скачать книгу бесплатно
Командиры «Гебена» и «Бреслау» переглянулись. Что ж, все понятно. Мрачный адмирал Сушон продолжал:
– Получен приказ из Берлина. Принять бой в качестве артиллерийской батареи, препятствуя возможным действиям русского флота в акватории Босфора. При угрозе захвата Стении или Константинополя нам приказано вывести крейсеры на центр фарватера в самом мелком месте и открыть кингстоны. При этом корабли приказано максимально повредить взрывом, чтобы избежать их подъема и возвращения в строй русскими. Экипажи будет ждать наш угольщик, который доставит людей в порт для посадки на нейтральный транспорт. Впрочем, дорога в Фатерлянд будет очень долгой, поскольку от Австро-Венгрии мы отрезаны – итальянский флот наглухо перекрыл вход в Адриатическое море.
Из сообщения Российского телеграфного агентства (РОСТА). 5 (18) августа 1917 года[1 - Текст Виталия Сергеева.]
Из Николаева вышел в море для проведения ходовых испытаний новейший российский линкор «Император Николай I», построенный по типовому проекту серии «Линкор “Императрица Мария”».
После вступления корабля в строй он станет третьим самым современным линейным кораблем, входящим в состав сил Черноморского флота России.
Напомним читателям, что в Севастополе успешно завершен подъем линкора «Императрица Мария», затонувшего вследствие германской диверсии. Возвращение в строй главного корабля серии намечено на 1918 год.
Письмо Надежды Константиновны Крупской сестре мужа – Марие Ильиничне Ульяновой
Милая Маняша!
Я собиралась сегодня настрочить длинное-предлинное письмо: Володя укатил в Париж, и без него стало как-то пусто. В мае моя базедка[2 - Имеется в виду Базедова болезнь («зоб»), которой с юности страдала Надежда Константиновна.] обострилась и обрекла меня здесь на скучную «холостую» жизнь. Приезд Клары[3 - Клара Цеткин – немецкая социалистка, сопредседатель РКИ.] и Анжелики[4 - Анжелика Балабанова – русская и итальянская социалистка, член ИК РКИ.] лишь отчасти скрасил мои «больничные» будни.
Из Парижа от Володи была всего одна открытка, да и та шла две недели. На днях получила от Володи письма, одно шло четыре недели, другое – три. Ужасно долго письма идут. Володя советует мне призаняться испанским языком, пока учу с Анжеликой итальянский, я вряд ли последую его совету. Но после клиники девочки обещали мне найти испанца, по опыту знаю, так дело пойдет лучше. Я заразилась, видно, Володиной idee fixe – хочется одолеть языки во что бы то ни стало.
Володя выслал немного денег на лечение и житье. Теперь и на новую операцию хватит. Надеюсь, она поможет лучше первой. В первом письме вспоминал Володя про шушенский «семейный тулупчик», что он купил мне в Красноярске. Помню, как счастливы мы были в те дни, вместе ездили в нем к Куровскому[5 - Куровский – минусинский сахарозаводчик.]. Тогда еще Володя шутил, что места в нем еще на двоих хватит. Девочки молчат, но я чувствую, да и по 14-му году знаю, что не на нас двоих теперь тот тулупчик. Я Володе еще до войны в Париже предлагала от него уйти, но он, хоть и атеист, на все твердил что «наш брак венчанный». Может, наконец, эта революционная кутерьма поможет его счастью.
Вторым письмом Володя прислал свои «Уроки»[6 - Имеется в виду работа Владимира Ульянова «Уроки новой Коммуны».]. Пожалуй, это пусть краткая, но сильнейшая его работа. Он гений и умеет увидеть и написать то, что ускользает от всеобщего понимания. Высылаю их тебе. По возможности тоже пошли товарищам. Хоть наш покой здесь и охраняют итальянцы, но в других кантонах беспокойно, и дойдут ли мои письма, не знаю.
Ну, прощай, крепко обнимаю,
Н. Ульянова
Крым. Дворец «Меллас».
Императорский командный пункт
5 (18) августа 1917 года
Отложив доклад генерала Брусилова о последних раскладах перед генеральным наступлением на Константинополь, я устало потер глаза.
Гонка, гонка. Бешеная гонка. Гонка изо всех сил.
Ничего нельзя отложить или замедлить. На нашей стороне время и на нашей стороне погода. Каждый день промедления мог в разы усложнить нашу главную задачу – взять Проливы. Потому и спешили. Да так спешили, что ногти ног срывали на бегу. Да и рук тоже.
Спешили. Пока не изменилась международная и внутренняя обстановка, пока войска на кураже и готовы идти вперед, а не затеют какую-нибудь свою очередную бузу. Пока наши «союзники» не очухались и не начали нам ставить палки в колеса. Пока…
Да уж, свадебное путешествие. Привез, что называется, молодую жену в Крым. В путешествие.
В путешествие, Карл! Свадебное!
Сколько длится свадебный отпуск у императора и императрицы? Не знаю, как у кого, интернета у меня нет под рукой, чтобы посмотреть, а вот у нас все было отнюдь не так красиво, как иной раз можно прочитать в официальных мемуарах всякого рода царственных особ.
Всей романтики у нас было – сладкая ночь, день (с перерывом на совещание с монархами Италии, Болгарии, Греции, Румынии, Черногории да на планирование решающей битвы Великой войны), плюс еще одна вкусная ночь в том самом охотничьем домике, в котором с милым рай и в шалаше. Увы, так оно пока и есть. Пока рай остался именно в той ночи и именно в том домике-шалаше. Утром же суровая действительность вырвала нас из неги блаженства влюбленных молодоженов и отправила в грязные завшивленные окопы повседневности.
Я, так сказать, влюбленный Ромео, чуть ли не круглосуточно решал вопросы подготовки к генеральному наступлению и своему отъезду в Севастополь, пытаясь при этом разрулить проблемы в собственном столичном тылу, которые в любой момент могли вылиться в прелестный государственный переворот. И это при том, что я Москву должен был покинуть на неопределенное время. Может, на месяц, а может, и на два. И до тех пор, пока мои войска не одержат самую знатную победу в новейшей истории империи, я не мог быть уверенным в том, что меня не попытаются сбросить с того самого старого стула с высокой спинкой, увенчанной короной, которое стоит у стенки в Андреевском зале Кремля. И ясно, что желающие постараются законопатить меня еще до падения Константинополя, ибо после него моя популярность достигнет просто космических высот, и сбросить меня можно будет только прямым ядерным ударом.
Более того, я бы не исключал, что найдутся внутренние враги, готовые сорвать наступление или даже подвести наши войска под разгром, лишь бы свалить мою худощавую тушку с трона. Ситуация вокруг свержения Николая Второго не оставляла мне ни малейших иллюзий на сей счет. Тем более что перед свержением он тоже задумал взять Константинополь. Как и я. Поэтому следить нужно было за событиями весьма и весьма бдительно. И принимать всяческие превентивные меры.
Моя же бедная Маша сначала погрузилась в бесконечные репетиции празднования 770-летия Москвы и нашей с ней коронации. А это, скажу я вам, то дело, которое требует недюжинного здоровья и терпения. Не говоря уж о том, что ей приходилось разучивать просто-таки квадратные метры текста на русском языке, да так, чтобы не было слышно ни малейшего акцента. Хотите попробовать? Запомнить хотя бы двадцать-тридцать тысяч знаков текста, вот хотя бы на венгерском языке? И чтоб без акцента! Ведь русский язык для Маши был ничуть не ближе. Кстати, меня также не обошли стороной все эти репетиции, ведь коронация касалась и меня самого. Хоть язык я знал, и то легче.
Потом наступил ад самой коронации. Бесконечный день всяких церемоний, богослужений, маршей, молебнов, смотров, проходов, выходов, парадов…
И вот наступил тот самый момент, когда патриарший местоблюститель митрополит Московский и Коломенский Макарий возложил мне на голову Большую императорскую корону.
Что я чувствовал в этот момент? Волнение? Триумф? Гордость за себя самого, что мне, попаданцу из 2015 года, не только удалось не пропасть в этом самом 1917 году, не сгинуть в огне революции, но еще и удержать Россию от катастрофы? Откровенно говоря, ни о чем таком я в этот момент не думал, а почему-то подумал о том, что корона эта жутко тяжелая, куда тяжелее пресловутой шапки Мономаха. А я ведь собирался возложить на свою голову не одну, а целых три императорские короны. Не свалюсь ли я под их тяжестью?
И лишь когда передо мной моя милая Маша плавно опустила свои колени на специальную подушку и склонила передо мной голову, я почувствовал волнение. Даже как-то дыхание перехватило, когда я принял из рук Макария Малую императорскую корону и бережно возложил ее на голову любимой женщины. Моей любимой императрицы Всероссийской.
Что ж, Машенька, твоя корона легче моей. И я сделаю все, чтобы так было и впредь…
Легче?
Кто верит в то, что принцесса, выйдя замуж, начинает жить в сказке, пусть почитает эту историю о том, как умная и гордая римская принцесса стала вдруг настоящей императрицей Всероссийской.
Я не мог не видеть, как побледнела и осунулась Маша за эти бешеные дни. Куча новых обязанностей, куча доставшихся в наследство от прежней императрицы Марии дел, официоз, прошения, письма, снова прошения. Больницы, школы, дома призрения, госпитальные поезда. Гимназии, университеты и всякого рода общества. Только от покойной императрицы Марии досталось Маше в наследство 460 учреждений, которые всерьез опекала ее предшественница и которые совершенно никак нельзя бросить. Плюс еще формирование своего штата и Канцелярии. Интриги, интриги, интриги…
Все это навалилось на нее так, что и в Марфино, и в Москве, и в поезде императорском, и даже здесь, в Крыму, мы видимся в лучшем случае за спешным завтраком или уже ночью.
Где они, наши сладкие и такие беззаботные ночи…
Османская империя.
Босфор. Бухта Стения. Крейсер «Midilli».
19 а вгуста 1917 года
Темная южная ночь раскинулась над Босфором. Лишь звезды блестели в небесах, не в силах разогнать мрак. Мрак в природе и мрак в душе.
Фрегаттен-капитан Георг фон Хиппель не был трусом и паникером, но тоскливое чувство безысходности все чаще томило его. И вечернее совещание с адмиралом Сушоном никак не могло добавить хоть немного оптимизма.
Все плохо. Они в ловушке, и ловушка эта практически захлопнулась.
Что ж, он знал, когда шел во флот, что весьма вероятно ему придется сложить голову в каком-то морском сражении. Однако это виделось ему как-то в более героической обстановке. А не в качестве прикованного к стенке Прометея, которому орел нагло и методично выклевывает печень.
Ничего. Они и в этой ситуации дадут бой и покажут, как умеют умирать немецкие моряки. Завтра утром он построит экипаж и обрисует положение. Вызовет добровольцев, а остальным предложит покинуть корабль. В последний бой пойдут лучшие сыны Германии.
Отблеск пламени неясным светом осветил бухту.
– Что там?
– Не могу знать, герр фрегаттен-капитан! Похоже, пожар на каком-то складе!
– Так пошлите кого-нибудь на разведку!
– Яволь, герр фрегаттен-капитан!
Вахтенный отправился исполнять приказ.
Крым. Дворец Меллас.
6 (19) августа 1917 года
– Ее величество спит?
– Нет, государь. Изволят быть в своем кабинете.
– Хм, понятно. Вот что, Евстафий. Организуй-ка мне бутербродов там каких-нибудь. И чаю.
– Да, государь. Сей же час все будет. Куда прикажете подать?
– В кабинет ее величества и подавай. Еще распорядись, чтобы и офицерам в штаб тоже кто-нибудь отнес. Им долго сидеть.
– Как прикажет государь!
Дворец Меллас не настолько уж большой дом, чтобы до кабинета императрицы пришлось идти долго.
– Привет, солнце.
Я чмокнул жену в губы и устало опустился в кресло напротив. Задаю глупый вопрос:
– Ты чего не спишь?
Маша неопределенно пожала плечами.
– Привет. Разбирала переданные графиней Менгден бумаги, касающиеся ведомств императрицы Марии, отвечала на корреспонденцию…
– Меня ждала?
Она не стала отрицать очевидное.
– Ну да, и это тоже.
– Совершенно напрасно, любовь моя. Мой кутеж с офицерами мог затянуться и до утра. Ты же знаешь эти наши офицерские попойки!
Жена грустно улыбнулась:
– Да уж, знаю я ваши кутежи и попойки. У тебя уже черные круги вокруг глаз. Который день света божьего не видишь, все сидишь в своем военном штабе.
Я разумно не стал отвечать ей как-то типа «на себя посмотри», а постарался отшутиться:
– Что тут поделать, родная моя. Охота, балы и банкеты – главное развлечение монарха.
– А вот насчет твоего царственного румынского собрата я нисколько не сомневаюсь. Сегодня он принимал чуть ли не парад победы в освобожденном русскими вой сками Бухаресте. Уверена, что попойка там и сейчас в самом разгаре.
– Ну, солнце, ты несправедлива к царственному собрату Фердинанду, дай бог ему всяческого здоровья и прочего в этих делах долголетия. Быть главнокомандующим Румынским фронтом Русской императорской армии так утомительно.
– Особенно если учесть, что все за него делает генерал Щербачев, а в освобожденный Бухарест наш румынский монарх-полководец прибыл прямо из Москвы, из-за банкетного стола по случаю столь славной победы. Прибыл, даже не заезжая в свой штаб фронта. Впрочем, это все пустое. Ты голоден?
– Зверски! Но я уже… А, вот и Евстафий, легок на помине!
Мой личный камердинер поставил поднос с «яствами» и обозначил поклон.
– Прошу простить, государь, на кухне никого не было в этот час. Пришлось управляться самому. Чай и бутерброды, ваше величество. Прошу простить за толстые ломти.
– Самое оно сейчас то, Евстафий, самое то…
– Офицерам штаба уже понесли поднос.
– Благодарю.
Повинуясь моему жесту, мой начальник личной разведки тихо скрылся за дверью. Я же жадно вгрызся в безобразный по красоте и сочный по аппетитности бутерброд так, словно сбежал из голодного края. Лишь спохватившись, предложил сквозь жевание:
– Поешь… тут на нас обоих.
– Спасибо, мой любимый. Я уже ужинала.
Маша с улыбкой смотрела на меня. Вероятно, есть в коренной и глубинной женской натуре что-то такое, что заставляет получать удовольствие от того простого факта, что твой мужчина ест. Впрочем, мне трудно судить. Да и, честно говоря, совсем не до подобных философических размышлений. Я реально был зверски голоден. Прожевав очередной кусок, спрашиваю:
– Что там твоя корреспонденция? Есть что-то интересное?
– Получила письмо от Георгия.
– О! Здорово! И что сын?
– Наш сын пишет, что они готовятся к переезду в Звездный городок, что погода в Москве испортилась и что он уже скучает. Написала ему, что мы тоже скучаем и прибудем в Звездный городок, как только позволят обстоятельства.
– Умница. Что еще?
– Получила письмо из Рима. Отец передает тебе самые теплые пожелания и свою уверенность в общей победе.
– Гм, передай моему царственному тестю мои самые искренние благодарности и те же уверенности в том же самом. Впрочем, ты и сама знаешь, как ответить и что передать, чтобы было красиво.
Царица усмехнулась.
– Разумеется, любимый, я отвечу и передам. Еще продолжают поступать поздравления с нашей свадьбой. Особенно приятно было получить поздравления от моего любимого 6-го полка из Парижа. Они такие молодцы! Я им отписала в ответ.
– Да, они действительно молодцы. Германец Париж так и не взял толком.
– Также пришло письмо от собрания студентов Императорского Московского университета. Просят наши величества посетить их альма-матер.
– Да, мысль интересная. Только передай письмо генералу Климовичу, пусть готовит меры безопасности. Да и имперское СБ пусть изучит вопрос – мало ли что. В этом году слишком часто нас с тобой пытались убить. Но встреча со студентами нужна.
– Согласна.
