скачать книгу бесплатно
– А сама она? Оправилась?
– Очень плоха. Говорят, вроде почки отказали. Не знаю ничего. Поеду еще к вечеру сегодня. Душа-то болит.
Отец Леонид пошел к двери и, уже взявшись за ручку, обернулся, подал женщине визитку.
– Пожалуйста, Галина, как только мать Лизы поправится, позвоните мне. Я сразу приеду. Дело не терпит отлагательства. Лизе надо в школу идти, нужно документы готовить.
– Хорошо, хорошо, – закивала женщина, – я для Лизочки все сделаю. Позвоню вам или приеду, если понадобится. Обнимите ее за меня.
Через два дня Галина ему позвонила. Рыдая, глотая слезы и слова, она тихо выговорила:
– Отец Леонид, приезжайте. Зинаида умерла.
– А ребенок? – прошептал Леонид.
– Да не знаю ничего. Говорят, умер.
Все случилось на второй день пребывания Зинаиды в больнице. Нарушение работы почек, кровотечение, порок сердца. И еще много чего, что стало последствием безудержного пьянства.
В первую ночь она родила девочку, которая даже не закричала после появления на этот свет. Врачи суетились, бегали, что-то говорили. Зинаида не реагировала на их панику. Покряхтывая от боли, она сердито ткнула пробегающую акушерку в бок.
– Чего вы тут чехарду такую устроили?
Изумленная акушерка хотела что-то ответить, но, вздохнув, лишь махнула рукой, понимая, что говорить с женщиной сейчас бесполезно.
Зинаида вообще мало что понимала в тот момент: она то впадала в забытье, то возвращалась в сознание, то начинала ругаться матом, то тихо плакала. На второй день к вечеру она, придя в сознание, попросила лист бумаги, два конверта и ручку. Приподнявшись, прикусив бледные губы, долго что-то выводила на обычных тетрадочных листках в клетку. Потом сложила их в конверты и заклеила. Сверху на одном из них написала «Елизавете», на втором – «Галине» и протянула их медсестре.
– Моей соседке Галине передайте, если придет.
– Оба письма отдать? – спросила медсестра.
– Да. Отдайте. Галя разберется потом, – она легла, морщась от боли. – Пропала я. Кончилась, – кусая губы, заплакала Зинаида. – Была да вся вышла.
Притихла, к вечеру впала в беспамятство. На следующий день Зинаида умерла.
Хоронил Зину отец Леонид. Священник и сам не знал зачем, но понимал, что должен это сделать. И не из чувства милосердия, и не по велению сердца, а ради маленькой худенькой испуганной девочки с огромными синими глазами, которая поселилась в обители. Ради ее спокойного будущего он хотел сам поставить точку в этой ужасной истории.
Вернувшись после похорон, он долго думал, как сообщить Лизе о смерти матери. Размышлял, надо ли вообще сейчас говорить об этом девочке. И решил, что Лиза должна знать правду. Именно это, считал он, станет естественным завершением их незаконченной семейной истории. И это же оборвет бесконечную нить страданий и подтолкнет Лизу к светлому христианскому прощению.
Однако все пошло не так, как он предполагал.
Лиза, услышав о страшной вести, замерла на мгновение.
– Ее похоронили возле папы? – тихо спросила Лиза.
Леонид не ожидал такого вопроса, но ответил честно:
– Да. Хочешь, поедем на кладбище? Ты сама посмотришь на могилку, постоишь, поплачешь, простишься.
– Нет, – она вдруг оттолкнула его, отскочила к стене. – Не хочу! Не поеду. Уходи.
Она выскочила из комнаты, влетела в спальню и, упав на кровать, горько заплакала.
Прошло около месяца. Отец Леонид слово свое сдержал. Монастырские адвокаты собрали нужные документы, прошли несколько досудебных разбирательств и, наконец, на судебном заседании отец Леонид, в отсутствии кровных родственников, был назначен опекуном малолетней Елизаветы Морозовой.
Уже совсем рассвело. За окном вовсю голосили птицы, встречая новый день. Горячие лучи солнца нежно целовали горизонт и отчаянно благоухала черемуха, любуясь своей первозданной красотой.
Подруги сидели, боясь нарушить тишину, обнявшую их.
– Подожди, подожди, – спохватилась Ольга. – А письмо? Письмо ты прочитала? Что там было?
– Не знаю. Я не читала, – спокойно ответила Лиза.
– Как это? – Ольга схватилась за голову. – Как это не читала? Почему? Тебе соседка не передала?
– Она отдала отцу Леониду, и он привез его мне. А я не взяла.
– Не взяла?
– Наверное, не хотела. Оль, что сейчас вспоминать об этом? Это было так давно, что я, честно говоря, уже и не могу объяснить, почему. Очевидно, потому же, почему не поехала на кладбище.
– Но ведь это неправильно, – Ольга напряглась. – Маленькая напуганная девочка не хотела даже прикасаться к тому, что относилось к прошлой жизни, это я понимаю. Но ведь ты повзрослела. Стала умнее, мудрее, рассудительнее, да? Ты же на все теперь смотришь по-другому, можешь анализировать и трезво рассуждать о прошедшем. Как же ты до сих пор не спохватилась? Не прочитала.
– Оль, хватит, – Елизавета поежилась, как от озноба. – Ты еще не устала слушать мои басни? К чему сейчас эти разговоры? Я не думала об этом уже больше тридцати лет.
– Ты не простила мать до сих пор? В этом причина?
– Простила, наверное, – тяжело вздохнула Елизавета. – Да и некогда мне было вдаваться в эти мелочи. Я просто выживала.
– Мелочи? – Ольга ахнула. – Но это не мелочи, это твое прошлое, – она схватила подругу за руку. – Ну-ка, не отводи глаза! Смотри на меня! Где письмо? Неужели порвала или выбросила?
– Отстань, Оля, – Елизавета резко отдернула руку. – Сколько можно? Далось тебе это письмо! Успокойся. Оно осталось у отца Леонида. Не забывай, что тогда мне едва исполнилось семь, а теперь почти сорок. Умеешь считать? Столько лет прошло, какое уж тут письмо? Отцу Леониду тогда было сорок семь, а теперь ему восемьдесят И уж точно про эту бумажку он и думать забыл.
– Лиза, послушай меня, – не могла угомониться Ольга. – Просто послушай и не перебивай. Тебе нужно отыскать это письмо, слышишь? Обязательно!
– Да зачем? – покраснела от досады Елизавета. – Господи! Отстань, липучка!
– Моей мамы давно нет на этом свете, – вдруг заплакала Ольга. – И если бы она оставила мне письмо, я бы каждый день его перечитывала. До дыр зачитала бы. А ты даже не знаешь, что она там тебе написала! Как же так? А вдруг в последний свой день на этой земле она прощения у тебя просила? Лиза, пожалуйста, давай поедем к отцу Леониду. Ведь он тоже не молод, болеет все время. Если его не станет, оборвется последняя ниточка. Ведь и соседка Галина уже умерла, и мать Серафима. Подумай. Ну? Давай съездим.
– Ты с ума сошла, Оля? Да что тебя так зацепило это письмо? Что может написать пьющая женщина?
– Да что угодно. Ведь она была твоей матерью. Пьющей, опустившейся, развращенной, но твоей матерью! Слышишь?
Раздался стук в окно, и зычный голос бабы Марфы, Ольгиной свекрови, недовольно забубнил:
– Лиза, наша мать у тебя? С вечера уходила, сказала – к тебе. Ночь прошла, а ее нет!
– Ну, все, – устало усмехнулась Елизавета. – Сейчас она тебе даст прикурить, устроит разборку!
– Да и пусть, – отмахнулась Ольга, – не до нее сейчас, – она лукаво улыбнулась. – Думаешь, я ей нужна? Это она завтракать хочет, вот и спохватилась, что я еще чай не заварила и сырников не подала. Ладно, пойду. Обещаешь забрать письмо?
– Отстань, зануда, – раздраженно ответила Елизавета. – Может, его уже и нет вовсе.
– А вдруг есть? Обещаешь?
– Господи, твоя воля! Обещаю!
– Только без меня не езди, – Ольга погрозила ей пальцем.
– Да иди уже отсюда, – вскипела уставшая Елизавета, – вот пристала-то!
Новый день набирал силу.
Май старательно одевал природу в новые весенние одежды. Умытые теплыми дождями улицы блестели лужами. Небосвод, словно чаша чистейшей лазури, поражал своей высотой. Природа воскресала после длительной зимы, и жизненные соки заботливо напитывали корни, стволы и ветви оживающих после долгой спячки деревьев.
Глава 11
Сиреневый май бушевал вовсю. Солнце, перевалив полуденную черту, решило передохнуть и скрылось за легкими облаками, наплывающими из-за реки. Сразу стало прохладнее.
Степан, вот уже больше месяца обживающий новый дом, присел, наконец, передохнуть. С раннего утра он красил ставни, обновляя потрескавшуюся и осыпавшуюся от времени краску.
С трудом разогнув спину, мужчина с удовольствием оглядел плод своих трудов. Ставни, покрытые светлой краской, словно оделись в кружева. Их резные узорчатые края будто ожили, вернув первоначальную красоту. Любуясь проделанной работой, Степан и не заметил, как рядышком на лавочку присел Макар, старший сын.
– Ты чего, пап?
– Да вот смотрю, какая красота получается. Нравится?
– Ага.
– Ну, а вообще, как тебе тут, Макарушка? – Степан любовно оглядел сына. – Ничего? Обживаешься?
Тринадцатилетний Макар, очень похожий на отца, пожал плечами.
– Да вроде ничего. Привыкаю.
– И тебе тяжело на новом месте?
– Да нет. Просто по маме скучаю, – голос у сына дрогнул. – Плохо без нее.
– Это да, – мужчина обнял сына за плечи, прижал к себе. – И мне плохо. Очень трудно, сынок.
– Если что-то надо помогать, ты скажи, – Макар взмахнул повлажневшими ресницами. – Я сделаю.
– Нет, сынок, пока ничего не надо. Ты за Сережкой присматривай, он ведь младший из нас. Ему тем более мамы не хватает. Вот со следующей недели в детский сад оформим его, всем легче станет.
– Нас здесь никто не знает, все смотрят, спрашивают, – вздохнул Макар.
– Ничего, Макарушка, время пройдет, познакомимся. Что ж поделаешь? Надо устраиваться, жить дальше. Привыкнем. Вон какой дом у нас, нравится?
– Ага. Большой, – Макар улыбнулся. – Девчонки там полы моют, а Сережка носится по мокрому. Не слушает никого.
Сережка, шестилетний племянник Степана, сын погибшей сестры, рос шаловливым и непоседливым. Он то и дело норовил то влезть в собачью будку, то заглянуть в колодец, то прихватить топор. Степан, опасаясь беды, так и ходил за ним, но иногда, занявшись работой, терял мальчишку из виду, и тогда Сережка, получив свободу, отрывался вовсю! Он уже успел побывать на речке, перезнакомился со всеми мужиками, которые удили там рыбу. Ухитрился поссориться с Лизой, своей старшей сестрой, стащив у нее тетрадь и разрисовав ее большими бабочками. Сумел взять без спросу спички и разжег за сараем костер из прошлогодних веток и обрывков старых газет, валяющихся в подполе. За все его проделки Степану приходилось не раз извиняться перед соседями.
Маленький непоседа не давал спуску местным кошкам, гонял голубей с гусями и мечтал о собственном курятнике.
Он так и заявил Степану:
– Дядь Степ, а давай кур купим.
– Ну, парочку можно купить, конечно, – Степан задумчиво пожал плечами. – А зачем?
– Как парочку? Надо штук тридцать, – заявил неугомонный Сережка. – Представляешь, сколько они нам яиц принесут?
– Да мы столько яиц всем селом не съедим, – захохотал Степан. – Зачем столько?
– Продавать будем!
– Ах, ты мой коммерсант, – Степан ласково потрепал малыша по голове. – Там видно будет.
Остальные дети не доставляли Степану хлопот. Уставшие от переживаний и трудностей переезда, они потихоньку привыкали к новой размеренной сельской жизни, присматривались к людям, прислушивались, приглядывались, приживались.
Одиннадцатилетняя Настена и восьмилетняя Лиза и раньше очень дружившие, теперь и вовсе стали не разлей вода: повсюду ходили вместе, менялись вещами, которых пока оказалось немного, даже полы в доме мыли вдвоем, попеременно пользуясь одной тряпкой.
В общем, жизнь, конечно, налаживалась.
Потихонечку, полегонечку и Степан привыкал к сельчанам, учился понимать их язык, непонятные обычаи и традиции. Ему нравились эти открытые и приветливые люди, которые, узнав, что беженцам выделили дом за перекрестком, потянулись к ним нескончаемой вереницей.
Кто-то принес новый тулуп, кто-то табурет, скатерть, половник. Одна женщина с дальней улицы притащила две подушки, другая привезла на тележке с десяток трехлитровых банок с помидорами, огурцами и перцами. Соседка справа подарила большое лоскутное одеяло, вторая – банку меда.
Живущий за перекрестком мужчина приехал на машине и, не спрашиваясь, стал заносить в дом телевизор.
– Ты не смотри, Степан, что он не новый. Ему только года три. Показывает отлично. Это ж не дело, когда четверо детей, а телевизора нет.
Степану, глядя на все это, хотелось плакать. Он представить не мог, что сельчане, и сами живущие небогато, так встретят его, совершенно чужого человека. А теперь, видя их бескорыстие, доброту и отзывчивость, ему хотелось всех обнять, каждому поклониться в ноги и пожать руку.
Но люди шли к нему не ради благодарности. Они шли просто помочь. Побуждаемые извечным русским милосердием, неистребимым стремлением делать добро, они бескорыстно помогали попавшему в беду Степану, не ожидая награды или признательности. Наполненные сочувствием, люди шли и шли, торопясь помочь, поддержать, спасти. И этот душевный порыв, эта сердечная щедрость и готовность прийти на помощь так поразили Степана и его детей, что они, проводив очередного гостя, долго молчали, пораженные происходящим.
Закончив с покраской ставен, Степан блаженствовал, любуясь получившейся красотой. Задумавшись, он даже не заметил, как открылась калитка.
– Хозяин, можно? – раздался женский голос.
Вздрогнув от неожиданности, мужчина обернулся.
– Конечно! Проходите!
У ворот стояла Елизавета, но пришла она не одна.
– Ого! Сколько вас! – Степан ахнул от удивления.
