Измена. Я умею быть сильной

Я непроизвольно дергаюсь назад. Моя хватка на сыне слабеет.

Мгновенно всё тело начинает болеть. Разуму приходится метаться, ища дельные объяснения, но не выходит. Я просто не в состоянии думать.

«Тварь… Какая же ты тварь, Фролов», – единственное, что приходит на ум.

Головная боль парализует сознание. Я очень хочу придумать что-то нейтральное, чтобы не врать ребенку, но, как назло, ничего. Пустота в черепной коробке.

– О, нашелся! А мы с мамой тебя потеряли, – раздается поблизости голос мужа.

Как ни в чем не бывало он подходит к нам.

Рот наполняется горечью. Я столько лет жила с этим человеком… С ума сойти можно.

– Убирайся! – сын резко разворачивается и указывает рукой на улицу.

Макс выкатывает глаза.

Кажется, он, как и я, не верит в происходящее.

– Че смотришь? Вали! Катись к своей бабе! – голос сына ярость пронизывает.

Я его никогда таким не видела.

– Ты как со мной разговариваешь? – Макс злобно оскаливается.

– Ты предатель, как хочу, так и разговариваю!

Рука непроизвольно тянется к шее. Пальцы сжимают кожу.

Можно было бы представить, что сын мне нагрубит, но никак не отцу.

– Прекрати истерику! – Фролов не выдерживает. Молниеносно сканирует улицу на наличие свидетелей.

Ну конечно, нужно блюсти остатки своей подмоченной репутации. Вдруг соседи узнают!

Муж щелкает ключом от ворот, чтобы скрыть нас от чужих глаз.

– Кто ты такой, чтобы так со мной разговаривать?! – произносит преисполненный возмущением. – Я твой отец, и ты должен…

– Нет! – Женя буквально взрывается.

Начинаю за него ещё сильней волноваться.

– Что ты сказал? – вкрадчивый голос мужа приводит меня в чувства.

– Тебе лучше уехать, – произношу, не задумываясь, и прикрываю сына от мужа. – Разговора у нас никакого не выйдет. Завтра привези Еву домой.

Пока беды не случилось, он должен уйти.

Глава 7

Утро следующего дня начинается для меня с неожиданного занятия.

Стою на кухне и разбиваю свое обручальное кольцо молотком для отбивания мяса, гладкой его стороной. Удар за ударом.

Аккуратный золотой ободок превращается в бесформенную массу.

В голове пустота. У меня не выходит собраться с силами и мыслить рационально.

Вся ночь прошла как в тумане.

К счастью и великому облегчению, вчера вечером Макс не стал усугублять своего положения и после недолгого спора убрался. Напоследок сказал, что будет ночевать в нашей квартире.

Зачем мне эта информация?! Ума не приложу. Словно он думал, что я среди ночи поеду к нему.

Делать мне больше нечего.

После очередного удара доска жалобно скрипит, и я, бросив стальную рукоятку, закрываю лицо руками.

Ужасное состояние, по ощущениям – я схожу с ума. Невыносимо. Внутри полыхает костер из боли, моих разбитых надежд и отвращения к человеку, которого ещё сутки назад я считала единственной любовью всей своей жизни.

Ночью сил на общение не было. Мой маленький храбрый мальчик всё понял без слов и, сказав, мол, устал, пошел в свою комнату готовиться ко сну.

Гнетущая атмосфера повисла в доме, да так и осталась. Она и сейчас на меня дико давит.

Я честно пыталась заснуть, но не смогла. Ворочалась, пока не наткнулась на злосчастную записку, оставленную вчера мужем на подушке.

Как можно быть настолько циничным? Неужели ничего святого в нем не осталось? Написать признание в любви и уехать к любовнице! В голове не укладывается.

На меня обрушивается очередной поток слез. Ощущаю, как мои ладони становятся влажными.

Делаю медленный вдох, изо всех сил стараясь прогнать приступ зловещей тревожности.

Он начался посреди ночи. Тело начала пробивать нервная дрожь, сознание поплыло. Я металась по комнате, не в силах остановиться. Странное и очень пугающее состояние. Словно вот-вот должно случиться что-то плохое.

Хотя куда уж хуже?! Куда?!

Мой муж – самый тупой придурок, которого только можно представить!

Спалился перед детьми!

На фоне этого идиотизма померкло даже увиденное лично мной.

Женя… мой маленький мальчик… Чертовски грустно оттого, что ему приходится так резко взрослеть.

Я бы всё отдала, лишь бы смягчить удар по детям.

Так не должно быть! Я была совсем маленькой, когда папа решил, что устал и, забрав вещи и все семейные сбережения, ушел от нас с мамой. Несмотря на возраст, я помню, как мама плакала в тот день. Выла в голос.

Не хочу так же! И на себе ставить крест не хочу, и детей своих угнетать не хочу.

У них ещё вся жизнь впереди.

Остается надеяться, что Максу хватит ума или хотя бы мужественности позаботиться о том, чтобы наши дети не страдали.

– Мама, ты как? Что ты делаешь? – за спиной раздается голос сыночка.

Быстро растерев лицо ладонями, я оборачиваюсь.

По его вмиг округляющимся глазам становится понятно, что выгляжу я отвратительно.

– Доброе утро, Женечка, – стараюсь говорить бодро. – Я тебя разбудила? Прости.

Он вытягивает шею, стараясь заглянуть мне за спину.

Какая же дура! Зачем я стучала?! Очередной вопрос, на который у меня, приторможенной, ответа нет.

– Нет, уже время, – поясняет. – Я по будильнику проснулся.

Надо же… Может, когда захочет.

Улыбаясь, обвожу его взглядом. Какой стал большой… По моим ощущением, мы только вчера привезли его из роддома, и вечером вместе Максом целовали крошечные, обалденно пахнущие пяточки, каждый свою.

Как же я была тогда счастлива…

Стараюсь, но вытолкнуть воспоминания из головы не удается.

– Значит, нам нужно торопиться, – начинаю суетиться. – Сейчас завтрак тебе приготовлю.

Женя хмурится.

– Ма-а-ам, – кивает в сторону стола, на котором стоит его завтрак – яичный блин с сыром и мясом. – Ты уже приготовила.

На секунду мне становится страшно. Это что за провалы в памяти такие внезапные? А потом вспоминаю, как открыла выдвижной ящик, потянулась за лопаткой, и тут кольцо на пальце блеснуло, вызвав у меня волну неприязни.

– Точно, я готовила, – припоминаю вслух.

– Давай сегодня дома останемся? Закажем пиццу, посмотрим кино?

Трепет разливается по телу приятным теплом.

Бог ты мой, неужели мне так повезло?!

Снова тянет развести сырость, потому что я и подумать не могла, что сынок такой внимательный и тактичный.

– Иди сюда, – делаю порывистый шаг в его сторону и крепко обнимаю. Провожу ладонью по широкой, но ещё по-детски худощавой спине. – Спасибо тебе, мое счастье, – хрипло шепчу. – Я очень перед тобой виновата, но обещаю исправиться. У нас всё обязательно хорошо будет.

И его убеждаю, и себя заодно.

Нужно брать себя в руки, иначе никак.

– За что тебе извиняться? Это ведь он виноват, – голос сына набирает разгон. – Он ведь нас должен был любить, а не её!

Слово «Он» Женя буквально выплевывает с пренебрежением.

– Мой хороший, вас он любит, – крепко обнимаю сыночка, касаюсь жесткого ежика волос. Он не переносит волос длиннее пары сантиметров. – И я вас очень люблю. И тебя, и Еву. Вас обоих. Больше жизни.

– Ты ведь его не простишь?! – сын отстраняется, чтобы в глаза мне заглянуть.

Проверяет.

– Нет, конечно, нет. Никогда, – заверяю его. – Но это не значит, что вам нельзя будет общаться. Он остается вашим отцом, несмотря ни на что.

– Мне такой отец не нужен! Он предатель, – повторяет сыночек вчерашние слова, и я понимаю, насколько ему больно. Кожей чувствую его боль.

В следующие двадцать минут мы с Женёчком завтракаем, как бы между делом обсуждая его школьные новости и предстоящий день рождения.

– Ты уже определился, кого пригласишь? – пора мне уже начинать заниматься организацией.

– А мы будем праздновать? – отрывая взгляд от тарелки, смотрит на меня с недоверием.

– А как же? Твой день рождения! Моему сыночку пятнадцать исполняется! Ты представляешь?! Я в шоке. Помню тебя совсем…

– Ой, хватит! Ты снова за свое. Я уже взрослый, – его щеки трогает румянец смущения.

Вот и отлично, это то, чего я добивалась.

Самое главное, чтобы дети не пострадали при нашем разводе.

– Ну раз взрослый, значит, сам составишь список гостей и выберешь место? – вскидываю бровь, улыбаясь ему.

– А нам сейчас на это точно…

Он только пытается сформулировать вопрос, а я его уже понимаю.

Большинство затрат покрывал муж.

– Пожалуйста, не обижай меня, ладно? Я тебе обещаю, твоя жизнь после нашего с отцом развода никак не изменится. Честное слово. Веришь мне?

– Ты никогда не обманываешь.

В знак признательности тянусь рукой через стол. Женя направляет свою мне навстречу и крепко сжимает ладонь.

Отвезя сына в школу, задерживаюсь у ворот.

Хочу Еву поймать.

Неспокойно, мне так неспокойно, что готова на стены лезть. Хочу увидеть дочь и убедиться, что с ней всё в порядке.

Когда на часах остается пять минут до начала уроков, свекрови звоню. Приняв вызов, она мне сообщает, что они посовещались и решили сегодня прогулять, дескать, Евушка хорошо учится, и один день роли не играет.

Меня передергивает.

Мы с ней немного цепляемся.

– В первую очередь такое решение со мной нужно было обсудить, – произношу холодно.

В другой ситуации я бы и сама разрешила не идти. Но не теперь.

– Максим нас поддержал.

– Ваш Максим… – прикусываю язык.

Вокруг много людей, а я боюсь не сдержаться.

– Вика, девочка захотела отдохнуть, что в этом плохого? И Женю нужно было к нам привозить, а не в школу.

– У Жени экзамены скоро.

В ответ свекровь цокает.

Её мнение на этот счет я знаю.

Я и сама излишне не давлю на него, но и на тормозах не спускаю. Их мучили с первого класса, стращали… Не к чему портить все на финишной прямой, пусть это только и девятый класс.

Мы прощаемся с Натальей Петровной, так и не придя к общему мнению.

Спорить можно долго, но мне пора на работу.

Предвкушаю: день меня ждет тяжелый.

И оказываюсь права.

Открываю дверь в свой кабинет, когда меня настигает голос начальника.

– Фролова, тебя-то я и искал! Девяти утра ещё нет, а мне уже по твою душу звонили!

Глава 8

Фамилия мужа режет слух. Понимаю, это мелочи, но сейчас я, словно оголенный нерв, реагирую на любое даже отдаленное упоминание этого придурка.

«Долго ли он ещё собирается прятать от меня Еву?!» – мои мысли отлетают в сторону самой животрепещущей из имеющихся тем.

– Вика, – Виктор Смолов напоминает о себе, – обрати на меня внимание.

Усмехается, хотя и продолжает выглядеть мрачным.

– Входите, – распахиваю дверь в кабинет, легким движением руки приглашая его проходить первым.

Разговаривать на людях в моей ситуации – верх безумства.

Мне, конечно же, хочется пустить по ветру репутацию Мак… Маси, однако, он навсегда останется отцом двух моих прекрасных детей, и, хочу я того или нет, любой скандал в первую очередь скажется именно на них.

Пока они ещё маленькие и не готовы к жестким последствиям, которые обрушатся на их головы, всплыви в широкой общественности информация об измене отца или о взяточничестве.

Мне ли не знать, как умеют в школе травить?!

Школой я называю элитный лицей, в котором учатся мои малыши. Там отцом-судьей никого не удивить. Дети, воспитанные в более широких рамках дозволенного, и подшучивать могут более жестко.

В свое время мне пришлось участвовать в разных делах, и я более чем хорошо знаю, насколько жестокими бывают дети.

В Жене и Еве мы всегда старались воспитать человечность, и, как мне кажется, нам это удалось неплохо.

Хочется сказать «Я», «Это моя заслуга», но до недавнего времени детьми мы с Максимом занимались вместе.

Несмотря на жуткую занятость, он умудрялся выкраивать время, чтобы забирать детей из школы и отвозить на тренировки, а если не мог, то водителя своего отправлял.

Всё было нормально! И даже отлично! От этого сейчас вдвойне тяжело. Я копаюсь в себе, в своей памяти, стараюсь найти какую-то зацепку, которую упускала раньше.

Его связь с Аллочкой явно длится давно и успела окрепнуть.

Одно её «Иначе мы расстаемся» чего стоит.

Какая же мерзость и грязь…

Он приходил после нее и так запросто ложился в нашу постель? Неужели самому тошно не было?!

– Вика, твое состояние меня беспокоит, – Виктор занимает кресло для посетителей, смотрит на меня строго. – Жду, когда ты мне всё расскажешь.

– Я думала, это ты собираешься мне рассказать, кто тебе звонил по мою душу, – устало падаю в кресло.

Как я буду работать, если ноги держат с трудом?

– Хочу сначала услышать тебя.

– Давай наедине отбросим всякий официоз. Мне писать заявление? – вздергиваю бровь, стараясь казаться беспечной.

На деле же я полыхаю от предвкушения. С ума сойду, если он скажет, что да, но и томиться в догадках нет сил.

Уверена, Макс будет бить прицельно. Уже начал. Сначала дети, затем работа. Останутся мама и брат.

– Не говори глупости. Я просто хочу понимать, к чему мне готовиться. Да и чувствовать себя дураком, у которого за спиной все перешептываются, я не хочу. Так что слушаю, – подытоживает он деловым тоном. – Введи меня кратко в курс дела.

– Максим мне изменяет. Вчера на обыске мы его застали с любовницей. Ею оказалась жена Арсеньева. Надо напоминать, кто это такой? – он качает головой, давая понять, что знает. – Парни всё видели. И Рома, и Федя, и ещё несколько оперов.

Витя, как мне кажется, дышать перестает. Смотрит на меня, оценивая, вру или нет.

Зрительный контакт я выдерживаю.

– Твою мать… – он выругивается и ударяет ладонью по столу. – Ты серьезно сейчас? Точно не шутишь?

– По-твоему, у меня настолько плохое чувство юмора? Ну так что, кто тебе звонил? Заместитель председателя арбитражки?

Макс такой предсказуемый, даже подташнивает от того, как всё жирно.

– Хуже. Я все утро гадал, чем ты расстроила любимого кума нашего губернатора?

Понимаю, что речь о свекре идет.

Интересно… Макс рассказал родителям все, как было, или свою версию сочинил?

У него есть огромный талант вертеть информацией и так, и эдак, не зря же они с коллегами умеют выворачивать наши законы едва ли не наизнанку.

– Так, и что этот многоуважаемый человек хотел? Чтобы ты меня палкой избил за непослушание? Или розгами? Если что, я все равно подам на развод.

– Не ерничай, пожалуйста. Голова и без того сейчас на части порвется. Как же вы так… Хочешь, я позвоню Максиму, поговорю с ним по-мужски.

– Позвонишь своему другу и скажешь, что он полный кретин?

Возможно, я погорячилась, и они не друзья, но хорошие товарищи – так точно. Если бы они оба не были такими занятыми, то совместные походы в баню и на рыбалку были бы их темой.

У моего мужа обширнейший круг знакомств. Связей – как блох у бездомной собаки.

Говорю же – кобель.

– Сам не знаю, – признается Витя честно.

Хмурится, откидываясь на спинку кресла. Если говорить мягко, он ошарашен.

Но со мной ему не тягаться.

Со вчерашнего дня сердце гулко бьется о ребра, кровь в венах стынет от осознания, что я стою на руинах своей прошлой жизни. Вот оно, пепелище – то тут, то там полыхает ещё.

Мы с ним какое-то время ещё обсуждаем детали обыска, и, что не удивительно, тем не менее неприятно, Витя заявляет, что меня в течение сегодняшнего дня заменят в составе группы, занимающейся делом Арсеньева.

Я не удивлена, но всё равно неприятно.

Накосячил муж, а бьет почему-то по мне.

– Ты так и не сказал, что мои свекры придумали? – спрашиваю у него, когда Смолов уже собирается уходить.

– Предложили тебя отправить в командировку на несколько месяцев… – ему явно неловко даже озвучивать.

– В Дагестан, чтобы остыла маленько?

Губы моего собеседника сжимаются в тонкую линию, взгляд тяжелеет.

Ему окончательно становится не по себе.

Серьезно? Вот так вот, с первого выстрела?

Что-то мне подсказывает, что этот гениальный план принадлежит моей свекрови. Я ей никогда не нравилась, но любовь к сыну перевешивала. Во всяком случае, в глаза она старалась жалить тактично.

– Ну ты, если что, предупреди меня заранее.

– Вика, я прошу… Это всё глупости. Я поговорю с Максом и с Юрием Ильичем ещё раз.

Он уходит, и я несколько часов усердно стараюсь концентрироваться на работе. Выходит с переменным успехом. Дел в разработке столько, что от одного Арсеньева мне ни жарко, ни холодно.

Подумаешь, отстранили! Если бы мой муж не лапал его жену у меня на глазах, было бы плевать!

Ближе к обеду не выдерживаю. Понимаю, что мысли, так или иначе, крутятся вокруг доченьки.

Вспомнив мужа недобрым словом за отобранные у детей телефоны, набираю ещё раз свекровь. Со скрипом, она всё же соглашается передать Евушке телефон.

– Солнышко мое, привет… – начинаю говорить, слыша её дыхание в трубке. – Ты сегодня решила отдохнуть? По максимуму воспользоваться бабушкиной сговорчивостью?

– Мам, подожди. Я хотела тебе сказать кое-что. Если ты разведешься, я останусь жить с папой.

Глава 9

В первые секунды кажется, будто по голове чем-то тяжелым ударили. Боль в затылке адскую ощущаю.

Сказать, что я не ожидала таких слов от дочери – ничего не сказать.

Моя доченька… Самый важный на свете человечек. Моя любимая девочка.

Прилагаю усилия, чтобы отогнать нахлынувшую волну паники.

Мне просто послышалось. Я не так её поняла. Мой ребенок не может быть настолько жесток.

Она продолжает что-то тараторить о своей любви к папе.

Меня передергивает, но я стараюсь держаться.

– Евуш, подожди, – перебиваю её мягко. – Скажи мне, милая, что папа тебе сказал?

Не удивлюсь, если он для каждого члена семьи придумал разные байки, чтобы наверняка нащупать болевую точку и за душу взять.

– Он сказал, что очень обидел тебя. И раскаивается! А ты его даже слушать не хочешь! Почему ты его не выслушала?! Ты нам с Женей говорила, что все люди ошибаются! Каждый, но важно осознать и исправить свои ошибки! – очень плохо, но малышка переходит на крик. – Он ведь любит тебя! Он сам так сказал. Папе грустно.

Из меня вылетает нервный смешок, к счастью, беззвучный.

– Ну и гаденыш, – роняю в сердцах.

Услышав, Ева замолкает.

– Вот видишь! Ты не даешь ему шанса! Это не он, это ты разрушаешь нашу семью!

Я слышу жалобный всхлип, а после вызов рассоединяется.

Мне больно, так больно, что я пошевелиться боюсь.

Набираю повторно. Сначала мне никто не отвечает, а после номер и вовсе оказывается вне зоны доступа.

В порыве раздражения отбрасываю телефон в сторону, и он, проскользив по столу, останавливается на самом краю. Смотрю на него, а в уголках глаз собираются слезы.

Ну сколько можно?!

Я бы все поняла, если бы именно я изменила, так нет же! Никогда, видит бог, никогда даже в мыслях не было! Я очень сильно мужа любила, и от этого сейчас в миллиард раз тяжелее.

Опавшие на стол ладони сами сжимаются в кулаки, роняю на них голову. Только сейчас осознаю, что все эти долгие, разъедающие душу секунды не дышала. Судорожно втягиваю в себя воздух.

Честно? Мне хочется его придушить. Собственными руками. Хочу, чтобы горел сейчас точно так же, как я. Невыносимо!

Не знала, что так быстро можно возненавидеть человека.

Поистине от любви до ненависти один шаг. Одно маленькое колебание.

Поджимаю губы, стараясь справиться с эмоциональным фейерверком. Руки трусятся, я вся дрожу.

Сил не осталось даже на то, чтобы просто поднять голову и осмотреться по сторонам. Всё тело будто свинцом наливается. Ноги болят, как после многочасовой пробежки.

Короткий разговор с дочерью стал колоссальной нагрузкой на организм.

Чувствую небывалую растерянность и беспомощность. Мне у всех на виду вырвали сердце и сейчас его топчут.

Макс не дурак и в отличие от остальных знает мое слабое место. В то время как свекры думают напугать меня злачным местечком, муж бьет прицельно.

Дети – ради них я готова на всё.

Я не вывезу жизни, в которой дочь будет жить с мужем и его новой семьей. Может, с кем-то и прокатывает, но точно не со мной.

Каждый день, во сколько бы он для меня ни заканчивался, приходя с работы, я шла в детские. Посмотреть на детей, поцеловать их, пожелать сладких снов, пусть даже спящим.

Мне катастрофически их не хватало, но не работать я не могла. Хотелось, чтобы они мною гордились, ну и Максу соответствовать – тоже.

Родители мужа невысокого обо мне мнения – происходящее сейчас яркое тому доказательство, и сидя дома, я бы давала им лишний повод лить детям в уши о том, что мать их, по сути, существо жалкое и никчемное, и нужна как в Африке варежки.

«Именно этим сейчас Наталья Петровна и занимается!»

Время, когда я Женю носила, было тяжелым. Меня мучил такой токсикоз, что академический отпуск пришлось брать рано. С рождением Евы, он, конечно же, затянулся.

Мой, уже на тот момент очень успешный, муж – молодой прокурор с мертвой хваткой, и я – вечно потерянная, трясущаяся над детьми домохозяйка.

Надо сказать, выглядела я тогда, несмотря ни на что, прекрасно – стройная, с чистой матовой кожей и густыми волосами молодая мамочка.

Спасибо природе, мне никогда не приходилось сидеть на диетах, да и просто трястись над своей внешностью.

Возможно, я не слишком фигуриста, но отсутствие изящной талии мне всегда заменял аккуратный пресс. На небольшую грудь я тоже не жалуюсь, так даже лучше, после родов и кормления она почти не изменилась. Снизу и вовсе все отлично подтянуто.

Свекровь, злясь и, естественно, за моей спиной, всем рассказывала, что я живу на шее её сына, прекрасно устроившись, занимаюсь собой, не имея никаких проблем, как и стремлений.

Было обидно, что моя мама, слушая это вранье, не спорила. Безмолвно со всем соглашаясь.

В один из вечеров, после долгой одинокой истерики, я решила восстановиться в университете и всем доказать, что смогу добиться достойных результатов сама.

С того момента началась пора бессонных ночей. Стирка, готовка, уборка, мои малыши, а после учеба.

Удивительно, но впервые вспоминая то время, я не ностальгирую по нашей с Максом нежной любви. Тогда он был ещё очень заботлив. Уставал на работе, поздно возвращался, но всегда находил для меня время.

Всё вмиг умерло. Его наглые манипуляции продолжают выжигать все светлые чувства.

Тянусь за телефоном и набираю номер свекра. Результат тот же – слушаю злосчастные гудки и предложение оставить сообщение на автоответчик.

Прекрасно понимаю, что мною сейчас манипулируют, и я безбожно ведусь!

А как иначе?!

Уверена, что для меня сейчас доступен только один абонент.

Драгоценный мой – пока что – муж.

– Ненавижу тебя! – шиплю сдавленно, скидывая со стола органайзер. Карандаши и ручки с глухим звуком по полу разлетаются.

Сейчас должно быть заседание, но я все равно записываю ему голосовое сообщение.

– У тебя есть один вечер, чтобы решить вопрос с дочкой. Если я к завтрашнему дню её не увижу у себя дома – ты пожалеешь, – у меня тоже есть варианты ему жизнь испортить.

Вздрагиваю, когда в ответ поблизости слышится низкий мужской голос, в котором едва уловимы насмешливые нотки.

– Времени, конечно, маловато, но я попробую что-нибудь придумать. Начать можем прямо сейчас, – на кресло для посетителей летит мужской пиджак.

Глава 10

На несколько вдохов я даже теряюсь от такой наглости. Кто это у нас настолько дерзкий выискался?!

Оторвав взгляд от экрана телефона, смотрю на своего посетителя, и хочется материться, да так грубо, чтобы у всех уши завяли.

Арсеньев.

Вот уж помощничек!

– Владимир Олегович, кабинет Романа Ивановича напротив, – произношу, стараясь сделать вид, будто не поняла его шуточку про «неоценимую помощь» с зачатием доченьки.

Почему мне везет на всяких ушлепков?

– Мы уже с ним пообщались. Теперь Ваша очередь, Виктория Сергеевна. Мне не терпится… – хмыкает, без разрешения усаживаясь в кресло напротив.

Специально сдвигает его чуть в сторону, чтобы монитор не мешал смотреть мне в глаза.

– Меня отстранили от дела, – говорить стараюсь бесстрастно. Повыть и посетовать на свою судьбу нелегкую можно, но не ему. Не оценит. – Причину, я думаю, объяснять не нужно.

Он подается вперед, упираясь локтями в край столешницы. Становится предельно серьезным.

– Неплохо наши благоверные, Вика, тебе жизнь попортили, – вопросительной интонации нет, просто утверждает.

Думаю, если хорошенько присмотреться, то, несмотря на мои утренние усилия старательно нанести макияж, синяки под глазами можно легко различить. Капли с покраснением глаз тоже не справились.

Да и разве можно спокойно перенести подобную новость?!

Меня и сейчас взрывает внутри.