сын: Да, здесь я и живу. Ложимся спать поздно вечером по звону колокола, ночью встаём на молитву несколько раз, утром колокол собирает опять на общую молитву. Жизнь здесь как будто очень похожа на тюремное заключение, но только в монастыре она совершается по доброй воле. Там, на втором этаже у меня маленькая молельня «Аве Мария», называем её так по молитве, которую нужно читать всякий раз, входя в неё. Там же чулан, который приспособлен под рабочий кабинет. Внизу дровяной сарай и мастерская, где каждый брат два-три часа в день занимается ручным трудом. Для нас это просто развлечение. Это необязательная работа.
Мать: А там из окна вижу садик?
Сын: Да, садик. У всех моих соседей садики ухоженные – они каждый день проводят несколько часов за садовыми работами. У западных людей больше дисциплины. Мой садик заброшен.
Мать: Там только камни и трава…
Пауза.
Сын: Я должен cразу попросить у тебя прощения. Я бросил тебя, уехал и скрылся. Все эти годы мне было так тяжело от этого. Ты вначале даже не знала, где я…
Мать (перебивая): Скажи, Андрюша, ты счастлив?
Сын: Мама, да разве в этом дело?
Мать: Для матери – да. Когда я была беременна, я молилась, чтобы ты, которого я не знала, но уже любила, чтобы ты был счастлив. А иначе зачем женщинам было бы рожать детей?
Сын: Какую тяжёлую обязанность ты возложила на меня – быть счастливым, мама… (подойдя к ней и целуя ей руку). Я должен тебе многое рассказать.
Мать: Я почти всё знаю.
Сын: Откуда?
Мать: Я думала о тебе дни и ночи – и постепенно вся твоя жизнь мне стала понятной. Я знаю всех твоих соседей – монахов-картезианцев, знаю, что ты не ешь мяса. А когда ты поменял келью, в новой у тебя была плохая печь. Она дымила.
Сын: Правда, дымила… Матери часто из-за подробностей упускают главное. Так было и в детстве, когда я влюбился в соседскую девочку, а ты думала, что я сержусь потому, что ты не можешь купить мне новые джинсы.
Мать: Я знала сынок, что ты влюбился в ту девочку. Поэтому и хотела подарить тебе модную одежонку. Хотела, но не смогла.
Сын: Но давай поговорим о главном. У нас не так уж много времени. Я должен всё объяснить тебе, рассказать, почему я здесь.
Мать подходит к окну: Красиво тут у вас… Андрюша, ты выбрал путь монашества. Это случается сегодня. Но почему, именно католический монастырь? И во Франции? Почему ты сделал такой выбор?
Сын: Я не выбирал, мама… Меня выбрали…
Россия. У Лукоморья. Суйда. Зима 1995 года
Завклубом – высокий худой парень 20 лет – повесил замок на дверь клуба. На морозе железный замок клеился к пальцам. Недовольные ранним закрытием, парни в одинаковых чёрных полушубках хмуро курили у крыльца. Цедили сердитые слова, как бы между собой, но так, чтоб завклубом услышал.
– Завтра подольше потанцуете, – пообещал им Андрей, и, не отвечая на колючие слова вдогонку, заспешил домой по утоптанным дорожкам, поскальзываясь задеревеневшими на морозе ботинками. Шарфа и рукавиц на нём не было: дом-то рядом. Из старого драпового пальто торчали шея и покрасневшие руки.
– И как не скучно им каждый вечер в этот клуб-то тащиться! Ганнибалово потомство! – на бегу стучал зубами от холода Андрей. Работал он завклубом полгода, вернувшись домой после армии, но эта обязанность – ежевечерне, кроме понедельника, открывать клуб, уже не казалась ему такой лёгкой и ни к чему не обязывающей, как вначале. Каждый вечер ему приходилось бросать свои дела и бежать в клуб. Сидеть там часа три, а по выходным и праздникам и того больше, глядя на куражистые токования местной молодёжи под громкую надоедливую музыку.
Из-за этой работы, которая давала не деньги, а запись в трудовой книжке, он не мог продолжать учёбу в университете на вечернем отделении исторического факультета. Пришлось перевестись на заочное. А чтобы ему ездить в Питер на конференции музейщиков, открывать-закрывать клуб приходилось его матери, проживающей с отчимом Андрея в районном центре. В такие дни мать приезжала из Гатчины в Суйду, оставляя дома своего мужа, недовольного тем, что ему самому придётся греть ужин и накрывать на стол. Андрей после замужества матери третий год жил отдельно, в Суйде, в деревянном доме, доставшемся ему по наследству от деда.
Сегодня утром ему позвонил Озеров, руководитель его дипломной работы, и сказал, что для него – Андрея – есть работа. Уточнил адрес и попросил быть дома после 20 часов. Сказал, что заедет с важным человеком.
I
Преподаватель, доцент Петербургского университета, тот самый, что позвонил Андрею, сидел в пивном баре на Васильевском Острове с невысоким мышластым человеком в тёртой кожаной куртке. Преподаватель докладывал об Андрее, а тот слушал как будто невнимательно, глядя в сторону. Отрешённый вид его мог сбить с толку хоть тюремного надзирателя. На коротких волосатых пальцах был вытатуирован слоган, то есть девиз: «Найду – убью!»
Когда доцент замолчал, мышластый встал и сказал:
– Поехали посмотрим, наконец, этого пацана.
На сером «Вольво», то и дело буксующем за городом в снежных заносах, приехали в Суйду. Темнело. Деревня или, точнее, посёлок неподалёку от Гатчины светился маленькими окошками в кособоких деревянных домах. Сосны чуть качали занесёнными снегом кронами. Было тихо. Оставив машину на улице, вошли в проулок и постучали в дверь, покрашенную, наверное, ещё при царе Горохе голубой краской. Андрей, пригнувшись, чтоб не удариться лбом о низкую притолоку, выглянул из дома. Узнав доцента, пригласил войти, на мгновение поколебавшись при виде его спутника.
В доме стоял нажитой запах человеческого жилья. Подпахивало то ли прелыми носками, то ли разваренной картошкой. Из крохотного коридора гости протиснулись в комнату – залу, где на столе лежали газетные вырезки и картинки. На стене висели разнообразные портреты Пушкина, также вырезанные из журналов и вклеенные в самодельные рамочки. Хозяин – он был в застиранных брюках, потерявших цвет, в тёмном вытянутом свитере и в тёплых стариковских шлёпанцах, молча сел за стол и в ожидании посмотрел на гостей. Они постояли перед ним, не зная, как им тут разместиться.
– Ну, чё ты тут мизансцены нам строишь? – спросил не зло мышластый. И сел на диван, отодвинув рукой кучу старых журналов, наваленных и там. Доцент Озеров, с чувством неловкости, которое он прикрывал улыбкой, опустился рядом.
– Андрей, вот тебе хорошее дело. За границу нужно ехать.
– Куда?
– Во Францию. Он, – обратился доцент к мышластому, – собирается здесь, в Суйде, открыть музей. А денег нет. Ему остаётся их только заработать.
– Какой музей тут можно открыть? Советского зодчества? – усмехнулся мышластый.
– А вы петербуржец? – спросил у него Андрей.
– Нет, я из другого городка.
– Суйда – это знаменитое место.
– А чем же оно знаменито?
– Эта деревня в XVIII веке вместе с крепостными принадлежала прадеду Пушкина – Ганнибалу. В этом имении гостили родители поэта, знал Суйду и сам Александр Сергеевич. Помните стихи:
У Лукоморья дуб зелёный,
Златая цепь на дубе том
И днём и ночью кот учёный.
– Слушай, кот ты наш учёный, давай короче! – попросил мышластый.
– Именно здесь находится это место. Лукоморье, – закруглился парень. И сказал, как будто ни к кому не обращаясь:
– Странно, как некоторые люди не могут слышать стихов (сказал по-французски).
Доцент при этом сделал многозначительную гримасу мышластому.
– Тебя как зовут-то? – спросил тот у парня.
– Андреем.
– Андрей, так значит, говоришь по-французски? – мышластый подошёл к столу и облокотился о него двумя руками, нависнув над парнем.
– Учил в школе, в институте. Из-за Пушкина выучил.
– Из-за кого?!
– Да нет, ничего… чтоб эпиграммы разбирать…
– А я только бонжур, мерси, мадам, ну и ещё: же не манж па сис жур, – мимоходом сказал мышластый, думая о другом.
– Вот такое дело, Андрюша. Я сам не знаю или не хочу знать, в чём состоит работа, – заговорил вдруг совсем по-другому – жёстко и деловито – мышластый. – Моё дело – найти для моего шефа человека, который говорит по-французски. И который согласился бы съездить во Францию. Срок – поездки – уточнит для тебя шеф. Кстати, загранпаспорт есть у тебя?
– Нет.
– Ну да, откудова у вас, бедных французов, деньги, – не отказал себе в удовольствии поиграть лицом мышластый.
Он вышел позвонить, а Андрей спросил доцента:
– Разве трудно сегодня найти человека, который говорит по-французски? Почему именно я?
– Ну так и радуйся, что именно ты! – успокоил его доцент. – С тебя сувенир из Франции.
– Так, господа, едем-с в Питер, оденься поприличнее что-ли, – быстро осмотрел одежду Андрея мышластый. К большому человеку тебя везу.
II
На Мойке, в центре Питера, они остановились возле освещённого подъезда. То ли офис, то ли жильё – понять было невозможно. Камеры слежения, охрана на улице. Два телохранителя выглянули из двери – подкачанные, в костюмах, одинаковые на лицо.
«Двое из ларца, – подумал Андрей. – А кто в ларце? Или что? Такое богатое и опасное? А вдруг меня убьют сейчас? Тайну мне откроют, а потом поймут, что я им не подхожу?»
– Выходи, приехали, – открыл дверь мышластый.
Его ввели в дом и поставили перед дверью. Ожидая, он хотел было помолиться, но вместо молитвы всё шли на ум стихи:
«Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана.»
Повторил раз пять, пока дверь отворилась.
– Иди, – легко толкнул его в спину мышластый.
В огромном кабинете сидела за старинным бюро женщина. Пока Андрей шёл до кресла, приставленного к её столу, она внимательно рассматривала его.
«Совсем другая жизнь, другое измерение», – не подумал, а почувствовал Андрей, увидев вдруг свои застиранные коротковатые брюки и дерматиновые утюгообразные ботинки, ужаснувшие его реальностью своего существования.
– Здравствуйте, – кивнул он.
