скачать книгу бесплатно
Удивительно, но я ему верю. Его слова наполняют меня силой, словно он Бог. А как Бог сказал, так и будет. Я испытываю почти религиозный трепет, глядя на него. А он смотрит на меня настолько уверенно и бескомпромиссно, словно я его рабыня.
– Ты боишься меня? – вдруг грозно спрашивает он, продолжая крутить молоток в руках.
– Нет, – отвечаю как есть, потому что любовь к Богу и страх не имеют ничего общего.
Его лицо просветляется, и он снова улыбается. В его улыбке есть что-то мальчишеское. Ямочки?
– Тогда давай посмотрим, что у нас получилось.
Мы поднимаемся с земли и смотрим на наше творение. Я поражена. Картина выглядит впечатляюще. Я вижу океан на фоне грозового неба. Воды его красны, словно состоят из крови тысячи убитых человеком китов. Ветер взметает ввысь капли этой крови, а издалека на меня идёт девятый вал, который вот-вот сметёт всё на своем пути. От страха я хватаю Художника за руку.
– Нравится? – просто спрашивает он, но я вижу, что моя реакция рассказала ему всё без слов.
Я киваю головой, не в силах что-либо сказать. А он берёт гвозди и прибивает полотно к рамке. Теперь выглядит ещё круче.
– Я хочу, чтобы эта картина висела у тебя дома, – властно говорит он.
Я не возражаю.
Вдруг он смотрит на мои ноги и начинает смеяться. Я невольно следую за его взглядом и понимаю, что же его так развеселило. Господи, я надела разные носки. Один из них зелёный, с забавными авокадо, а второй красный – с клубникой.
– Василиса, я боюсь, это может нам помешать при создании новых картин! – говорит он мне, еле сдерживая смех.
– Я не дальтоник! – оправдываюсь я, – Просто с утра очень торопилась, и, видимо, надела первое, что в руки попало.
Я краснею и прячу лицо в ладони.
– Да ладно, всё нормально! – он уже буквально хохочет, и задирает свои штанины. Теперь я тоже начинаю смеяться. Один его носок чёрный, а другой – серый!
– Мы с тобой чем-то похожи, – подмигивает он мне.
Затем он снова становится серьёзным и говорит.
– Когда-то я тоже был таким, как ты. Я всего боялся, я не мог постоять за себя, не мог сказать «нет», но я научился владеть, пользоваться и распоряжаться этим миром. И если ты мне доверишься, я научу и тебя.
Его слова вновь погружают меня в трепет, но я чувствую, что он – это моя судьба.
– Я доверяю тебе.
Он обхватывает мое лицо ладонями и целует лоб.
– Тогда слушай внимательно мой первый урок: играй по правилам и будешь неуязвима. Запомни это!
Я киваю.
– Хорошо, тогда поехали к тебе. Нужно найти место для этого шедевра, – он улыбается, а у меня в груди снова бьёт крылышками бабочка.
Я немного волнуюсь, когда он заходит в мою квартиру. Хорошо, что я вчера прибралась. Он с любопытством осматривает мой скромный интерьер, заглядывает в ванную, на кухню. Я ставлю чайник и грею в микроволновке остатки супа. После свежего воздуха кажется, что он очень вкусный. После ужина он сам находит место напротив моего дивана, куда вбивает гвоздь и вешает картину. Некоторое время мы сидим на диване, рассматривая её. Затем он целует меня и начинает стягивать с меня одежду.
– У тебя крутая футболка, – говорит он, и я остаюсь в одном лифчике, – и красивая грудь. Он осыпает мою кожу поцелуями, и я чувствую его горячее дыхание.
Затем он отстраняется от меня и снова смотрит на картину.
– Каждый раз, просыпаясь, ты будешь думать обо мне, – говорит он, – вот только мне кажется, что на этом полотне не хватает пары штрихов. Он вынимает из кармана брюк что-то белое и разворачивается ко мне спиной. Я настолько возбуждена, что сразу не могу понять, что он делает. По характерному звуку понимаю, что он надевает на руки перчатки. Затем он поворачивается, и я отключаюсь.
ГЛАВА 5
«Faded»
Alan Walker
Я открываю глаза в состоянии блаженной неги. На улице ещё темно, но я прекрасно выспалась и сладко потягиваюсь в постели. Будильник ещё не звенел. Внезапно вспоминаю о Художнике и сажусь на кровати. Никого. Неужели вчерашний день мне приснился? Но нет, моё тело говорит о другом. Я чувствую, как горят зацелованные губы, как приятно ноют мышцы бёдер, как слегка немеет промежность. Я источаю его аромат. Смесь топлёного молока, хлопкового дезодоранта и спермы, плёночкой затвердевшей на моих ягодицах. Я хотела бы так пахнуть всегда, но, боюсь, на работе начальство ничего не понимает в аромакологии. Иду на цыпочках по холодному полу, включаю горячий душ и с сожалением смываю с себя остатки его запаха. Пока струи из лейки энергично массируют мою кожу, я напрягаю память, пытаясь вспомнить хоть что-то из событий прошедшей ночи, но ничего не выходит. Я не помню даже, как и когда он ушёл, и не знаю, закрыта ли дверь в мою квартиру. Да чёрт с ней! В конце концов, я оставляю эти бесполезные усилия и размышляю о том, насколько сильно влюблённость может снести крышу, вплоть до провалов в памяти. Однако мне до лампочки, я просто улыбаюсь с закрытыми глазами. Тело согревается и просыпается окончательно. После душа возвращаюсь в комнату и одеваюсь. Вижу на тумбочке «В ожидании любви» и с чувством одержанной победы выкидываю книжку в мусорку. Как в лучших фильмах про богемную жизнь, варю себе кофе в турке и пью его, потягивая маленькими глоточками. Жизнь прекрасна. Внезапно понимаю, что с утра ни разу не видела кота. Зову его на кухню, но он не идёт. Выкладываю из банки кильку в миску, специально грохочу ложкой и консервной банкой. Ну, конечно же, наверняка он испугался нового человека и спрятался под креслом. Тщательный осмотр квартиры ничего не даёт, кот словно испарился. А вдруг он выбежал, когда мой гость уходил? Дверь закрыта, запасных ключей, которые обычно висят на гвоздике у двери, нет. Я смотрю на часы, через десять минут я должна быть на работе. Времени на поиски нет. Мне остаётся только надеяться, что до вечера на улице с котэ ничего не случится. После работы я его найду. По дороге в магазин лёгкая тревога вновь сменяется состоянием счастья. Я буквально ощущаю, как эстроген и эндорфины разглаживают мою кожу и делают её более упругой, я чувствую себя привлекательной и желанной, плечи сами разворачиваются, а спина выпрямляется. На губах играет самодовольная улыбка.
На работе я невероятно сосредоточена и точна. Я словно контролирую процесс со стороны. Пробиваю товар, складываю его в пакет, беру сумму, отсчитываю сдачу, отдаю чек. Каждая монетка – в своём отсеке, каждая купюра – орлом вперёд. На столе – порядок. Я с улыбкой встречаю каждого покупателя, искренне хочу решить его проблемы, грамотно консультирую. Один из клиентов, дедушка с тростью, даже пишет в книге отзывов и предложений:
«Прошу объявить благодарность продавцу-консультанту Василисе за внимательное отношение к покупателям и профессиональную помощь в выборе товара». Как же я довольна! За спиной словно вырастают крылья. Ника показывает большой палец вверх. Ольга фыркает, когда я показываю ей запись в книге, мол «подумаешь!». Я знаю, она завидует, брызжет ядом: ей-то ни один приятный отзыв не написали. Перед обедом делаем промежуточную сверку итогов по кассе: всё в порядке, ни одного замечания! Со спокойной душой иду на обед, там встречаюсь с Милой.
– Ты сегодня какая-то другая, – подмечает она с улыбкой, – светишься вся! Мужчина?
Я таинственно улыбаюсь и киваю.
– Кто же этот счастливчик? – допытывается она.
– Лучший мужчина на земле, – отвечаю я.
– Кто бы сомневался! – смеётся она, и я смеюсь вместе с ней.
Сегодня у нас великолепное настроение. Мы быстро едим, мимолётом обсуждаем горячие новости, и двадцать минут пролетают почти мгновенно.
Я смотрю на часы.
– Идём? – спрашиваю я, сегодня мне меньше всего хочется получить взбучку от Антонины Ивановны.
– У нас есть ч… – начинает Мила, но видя мой решительный настрой, уступает.
Я прохожу мимо кабинета начальницы и замечаю, что она по привычке смотрит на часы. Придраться не к чему: я играю по правилам, – и она снова окунается в свою бумажную работу, а я радуюсь, что угроза миновала. Состояние счастья слишком ценно для меня. Проверяю личные сообщения и вижу от него: «Как настроение?»
Отвечаю: «На высоте!» – и шлю ему сердечко. Он в ответ – довольный смайлик.
Я снова вливаюсь в работу. Даже с психованным мужчиной, который просит отрезать ему треть пластиковой панели и продать её дешевле на треть, я держу себя в руках. На четырех панелях изображен рисунок: галечный пляж и море, из которого выпрыгивает дельфин. Мужчина хочет составить рисунок из панелей на потолке, но его смущают камушки. Камушки, говорит, на потолке неуместны. Ну да, а морю с дельфином там самое место, – думаю я. Покупатель торгуется, как старый цыган, но я вежливо отказываю ему и говорю, что, к сожалению, это невозможно. Хочется ему сказать, чтобы он шёл в продуктовый и купил там себе две трети булки хлеба или половинку яблока, или пол пачки сахара, но сдерживаю себя и гоню раздражение прочь. Когда клиент уходит, я пишу сообщение своему Художнику:
– Ты придёшь сегодня?
– Нет, – он шлёт мне грустный смайлик, – ночное дежурство.
– Кот потерялся, – пишу я ему.
– Когда я выходил, он выбежал на лестничную клетку. Не смог его остановить. Не переживай, кот найдётся, – успокаивает он меня.
– Надеюсь…
– Я взял запасные ключи от квартиры, теперь буду приходить к тебе, как к себе домой, – он шлёт улыбку.
Я долго думаю, что же ему написать и, в конце концов, отправляю сообщение:
– Я тебе не только ключи готова доверить, но и свою жизнь.
Он отправляет довольный смайлик.
Я прихожу домой, кидаю сумку у порога и иду искать питомца. Прохожу все пролёты подъезда, замечаю приоткрытый люк чердака и по лесенке залезаю под крышу. Некоторое время глаза привыкают, и вот я уже начинаю различать очертания предметов в темноте. Бреду почти на ощупь и внезапно где-то в углу замечаю два светящихся глаза. С облегчением выдыхаю, зову скотинку, но в ответ – тишина. Подбираюсь поближе и понимаю, что это блики от стального дымохода, который в темноте я приняла по ошибке за кота. Ещё около получаса шарю по чердаку, заглядываю под какие-то поддоны и старые ящики, копаюсь в пыльном хламе. Чихаю раз десять подряд. Снова ищу, но нет ни одного намёка на присутствие моего котэ. Спускаюсь с чердака и решаю поискать во дворе. Мамашки загнали своих чад домой после наступления 20 ч. На улице пусто. Небо затянуто унылыми серыми тучами, промозглый ветер продувает куртку. Будет дождь.
Я зову кота, бегаю от дерева к дереву, от машины к машине.
Вдруг я вижу стаю бездомных собак. Впереди бежит маленькая рыжая сучка с голубой биркой на ухе. Следом за ней, жадно принюхиваясь и истекая слюной, бежит стая кобелей. Двое из них, крупные, размером с овчарку. Ещё четыре или пять поменьше. Меня охватывает страх. В нашем районе бродячие собаки не раз нападали на взрослых и детей. Одному пятилетнему мальчику лицо порвали так, что его отвозили в областную больницу, там наложили двадцать один шов, и держали его под особым присмотром около месяца. Стая бежит прямо на меня. Только не паниковать и не бежать. Успокоиться, дышать спокойно. Сука пробегает мимо и краем глаза косится на меня. Если сейчас она подаст хоть один сигнал, что я чем-то её не устраиваю, – зарычит, тяфкнет, – мне конец. Я не смотрю ей в глаза, никаких признаков агрессии быть не должно. Она равнодушно отворачивает морду и бежит дальше со всей своей собачьей свадьбой. Если кот встретится с такой угрозой, ему не сдобровать. В очередной раз прохожу мимо мусорного контейнера. Он представляет собой не привычный всем бак с крышкой, а кузов от самосвала. Я встаю, как вкопанная. Среди завязанных чёрных и синих пластиковых мешков с продуктами жизнедеятельности людей, среди рам с битыми стёклами и каких-то поношенных драных шмоток я вижу кошачью лапу. Она высовывается из мусора, как рука утопающего из воды. «Нет, это не может быть мой кот», – говорю я сама себе, но карабкаюсь в этот кузов, и на карачках ползу к торчащей наружу конечности. Холодная капелька падает мне на лоб. Начинает моросить дождь. Я смотрю на лапу, и, как во сне, медленно протягиваю к ней руку, обхватываю её ладонью и ощущаю, какая она жёсткая и холодная. Это не мой кот. У моего кота не такие лапы: они тёплые и мягкие. Я медленно тяну его вверх и извлекаю окоченевший труп. Меня всю трясёт, из глаз текут слёзы. Некогда пушистые усы прилипли к окровавленной морде. Шерсть мокрая и торчит иголками. Глаза открыты, но они затянуты белёсой плёнкой. На самое страшное я не хочу смотреть, но всё-таки пересиливаю себя, и мне открывается рваная рана на брюхе, откуда свисает кишка. Я беру его на руки и качаю, как младенца. Это мой котик, просто он спит. Я вспоминаю, как он встречал меня с работы, как залезал ко мне на шею и грудь, как смотрел своими жёлто-зелёными глазами, пел мне песенки, когда было грустно. И меня сотрясают рыдания. Я плачу в голос, но дождь глушит мои стоны. Внезапно слышу мужской голос и вздрагиваю:
– Девушка, вам помочь?
Я оборачиваюсь и вижу невысокого коренастого смуглого мужчину, по национальности похожего на татарина, а по виду – на обезьяну. Наверное, на гибона. У него карие бегающие глаза, и впереди нет одного верхнего клыка. Он меня пугает. Я с сожалением кладу кота на какую-то тряпку, заворачиваю его, как младенца, глажу в последний раз между ушами и, оставив его между пакетами, безмолвно вылезаю из мусорки. Больше я ему ничем не смогу помочь.
Захожу в свой дом и по дороге сталкиваюсь с бабкой с первого этажа. Она шарахается от меня, как от прокажённой. Смотрю на свои руки в тусклом свете подъездных ламп: они перепачканы кровью и грязью, куртка и брюки мокрые насквозь, на ботинок налип прелый дубовый листок. Снимаю его пальцами и смотрю сквозь сеть прожилок на лампочку. Как же мимолетна жизнь: ещё пару месяцев назад он зеленел и радовался солнцу, а сейчас гниёт в придорожной канаве.
Уже в квартире понимаю, как я продрогла. Разуваюсь и иду в ванную. Куртку и штаны загружаю в стиралку и мою руки с хозяйственным мылом. Затем сажусь в ванну, закрываю сливное отверстие пробкой и включаю горячую воду. Никакие мысли не идут в голову, и я отстранённо созерцаю отколотые кусочки битого кафеля на стыке с «ласточкой» – уголком, закрывающим щель между ванной и стеной. Чувствую тупую боль в районе грудной клетки, и представляю, что там находится душа. На стиралке лежит мой телефон с наушниками. Я надеваю их и включаю музыку. Алан Уолкер «Faded». Даже я могу перевести, что он поёт «Где ты сейчас?», и я снова думаю о коте, завёрнутом в тряпку в мусорном контейнере. И да, я снова чувствую себя обессиленной, поникшей и выцветшей, потому что мы жили с ним вместе пять лет. Интересно, правда ли умершие питомцы уходят на радугу, или они продолжают гнить среди бытовых отходов на бескрайних свалках, где кружит вороньё?
ГЛАВА 6
«She will be loved»
Maroon
После событий вчерашнего вечера я лежу на кровати и собираюсь с силами. Пять минут назад прозвенел будильник, но тело мне не подчиняется. Если я проведу в постели ещё хотя бы пять минут, то опоздаю на работу. Так нельзя, я должна играть по правилам, чтобы быть неуязвимой. Хорошо, что я вчера не забыла повесить куртку и штаны на батарею, иначе мне сейчас не в чем было бы идти на работу. Одежда просохла и пахнет морозной свежестью. Хорошо, что я одеваюсь, как гот. На чёрном плохо отстиранные кровавые пятна почти незаметны. Настроение на нуле, я спешу на работу, вот только внутри снова ворочается паника перед Антониной Ивановной.
Хорошо, что у меня хотя бы есть работа. Нелюбимая, но у многих и такой нет.
Хорошо, что у меня есть жильё. Съёмное, но всё же крыша над головой.
Хорошо, что у меня есть Художник. Пусть я и редко его вижу.
Я пытаюсь выделить светлые стороны своей жизни и сконцентрироваться на них, и, в конце концов, у меня получается.
Я захожу в магазин через боковой вход, спускаюсь в раздевалку и по совместительству в столовую, переодеваюсь в свою красную футболку и иду в торговый зал через склад. Открываю дверь и вздрагиваю. Прямо передо мной стоит вчерашний татарин. Он страшно улыбается, и я вижу дыру на месте клыка.
– О, Васюня, привет! А меня взяли к вам кладовщиком на испытательный срок. Будем теперь вместе работать!
– Привет, – я беспомощно озираюсь по сторонам, но рядом больше никого нет.
– А что ты вчера по мусорке-то лазила? – простецки спрашивает он меня, да и вообще ведёт себя так, словно знает меня с пелёнок.
– Собаки задрали моего кота, а кто-то его выкинул в бак, – не знаю зачем объясняю я.
– Ой, велика потеря, – он машет рукой, словно я потеряла карандаш или другую мелочь, – кстати, меня зовут Тимур.
Он протягивает руку. Я не хочу до него дотрагиваться, но правила приличия требуют ответить. Я протягиваю руку, он хватает её и притягивает меня к себе.
– Я тебя давно приметил, – говорит он негромко, и я ощущаю его смрадное дыхание, – ещё когда приходил покупать сюда топор, и верёвку, и гвозди, и мел для свиней. У меня есть свиньи, целый загон.
Я вижу, что его глаза загораются при упоминании о свиньях, и мне кажется, что он просто сумасшедший. Я выдергиваю руку из его ладони.
– Мне надо работать, извини, – и я спешу в торговый зал.
У кабинета меня тормозит Антонина Ивановна.
– Маслова! Сегодня надо убраться, после обеда будут вышестоящие директора.
– Хорошо, – отвечаю я и с удовлетворением замечаю, что она сделала правильное ударение в моей фамилии.
Я не откладываю распоряжение в долгий ящик и сразу принимаюсь за уборку. Работа спорится, тем более я только недавно наводила порядок, и пыли мало. Пока я вытираю полки в отделе крепежа, Ника просит гиену Ольгу подменить её на кассе. Я очень хорошо всё вижу и слышу, так как нахожусь в трёх метрах от них. Ника уходит пить чай, а Ольга хозяйничает за кассой. Она пересчитывает деньги, смотрит сегодняшние возвраты, перемещает товар со склада. К ней подходит покупатель и выкладывает много разного товара: кисти, шпателя, краску, готовую шпатлёвку, гладилки и затирочную доску. Ольга методично пробивает товар, берёт деньги, отсчитывает сдачу, при всём этом она уверенно с ним общается, улыбается и, кажется, даже строит глазки. Мужчина чувствует знаки внимания, отвечает ей шутками, смеётся. Затем Ольга прощается с ним, и он уходит довольный, как слон. Я тру полку, и внезапно меня осеняет, что она забыла пробить чек. Хочу ей об этом сказать, поворачиваюсь в её сторону и вижу, что Ольга достает из кармана скидочную карту, сканирует её, уменьшая сумму покупки, и только потом проводит накладную и пробивает чек. Я отворачиваюсь немного, но продолжаю следить за старшим продавцом. Она смотрит по сторонам и забирает из кассы разницу, которая по моим подсчётам составляет около двухсот рублей. «Ах, ты ж, мошенница!», – я возмущена и решаю, как с ней поступить. Можно, конечно, сразу сдать её начальству, камеры всё зафиксировали, но это было бы слишком просто. Мне надо подумать. Тем временем Ника возвращается и садится за кассу. Довольная Ольга уходит, засунув руку в карман толстовки. Я уверена, что она сжимает украденные ею купюры и тайно радуется своей хитрости. Видно, что это происходит не первый раз.
Когда наступает мой черёд обедать, зал уже блестит от чистоты. Я спускаюсь в столовую и с сожалением думаю о том, что Мила сегодня не работает. Возникает желание написать Художнику, но он сейчас наверняка отсыпается после ночного дежурства. Не хочу его тревожить даже звуком смс.
Внезапно в столовую входит новый кладовщик Тимур. Такое чувство, что он специально ждал, когда я пойду обедать.
– Васюня, приятного аппетита, – он достает из холодильника и греет в микроволновке куски мяса, покрытого жирным белым налётом. Мясо греется и пощёлкивает, а он тем временем садится за мой стол, режет хлеб, помидор, наливает себе чай.
Я ем гречку.
– Васюня, давай я тебя мясом угощу, это свинина, – он хочет положить мне кусок, но я закрываю тарелку рукой.
– Спасибо, я не хочу, – вежливо отказываю я ему.
– Ну, как хочешь, – обиженно отвечает он, – и зря. Мясо очень хорошее. Без антибиотиков, без ГМО, ЗМЖ и трансжиров. Сам кормил хрюшку, сам растил. Зерно, кабачки и морковка с огорода, картофельные варёные очистки с фуражом. Всё лучшее – свиньям. Ты когда-нибудь держала свиней?
– Нет, я живу в квартире, – он начинает меня напрягать. Я планировала поесть в одиночестве и подумать о ситуации с Ольгой, но Тимур со своими свиньями не даёт мне сосредоточиться.
– Ну, тогда я тебе расскажу, – его глаза загораются, – ведь у меня десять свиней в загоне.
– Ого, – скептически произношу я.
– Не то слово, – гордо подхватывает он, – у меня их вообще 15 было, но пятерых пришлось зарезать. Корма им нужно много, а мясо сейчас у меня покупают редко, оно очень дорогое. Я всех своих свинок зову по именам: Марфуня, Клуня, Дуня, Катюня, Манюня, Фросюня, Веруня, Масяня, Галюня и Марс.
– Марс? – мне кажется, это имя выбивается из общего списка.
– Ну да, хряк Марс. Шоколадка ещё есть такая, знаешь?
– Ага, – отвечаю я. Мне становится смешно, что среди таких колхозных свинских кличек живёт хряк с именем римского бога войны.
– Да, Марс живет «в шоколаде», – Тимур смотрит на меня, и глаза его маслянисто поблёскивают, – представь, какой гарем! Выбирает одну, вставляет в неё свой длинный инструмент и может кайфовать полчаса. Обхватит копытцами, положит на неё голову и впрыскивает в неё своё начало.
– Ты что, время засекал? – мне становится неприятен этот разговор.
