Пират

– Спаси меня! Ах, спаси меня! – закричала Тереза, цепляясь за рясу епископа.

Пираты выступили вперед и уже дотронулись до Терезы, но Франциско, стоявший позади капитана, подскочил к ним в один прыжок и оттолкнул того пирата, который был впереди всех.

– Неужели вы забыли, что вы люди? – воскликнул он, между тем как пираты подались назад. – Святой отец, я уважаю вас. Увы, спасти вас я не могу, – с сокрушением продолжал Франциско, – но я попытаюсь.

Он повернулся к Каину.

– На коленях умоляю вас, заклинаю вас любовью к моей матери, заклинаю вас тем добрым чувством, с которым вы прежде ко мне относились, не довершайте этого страшного злодеяния!

– Ребята, – продолжал Франциско, обращаясь к пиратам, – поддержите меня и попросите со своей стороны капитана. Ведь вы слишком отважны, слишком мужественны, чтобы губить беззащитных и невинных, чтобы пролить кровь святого человека и этой бедной трепещущей девушки!

Воцарилось молчание. Даже пираты как будто были на стороне Франциско, хотя никто из них не осмеливался говорить. Лицо капитана подергивалось от волнения, но никто не мог угадать, какие именно чувства он переживал.

В эту минуту произошло что-то еще более интересное: девушка, служанка Терезы, была так напугана, что не могла устоять на ногах и опустилась на колени, кидая боязливые взгляды на людей, составлявших команду пирата. Вдруг она радостно вскрикнула, увидев среди них одного, которого она хорошо знала. Это был молодой человек, лет двадцати пяти, почти безбородый. Он был ее возлюбленным в более мирную пору своей жизни, и она уже больше года оплакивала его как покойника, потому что корабль, на котором он уехал, пропал без вести. В действительности же судно было захвачено пиратами и он, чтобы спасти свою жизнь, примкнул к их шайке.

– Филиппо! Филиппо! – воскликнула девушка, бросаясь в его объятия. – Госпожа! Это – Филиппо, мы спасены!

Филиппо сразу узнал ее. Вид ее воскресил в его памяти их счастливое и мирное прошлое, и влюбленные заключили друг друга в объятия.

– Спасите их! Пощадите их! Заклинаю вас именем моей матери! – повторил Франциско, снова обращаясь к капитану.

– Да благословит тебя Господь, добрый юноша! – сказал епископ, выступив вперед и возлагая руку на голову Франциско.

Каин не отвечал, но его широкая грудь колыхалась от волнения… Вдруг появился среди пиратов Хокхерст.

– Мы не успели забрать деньги, капитан, вода в том месте поднялась уже до шести футов. Надо теперь добраться до драгоценностей.

Это событие, по-видимому, изменило направление чувств капитана.

– Говорите напрямик, сударь, – обратился он к епископу, – где драгоценности? Не тратьте времени попусту, иначе, клянусь небом…

– Не поминай неба всуе, – ответил епископ. – Ты получил уже мой ответ.

Капитан повернулся в другую сторону и дал некоторые распоряжения Хокхерсту, который после этого поспешил вниз.

– Увести этого мальчишку, – сказал Каин пиратам, указывая на Франциско. – Разнять тех дураков, – продолжал он, взглянув на Филиппо и девушку, которые рыдали, обнявшись.

– Не бывать этому! – закричал Филиппо.

– Бросьте эту девушку акулам! Слышите? Да будете ли вы мне повиноваться? – крикнул Каин, замахиваясь саблей.

Филиппо встрепенулся, освободился из объятий девушки и, выхватив нож, бросился к капитану, чтобы вонзить клинок в его грудь.

С быстротой молнии капитан поймал его поднятую руку и, вывихнув ему пальцы швырнул его на палубу.

– Какой прыткий! – закричал он, усмехаясь.

– Ты не разлучишь нас! – крикнул Филиппо, пытаясь подняться на ноги.

– Да я и не собираюсь делать это, мой милый, – ответил Каин. – Обмотать их веревкой и бросить обоих за борт!

На этот раз приказание было исполнено, потому что пираты были не только укрощены холодной отвагой капитана, но и пришли в негодование от покушения на его жизнь. Несчастную чету, пожалуй, незачем было и связывать: они так крепко обняли друг друга, что разнять их было бы почти невозможно. Их так и подтащили к входному порту и бросили в море.

– Чудовище! – воскликнул епископ, услышав всплеск воды. – Тяжела будет твоя кара за это!

– Подведите теперь этих, – сказал Каин свирепым голосом.

Епископа и его племянницу подвели к борту.

– Что видишь ты, добрый епископ? – спросил Каин, указывая на потемневшую воду и на быстро мелькавшие плавники акул, жадно подстерегавших новую пищу.

– Я вижу особого рода хищных тварей, – ответил епископ, – которые, вероятно, скоро разорвут на части это бренное тело. Но не вижу я чудовища, похожего на тебя. Тереза, дорогая, не бойся, уповай на Бога – от Него и возмездие и награда.

Но глаза Терезы были закрыты – она была не в силах смотреть на эту картину.

– Выбирайте же: на вашу долю – сначала пытка, а затем вас бросят акулам, а девушку я сейчас же предоставлю в распоряжение моей команды.

– Никогда! – воскликнула Тереза, прыгая за борт и погружаясь в волны.

Забурлила вода, замелькали хвосты акул, вырывающих друг у друга добычу, вспенилось все, – а затем темно-красное пятно постепенно расплылось, и ничего не осталось, кроме чистой, синей волны и все еще ненасытных чудовищ морской пучины.

– Тиски! Тиски сюда! Живо! Мы еще вырвем у него тайну, – закричал пиратский капитан, поворачиваясь к своим матросам, которые, несмотря на всю свою закоренелую преступность, были потрясены ужасом этой последней сцены. – Схватить его!

– Не трогать его! – крикнул Франциско, стоявший на канатном переплете для подвешивания гамаков, – не трогать его! Разве вы не люди?

Вскипев от гнева, Каин выпустил руку епископа, выхватил пистолет и нацелился на Франциско. Епископ подтолкнул руку Каина, когда тот стрелял, и, увидев, что капитан промахнулся, поднял глаза к небу, благодаря Господа за спасение Франциско. Тут Хокхерст, ярость которого одержала верх над его благоразумием, схватил епископа за шиворот и швырнул его через входной порт в море.

– Услужливый дурак! – пробормотал Каин, когда заметил, что сделал его помощник. Потом, овладев собой, он крикнул: – Схватить этого мальчишку и привести ко мне.

Один или двое из команды выступили вперед, чтобы исполнить его приказание, но Помпей и остальные крумены, которые наблюдали за всем происходившим, окружили Франциско, намереваясь его защищать. Пираты, не проявив особой решимости и не чувствуя большого желания арестовать Франциско, предоставили круменам увлечь его с собой и доставить невредимым на шхуну.

Тем временем Хокхерст и большинство находившихся на корабле членов команды поспешно обыскивали трюм в надежде найти драгоценности, но – безуспешно. Вода уже залила кубрик доверху; дальнейшие поиски не привели бы ни к чему. Корабль быстро погружался в воду, необходимо было покинуть его и отвести шхуну подальше, чтобы не подвергать ее опасности водоворота над идущим ко дну кораблем. Каин и Хокхерст, вместе с разочарованной командой, вернулись на шхуну и не успели они отойти в сторону на расстояние кабельтова, как судно погрузилось в воду со всеми находившимися на нем вожделенными сокровищами. Негодование и ярость, выражавшиеся во всей фигуре капитана, когда он порывисто расхаживал по палубе со своим старшим помощником, и его неистовые движения доказывали команде, что затевается что-то недоброе. Франциско не вернулся в каюту, он остался на баке с круменами, которые, хоть и составляли лишь небольшую часть корабельной команды, однако были известны своей решимостью, и с ними приходилось считаться. Было замечено также, что все они раздобыли себе оружие и держались кучкой на передней части палубы, следя за каждым движением и маневром пиратов и быстро разговаривая на своем языке. Шхуна теперь держала курс на северо-запад, идя на всех парусах. Солнце снова исчезло за горизонтом, но Франциско так и не возвращался в каюту, – он сошел вниз, окруженный круменами, которые, по-видимому, решили защищать его до последнего. В течение ночи Хокхерст вызвал их один раз на палубу, но они не подчинились его приказанию, а на упрашивания спустившегося к ним помощника боцмана они ничего не ответили. Однако и многие из пиратов шхуны, по-видимому, сочувствовали круменам в их заступничестве за Франциско. В самых разнузданных шайках есть все-таки различные степени преступности, и среди команды пирата было несколько человек, еще не вполне опустившихся. Постыдное убийство святого старца, жестокая судьба прекрасной Терезы и варварский поступок капитана в отношении Филиппо и его возлюбленной – все это были такие зверства, к которым не привыкли даже самые ожесточенные злодеи. Мольбы Франциско о помиловании, во всяком случае, не могли быть сочтены преступлением, и тем не менее пираты полагали, что он обречен. Он был всеобщим любимцем; самые бессердечные из пиратов – за исключением Хокхерста, – если и не любили его, то, по крайней мере, уважали, хотя в то же время они чувствовали, что дальнейшее пребывание Франциско на корабле грозит подорвать скоро власть самого Каина. В течение уже нескольких месяцев Хокхерст, ненавидевший юношу, настаивал на необходимости удалить его со шхуны. Теперь же он убеждал капитана отделаться от него каким бы то ни было способом, потому что иначе нельзя было бы поручиться за их общую безопасность, и, указывая Каину на поведение круменов, высказывал свои опасения, что значительная часть корабельной команды также готова примкнуть к недовольным. Каин чувствовал справедливость доводов Хокхерста, и, спускаясь в свою каюту, он решил обдумать на досуге свои дальнейшие шаги.

Было уже за полночь, когда Каин, утомленный треволнениями дня, погрузился в беспокойную дремоту. Ему приводилась мать Франциско – она пришла просить за своего сына. И Каин разговаривал во сне. В это время Франциско, в сопровождении Помпея, тихо пробрался на ют: они хотели взять пистолеты Франциско и кое-что из одежды, если застанут капитана спящим. Помпей первый просунулся в каюту, но отпрянул назад, услышав голос капитана. Они остановились у двери и стали прислушиваться.

– Нет… нет… – бормотал Каин, – он должен умереть… или же… не проси за него, жена… я знаю, я убил тебя… не проси, он умрет…

В одной из чашек серебряной лампады была зажжена светильня, лучи которой были достаточны, чтобы тускло озарить всю каюту. Франциско, услышав слова Каина, вошел и приблизился к кровати.

– За мальчика… не проси… – продолжал Каин, лежавший на спине и тяжело дышавший, – не проси… жена… завтра он умрет…

Наступила пауза, как будто спавший прислушивался к ответу.

– Да! Как я убил тебя, так убью и его…

– Негодяй! – произнес Франциско тихим, торжественным голосом, – ты убил мою мать?

– Да, убил… убил… – ответил Каин, не просыпаясь.

– За что? – продолжал Франциско, который был так поражен этим признанием, что не боялся быть узнанным.

– Она разозлила меня в минуту гнева, – ответил Каин.

– Злодей! Ты сам сознался в этом! – закричал Франциско. Его возглас разбудил капитана, и тот вскочил, но раньше, чем он успел овладеть своими чувствами или раскрыть глаза настолько, чтобы рассмотреть их обоих, Помпей потушил огонь, и воцарилась темнота; потом крумен приложил руку ко рту Франциско и вывел его из каюты.

– Кто тут?.. Кто тут?.. – закричал Каин.

Сверху прибежал вахтенный.

– Вы кого-то звали, сэр?

– Звал? – повторил капитан. – Мне показалось, что в каюте кто-то есть. Мне нужно свету – вот и все, – продолжал он, придя в себя и вытирая выступивший на лбу холодный пот.

Между тем Франциско вместе с Помпеем вернулся к своему прежнему убежищу у круменов. В настроении молодого человека произошла перемена: отчаяние было теперь вытеснено жаждой мести. Ему не удалось взять свое оружие, ради которого он вернулся в каюту, но зато он принял твердое решение убить капитана, как только представится возможность. На следующее утро крумены снова отказались работать и не пошли на палубу, и Хокхерст донес своему начальнику о положении дел. Он теперь заговорил в ином роде, потому что он собрал мнение не большинства, а самых стойких и влиятельных людей из всей команды – таких же ветеранов преступления, как и он сам.

– Это неизбежно, сэр, иначе вам не придется долго командовать кораблем. Я уполномочен заявить вам это.

– Вот как! – промолвил Каин с усмешкой. – Пожалуй, вы уж и моего преемника наметили?

Хокхерст заметил свой промах, и сейчас же переменил тактику:

– Я говорю это ради вас самих. Если вы перестанете командовать этим кораблем, я не останусь больше на нем; если вы уйдете, я тоже ухожу. И нам придется приискать другое судно.

Каин был умиротворен, и щекотливый вопрос не возобновлялся.

– Скажите, чтобы свистали всех наверх, – распорядился, наконец, капитан.

Пиратская команда собралась на ют.

– Ребята, я сожалею, что наши законы обязывают меня показать устрашающий пример, но мятеж и неуважение к власти должны быть наказаны. Я так же связан, как и вы, теми законами, которые установлены нами самими для нашего руководства на все время совместного нашего плавания, и вы можете быть уверены, что, исполняя в настоящем случае свой долг, я руководствуюсь исключительно чувством справедливости и желаю доказать вам, что достоин вами командовать. Франциско находится при мне еще со времени своего детства; мы жили вместе, и мне мучительно расставаться с ним, но я здесь для того, чтобы блюсти наши законы. Он виновен в бунте и в многократных проявлениях неуважения, и он должен умереть.

– Смерть! Смерть! – воскликнули некоторые из стоявших впереди пиратов. – Смерть и справедливость!

– Довольно убийств! – раздалось несколько голосов из задних рядов.

– Это кто говорит?

– Слишком много крови пролито вчера – довольно убийств! – закричали сразу некоторые.

– Пусть выйдут вперед те, которые сказали это! – крикнул Каин, окинув пиратов уничтожающим взглядом.

Никто не повиновался.

– В таком случае вниз, ребята, и приведите сюда Франциско.

Вся пиратская Команда поспешила вниз, но с различными намерениями: одни решили схватить Франциско и привести его для исполнения над ним смертного приговора, другие защищать его. Был слышен беспорядочный шум: с одной стороны кричали: «Вниз, схватить его!», с другой: «Довольно убийств! Довольно убийств!»

Обе стороны прихватили свое оружие; сторонники Франциско присоединились к круменам, а противники его тоже поспешили вниз, чтобы привести его на палубу. Возникла легкая стычка, прежде чем они разделились и, разделившись, получили возможность определить силу противных сторон. Франциско, видя, что к нему примкнули очень многие, предложил своим сторонникам следовать за ним и, поднявшись по лестнице фор-люка, занял позицию на баке. Присоединившиеся к нему пираты снабдили его оружием, и Франциско встал впереди, во главе их. Хокхерст и те пираты, что не были на его стороне, отступили на шканцы и собрались вокруг капитана, который стоял, прислонясь к шпилю. Теперь они могли сравнить свои силы. Численность в общем была в пользу Франциско, но на стороне капитана были наиболее опытные и дюжие из матросов и, добавим, наиболее решительные. Но все-таки капитан и Хокхерст заметили опасность своего положения, а потому сочли за лучшее прийти на этот раз к мирному соглашению, а свою злобу выместить как-нибудь в другой раз.

Несколько минут между обеими партиями происходило совещание. Наконец, Каин выступил вперед.

– Ребята, – сказал он, обращаясь к тем, которые собрались вокруг Франциско, – я подумал было, что словно кто бросил горящую головню в наш корабль, чтобы зажечь между всеми нами такую ссору. Предложить же, чтобы правила, законы исполнялись точно, было моей прямой обязанностью, как вашего капитана. Скажите же мне теперь, чего вы добиваетесь? Здесь я являюсь только в качестве вашего капитана и желаю знать мнение всей команды. Я не питаю никакой вражды к этому парню. Я любил и берег его, но он, подобно ехидне, отплатил мне тем, что ужалил меня. Не лучше ли было бы нам вместо того, чтобы быть друг с другом на ножах, жить в ладу? И потому я предлагаю вам следующее: пусть приговор ваш будет ветирован или баллотирован, как найдете удобнее, и каков бы ни был этот приговор, я буду руководствоваться только им. Нужно ли к этому добавлять что-нибудь еще?

– Ребята, – возразил Франциско, когда капитан кончил говорить, – по моему мнению, вам следовало бы принять это предложение, прежде чем допустить, чтобы пролилась кровь. Я не дорожу своей жизнью! Итак, скажите, примкнете ли вы к подаче голосов и будете ли поддерживать те законы, которые, как говорит капитан, были учреждены для поддержания дисциплины корабельной команды?

Пираты, бывшие на стороне Франциско, окинули глазами свою партию и, заметив, что они превосходили другую партию численностью, согласились на это предложение, но Хокхерст выступил вперед и сказал:

– По-настоящему крумены должны быть лишены права голосовать, потому что они не принадлежат к корабельной команде.

Это замечание имело важное значение, так как число их доходило до двадцати пяти, и если бы столько голосов было изъято из общей суммы, то приверженцы Франциско оказались бы в меньшинстве. Обе стороны приняли оборонительное положение.

– Стойте! – заговорил Франциско, выходя вперед. – Раньше, чем остановимся на этом пункте, я хочу уяснить себе, как каждый из вас понимает смысл ваших законов. Я спрашиваю вас, Хокхерст, и всех тех, кто сейчас против меня, не один ли у вас всех закон, гласящий «Кровь за кровь!».

– Да, да! – воскликнули все пираты.

– В таком случае, пусть ваш капитан встанет передо мной и ответит на мое обвинение, если у него хватит смелости.

С насмешливой улыбкой на губах Каин остановился в двух ярдах от Франциско.

– Хорошо, братец, вот я здесь, а в чем состоит ваше обвинение?

– Во-первых, я спрашиваю вас, капитан Каин, который так боится применения закона, подтверждаете ли и вы то, что «Кровь за кровь!» есть справедливый закон?

– Самый справедливый, а раз кровь пролита, то та сторона, которая мстит, за это неответственна.

– Прекрасно. В таком случае отвечай, подлец ты этакий, разве не ты убил мою мать?

При этом обвинении Каин остолбенел.

– Отвечай правду! Или будешь вилять, как малодушный? – повторил Франциско. – Разве не ты убил мою мать?

Губы капитана и все мускулы его лица дрогнули, но он не ответил.

– Кровь за кровь! – закричал Франциско, стреляя в Каина, который зашатался и повалился наземь.

Хокхерст вместе с несколькими пиратами бросились к капитану и подняли его.

– Вероятно, она сказала ему про это тогда, ночью, – с трудом выговорил Каин, потому что кровь из его раны лилась ручьем.

– Он сам сказал мне про это, – проговорил Франциско, обернувшись к стоявшим за ним людям.

Каина отнесли в каюту. Когда его осмотрели, то рана оказалась не смертельной, хотя потеря крови была очень значительная. В одну минуту Хокхерст собрал своих единомышленников на шканцы. Он видел, что обстоятельства сложились для Франциско более благоприятно, чем он того ожидал; закон «Кровь за кровь!» должен был быть выполнен свято: по его правилам, если обнаруживалось, что один пират ранил другого, то последний вправе был безнаказанно отнять жизнь у своего обидчика, чем и прекращалась ссора, длившаяся между обеими враждовавшими партиями, оружие которых в противном случае служило бы ответом на каждое оскорбление. То был самый нелепый закон поединка, который давал столько преимущества гнусному противнику. Итак, чувствуя, что теперь партия Франциско сильнее его партии, Хокхерст счел благоразумным начать переговоры.

– Хокхерст, – начал Франциско, – у меня есть одна просьба, удовлетворение которой может положить конец всем этим раздорам. Она состоит в том, чтобы вы высадили меня на первую попавшуюся нам по дороге землю. Если вы со своими молодцами согласны это сделать, то и остальные не будут противоречить.

– Я согласен, – ответил Хокхерст, – вероятно, то же скажут и прочие. Согласны ли вы, ребята?

– Согласны, совершенно согласны! – воскликнули пираты, побросав на землю свои ружья и смешавшись в одну общую кучу, словно между ними никогда и не было никаких недоразумений.

Старая поговорка гласит, что и у воров есть своя порядочность; это часто оказывалось справедливым на деле. Каждый человек корабельной команды знал, что теперь мирное настроение прочно восстановлено, и Франциско разгуливал по палубе, как ни в чем не бывало.

Хокхерст, знавший, что он обязан был выполнить свое обещание, спустившись вниз, стал тщательно рассматривать морскую карту. Затем он поднялся в рубку и переменил направление судна севернее на два румба. На следующее утро он стоял с добрых полчаса у главной мачты, после чего снова спустился вниз и снова изменил курс. Часам к девяти против носовой части корабля показался низкий песчаный островок; на расстоянии полумили от него он приказал остановить судно и спустить маленький ботик с кормы. После этого он поднял кверху руки.

– Ребята, – сказал он, – мы должны сдержать свое обещание – высадить Франциско на берег на первую встретившуюся нам землю. Вот она!

И черты лица его скривились в змеиную улыбку, в то время как он показывал команде бесплодную песчаную отмель, которая не сулила ничего, кроме медленной голодной смерти. Несколько человек из команды подняли ропот, но приверженцы Хокхерста выручили его: он постарался устроить так, что они подняли гвалт, заглушая остальных.

– Уговор дороже денег! Он сам просил об этом, а мы обещали исполнить его просьбу. Пошлите за Франциско.

– Я здесь, Хокхерст, и чистосердечно скажу вам, что как ни пустынна эта бесплодная местность, я предпочитаю остаться на ней, чем быть в вашей компании. Я немедленно перевезу туда мой сундук.

– Нет, нет, это не входило в условие! – закричал Хокхерст.

– Здесь каждый из нас имеет право распоряжаться своей собственностью. Я призываю в свидетели всю команду.

– Правда, правда, – ответили пираты, так что сам Хокхерст очутился на стороне меньшинства.

– Пусть будет так.

Сундук Франциско поместили в ботик.

– Теперь все? – спросил Хокхерст.

– Товарищи, можно ли мне получить немного провианта и воды? – спросил Франциско.

– Нет, – ответил Хокхерст.

– Можно, можно! – закричали некоторые из пиратов.

Хокхерст не посмел голосовать по этому вопросу; он нахмурился и отошел в сторону. Крумены спустили два бочонка воды и несколько кусков свинины.

– Вот еще! – сказал Помпей, подавая в руки Франциско пакет книг.

– Благодарю вас, Помпей, но я позабыл в каюте ту книгу, вы знаете, о чем я говорю.

Помпей кивнул головой и спустился вниз. Но прошло некоторое время, пока он вернулся, и Хокхерстом уже начало овладевать нетерпение. Ботик, спущенный с судна, был очень маленький, он был снабжен люгерным парусом и двумя парами коротеньких весел, так что едва нашлось место для сундука и прочих вещей Франциско.

– Садитесь в лодку! – сказал Хокхерст. – Мне некогда вас ждать!

Франциско попрощался со всеми товарищами, пожав руки большинству из них. И теперь, когда бедняга вынужден был остаться на пустынном острове, самые ярые его противники невольно почувствовали к нему жалость. Но, зная его отвагу, они сознавали, что его необходимо было удалить, ибо такое его качество было им крайне не по нутру.

– Кто доставит этого молодца на берег и привезет обратно лодку?

– Только не я, – ответил один из команды, – чего доброго, пожалуй, еще спятишь от такой поездки.

И так как желающего не оказалось, то Франциско спрыгнул в лодку.

– Здесь даже места не хватит никому, кроме меня; я сам доставлю себя на остров, – крикнул он. – Прощайте, товарищи, прощайте!

– Стой! Так нельзя! Ему нельзя оставлять лодку. Эдак он, пожалуй, удерет с острова, – заволновался Хокхерст.

– А почему бы ему, бедняге, и не удрать оттуда? – возразил один пират. – Пускай лодка останется у него.

– Да, да, оставьте ему лодку, – раздались голоса, и замечание Хокхерста было отвергнуто.

– Вот, господин Франциско, вот ваша книга.

– Это еще что такое, милостивый государь? – заорал Хокхерст, вырывая книгу из рук Помпея.

– Его Библия, massa.

– Отчаливай! – закричал Хокхерст.

– Господин Хокхерст, отдайте мне книгу!

– Нет! – возразил хитрый мошенник, швыряя книгу за гакаборт. – Он ее не получит. Я слышал про эту книгу, что она заключает в себе утешение для огорченных.

Франциско отчалил лодку и, ухватив весла, оттолкнул кормовую часть, подхватил книгу, которая все еще качалась на волнах, и положил ее на заднюю гребецкую банку лодки. Затем он принялся грести, направляя лодку к берегу. В то же самое время судно натянуло передний шкот и оставило лодку позади себя на четверть мили. Не успел Франциско еще достигнуть берега, как судно уже летело на всех парусах к северу.

X. Песчаная отмель

Первые полчаса своего пребывания на этом безлюдном месте Франциско провел смотря вслед удалявшемуся судну; мысли его были путанны и туманны. Вспоминая все то, что происходило на корабле и перебирая в памяти все типы людей, составлявших его экипаж, чувствуя отвращение к тем субъектам, в обществе которых ему пришлось поневоле быть, – между тем как парус судна превращался мало-помалу в едва заметное беленькое пятнышко, – он подумал, что остаться с ними все-таки было бы лучше, чем на этой пустынной отмели. «Нет, нет! – вырвалось у него после некоторого раздумья, лучше погибнуть здесь, чем быть очевидцем тех сцен, которые я вынужден был, но не мог выносить».