Капитал. Том первый

Система артелей встречается почти исключительно в Линкольншире, Хантингдоншире, Кембриджшире, Норфолке Суффолке, Ноттингемшире, спорадически – в соседних графствах: Нортгемптоне, Бедфорде, Ратленде. В качестве примера мы возьмём здесь Линкольншир. Значительная часть этого графства представляет собой новую землю, бывшую прежде болотом или, как в других перечисленных восточных графствах, отвоёванную у моря. Паровая машина произвела чудеса при осушительных работах. На месте прежних топей и сыпучих песков теперь роскошные нивы, и с них получают самые высокие ренты. То же самое следует сказать об освоенной человеком аллювиальной почве, как, например, на острове Аксхолм и других приходах на берегу Трента. По мере возникновения новых ферм не только не строятся новые коттеджи, но и сносятся старые, рабочие же привлекаются из открытых деревень, отстоящих за несколько миль и расположенных вдоль больших дорог, которые извиваются по склонам холмов. Раньше население только там и находило защиту от продолжительных зимних наводнений. Рабочие, постоянно живущие на фермах размером в 400–1000 акров (их называют здесь «confined labourers» [ «прикреплённые рабочие»]), служат исключительно для постоянных тяжёлых земледельческих работ, выполняемых с помощью лошадей. На каждые 100 акров приходится в среднем едва по одному коттеджу. Например, один фермер, арендующий прежде заболоченный участок [Fenland], показывает перед следственной комиссией:

«Моя ферма занимает более 320 акров, всё это пахотная земля. Коттеджей нет. Теперь у меня живёт один рабочий. Четверо рабочих, которые ухаживают за моими лошадьми, живут в окрестностях. Лёгкая работа, для которой требуется много рабочих рук, исполняется артелями».[1215]

Земля требует целого ряда лёгких полевых работ, как, например, выпалывание сорных трав, окапывание, внесение удобрений, удаление камней и т. д. Всё это производится артелями, или организованными группами, которые живут в открытых деревнях.

Артель состоит из 10–40 или 50 человек, а именно женщин, подростков обоего пола (13–18 лет), хотя мальчики, достигнув 13 лет, обыкновенно оставляют артель, и, наконец, из детей обоего пола (6–13 лет). Во главе её находится gangmaster (артельный староста); это всегда обыкновенный сельскохозяйственный рабочий, по большей части так называемый непутевый человек, бесшабашная голова, бродяга, пьяница, но наделённый некоторым духом предприимчивости и делячества. Он вербует артель, которая работает под его началом, а не под началом фермера. С последним он по большей части договаривается на сдельную работу, и его доход, – который в среднем не особенно превышает заработок обыкновенного сельскохозяйственного рабочего,[1216] – почти всецело зависит от того искусства, с которым он умеет извлечь из своей артели в самое короткое время самое большое количество труда. Фермеры открыли, что женщины хорошо работают только под диктатурой мужчины, но что, с другой стороны, женщины и дети, раз они принялись за работу, с величайшей рьяностью расходуют свои жизненные силы, – это знал уже Фурье, – между тем как взрослый работник мужчина настолько коварен, что старается по возможности экономить свои силы. Артельный староста переходит из одного имения в другое и так работает со своей артелью 6–8 месяцев в году. Поэтому иметь дело с ним для рабочей семьи много выгоднее и вернее, чем иметь дело с отдельным фермером, который даёт детям занятия лишь от случая к случаю. Это обстоятельство настолько упрочивает его влияние в открытых деревнях, что часто детей невозможно устроить на работу иначе, как при его посредничестве. «Одалживание» детей в одиночку, отдельно от артелей, составляет для него побочный промысел.

«Тёмные стороны» этой системы – чрезмерный труд детей и подростков, огромные переходы, которые им ежедневно приходится делать туда и обратно к имениям, находящимся на расстоянии 5, 6, иногда даже 7 миль, и, наконец, деморализация артели. Хотя артельный староста, в некоторых местностях называемый «the driver» (погонщик), вооружён длинной палкой, однако он очень редко применяет её, и жалобы на жестокое обращение являются исключением. Он – демократический император или в некотором роде гамельнский крысолов. Следовательно, он нуждается в популярности среди своих подданных и привлекает их к себе процветающими под его покровительством цыганскими нравами. Грубая непринуждённость, весёлая распущенность и самое наглое бесстыдство царят в артели. Артельный староста обыкновенно расплачивается в кабаке и потом возвращается во главе своей артели домой, сильно шатаясь, поддерживаемый справа и слева дюжими бабами; дети и подростки шумят сзади и распевают юмористические и скабрёзные песни. На обратном пути происходит то, что Фурье называет «явнобрачием».[1217] Нередко тринадцатилетние и четырнадцатилетние девочки становятся беременными от своих сверстников. Открытые деревни, поставляющие контингент для артелей, превращаются в Содом и Гоморру[1218] и дают вдвое большее число внебрачных детей, чем всё остальное королевство. Мы уже раньше указывали, что могут дать в нравственном отношении воспитанные в такой школе девушки, когда они становятся замужними женщинами. Их дети, если только опиум не доконает их, являются прирождёнными рекрутами артели.

Артель в своей только что описанной классической форме называется общественной, общинной или бродячей артелью (public, common or tramping gang). Встречаются, кроме того, и частные артели (private gangs). Состав их таков же, как и общественных артелей, но число членов в них меньше, и работают они под руководством не артельного старосты, а какого-нибудь старого батрака, для которого фермер не находит лучшего применения. Цыганские забавы здесь исчезают, но, по всем свидетельским показаниям, оплата труда и обращение с детьми ухудшаются.

Система артелей, которая за последние годы распространяется всё больше,[1219] существует, конечно, не ради артельного старосты. Она существует для обогащения крупных фермеров[1220] и лендлордов.[1221] Для фермера нет более остроумного метода сокращать свой рабочий персонал ниже нормы и в то же время постоянно располагать на случай экстренных работ добавочными руками, при помощи возможно меньшей суммы денег выколачивать возможно больше труда[1222] и делать взрослых рабочих мужчин «избыточными». После всего этого легко понять, почему, с одной стороны, признают, что сельский рабочий в большей или меньшей мере страдает от безработицы, а с другой стороны, заявляют, что система артелей «необходима» вследствие недостатка рабочих мужчин и переселения их в города.[1223] Поле, очищенное от плевел, и человеческие плевелы Линкольншира и т. д. – вот противоположные полюсы капиталистического производства.[1224]

f) ИРЛАНДИЯ

В заключение этого раздела мы должны ещё бросить взгляд на Ирландию. Прежде всего, приведём относящиеся сюда факты.

Население Ирландии достигло к 1841 г. 8 222 664 человек, в 1851 г. сократилось до 6 623 985, в 1861 г. – до 5 850 309, в 1866 г. – до 5 ½ миллионов, т. е. почти до уровня 1801 года.

Уменьшение началось с голодного 1846 г. и менее чем за 20 лет Ирландия потеряла свыше 5/16 своего населения.[1225] Общее число эмигрантов с мая 1851 г. по июль 1865 г. составило 1 591 487 человек, за последние 5 лет, с 1861 по 1865 г., эмиграция дала более полумиллиона. Число обитаемых домов уменьшилось в период 1851–1861 гг. на 52 990. С 1851 по 1861 г. число ферм размером в 15–30 акров возросло на 61 000, число ферм больше 30 акров – на 109 000, между тем как общее число всех ферм уменьшилось на 120 000, – уменьшение вызванное исключительно уничтожением ферм размером до 15 акров, т. е. их централизацией.

Уменьшение численности населения, разумеется, сопровождалось в общем и целом уменьшением массы продуктов. Для нашей цели достаточно рассмотреть пятилетие 1861–1865 гг., в течение которого эмигрировало более полумиллиона и абсолютная численность населения сократилась более чем на 1/3 миллиона (см. таблицу A).

Таблица A

Поголовье скота[1226]

Обратимся теперь к земледелию, которое доставляет жизненные средства для скота и людей. В следующей таблице В показано уменьшение или увеличение площади запашек и лугов (или пастбищ) в акрах за каждый отдельный год по сравнению

Таблица B

с непосредственно предшествующим. К зерновым отнесены: пшеница, овёс, ячмень, рожь, бобы и горох, к овощам условно – картофель, турнепс, свёкла, капуста, морковь, пастернак, вика и т. д.

В 1865 г. площадь под лугами увеличилась до 127 470 акров главным образом по той причине, что площадь невозделанных пустошей и торфяных болот уменьшилась на 101 543 акра. Если мы сравним 1865 г. с 1864, то уменьшение сбора зерновых составит 246 667 квартеров, в том числе – пшеницы 48 999 квартеров, овса 166 605 квартеров, ячменя 29 892 квартера и т. д.; уменьшение урожая картофеля, хотя площадь под ним в 1865 г. увеличилась, составило 446 398 тонн и т. д. (см. таблицу С стр. 713).

От движения населения и земледельческого производства Ирландии перейдём к движению в кошельках её лендлордов, крупных фермеров и промышленных капиталистов. Оно находит своё отражение в уменьшении и увеличении подоходного налога. Для понимания следующей таблицы D надо отметить, что рубрика D (прибыль, за исключением прибыли фермеров) охватывает и так называемую «профессиональную» прибыль, т. е. доходы адвокатов, врачей и т. д., а не приведённые здесь особо рубрики C и E охватывают доходы чиновников, офицеров, лиц, имеющих государственную синекуру, кредиторов государства и т. д.

Таблица D

Доходы, облагаемые подоходным налогом[1227]

(в фунтах стерлингов)

Под рубрикой D среднегодовое увеличение дохода за 1853–1864 гг. составляло только 0,93 %, между тем как в Великобритании оно было равно за тот же период 4,58 %. Следующая таблица показывает распределение прибылей (за исключением фермерской прибыли) в 1864 и 1865 гг.: (см. таблицу E на стр. 714).

Таблица C

Увеличение или уменьшение площади обрабатываемой земли, продукции с одного акра и общей продукции в 1865 г. по сравнению с 1864 г.[1228]

Таблица Е

Рубрика D.

Доходы из прибылей (выше 60 ф. ст.) в Ирландии[1229] (в фунтах стерлингов)

Англия, страна развитого капиталистического производства и преимущественно промышленная страна, истекла бы кровью от кровопускания, подобного тому, которому подвергся народ Ирландии. Но Ирландия представляет собой в настоящее время лишь земледельческий округ Англии, отделённый от неё широким проливом и доставляющий ей хлеб, шерсть, скот, промышленных и военных рекрутов.

Обезлюдение привело к тому, что много земли остаётся без обработки, количество земледельческого продукта сильно уменьшилось[1230] и, несмотря на расширение площади, предназначенной для животноводства, последнее обнаруживает в некоторых из своих отраслей абсолютное уменьшение, в других – едва заслуживающее упоминания развитие, постоянно прерываемое движением вспять. Однако вместе с уменьшением численности населения всё время возрастала земельная рента и фермерская прибыль; последняя, впрочем, не так постоянно, как первая. Причину легко понять. С одной стороны, благодаря централизации ферм и превращению пахотной земли в пастбища всё большая часть совокупного продукта превращалась в прибавочный продукт. Прибавочный продукт возрастал, хотя совокупный продукт, часть которого он составляет, всё уменьшался. С другой стороны, денежная стоимость этого прибавочного продукта возрастала ещё быстрее, чем его масса, так как английские рыночные цены на мясо, шерсть и т. д. за последние 20, в особенности же за последние 10 лет, всё повышались.

Распылённые средства производства, которые служат для самого производителя средствами занятости и средствами жизни, не увеличивая при этом своей стоимости путём присоединения чужого труда, точно так же не являются капиталом, как не является товаром продукт, потребляемый его собственным производителем. Хотя масса средств производства, применяемых в земледелии, и уменьшилась вместе с уменьшением количества населения, тем не менее масса капитала, применяемого в земледелии, увеличилась, потому что часть распылённых прежде средств производства была превращена в капитал.

Весь капитал Ирландии, вложенный вне земледелия в промышленность и торговлю, накоплялся в последние два десятилетия медленно и с постоянными крупными колебаниями. Напротив, тем быстрее развивалась концентрация его индивидуальных составных частей. Наконец, как ни мало было его абсолютное возрастание, – относительно, по сравнению с сокращающейся численностью населения, он увеличивался.

Таким образом, на наших глазах здесь в крупном масштабе развёртывается процесс, лучше которого ортодоксальная политическая экономия и желать не может для подтверждения своего догмата, согласно которому бедность возникает из абсолютного перенаселения, а равновесие восстанавливается снова уменьшением населения. Это – эксперимент куда более внушительный, чем столь прославленная мальтузианцами чума середины XIV столетия.[1231] Кстати сказать, прилагать к отношениям производства и соответствующим отношениям народонаселения в XIX веке мерку XIV века было само по себе педантски-наивным; но при этой наивности кроме того упускалось из виду, что если по эту сторону Ла-Манша, в Англии, за чумой и сопровождавшим её уменьшением населения следовали освобождение и обогащение сельского населения, то по другую сторону Ла-Манша, во Франции, за ней следовали ещё большее порабощение и возрастание нищеты.[1232]

Голод 1846 г. в Ирландии уничтожил более миллиона человек, но это были исключительно бедняки. Он не причинил ни малейшего ущерба богатству страны. Последовавшая затем двадцатилетняя и всё усиливающаяся эмиграция не уменьшила, в противоположность Тридцатилетней войне, вместе с численностью людей их средства производства. Ирландский гений изобрёл совершенно новый метод переносить как бы волшебством бедный народ на тысячи миль от места его нищеты. Эмигранты, переселившиеся в Соединённые Штаты, ежегодно высылают домой деньги – средства для переселения оставшихся. Каждая партия, эмигрировавшая в этом году, в следующем году увлекает за собой новую партию. Таким образом, эмиграция не только ничего не стоит Ирландии, но ещё образует одну из доходнейших статей её экспортных операций. Наконец, она представляет собой систематический процесс, который не просто создаёт преходящую брешь в данной массе населения, а напротив, ежегодно отнимает больше людей, чем возмещается ежегодным приростом, и таким образом абсолютная численность населения из года в год уменьшается.[1233]

Каковы же были последствия для оставшихся рабочих Ирландии, освобождённых от перенаселения? Последствия таковы, что относительное перенаселение в настоящее время столь же велико, как было до 1846 г., что заработная плата так же низка, что тяжесть труда увеличилась, что нищета в деревне ведёт к новому кризису. Причины очень простые. Революция в земледелии идёт рука об руку с эмиграцией. Производство относительного перенаселения идёт быстрее, чем абсолютное уменьшение населения. Беглый взгляд на таблицу С показывает, что превращение пахотной земли в пастбища должно сказываться в Ирландии ещё более остро, чем в Англии. В последней вместе с животноводством растёт производство сочных кормов, в Ирландии оно сокращается. В то время как крупные массивы прежде обрабатываемых полей превращаются в залежи и в постоянные луга, значительная часть остававшихся раньше неиспользованными пустошей и торфяных болот служит для расширения животноводства. Мелкие и средние фермеры – я отношу к их числу всех тех, которые обрабатывают не более 100 акров земли, – всё ещё составляют почти 8/10 общего числа фермеров.[1234] Конкуренция капиталистического земледельческого производства давит на них сильнее, чем то было в прежнее время, и потому они постоянно пополняют класс наёмных рабочих всё новыми и новыми рекрутами. Единственная крупная промышленность Ирландии, льнообрабатывающая промышленность, требует сравнительно мало взрослых рабочих мужчин и, несмотря на её расширение после вздорожания хлопка в 1861–1866 гг., вообще даёт занятие лишь относительно небольшой части населения. Подобно всякой другой крупной промышленности, она постоянными колебаниями в своей собственной сфере всё время производит относительное перенаселение, даже если поглощаемая ею масса рабочих абсолютно увеличивается. Нищета сельского населения служит пьедесталом для колоссальных фабрик белья и т. д., рабочая армия которых большей частью рассеяна по деревням. Здесь мы снова встречаемся с ранее описанной системой работы на дому, которая в низкой оплате и чрезмерном труде обладает средствами систематически создавать «избыточных» рабочих. Наконец, хотя уменьшение населения не имеет здесь таких разрушительных последствий, как в стране с развитым капиталистическим производством, однако и здесь оно не проходит без постоянного обратного воздействия на внутренний рынок. Бреши, которые создаёт эмиграция, сокращают не только местный спрос на труд, но и доходы мелких лавочников, ремесленников, вообще мелких промышленников. В этом лежит причина сокращения доходов размером от 60 до 100 ф. ст. в таблице E.

Довольно прозрачное изображение положения сельскохозяйственных рабочих в Ирландии мы находим в отчётах инспекторов ирландских попечительств о бедных (1870).[1235] Чиновники правительства, которое держится только с помощью штыков и то явного, то скрытого осадного положения, должны соблюдать такую осмотрительность в выражениях, которой их коллеги в Англии могут пренебрегать; и, тем не менее, они не позволяют своему правительству предаваться иллюзиям. Согласно их данным, уровень заработной платы, и до сих пор всё ещё очень низкий в деревне, за последние 20 лет всё же повысился на 50–60 % и составляет теперь в среднем 6–9 шилл. в неделю. Но за этим кажущимся повышением скрывается действительное понижение заработной платы, потому что оно не уравновешивает даже совершившегося за это время повышения цены необходимых жизненных средств; доказательство – следующее извлечение из официальных отчётов одного ирландского работного дома.

Средний недельный расход на содержание одного человека

Итак, цена необходимых жизненных средств повысилась почти вдвое, а цена одежды – ровно вдвое по сравнению с тем, что было двадцать лет тому назад.

Но даже оставляя в стороне это несоответствие, одно сравнение уровней заработной платы, выраженной в деньгах, далеко ещё не даёт правильного вывода. До голода бо́льшая доля заработной платы в деревне выдавалась натурой, деньгами выплачивалась лишь меньшая часть; в настоящее время денежная оплата составляет общее правило. Уже из этого следует, что каково бы ни было движение реальной заработной платы, её денежное выражение должно было повыситься.

«До голода сельскохозяйственный подёнщик имел клочок земли, на котором он возделывал картофель и держал свиней и птицу. В настоящее время ему не только приходится покупать все свои жизненные средства, но от него уходят также те доходы, которые он получал от продажи свиней, птицы и яиц».[1236]

В самом деле, сельскохозяйственные рабочие раньше сливались с мелкими фермерами и обыкновенно составляли только арьергард средних и крупных ферм, на которых они находили работу. Только со времени катастрофы 1846 г. они начали составлять часть класса чисто наёмных рабочих, особое сословие, связанное со своими хозяевами исключительно денежными отношениями.

Мы уже знаем, каковы были их жилищные условия до 1846 года. С того времени они ещё больше ухудшились. Некоторая часть сельскохозяйственных рабочих, впрочем, день ото дня уменьшающаяся, живёт ещё на земле фермеров в переполненных хижинах, отвратительное состояние которых далеко превосходит всё наихудшее, что только представляют в этом отношении английские земледельческие округа. И такое положение повсеместно, за исключением некоторых местностей в Ольстере; таково оно на юге в графствах Корк, Лимерик, Килкенни и т. д.; на востоке в Уиклоу, Уэксфорде и т. д.; в центре Ирландии в графствах Кинге и Куинс, в районе Дублина и т. д.; на севере в Даун, Антрим, Тирон и т. д.; наконец, на западе в Слайго, Роскоммон, Мейо, Голуэй и т. д. «Это, – восклицает один из инспекторов, – позор для религии и цивилизации нашей страны». Видимо, для того чтобы сделать для подёнщиков жизнь в их берлогах более сносной, у них систематически отнимают клочки земли, которые с незапамятных времён принадлежали к жилищам.

«Сознание этого рода опалы, которой они подвергнуты лендлордами и их управляющими, вызвало у сельскохозяйственных подёнщиков соответствующее чувство антагонизма и ненависти к тем, кто обращается с ними как с бесправной расой».[1237]

Первым актом революции в земледелии было то, что в колоссальном масштабе и как бы по команде свыше совершилось уничтожение хижин, расположенных на месте работ. Многие рабочие были вынуждены искать прибежища в деревнях и городах. Там их, как какой-нибудь хлам, рассовали по чердакам, конурам, подвалам и вертепам наихудших кварталов. Тысячи ирландских семей, которые, даже по свидетельству англичан, проникнутых национальными предрассудками, характеризуются своей редкостной привязанностью к домашнему очагу, своей беззаботной весёлостью и чистотой семейных нравов, вдруг оказались перенесёнными в рассадники порока. Мужчинам пришлось теперь искать работу у соседних фермеров, которые нанимают их только подённо, т. е. на основе самой ненадёжной формы заработной платы; при этом «они вынуждены теперь проделывать длинный путь до фермы и обратно, часто мокнуть до костей под дождём и подвергаться другим невзгодам, которые нередко ведут за собой упадок сил, болезнь и, следовательно, нужду».[1238]

«Городам из года в год приходилось принимать тех рабочих, которые оказывались излишними в сельских округах»,[1239] и после этого ещё удивляются тому, «что в городах и местечках наблюдается избыток рабочих, а в деревне – недостаток рабочих!».[1240] Истина заключается в том, что недостаток этот ощущается лишь «во время срочных земледельческих, работ, во время жатвы или весной, в остальное же время года многие руки остаются незанятыми»,[1241] «что после сбора урожая, с октября до начала весны, едва ли найдётся для них какая-нибудь работа»[1242] и что и в то время, когда у них есть работа, «они часто теряют целые дни, и их работа подвергается перерывам всевозможного рода».[1243]

Эти последствия революции в земледелии, т. е. превращения пахотной земли в пастбища, применения машин, строжайшей экономии на труде и т. д., ещё более обостряются теми образцовыми лендлордами, которые вместо того, чтобы потреблять свои ренты за границей, благоволят жить в Ирландии, в своих владениях. Чтобы не нарушать закона спроса и предложения, эти господа извлекают

«теперь почти весь необходимый для них труд из своих мелких фермеров, которые, таким образом, вынуждены, когда бы от них этого ни потребовали, трудиться на своих лендлордов за такую заработную плату, которая в общем ниже заработной платы обычных подёнщиков, не говоря уже о неудобствах и потерях, возникающих вследствие того, что фермеру приходится оставлять свои собственные поля в критическое время сева или уборки».[1244]

Таким образом, необеспеченность и непостоянство занятий, частая и продолжительная безработица – все эти симптомы относительного перенаселения фигурируют в отчётах инспекторов попечительств о бедных как бич ирландского земледельческого пролетариата. Вспомним, что подобные же явления мы наблюдали и среди английского сельскохозяйственного пролетариата. Но различие в том, что в Англии, промышленной стране, промышленная резервная армия рекрутируется в деревне, между тем как в Ирландии, земледельческой стране, земледельческая резервная армия рекрутируется в городах, являющихся убежищем изгнанных сельскохозяйственных рабочих. В Англии избыточные сельскохозяйственные рабочие превращаются в фабричных рабочих; в Ирландии же изгнанные в города, хотя они и оказывают давление на заработную плату в городах, тем не менее остаются сельскохозяйственными рабочими и в поисках работы постоянно отправляются обратно в деревню.

Авторы официальных отчётов следующим образом резюмируют свои выводы о материальном положении сельскохозяйственных рабочих:

«Хотя они живут крайне бережливо, однако их заработной платы едва хватает на питание и оплату жилища для себя и своего семейства. Для покупки одежды требуются дополнительные доходы… Атмосфера их жилищ, вместе с другими лишениями, сделала этот класс в особенности подверженным заболеванию тифом и чахоткой».[1245]