Командировка

Alexander Martinez-Esteve

Командировка

                                 «Увидеть и не понять – это всё равно что придумать.»

                                          (Аркадий и Борис Стругацкие «Улитка на склоне»)

"Ты едешь в командировку", сказал Игорь, садясь за свой стол напротив. Нас было двое в кабинете. Слева в окне открывался вид во двор. Внизу громко переругивались дворничихи.  Рабочий день заканчивался и ничто не предвещало особых событий. Как вдруг … командировка!

"Я только что был у шефа. Он сказал, что ты сегодня едешь в Новосибирск. Так что зайди в административный отдел и получи командировку," – Игорь улыбался.

"Ну-ну, смешно." – Я посмотрел на часы: без трех минут шесть.  "Ты как хочешь, а я иду домой. Мы как раз с женой сегодня собрались в драмтеатр. Там премьера …"

"Я не шучу. Ты действительно едешь в командировку, и не один. Когда я зашел к шефу,  у него был посетитель. Ты летишь с ним. Сейчас он к нам зайдет и все объяснит.." Игорь посмотрел на меня грустными глазами Фрунзика Мкртчана: "Я таак дууумаю".

Тут дверь открылась и в кабинет тихо вошел человек среднего роста, средних лет, с внешностью преподавателя математики средней школы. Мы уже встречались. Звали его Николай Васильевич Федоренко, и был он, судя по всему и как это ни печально, обыкновенным городским сумасшедшим. Хотя, честно говоря,  не совсем обыкновенным, являясь ярким представителем передового отряда перетрудившихся научных работников, у которых в процессе интеллектуального перенапряжения однажды "замкнуло провода".

Я снова посмотрел на Игоря. Он был тогда со мной, когда Николай Васильевич впервые зашел к нам в кабинет.

Было это примерно месяц назад. Мы уже собирались идти на обед, когда зазвонила "вертушка" и Ангелина Васильевна, секретарь нашего шефа, ласковым голосом сказала: " Сашенька, сейчас от Владимира Ивановича к тебе зайдет человек,  нужно ему помочь. Фамилия его Федоренко." Дзинь. Конец связи.

 Игорь понимающе смотрел на меня: "Вызывают?".

"Нет, посетитель."

"Ни раньше, ни позже. Ладно, я подожду".

Дверь открылась.

"Здравствуйте.  Федоренко. Николай Васильевич. Кандидат физико-математических наук. Предприниматель.  Я только-что от Владимира Ивановича. Он меня выслушал и сказал, что мне нужно именно к вам. Что это ваш профиль."

Игорь рассмеялся. "Не обращайте на меня внимание, садитесь Николай Васильевич", показывая на стул у моего стола. Дело в том, что слова про " мой профиль" были в некотором смысле кодовыми. Все началось тремя годами раньше в городском комитете коммунистического союза молодежи, куда меня занесло на волне перестройки в бурные восьмидесятые. То было время великих перемен, аббревиатур и сокращений,  и потому нас называли коротко "горком комсомола", что для нынешнего молодого поколения может звучать, как монгольское приветствие  времен Чингисхана. Оказался я в нем,  в горкоме, для себя неожиданно, оставив интересную и хорошо оплачиваемую, по тем временам, работу ведущего инженера в авиационном конструкторском бюро.  С тех пор, кроме моей основной, и довольно занудной, работы заведующего  организационного отдела, мне еще полагалось заниматься кадрами, а именно их "отбором и подготовкой с целью дальнейшего продвижения". Видимо, поэтому мои коллеги за глаза прозвали меня "начальником карьероуправления". Словом, дверь в мой кабинет не закрывалась, весь день шли люди на предмет общения и собеседования, что уже некоторым образом скрашивало тоскливые будни функционера. В основном, конечно, приходили по направлению крупных предприятий, хотя иногда попадались любопытные личности, которые шли к нам добровольно, по своей инициативе.  Среди посетителей встречался определенный процент людей "с нарушенной психикой", что в общем-то подтверждалось официальной статистикой и не было чем-то исключительным. На служебном жаргоне у нас их называли "шахматистами". Когда они появлялись в приемной секретаря горкома, их вежливо отправляли ко мне, добавляя: " Вам надо к Александру Евгеньевичу. Это его профиль".

И вот опять. Очередной "шахматист". Впрочем, Николай Васильевич был явно не простой "шахматист", это был настоящий "гроссмейстер". В тот первый приход в разговоре со мной он сразу взял быка за рога: " Владимир Иванович сказал, что вы занимаетесь вопросами конверсии оборонного промышленного производства. Стало быть, вы и есть тот человек, который мне может помочь".

Я воодушевился его искренним тоном  и предложил перейти к делу.

Николай Васильевич достал из портфеля толстую папку с бумагами.

"Здесь все документы моего кооператива, в том числе постановление Советского райисполкома об его утверждении, вместе с экспертной оценкой об исключительной важности моей деятельности".

"Есть также заключения других заинтересованных организаций".

На столе появилась вторая папка.

Я зачарованно смотрел на его увесистый портфель,  набитый документами, и не прерывал моего гостя.

" Так вот. Мы намерены построить зерновые склады для наших совхозов, расположив их за городом, что кстати очень удобно для наших аграриев." Не увидев сочувствия в моём взоре, он невозмутимо изрёк: "Эти склады будут представлять собой огромные цилиндрические резервуары, вырытые, а точнее выжженные прямо в местных холмах, которых там несметное количество."

Игорь встал, посмотрел на часы, покачал головой и с лицемерной улыбкой медленно пошел к выходу.

Посетитель тем временем продолжил: "Как вы сами понимаете, в процессе углубления в землю, а точнее в камень, посколько в этом районе холмы в основном состоят из скальных пород, у нас возникнет проблема выемки грунта. А это тонны потенциального строительного материала, который в умелых руках" – он продемонстрировал свои руки с тонкими пальцами интеллигента в десятом поколении – " могут превратиться в качественные кирпичи и блоки, которых, как вы знаете,  так не хватает в строительстве."

Заметив, что я начал приподниматься, он остановил меня жестом.

"Скажу сразу,  нам нужна помощь крупных заводов, в первую очередь  для изготовления транспортной ленты с жаропрочными модулями, которыми и будет выниматься расплавленный грунт, а в последствии, после охлаждения в этих же формах, он превратится в вышесказанный стройматериал".

Мой гость глубоко выдохнул, его доклад был закончен.

Игорь открыл дверь и на минуту остановился, как будто подыскивая подходящую фразу в свое оправдание.

Я решил взять инициативу в свои руки. Повертев упомянутую экспертную записку, я спросил:

"Позвольте, а что это у вас за проходные щиты такие, что заставляют, как я понял, плавиться камень?"

"Вы хотите знать?" – он испытующе посмотрел на меня, как бы в надежде, что я передумаю.

"Хорошо. Начнем с того, что эти, назовем их с вашего позволения, "объекты" не имеют ни малейшего отношения ни к сельскому хозяйству, ни к строительству. Но в настоящее время данное их применение оправдано сложной экономической ситуацией в стране." На мгновение он замолчал, и, замечательно выдержав паузу "по Станиславскому", продолжил: "Это продукт самых передовых отечественных научных разработок, опережающих время как минимум на целый век. Их смело можно назвать "гостями из будущего".

Я молча смотрел на моего гостя, доброжелательно улыбаясь и не скрывая искреннего любопытства. В этом состоял мой метод. Я давал очередному "шахматисту" возможность выговориться, не прерывая его, пока само собой не наступал момент, когда ему самому становилось ясно, как воспитанному человеку, что пора закругляться. После этого следовали мои  дружеские напутствия   и пожелания дальнейших успехов. В результате все оставались довольны. Гость – тем, что его все-таки выслушали в "инстанциях", а сами "инстанции" – тем,  что все обошлось без инцидентов и лишнего шума. Я называл этот метод "самоподрывом". Но в данном случае он явно не срабатывал.

Игорь замер в дверях.

Гость продолжил: "В городе, кроме вас, об этом знает только руководство городского комитета партии и Советского райисполкома. Этот … "– он снова выдержал паузу, внимательно глядя на нас обоих – "… этот эффект прожигания  на самом деле является побочным эффектом от применения   летательных аппаратов, предназначенных для передвижения на сверхвысоких скоростях как в пределах, так и за пределами земной атмосферы. В народе их называют "летающими тарелками". В принципе, в чём-то они правы: наши аппараты, разработанные  при сотрудничестве ведущих специалистов Новосибирского филиала Академии  Наук СССР, действительно имеют аэродинамический профиль сходный с "тарелкой". И наконец,  хочу предупредить, что разработка эта секретная, о ней знает очень ограниченный круг посвященных. Так что, я думаю, вы сами понимаете, распространяться не стоит".

Дверь закрылась, но тут же опять открылась. Игорь со словами "все равно опоздал"  вернулся за свой стол и,  нахально улыбаясь, достал коробку с шахматами. В таких случаях нужно сохранять спокойствие и доброжелательность. Спокойствие и доброжелательность … Иначе можно получить от посетителя той же шахматной доской   по голове. Одно только меня сбивало с толку. Я не мог поверить своим глазам, разглядывая подпись и печать Советского райисполкома на уставе кооператива с летающими тарелками. Про моего непосредственного шефа я уже не говорю. В голове кружился  хоровод мыслей: "Что же это такое? С ума они все посходили, что ли?" В силу вступал план " Б".  Я спортивно выпрямился и, строго  посмотрев на "гроссмейстера", уверил его, что задача эта, конечно, не простая, но понимая ее важность для народного хозяйства нашего города, а может быть и всей страны, – тут я привстал, скрипнув стулом, заглушая сдавленный стон Игоря,  – мы безусловно примем все меры. Не дав ему очухаться, я схватился сразу за два телефона, делая вид, что мне срочно надо позвонить.  "Николай Васильевич, дорогой, давайте отложим наш разговор, примерно на месяц, когда я все подготовлю и переговорю с руководством заводов".  На этом наша встреча завершилась. Посетитель встал и со словами: " Жаль, что вы мне не поверили. Жду вас сегодня в семь вечера у меня дома",– ушел так же незаметно, как и появился. На столе осталась его записка с адресом. Я обратил внимание на каллиграфический почерк изумительной четкости и красоты. Игорь одобрительно захлопал в ладоши. "А ты не думал пойти в экстрасенсы?" Он картинно встал, закатил глаза  и, хаотично разводя руками, произнес: "Вам уже лучше, вы совершенно спокойны, теперь вы можете встать и спокойно выйти вон в ту дверь…".

Не знаю почему, но я вдруг почувствовал себя мерзко. Мне показалось, что с уходом этого странного человека мне вдруг стало чего-то не хватать. Какое-то странное ощущение пустоты.

Игорь подошел к моему столу и взял записку с адресом.

– "Улица Осипенко, это недалеко. Интересно, это реальный адрес или такой же плод больной фантазии, как и летающие тарелки?"

В этот момент у меня созрело решение.

"Вот я сегодня и проверю."

" Ты чего,  тоже рехнулся? Не забудь прихватить с собой пару санитаров,  на случай если он все же решит покатать тебя "за пределами земной атмосферы".

Игорь посмотрел на меня скептически и натужно рассмеялся.

"Ну хорошо. Если на то пошло, спроси там у его "гостей из будущего", дойдет ли когда-нибудь метро до моего дома в Овраге  Подпольщиков.

Он у нас отвечал за Метрострой, и я его прекрасно понимал.

"Хорошо. Спрошу. Хотя я лично думаю, что к тому времени и с теми темпами, что идет твоя стройка, сами подпольщики  выйдут из того оврага и пешочком дотопают до ближайшего метро."

Игорь тяжело вздохнул.

"Ну ладно. С богом. Завтра расскажешь. Если что, звони нашему дежурному. Дай-ка взглянуть еще раз на адрес. В случае чего, будем знать где искать твое "брэнное тэло."– произнес он, жутко грассируя на манер молодого Вертинского.

Несмотря на черный юмор моего товарища, я чувствовал себя совершенно спокойно. Особенно после того, как принял решение идти на эту встречу. Я конечно понимал, что товарищ Федоренко  "не в себе", но очень уж хотелось пройти по этой тропинке до конца. Он, несмотря на свою, мягко говоря, странность,  обладал несомненными способностями притягивать к себе собеседника.  Про таких говорят, что настоящим интеллигентом невозможно притвориться, им надо просто быть. Так, размышляя на эту тему, я не торопясь подходил к его дому, проходя мимо моей школы, бывшей когда-то при царе мужским монастырем. Зайдя в подъезд, я увидел бойкую старушку с вострым взглядом молодой вороны. Ну, такая должна знать всё.

"Бабуля, вы случайно не знаете на каком этаже живет ваш сосед по фамилии Федоренко?"

"Как не знать!" – Промолвила бабка фальцетом. – "Нет у нас таких!"

"Ну как это нет. Я точно знаю. Федоренко, Николай Васильевич, невысокий такой, на школьного учителя похож".

"Шказала нет, значит нет. Зуб даю."– Прошамкала она  беззубым ртом. Старушка была видать еще та, на тыльной стороне левой руки  у нее синела недвусмысленная татуировка "восходящего солнца".

" Да ты не робей, шинок, какой номер тебе гриш нужен? Шидьмой? Ась? Так это на втором этаже направо. Только там отродясь никого не видела. Шъехали, видать".

Ну, думаю, если она не видела, то мне уж подавно не увидеть. Я бодренько поднялся на второй  этаж и по привычке поднес руку к кнопке звонка. Только ни звонка ни кнопки не было, просто торчало два провода. Когда я уже собрался постучать, дверь вдруг  открылась, и на пороге показался сам Николай Васильевич  с большой чайной кружкой в руке.

"Это хорошо, что вы пришли, сейчас мы чаю попьем, по моему рецепту, с киви и китайским лимонником."

 Не знаю почему,  но я не удивился гастрономическим прихотям хозяина, который в тогдашнем полуголодном провинциальном советском захолустье угощал меня тропическими фруктами. Хотя все же спросил: " Фрукты из Москвы, наверное?"

"Да бог с вами, сударь, прямо из Японии. Мы там были на прошлой неделе, меняли по бартеру черную икру на американские компьютеры. Вы же знаете, американцы нам устроили эмбарго на покупку электроники, очень нужной нашим ученым. Так вот мы через японцев все это достаем без всяких проблем. У них там, знаете-ли,  мода на роллы с нашей икрой. Так они нас встречают  и провожают, как родных. По восемь "аригато" на дорожку делают."

"А как же таможня, пограничники?"

"Шутить изволите? Какая таможня? Мы ж туда не рейсом Аэрофлота летаем, нам  граница – не помеха" .

Он рассмеялся.

"Да вы проходите, не стесняйтесь. Уюта вам не обещаю, я здесь бываю редко, по необходимости. А вот чаем угощу. Вы проходите в зал, садитесь поудобнее вот здесь в кресло. Я сейчас отлучусь на минутку на кухню и вернусь. Будьте как дома."

Я стал осматриваться. Квартира поражала обилием старинных книжных шкафов. Книг было  много. Да каких! В основном это были книги по астронавтике, астрофизике, астрономии и математике, на разных языках. Целый шкаф занимали книги по живописи и скульптуре. Я снял с полки толстый фолиант альбома по астрономии на английском языке. На обложке стояла дата: 1948 год. Я достал еще несколько книг наугад. Все они были в рабочем состоянии, многие с закладками и заметками на полях. На противоположной стене рядом с моим креслом висел огромный на пол-стены  фотоплакат, или как сейчас говорят "постер", с портретом в полный рост космонавта Джанибекова. Он эффектно стоял в белом парадном мундире генерал-майора авиации, сверкая двумя звездами Героя Советского Союза на груди. Поперек этого плаката было написано черной авторучкой " Николаю Федоренко  с пожеланием осуществления Вашей несбыточной мечты". И подпись – Джанибеков В.А.

В этот момент хозяин принес поднос с чаем и вазочками с варением.

"Угощайтесь".

Я хлебнул чаю и почувствовал такой прилив сил, как будто это был не чай, а ракетное топливо. Тихонечко поставил мою чашку на поднос. Хозяин смотрел на меня, улыбаясь. "Что, очень крепкий? Может кофе?"

"Нет спасибо. Я в общем-то на минутку".

"И все же я принесу кофе. А чтобы вам не было скучно, я вам поставлю послушать одну любопытную  кассету."

Он открыл дверку шкафа, там стоял новенький японский кассетный магнитофон "Sony", мечта всех советских меломанов того времени. Вставив кассету, он нажал на пуск и со словами " Я ненадолго" опять исчез. Из динамиков раздалось продолжительное шипение, перешедшее затем в низкочастотный гул, который нарастал все сильнее и сильнее, и вдруг резко прервался многократно  повторяющимся душераздирающим визгом, похожим на звук вылетающих реактивных снарядов установки "Катюша". Звуки эти постепенно ослабевали, напоминая отдаленные раскаты грома уходящей грозы, пока совсем не исчезли. С последним всхлипом динамиков в комнате появился хозяин квартиры с двумя чашечками кофе на жестовском подносе.

" Ну как вам запись взлета нашей пятерки?"

"Извините,  запись чего?"

"Пятерки. Так мы называем один из  наших  аппаратов."

"Это вы про летающую тарелку?"

"Что вам дались эти тарелки? Мы их между собой в шутку  "ГОСТами" называем – от английского "ghost" и русского "гость". Мы на них уже летали даже за пределами земной атмосферы, на Луну например. Нужно было уточнить кое-что по поводу последствий пребывания там американцев. В прочем, если вам так больше нравится, пусть будут "тарелки". Я смотрю, что вы еще сомневаетесь. Спрашивайте. Я готов ответить на ваши вопросы."

"Послушайте, милейший Николай Васильевич, я ведь пока ничего не увидел. Запись шума какого-то  не в счет."

"Что могло бы вас убедить? Может быть, чертежи?"

" Было бы любопытно взглянуть".

"Ну что же, извольте."

Он подошел к тому же шкафу, где стоял магнитофон, и извлек оттуда обыкновенный студенческий тубус с чертежами. Их было немного, листов пять ватмана. Мне, выпускнику факультета конструирования летательных аппаратов  авиационного ВУЗа, не сложно было понять, что эти цветные зарисовки были сделаны явно не конструктором, а скорее художником. Удивляло то, что часть зарисовок была сделана золотом, что придавало этим картинкам несколько легкомысленный, на взгляд  технического специалиста, оттенок. Зато качество рисунка было безупречным. Я поймал себя на мысли, что являюсь одним из немногих "счастливчиков", кто смог увидеть чертежи летающей тарелки. Становилось весело.  Первое, что бросалось в глаза, это была машина "Волга ГАЗ 24", размещенная в нижней части аппарата, предназначенной для грузового отсека. На машине  даже можно было рассмотреть иногородние номера, хорошо видные на фронтальном разрезе. В центре, по-видимому, размещалась силовая установка, от которой по всему диаметру судна расходились радиальные патрубки синусоидальной формы. На виде сверху было видно, как эти патрубки соединились с выходными отверстиями, расположенными равномерно по периметру  внешнего корпуса "тарелки". Из этих чертежей не было ясно, что за двигатель был использован для того, чтобы при таких сравнительно малых размерах корабля набирать скорость, способную вывести аппарат за пределы земного притяжения.

"Николай Васильевич, расскажите пожалуйста, что приводит в движение ваш аппарат? Я что-то не вижу у вас топливного бака. Что за топливо вы используете?"

"Ну, во первых, аппарат не мой. Я всего лишь, по мере моих способностей, участвую в этом проекте, причем больше как художник, чем ученый. Топливо у нас очень компактное и находится практически  в самом двигателе, в его внутреннем топливном отсеке. Мы называем его "черный алмаз", материал, который способен разгонять наш летательный аппарат  с большой скоростью в пространстве, в том числе в безвоздушном. Кстати на Луне имеются огромные запасы этого материала."

"А можно все-таки поподробнее?"

"Хорошо. Смотрите внимательно". Он достал из кармана и запустил, как юлу, странный кружок, проткнутый осью, на кружке были нанесены спиральные разноцветные  линии, которые при вращении начинали  радужно расходиться в разные стороны. Я тупо смотрел на вращающийся кружок и понимал, что все это мне начинает сильно надоедать. Это, видимо, стало заметно моему собеседнику.

"А вы кто по специальности?" – спросил он вдруг уставшим голосом.

"Авиационный инженер, инженер-конструктор".

"А … Ну да. Вас слишком долго учили совершенно другому."

Тут в прихожей раздался стук в дверь. Николай Васильевич пошел открывать. Я почувствовал, что это пожалуй лучший момент чтобы распрощаться. В дверях я увидел молодого человека в спортивном костюме, он о чем-то горячо шептался с хозяином квартиры. При моем появлении он быстро повернулся и ушел.

"Это мой сосед сверху, его зовут Виктор. Славный мальчик. Он мне иногда помогает по мелочам. А вы, я гляжу, уже собрались уходить? Ну, хорошо. Знаете, я вас, пожалуй, провожу до трамвайной остановки."

Я шел с ним по пустынной улице. Вечерело. В окнах уже загорался свет.

" С Виктором мне повезло. В тот день, когда мы с ним случайно разговорились около дома, наши аппараты должны были передислоцироваться всей группой с Крыма в Новосибирск. Я знал, что около восьми вечера они пролетят над нашим городом. Мы пошли на набережную, и я показал ему, как они ярким созвездием промчались высоко в вечернем небе. С тех пор он работает со мной. Хочет стать пилотом. Ну, вы понимаете, каким. Кстати, вы тоже молоды и вполне могли бы тоже пройти курс подготовки на пилота. Ваша авиационная специальность нам будет весьма кстати."

Я не знал, что ему сказать. Только улыбался и кивал головой. Все это бред, конечно. В голове навязчиво крутилась фраза космонавта Джанибекова: " … с пожеланием осуществления Вашей несбыточной мечты". Конечно,  это могло быть написано рукой самого  "гроссмейстера", но почему-то мне казалось, что все-таки это были слова нашего заслуженного космонавта. Мне во время учебы приходилось не раз встречаться с космонавтами, они приезжали на завод и заходили к нам в институт чтобы, как говорится, поддержать нас морально. Люди они особенные, с чувством юмора, очень любопытные, легкие в общении и открытые. Фраза на плакате вполне вписывалась в то, что мог бы сказать один из  них. А если уж мой сопровождающий захотел бы написать что-то сам, то написал бы наверняка что-нибудь более весомое в свой адрес.  Но каков он, мой новый знакомый! Там, у него дома,  он  показал мне свои дипломы об окончании физмата МГУ и ленинградской художественной академии. Затем была защита диссертации и степень кандидата физико-математических наук в филиале Новосибирской Академии наук, работа в качестве преподавателя на профессорской должности. Научные статьи  по астрофизике. Вот уж действительно "победа  науки над разумом". Откуда-то вдруг возникла бессмертная фраза Гамлета: "Есть многое на свете, друг Горацио, что не подвластно нашим мудрецам".  В интерпретации моего собеседника это прозвучало так: " Вас слишком долго учили совершенно другому".  Так я шел, размышляя о своем, а Николай Васильевич не умолкал, рассказывая в мельчайших подробностях, о том как развивался этот невероятный  проект на протяжении последних тридцати лет. Он сыпал десятками известных на всю страну имен выдающихся людей, названиями организаций с адресами и номерами телефонов. Не верилось, что этот безусловно психически больной человек может так складно и убедительно, не хотелось бы говорить "врать", ну скажем … "фантазировать". Повторюсь, рассказывал он очень убедительно, в мельчайших деталях. Если верить его словам, вся эта история начиналась еще в пятидесятых годах с  контакта нескольких  молодых российских ученых с реальным неопознанным летающим объектом. Это послужило толчком к развитию нового  направления, получившего  поддержку на высоком правительственном уровне. Тут следовали имена сотрудников аппарата ЦК, членов Политбюро и крупных ученых. Мне запомнился только Дмитрий Устинов и наш известный конструктор авиационных и космических двигателей Николай Кузнецов. Тут мне, кстати, вспомнился случайный разговор с моим Главным конструктором в КБ, где я работал после окончания института, человеком очень авторитетным, блестящим ученым, доктором физико-математических наук. Он был у меня руководителем диплома и как-то обмолвился, что НЛО – это не бред, а серьезная проблема, которую еще предстоит  разрешить. Но видимо я от природы агностик, в смысле, что убедить меня можно только реальными фактами. А с этим пока было туго. Мы подошли к трамвайной остановке. Уже сильно стемнело. Вдали показались огни приближающегося трамвая.  И тут мой собеседник замолчал и после длинной паузы вдруг тихо произнес каким-то не своим, хриплым  голосом: " Вам, наверное, не следовало приходить ко мне. Все это не так просто, как может показаться. Теперь я вам советую быть осторожным. С вами может случиться все, что угодно. Как, например, случилось недавно с другим моим знакомым". Трамвай уже подходил к остановке, и я ждал его на краю платформы. Профессор повернулся ко мне всем корпусом, в линзах стёкол его очков вспыхнули огни подходящего трамвая. Я тоже повернулся  и спросил: "А что с ним случилось?". Тут я почувствовал внезапный страх и не знаю почему, сделал резкий шаг назад. Трамвай не остановился и пронесся  мимо. Я опешил от неожиданности. Тут он как-то буднично произнес : "Его нашли ночью на рельсах у трамвайной остановки, с отрезанной головой."  В этот момент мне вспомнились загадочные слова моего бывшего Главного конструктора, трагически погибшего в центре Москвы. Очнувшись я увидел уходящий трамвай, у которого сзади была прикреплена табличка "В депо". Булгаковщина  какая-то, подумал я. Не повторять же мне "подвиг" Берлиоза, хотя что-то от Воланда в моем собеседнике явно было. Под этим впечатлением я громко процитировал классика: " На Бронной уже зажглись фонари, а над Патриаршими прудами светила золотая луна." Мой подозрительный профессор сделал удивленное  лицо: "А вы, молодой человек, оказывается, читали "Мастера и Маргариту"? Похвально. Автор, кстати, не побоялся пойти против течения, за что его и запретили. Как и многих других. "  Я не стал с ним спорить:" Пожалуй, я пойду пешком, Николай Васильевич, .... пока Аннушка не разлила масло." Он улыбнулся, как-то по- детски пожал плечами, коротко пожал мне руку и ничего не говоря ушел. Я смотрел ему вслед и думал, что вижу его в последний раз.