скачать книгу бесплатно
Уже совсем стемнело. Желтые круги тусклого фонарного света расползлись по всему двору. Проснувшийся ветер швырял в прохожих охапки уже увядших листьев. Где-то хлопала входная дверь да изредка слышался детский плач – у соседей недавно родился внук.
Александра обвела взглядом притихший двор и вдруг нахмурилась. На детской площадке, совершенно пустой, так и сидел понурый одинокий мужчина. Александра, конечно, не видела его глаз, но отчего-то ей казалось, что они полны тоски и отчаяния.
Прикусив губы, она угрюмо побарабанила пальцами по подоконнику, тяжело вздохнула, а потом вдруг резко развернулась, и, как была, в легком халатике, выскочила на лестничную площадку.
Не дожидаясь лифта, Александра выбежала из подъезда, пронеслась по двору до площадки и затормозила перед остолбеневшим от неожиданности мужчиной.
– Быстро вставай и двигай за мной, – скомандовала она. – Если не хочешь, чтобы я простудилась, поднимайся скорее. Ну?
Опешивший незнакомец послушно встал с лавочки и безропотно двинулся за Александрой.
Они молча вошли в лифт, без слов доехали на пятый этаж и в полном же молчании переступили порог ее квартиры. Мужчина, закрыв за собой дверь, недоуменно остановился у входа. Он сконфуженно переступал с ноги на ногу, очевидно, стыдясь своей нечистой обуви. Хозяйка, стараясь не глядеть на него, чтобы не смущать, сбросила промокшие тапочки.
– Ну же, снимайте свой пиджак, разувайтесь и проходите… Туда… В комнату.
– Как это? – незнакомец растерянно посмотрел на нее. – Не боитесь? Вы же меня совсем не знаете.
– И что? – она запальчиво глянула на него, сдвинув брови. – Убьете меня?
Он, обескураженный ее прямотой, нерешительно качнул головой.
– Нет, конечно. Но… Я – чужой человек. Народ сейчас даже тени своей боится, а вы меня в квартиру зовете…
– Во-первых. Не смотрите, что я меньше вас ростом. Я – сильная и смелая, и сама задушу любого, понятно? А во-вторых, уж в людях-то я разбираюсь. И вижу, что человек вы, хоть и запущенный, грязный и неопрятный с виду, но внутренне – беззлобный и растерянный. Вот так. У меня глаз – алмаз. И не вздумайте мне перечить, – она прошла в комнату и поспешно вернулась. – Нет. Не проходите, постойте там. Я сейчас…
Мужчина обреченно замер у входа. Минуты через две Александра опять показалась в коридоре и положила на низкую тумбу под зеркалом стопку вещей.
– Так… Ванная комната справа. Вот полотенце, вымойте руки и умойтесь. Это футболка и брюки папины. Он у меня такой же высоченный, как вы. Думаю, подойдет.
Пораженный происходящим, мужчина долго молчал, боясь даже дышать. Стоял, то сжимая ладони, то пряча руки в карманы, то закручивая пуговицу…
– Ну? Чего стоите? – Саша досадливо сморщилась. – Язык проглотили от счастья? И перестаньте пуговицу крутить, оторвете.
– Нет, – мужчина неуверенно отступил назад, – не нужно этого. Ничего не нужно. Неудобно. Я ведь не попрошайка, мне ничего не надо. Лучше я пойду. Неловко мне, совестно.
Александра, устав от нелепого препирательства, сразу рассвирепела.
– Скажите на милость, какой гордый! А в грязи ходить гордости не нужно, да? Или тебе в бомжа играть больше нравится? Так иди, чего стоишь? Проваливай.
– Да что вы ко мне пристали? То иди со мной, то уходи… Чего вам надо?
– А ничего не надо, – Александра нахмурилась. – Просто жалко тебя, дурака. Я же вижу, ты случайный там человек… Так и пропадешь на улице. Понятно же, что ты не пьяница, не бандит и не воришка. Так сказать, бомж поневоле, да?
Он, насупившись, тяжело вздохнул. Потом решительно шагнул вперед.
– Давайте полотенце…
– Вот-вот, давно бы так, – она усмехнулась. – Молодец! Иди умывайся. Там целлофановый пакет большой, вещи свои в него сложи. Мойся, а потом на кухню иди… Вот туда, прямо дверь.
Когда, спустя минут пятнадцать, он смущенно вошел на кухню, Александра удивленно ахнула:
– Бог мой, да ты просто Аполлон!
Незнакомец и вправду был очень хорош собой: высокий, худощавый, темноволосый, синеглазый, со светлой, без желтизны, кожей. Мужчина казался немного истощенным, измученным, утомленным, но не производил впечатления пьяницы или попрошайки. Сконфуженно опустив глаза, он остановился у дверного косяка, не зная, что делать дальше.
Александра, заметив его робость, одобрительно хмыкнула.
– Вижу, совесть свою ты на улице не потерял. Это здорово! Как зовут тебя, странник?
– Арсений, – тихо отозвался он. – Можно просто Сеня.
– Ого! Арсений? – Александра пораженно захлопала ресницами. – Вот так да! Оказывается, и бомжи бывают с такими роскошными именами!
– Я не бомж. Я ж вам говорил…
– Ну, ладно, ладно, – Александра примирительно улыбнулась, – не дуйся. Никто не собирается тебя ущемлять или оскорблять. Наоборот, я помочь хочу. Ну, садись, чего стоишь? А меня зовут Александра. Сашей можешь называть.
– Спасибо, – мужчина осторожно присел на стул.
– За что? – стоя у плиты, она резко обернулась.
– За доверие, – он внимательно посмотрел на эту странную рыжеволосую женщину с кучей крохотных веснушек вокруг носа. – За милосердие.
Александра, поджав губы, налила в чашки свежезаваренный чай, достала варенье, порезала лимон, сыр, колбасу и хлеб. Подвинула все это к гостю.
– Ужина у меня нет. Не успела. Пей чай, ешь бутерброды. Давай… Без стеснения. Заодно расскажешь о себе, откуда ты такой здесь взялся. Должна же я знать, кто папины вещи надел, правда? Не всякому такая честь выпадает.
Арсений, выпив чай, долго смотрел в пустую чашку, о чем-то размышляя. Саша его не торопила. Терпеливо ждала.
– Даже не знаю, с чего начать, – он пожал плечами.
– Начни сначала. Так проще.
– Еще бы знать, где начало… Это ж не клубок, за ниточку не потянешь…
Но все же, вздохнув, начал свой нелегкий рассказ…
Раннее детство Арсения прошло в военном гарнизоне Закавказского военного округа. Танковый полк, базирующийся неподалеку от маленького армянского села, стал для маленького мальчика родным домом.
Семья у них случилась удивительная: мама – армянка, папа – русский. Они служили в полку, поэтому и жили в гарнизонном городке. Мама, стройная черноволосая красавица, работала медицинской сестрой в госпитале, а папа, офицер, военный инженер по образованию, следил за техническим состоянием танков.
Родители были красивой парой, любящей и счастливой. На праздниках, случающихся в их военной жизни не слишком часто, они вдвоем пели песни, готовили мясо по каким-то особым рецептам. Мама, выбрав крошечные виноградные листья, заворачивала долму, пекла вкуснейший торт Микадои, собственноручно заквашивала легендарный мацони.
Но, говорят, счастье долго не гостит в одном доме. Как это обычно бывает, все рухнуло в одну минуту. В начале девяностых годов великое государство распалось на несколько небольших стран, которые так сильно мечтали о своей независимости, что, не подумав о последствиях, с радостью кинулись в эту авантюру.
Начались повсеместное обнищание, непривычная безработица, вдруг проснулись мошенники, стали прокручиваться махинации и возникли липовые денежные пирамиды, отнимающие у растерянного народа последние сбережения. Миллионы людей, сразу оказавшихся без родины, без гражданства, без денег, сорвались со своих привычных мест и двинулись на историческую родину. Из стран Средней Азии, Закавказья и Прибалтики тысячи семей ехали в Россию в поисках спокойствия, работы и элементарного благосостояния.
Родители Арсения, не понимая, что будет дальше с военной частью на территории чужой страны, быстренько подсуетились и, воспользовавшись связями отца, перебрались в другой танковый полк, в среднюю полосу России.
Все, вроде бы, и наладилось. Появилась небольшая служебная квартира. Мама опять стала работать в госпитале, отец по-прежнему пропадал в гарнизонных мастерских боевой и транспортной техники. Но все же куда-то пропало то задорное и бесшабашное веселье, которое царило в их доме до переезда.
Арсению тогда едва исполнилось десять лет, и он, уезжая из Армении, оставил там друзей, веселых, беззаботных, умеющих делиться, способных драться и мириться с одинаковым рвением и состраданием, независимо от национальности, материального благополучия и родительской должности. Они просто были равные среди равных.
В новом гарнизоне все складывалось иначе. Отец, с его въедливым и дотошным характером, никак не мог вписаться в команду новых сослуживцев. Дома он, чуть не плача, рассказывал маме о бесхозяйственности, лености и безразличии некоторых однополчан. Мама, для которой это внезапное переселение и без того оказалось тяжелым ударом, тихо его жалела, гладила по голове и что-то ласково шептала.
Ей было несладко в этой новой для них жизни. Ее, армянку по национальности, страшно тянуло обратно, в теплую и солнечную Араратскую долину. Она, как роза, вырванная из родной почвы, мерзла, сохла и увядала. Привычная работа в госпитале отвлекала от переживаний, но не избавляла от тоски. И кто знает, чем бы все закончилось, если бы не ужасное происшествие, которое спасло маму, но стало губительным для отца.
Арсению тогда только-только исполнилось семнадцать.
Полк готовился к плановым учениям. В то нелегкое время всегда чего-нибудь не хватало: то горючего, то деталей, то боеприпасов… Офицеры нервничали, иногда ссорились, чего-то требовали у вышестоящего начальства, срывались на подчиненных.
Говорят, где тонко, там и рвется. Во время испытаний новой техники что-то пошло не так, и взорвавшаяся машина унесла несколько человеческих жизней. Отец находился близко к месту трагедии. Он остался жив, но ему оторвало ногу и все пальцы на левой руке.
Арсений и теперь помнит тот ужасный день. Рыдающая, сразу поседевшая, мама переселилась в госпиталь, чтобы находиться возле отца, который не хотел жить. Бесконечные комиссии, нескончаемые разбирательства, продолжительные беседы и допросы… Казалось, этому не будет конца и края.
Отцу пришлось уйти в отставку. Перед этим он, выписавшись из госпиталя, всю ночь проплакал. Скупо, по-мужски, судорожно глотая слезы. Уткнувшись маме в плечо, что-то бормотал, горько сетовал на судьбу, просил то воды, то таблеток… И мама, успокаивая мужа, вдруг поняла, что теперь именно она, волею судьбы, оказалась опорой семьи, ее защитницей и поддержкой.
Они уложили свой скудный скарб в несколько больших потрепанных чемоданов и переехали в село к дальним родственникам отца. Сначала жили у них в одной крошечной комнате, потом купили маленький полуразрушенный домик на окраине села, переселились в него и стали привыкать к новой мирной жизни. Отец, уже научившийся управляться одной рукой и привыкший ходить на протезе с палочкой, хозяйничал дома, а мама работала фельдшером в местном медпункте. Так и существовали: на отцовскую пенсию и мамину зарплату.
Жили бедно, отказывая себе во всем, но ведь человек ко всему привыкает. Бог посылает испытания по силам. Вот и они, собравшись с силами, как-то обустроили свой быт, завели кур, поросенка, подобрали бродячую собаку, потерявшую одно ухо в схватке с голодными сородичами.
Мама соорудила грядки, выращивала огурцы, помидоры, зелень, картошку. А уж когда начинали в мае цвести яблони и вишни, посаженные бывшими хозяевами, жизнь и вовсе казалась не такой уж страшной и беспросветной.
После школы Арсений поступил в сельскохозяйственную академию, учился на агронома. Женился на третьем курсе. Мама так радовалась, так сияла, так мечтала, что хоть сын поживет радостно и легко…
Детей у молодых долго не было. А ведь так мечталось о малыше, так хотелось большую семью…
После института жена пошла работать в городской парк, Арсений устроился в лесхоз. И бывает же такое: в год, когда Арсению исполнилось двадцать пять, Бог послал им девочку. Они так радовались, так ждали этого чуда… Мама втайне от всех вязала кружевные шапочки и пинетки, кофточки и штанишки.
А потом мир померк. У ребенка, еще не родившегося, диагностировали порок сердца, причем такой, который надо было исправлять только после рождения. Малышку назвали Варварой. Доктора, глядя на нее, лишь качали головой, но молодых родителей утешали, давали хорошие прогнозы и советовали руки не опускать, а сразу же делать младенцу операцию. Приводили примеры удачных случаев, положительных исходов и благополучных результатов.
Но легко советовать, когда беда тебя лично не касается. Жена Арсения, совершенно растерявшись, все время плакала, не спала по ночам. А потом в роддом приехала ее мать, проговорила с убитой горем дочерью полдня, что-то ей долго внушала и старательно уговаривала. И после ее отъезда заплаканная девушка, пряча глаза, предложила мужу оставить дочку в роддоме. Написать отказ и жить дальше спокойно.
Арсений, едва осознав то, что она сказала, не поверил своим ушам.
– Ты с ума сошла? Это же наша дочь!
– Она больна, – отворачивалась, рыдая, супруга, – она может умереть.
– Она не умрет, – Арсений пытался заглянуть в ее глаза. – Мы будем ее лечить. Слышишь? Это же не смертельно.
– Я не хочу ее мучить и не хочу сама мучиться.
– Хватит! Замолчи! Я не хочу слушать!
– Мы молодые, у нас еще будут дети. Здоровые дети, – она умоляюще смотрела на него.
– Это не ты говоришь! Это не твои слова, – Арсений схватил ее за плечи. – Ты не можешь так думать! Ты же девять месяцев ее под сердцем носила…
Но супруга, следуя советам матери и чувствуя ее поддержку, твердо стояла на своем. Уговоры не помогали. Ни просьбы, ни угрозы не смогли пробудить в ней сострадание к этой крохе, лежащей в соседней палате и ждущей помощи от своих родителей.
Жена написала отказ от ребенка, уехала рано утром, не попрощавшись. Арсений, просидев возле колыбели дочери всю ночь напролет, следующим утром подал заявление на развод.
Вареньку они с мамой забрали из роддома. Доктора напоследок долго с ними беседовали, что-то объясняли маме, вручили объемную папку с выписками и направлениями. Арсений в подробности не вдавался, он понимал только одно – операции не избежать. Знал, что времени у них совсем мало. Но знал и другое – денег в их семье нет и взяться им неоткуда.
Но мир не без добрых людей. Милостью земля полнится. Бабы по селу быстро слух разнесли. Пошептались соседи, посудачили…
Однажды утром в дверь их ветхого дома постучали. Отец распахнул дверь. На пороге стояла соседка, вдова погибшего прошлым летом тракториста Клавдия.
– Тебе чего, Клав? – удивился отец.
Она, наклонив голову, закутанную в черный вдовий платок, прошептала:
– Доброе утро, сосед.
– Доброе, коли не шутишь, – недоуменно ответил мужчина. – Что-то случилось?
– Нет. Не волнуйся, – Клавдия улыбнулась краешком бледных губ и протянула что-то, завернутое в обычный школьный листок в клетку. – Это вам.
Отец, нахмурившись, взял у нее эту бумажку, осторожно развернул ее и замер… Внутри аккуратной стопочкой лежало несколько очень мелких купюр.
Клавдия, смущенно опустив глаза, заторопилась:
– У вас беда. Малышке операция нужна. А сейчас все дорого. Возьмите, от чистого сердца. Все, что смогла! Пусть ребенок лечится.
Она подняла глаза на мужчину и осеклась… По лицу соседа текли слезы. Они струились по загорелому лицу, собирались в морщинах и капали на темную майку, оставляя на ней мелкие бесформенные пятна.
И пошли, пошли люди…
Собирали всем миром: сельчане, узнав о такой беде, несли последние копейки, бывшие сослуживцы отца собрали большую сумму, родственники матери из Армении отправили гонца с пакетом, в котором лежала весомая пачка денег.
Неравнодушных и милосердных оказалось гораздо больше в этом сумасшедшем мире. Люди звонили и приезжали, писали и посылали переводы. Мама, получая деньги, плакала от счастья и молилась в церкви за каждого, кто щедростью своей добавлял лучик надежды на выздоровление крошечной Вареньки, ожидающей в колыбельке своего часа.
И этот час настал. Операцию сделали в полгода. И судьба, уставшая им противостоять, вдруг смилостивилась. Проявила сострадание и благословила девочку, подарив ей жизнь.
Мир заиграл новыми красками, наполнился чудесными звуками. Варенька озарила их дом бесконечной радостью, подарила умиление и давно забытое блаженство. Все они: и мама, и отец, и соседи, и, конечно, Арсений, с замиранием сердца следили за каждым ее шагом, каждым вздохом, каждой улыбкой. А она, изумляя всех, быстро пошла на поправку после операции, хорошо набирала вес, рано научилась сидеть и стоять.
И они опять зажили так же спокойно, как в те далекие времена, когда Арсений сам был ребенком.
Александра, слушая рассказ Арсения, качала головой. Заметив, что он волнуется, вспоминая былое, она решила его немного отвлечь, чтобы успокоился.
– Хочешь еще чаю? – спросила она.
– Что? – не понял Арсений.
– Чаю хочешь еще?
– Хочу! Спасибо, – он вдруг широко улыбнулся и сделал несколько глотков ароматного горячего напитка. – Не устали еще?
