Людмила & Руслан. Побасёнки из костюмерной

– У нас!.. Только у нас! – хозяин дома уже дошел до кондиции. – Надолго в нашу распухшую столицу?

– Сколько выдержите… – пошутил Константин.

– Да нам-то что! – добрая душа фельдшера была уже нараспашку. – Было бы где у нас спать…

– У кого это «у нас»? – повернувшись от плиты, спросила жена.

– Мы, Леночка, ляжем с тобой на диване. Он легко раздвигается, прямо как книжка… А Костя на «выдвиженке».

– На «выдвиженке»? – не понял гость.

Нетвёрдой походкой Степан Осипович идёт из кухни в их единственную комнату, подходит к шкафу-купе, раздвигает центральные зеркальные створки и взмахом волшебника опускает на пол спрятанный там матрац на ножках.

– Прогресс человечества!.. Двадцать первый век… Широкие просторы для сна!

Он подходит к дивану и обнаруживает, что его разложить нельзя – мешает «выдвиженка».

– Тогда ты будешь спать на полу, – говорит жена.

– На полу я спать не буду! – возмутился фельдшер. – Я пойду к Кузьмичу…

– А я останусь с твоим собутыльником? – терпение и столичная вежливость Елены Петровны кончились…

* * *

…Уже при лунном свете пастух Пал Палыч загнал под лагерный навес десяток бурёнок. Их ждала хозяйка.

– Как же ты, милая душа, с ними управишься… – сокрушенно вздохнул старик, раскуривая «беломорину» (есть такой грех!). – Давай помогу… Костя-то где?

– Поехал в Москву.

– Разгонять тоску?

– Вроде того…

– Мы сюда, а вы куда? Мы туда, где выгода… – любимая прибаутка Палыча.

Вдвоём они стали расставлять коров по стойлам, не замечая, как в тени, избегая лунного холодного света, замерла тёмная фигура во фраке, чёрном плаще и маске – ни дать ни взять «Мистер Икс», «Фантомас» или «Человек-паук» – из американских комиксов или скорее даже из сочинений Влада Михайлика.

А это был именно он! Жертва «чушизма», книжных реминисценций, собственных фантазий и скуки – «Человек-нетопырь» (Бэтмен)… Пользуясь темнотой августовской ночи, весь в чёрном – надо полагать, для маскировки – он подслушивал беседу Палыча и Марии.

… – А что в Москве? – любопытствовал Палыч. – По строительным делам?

– Вроде того, – неохотно отвечала Мария. – К брату моему поехал.

– У тебя есть брат в Москве?

– Да… Старший… И там он вроде как тоже старший.

– Начальник, значит?

– Вроде того…

– По вашим делам поехал? С лёгкой руки Льва Толстого?

– Какого Толстого? – удивилась Мария.

В ответ Пал Палыч лишь хитро покачал седой головой:

– «Война и мир»… Земля слухом полнится…

В тёмных кустах за навесом лагерного содержания треснула сухая ветка. Пал Палыч прислушался.

– Нечистая сила, – снова усмехнулся он. – Береги скотину, Мария.

Заскорузлыми широкими пальцами старик гасит недокуренную папиросу:

– Вот такое дело… Ну что, доить будем?

– Давай, вечернее… Кроме тёлок…

* * *

Столяр-краснодеревщик Кузьмич живёт в том же доме, где и фельдшер Степан Сырников, в такой же типовой малогабаритной однокомнатной квартире-хрущёвке.

Гости застали его врасплох – он в трусах, на загорелом теле майка с надписью «КРЫМ», шаркает шлёпанцами по паркету.

Гостеприимная и хлебосольная наша столица, конечно, не могла оставить в беде робкого бездомного провинциала. Степан Осипович с охапкой постельного белья, бутылкой недопитой водки по-свойски усаживается на кухне Кузьмича. Робеющий Константин с синим гюйсом, украшающим его плечи, вынимает из своего рюкзака бумажный промасленный пакет, достаёт из него аппетитный румяный пирог.

– С капустой! – говорит он с гордостью. – Жена пекла…

Мужики рассаживаются. Степан Осипович разливает.

– Вот ты, Кузьмич, столяр-краснодеревщик… – говорит он. – А ты знаешь, что такое «выдвиженка» – символ нашей родной современности?.. Не знаешь!.. Дети!.. – кричит в коридор фельдшер.

Трое детей, мал мала меньше, как из-под земли появляются на кухне.

– Несите сюда книги, – командует гость. – Сейчас я тебе покажу, что такое «выдвиженка»…

– Карьеристка, что ли? – гадает Кузьмич.

– Хуже… Давай лучше выпьем за здоровье моего кореша с миноносца «Молодецкий»… Паря! – поднял стакан лекарь. – За тебя!..

– Давай! – говорит Кузьмич.

– Давай! – соглашается «тостуемый».

Они выпивают… Дети приносят кучу книг и начинают во все глаза смотреть, как Степан Осипович складывает из книг некое подобие шкафа-купе.

– Это мой шкаф-купе, – объясняет он детям и раздвигает обложки. – А вот это и есть «выдвиженка»!

Обложки раздвинуты, из-за них появляется ещё одна книга.

– Фокус-покус!

Дети в восторге!..

… – Пётр Кузьмич, пусти переночевать моего друга с «Молодецкого».

– Куда?! – вдруг изумляется Кузьмич. – Ты видишь эту армию?.. Это у французского «короля-солнца» было четыреста кроватей.

– Понимаю.

– И все ручной работы, из хороших пород… – добавляет столяр-краснодеревщик.

– Понимаю… Давай!

Они допивают остатки.

Константин Иванов с обречённым видом встаёт и идёт к двери.

– Слушай, сосед… – оживляется вдруг Кузьмич, – есть идея… Я тут на заказ срочно сделал одну работёнку… Уют и комфорт!..

* * *

…Изба писателя Михайлика была погружена во тьму. Лишь наверху, под крышей, светилось слуховое окно. Оттуда доносился решительный стук «Рейнметалла».

Одетый во всё чёрное писатель, вернувшись из разведывательного рейда и спугнув пару похожих на него самого летучих мышей, фиксировал на бумагу услышанное им этой ночью. Атмосфера начинала накаляться. Вся борьба была впереди…

«…Несмотря на решение областных организаций и епархии, нынешние захватчики, а точнее – рэкетиры, пытаются не мытьём, так катаньем втянуть в этот конфликт столичные власти…»

Мрачный кот Леопольд смотрит своими немигающими глазами на чёрную высокую фигуру «Человека-нетопыря» недоумённо, без одобрения.

– Ты, Лёдя, рыжий неграмотный дурак… – прекратив печатать, обратился к коту костюмированный писатель, почувствовав этот жёлтый неодобрительный взгляд. – Жизнь есть борьба!.. Свобода есть осознанная необходимость!.. Империализм как высшая стадия капитализма… Утро вечера мудренее!.. Иди гуляй…

* * *

…Тихий ночной полумрак дежурной комнаты полицейского участка в новой Москве нарушает резкий сигнал тревоги. Дремавший за столом молоденький лейтенант Грибов вскакивает как ужаленный с криком:

– Грабёж!!! Сидоренко!

– Где? – в дверях появляется сонный старшина.

Лейтенант автоматически надевает на голову форменную фуражку, подбегает к обширной карте района.

– Объект номер девять… Объект номер девять! Далеко отсюда… Есть такой!.. Магазин «Кухни»… Заводи «козла». Оружие с собой.

И вот они уже едут по ухабистой дороге ночной новой Москвы. Вдали маячат небоскрёбы новостроек.

– Фонарь взял?

– А как же…

– Запасной рожок к АК взял? – интересуется лейтенант Грибов.

– Зачем? – зевает Сидоренко.

– А если будет бой?

– Бой… – усмехается Сидоренко.

– А если вооружённый грабёж?.. Или провокация?.. Или терроризм?..

– Да спят все вокруг…

Однако входная дверь магазина «Кухни» при проверке оказалась открытой. Даже возле замка были видны следы какого-то металлического предмета.

В магазине темно. Включив фонарь, полицейские начинают изучать обстановку. То и дело натыкаясь на столы и стулья, они уходят вглубь магазина.

И вдруг луч фонаря выхватывает из темноты длинный лакированный благородного красного дерева предмет, украшенный шёл ковыми рюшами.

– Гроб… – шепчет Сидоренко.

– Гроб-то как тут оказался? – поражён молоденький лейтенант. – Терроризм?

В этот момент крышка гроба начинает шевелиться и тотчас же с грохотом падает на каменный пол.

Из гроба восстаёт уже вполне про трезвевший, в помятом виде, фермер Константин Сергеевич Иванов.

При виде его лейтенант полиции на тренированным жестом мигом выхватывает из кобуры пистолет Макарова и, падая в обморок, стреляет.

Фермер Иванов выпрыгивает из гроба и пытается убежать.

– Стоять!!! – страшным голосом вопит Сидоренко, поднимает автомат Калашникова и даёт очередь в потолок… Откуда-то сверху начинает рушиться сложенная до потолка мебель – шкафы, шифоньеры, диваны, кушетки, сундуки, комоды, этажерки, кресла, столы и стулья… И всё на несчастного приезжего провинциала.

Две «скорых помощи» с воем развозили в разные концы Москвы двух пострадавших в магазине «Кухни» – молоденького лейтенанта Грибова, так и не пришедшего пока ещё в сознание, доставили в военный госпиталь, а незадачливого фермера Константина Иванова – на Новую Басманную, в железнодорожную больницу у трёх вокзалов, куда обычно по ночам свозят «людей улиц» – алкашей, жертв всяких разборок, колотых и обкуренных, идейных лодырей без документов, склонных линять из приютов и «домов трудолюбия», и беглых как бы изнасилованных жёнами мужей… Все они попадают в руки опытных и решительных врачей – как правило, бывших армейских медиков с огромным опытом кардинального врачевания.

Параллельный мир… «Огни большого города»…

* * *

…Крыша из ондулина уже накрыла деревянный каркас будущего сруба фермеров Ивановых. Ребятам-плотникам там, на верхотуре, хорошо видны просторы на другом берегу Чугунихи, дальние заросли молодого сосняка, поднявшегося на месте давнего лесного пала, мелколесье просеки мёртвой узкоколейки, луга с пасущимся там при Палыче под перезвон колокольцев-болтунов небольшим стадом, и, наконец, извивающийся змеёй пыльный просёлок. А на просёлке джип «Сузуки» с принайтованным на крыше редким для наших краёв механизмом под названием «тандем»..

Это приехали в гости к писателю Владу Михайлику его жена Наина и дочь Люся-Люда-Люка (Людмила), питерские законодательницы современной моды из русско-французской фирмы «KAFTAN» – портниха и рисовальщица-модельерша. Обе дамы разительно отличались друг от друга прежде всего причёсками: мать – круглолицая, со стрижкой каре и крашенная в тёмную шатенку, дочь – узкий череп «в отца» и тяжёлая русая коса по пояс с вплетённой золотой ленточкой.

Если взглянуть на убелённое сединой долгое лицо Владислава Евгеньевича, то особой радости оно не выражало. В его творческую атмосферу деревенского одиночества, фантазий «делириума» и иллюзий «чушизма» ни села ни пала вторглась дешевая бабская суетливая современность.

Гостьи подъехали к отцовской обители, извлекли на свет несметное количество сумок, картонок, пакетов, рулоны тканей – бязи, полотна, сатина, кряхтя, достали из глубины багажника швейную машинку «Зингер», сняли с крыши джипа тяжеленный тандем и прокричали:

– Папочка… Жарко… Едем купаться!!!

Писатель, увидев тяжеленный «Зингер» и запасы белых тканей, помрачнел окончательно.

– Надолго? – спросил он.

– До осени, – ответила Люка. – Мама будет шить халаты для балета «Карантин».

– «Карантин» по-итальянски это «сорок дней»…

– Похоже на то… – рассмеялась дочь. – Папочка, ты, как принято говорить, не в духе…

– Да нет, наверное… – уклонился от ответа отец.

– «Да-нет-наверное» непереводимо ни на итальянский, ни на английский, ни на французский! – заметила Люка. – А по-польски?

* * *

…Мужская палата на тридцать коек в больнице близ трёх столичных вокзалов почти заполнена. Больные мужики в застиранных серых пижамах, с самыми разными диагнозами, снятые кто с поездов, кто с вокзальных скамеек, а кто и, как фермер Константин Иванов, из полицейских участков, коротают время кто чем: играют в шахматы или шашки, читают книги или газеты, изучают содержимое своих (у кого есть) гаджетов – где про политику, где похабщина, тайком курят под одеялом, спят, наконец.

– Я скоромное не ем, – говорит один.

– Отдашь мне, – отвечает сосед. – А чего не ешь-то?

– Отвык.

– Вот и правильно.

Дверь палаты открывается, и на пороге стоит медсестра – маленькая, пухлая и писклявая, с бумажками в руках. Почти девочка.

– Иванов!!! – пищит она. – На выписку!

– Я!!! – тотчас вскакивает с койки коротышка в очках с ярко-рыжей шевелюрой до плеч. – Я Иванов!..

– На выписку!.. За мной!

Вот они задерживаются возле сестринского поста на этаже, и счастливый Иванов получает какие-то бумажки…

Вот они входят в царство кастелянши, и рыжий кучерявый коротышка, снимая больничную пижаму, получает цивильную одежду – потрёпанные синие джинсы, видавшие виды свитер с оленями и серую куртку с накладными карманами.

А мужская палата даже не заметила потери пациента. Читают, спорят, курят под одеялом, играют и спят.

– Меня врачи снять успели, хоть поезд и стоял одну минуту.

– А багаж?

– А багаж не успели…

– Жаль.

– Да у меня его и не было.

– Это хорошо!

Дверь палаты с шумом открывается, и на пороге появляется ещё одна медсестра – высокая атлетического вида брюнетка.

– Иванов!!! – зычным голосом говорит она. – Иванов!!!

Нет ответа.

– Куда делся Иванов? – недоумевает сестра-великанша, царица больничных рекреаций.

– Ну я Иванов… – просыпается и выглядывает из-под одеяла злополучный фермер и садится на койке.

– Быстро к парикмахеру! – командует сестра. – Срочно стричься!..

…А в это время рыжий коротышка с развевающейся богатой шевелюрой до плеч стремительно убегает по Новой Басманной, путаясь в просторных поношенных джинсах и выпадая из свитера с оленями под курткой с чужого плеча.

А палата живёт своей жизнью.

– Я говорю доктору: ты, мол, грыжу-то дратвой зашей. По-нашему, по-сапожному. А он мне: я её лыком заплету, по-нашему, по-лапотному.

Вся палата смеётся.

Вернувшись от парикмахера, стриженный «под ноль» Константин Иванов тоже смеётся за компанию со всем честным народом. Неожиданно у него в рюкзаке, засунутом под койку, что-то затрещало. Он удивился, с трудом достал рюкзак. Это звонил мобильный телефон, купленный им по дешёвке в столице.

Странно…

– Алё… – робко спросил он, приложив гаджет к забинтованному уху.

– Кореш! Как спалось в магазине «Кухни»?.. Кроватка мягкая была?.. Ха-ха!.. Ты куда пропал?.. – это был весёлый голос корабельного фельдшера Степана. – Ты почему-то молчишь… Кузьмич тоже ни гугу…

– Какой Кузьмич?

– Забыл… Мой сосед – столяр… Как здоровье?

– Как масло коровье… – мрачно ответил Костя, вспомнив ужасную ночь со стрельбой. – Как ты меня нашёл?

– Так ты же мне звонил тогда… Вот и попался, – смеется медик. – Отпечатался… Номер блатной или за взятку – 5432112345… Жив-здоров? По медицине помочь не надо?

– Не надо… – скрипнул зубами Костя.

– Все дела сделал?

– Тип-топ…

– Уже дома?

– Уже… Спасибо, паря!..

– Ну, давай…

Потом он долго мучился – зачем грубил, с какого ляху вдруг окрысился на добряка Степана. «В гроб не надо было лезть», – решил он наконец…

* * *

…Интеллигентные петербургские дамы на датском тандеме «Роял» и писатель на отечественном велосипеде («ровере» по-польски) «Рига» подъехали к так называемому пляжу Чугунихи. Деревенские дети с отросшими и выгоревшими за солнечное лето вихрами на головёнках вперемежку с дачными отпрысками плескались на мелководье.

Людмила, спрятав под косынкой свою тяжёлую косу, сунулась было туда, где дети. И тотчас же выскочила обратно на берег. Ледяная родниковая вода Чугунихи обожгла её стройные ноги.

– «От можа до можа!» Но я так не можу… – стуча зубами, пошутила она.

– Не смешно… – отреагировал обидчивый поляк.

– В детстве я, наверное, так же могла бы, как они, – смеясь, сказала польская красавица матери и показала на ребятишек.

Распахнув на песке широкую цветастую простыню-фратэ, она извлекла из кожаного рюкзачка плоский чёрный предмет, расположила его у себя на голых коленях, выше которых на ляжках красовались тату в виде то ли долларов, то ли змей. Девица углубилась в созерцание чёрного планшета, изредка вращая его перед своими карими глазами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.