скачать книгу бесплатно
– Отчего же ты не договариваешь? Договаривай. Брать у них деньги. А ты бы брал?
– Не знаю. Нет, не брал бы.
– Почему?
– Это… ну… да попросту унизительно.
– Да. Но не только. Подумай, ведь Лайва только этого и дожидается. Одно слово в печати, и он тут же объявит меня наемником дернитов. И как я после такого буду смотреть в глаза бакнам?
– Ты надеешься?.. – Дан хотел сказать «вернуться в Бакнию», но осекся, слишком жестоко прозвучало бы сомнение, вложенное в подобный вопрос. К несчастью, Маран понял его, правда, промолчал, но в его взгляде промелькнуло нечто, заставившее Дана пожалеть о своих словах.
– На что же ты живешь? – спросил он, торопливо переводя разговор на другую тему. – Надеюсь, не на содержании у женщин, в самом деле?
Маран усмехнулся.
– Ну до этого дело не дошло. Мне выплатили гонорар за цикл статей, которые тут перевели и напечатали еще до того, как я оказался невольным гостем Его Величества Ивена Второго. Ну те вещички, которые я набрасывал для «Утра» в последние месяцы там. Представь себе, довольно приличная сумма.
– Но она кончится.
– Безусловно.
– И что тогда? Собственно, ты мог бы заняться литературой…
– Мне уже предложили написать книгу. «Как я правил Бакнией». Звучит?
– Пожалуй.
– Ты не находишь, что я еще слишком молод для воспоминаний? Чтобы их писать и чтоб ими жить?
– Напиши что-нибудь другое.
– Писать для дернитских издателей почти то же самое, что получать субсидию от дернитского правительства. И вообще, как бы я здесь не зарабатывал на жизнь, все равно окажется, что я работаю на Дернию. Наемник. Шпион. Враг.
– Есть еще один выход.
– Какой?
– Я тебе тысячу раз предлагал.
– Земля? Нет.
– Но почему? По-че-му?! Что за глупое упрямство? Зачем самому загонять себя в тупик? И что ты собираешься делать? Спиваться? А когда кончатся деньги? Станешь бродягой? Утопишься? Поэт прав – ты просто невыносим. Не-вы-но-сим! – последнее слово он прокричал, задыхаясь от возмущения.
– Не кричи, – усмехнулся Маран. – Разбудишь даму. Чего доброго, она явится сюда… ну в не слишком пристойном виде, проще говоря, нагишом, твой приход, полагаю, остался для нее незамеченным. К тому же мне придется вас знакомить, а я не помню, как ее зовут.
– Маран! Ты сошел с ума.
– Да ладно! Женщины не любят излишней деликатности. По совести говоря, Дан, я давно заметил, что особое пристрастие они питают к хамам, грубиянам и подонкам. Если я спрошу у нее, как ее зовут, это только увеличит ее почтение ко мне.
– Возможно. Но не знать имени женщины, которую ты затащил в постель…
– Во-первых, я его знал. Но забыл. Во-вторых, на кой ляд оно мне нужно? В-третьих, кто кого затащил, большой вопрос. – Маран поставил пустую бутылку на пол и встал. – Пойду окунусь в море.
– После целой бутылки этой дряни? Ты утонешь.
– Не утону. Я не успел научиться плавать. Сам знаешь – у нас негде, а тут, на побережье, я всего дней десять и купался, по-моему, раз или два. Говорят, чтобы научиться плавать, надо прыгнуть в воду где-нибудь на глубине, либо выплывешь, либо потонешь… И в том, и в другом случае я не в проигрыше, верно? Только прыгать неоткуда. Кажется, вентах в трех есть вышка для прыжков, но я туда пока не собрался. Так что я на минуту. Только окунусь. Вместо душа.
– А если она проснется?
– Кто?
– Ну эта, рыжая…
– А ты предложи ей свои услуги.
– Не валяй дурака.
– Ей-богу, Дан, она вряд ли отличит тебя от меня. А не хочешь, пойдем к морю вместе.
Море Дана не притягивало, но предложение он принял с облегчением, по крайней мере, он хоть мог вытащить Марана из воды, если б тот спьяну стал тонуть. Но Маран…
…Барабанный бой заставил его вернуться к действительности. Барабанщик расположился где-то неподалеку, метрах, наверно, в пятидесяти, и задался, видимо, целью перебудить всю округу, во всяком случае, Поэт, снова задремавший было в своем меховом коконе, вскочил, как ужаленный.
– Проклятая планета! – буркнул он, придя в себя. – Ни сна, ни отдыха. Что им еще нужно?
– Сигнал общего подъема, – определил Маран, который, как и Дан, лежал без сна. – Давайте, собирайтесь.
Перед тем, как спуститься с пологого песчаного холма, Дан в последний раз огляделся. Представшая его взору Большая пустыня Перицены была загадкой для земных ландшафтологов. Настоящая Сахара – как он ее помнил по стереофильмам со школьных уроков географии. Бесконечные барханные цепи, песок, песок, невероятная скудость животного и растительного мира… Единственным растением, которое Дан здесь видел, были какие-то сухие палки, торчавшие из песка пучками в метр-полтора длиной. Если отрезать кончик палки и присосаться к краю, через минуту к губам подкатывала горьковатая жидкость, неплохо утолявшая жажду, но если просто обломить отросток у основания, отломок оказывался совершенно сухим, потому Дан не приминул окрестить про себя палки «соломинками для коктейля». Когда он попробовал выкопать растение целиком, дабы послать на исследование, буде создастся такая возможность, он вырыл в песке двухметровую яму, но до корней так и не добрался. С животными тоже было негусто – никаких антилоп, живущих в пустынях Земли… саханы водились только на границе песков, видимо, забегали туда с окрестных территорий… никаких животных, похожих на антилоп, вообще никаких животных размером крупнее небольшого кролика, да и «кролики» эти, маленькие юркие грызуны, встречались нечасто, и увертливость их превосходила всякое разумение, подстрелить их было своеобразным охотничьим подвигом. Еще сложнее было добыть одну из немногочисленных птиц, время от времени появлявшихся в мутном небе, недаром Деци, полководец лахинов, прихватил в поход лучших охотников подвластных Лаху племен… Но на этом сходство с земной пустыней жаркого пояса кончалось, эта не знала, что такое настоящая жара, термометр за почти четыре года исследований на Перицене, открытой на заре эры гиперперехода, ни разу не показал температуру выше 26 градусов по Цельсию. Не регистрировалось здесь и резких перепадов между дневными и ночными температурами, не было сухости в земном ее понимании, нередко шли дожди, но вода, как в ненасытную прорву, без следа уходила в песок. Впрочем, удивительным было даже не это, не мелкие капризы природы. Планетоклиматологи утверждали, что Большая пустыня просто не имеет права на существование, если б это было возможно, они, наверно, стали бы доказывать, что пустыни вообще нет. Гигантский кусок мертвого песка распластался, как колоссальная амеба, время от времени чуть убирающая и снова вытягивающая псевдоподии, в центре пространства, охватывавшего наиболее плодородные земли Перицены, подбираясь южным краем к теплому морю, по расположению напоминавшему Средиземное. Фантастика. Будь это на планете, лишенной разумной жизни, весь песок Большой пустыни давно перебрали бы по песчинке, но увы… то есть, наоборот, к счастью!.. на Перицене обнаружился разум, более того, цивилизация. Первая инопланетная цивилизация, ко всеобщей радости, гуманоидная – и первый взрыв страстей. Несмотря на бесконечные дискуссии о том, как следует поступить при встрече с внеземным разумом, которые велись уже добрых два столетия, несмотря на существование тысяч рекомендаций, научных трудов, предсказаний футурологов и компьютерных прогнозов, когда Земля на практике оказалась перед необходимостью сегодня, сейчас выбрать стратегию и тактику поведения, начался полный разброд. На первом конгрессе по вопросам контакта был представлен весь возможный спектр точек зрения. Две крайности… немедленный открытый контакт, полное посвящение инопланетян в хитросплетения земной цивилизации и достижения земной науки – крик души одного из меньшинств… никаких контактов с цивилизациями, несоизмеримыми с земной по уровню развития, независимо от того, выше этот уровень или ниже – точка зрения, имевшая наименьшее число сторонников… и меж этими крайностями сотня промежуточных решений. Контактологи, а вернее, спешно переквалифицировавшиеся в таковых антропологи, футурологи, историки, юристы, политики и прочая, прочая, чуть не передрались, но в итоге большинство тех, кто отдал бы десять лет жизни, чтобы очутиться на Перицене, туда не попало, во всяком случае, пока. Ассамблея приняла решение самое умеренное, в двух словах его суть выражалась древней поговоркой «не зная броду, не суйся в воду», и таким образом, все предварительные исследования, вся предконтактная, так сказать, деятельность, оказалась в компетенции Разведки. Естественно, это не означало, что работа велась силами одних разведчиков, в конце концов, на Перицене были задействованы те же антропологи, правда, лишенные вольготных условий существования, вынужденные играть в «театр Железного Тиграна»…
Но одно дело – Лах или Тацет, наиболее развитые государства Перицены, другое – Большая пустыня. Большая пустыня была населена почти первобытными дикарями и, ко всеобщему изумлению, заселена густо. Племена людоедов поделили между собой весь этот незавидный край и зорко следили друг за другом, малейшее нарушение границ охотничьих угодий – в силу, наверно, скудости последних, приводило к кровопролитным войнам, завершавшимся поеданием убитых и пленных. Дикари не терпели чужаков, случайно заблудившиеся таковые немедленно оказывались на пиршественном столе – жестокая необходимость, вызванная постоянной угрозой голодной смерти… однако понимание этого не упрощало задачу исследователей, впрочем, число объектов, подлежащих исследованию, было неисчерпаемо, и до пустыни как-то не доходили руки. Но полгода назад ультразвуковое прощупывание ряда барханов в центральной части пустыни, предпринятое несколькими энтузиастами с орбитальной станции «Перицена», обнаружило развалины города. Бесплодные споры – бесплодные, ибо на этих барханах с удобством расположились шалаши одного из самых крупных племен пустынных варваров – длились до последнего месяца, когда разведчики, работавшие в Лахе, сообщили о большом походе лахинов в пустыню. Что понадобилось лахинам на этой безводной земле, какие непонятные причины толкали их на тяготы и смертельные опасности войны с дикарями? Неизвестно. Подоплека похода держалась в тайне, и знало ее, видимо, лишь ближайшее окружение Первого Лахина. Как бы то ни было, представился удобный случай…
– Эй, Дан! Куда тебя несет? На сковородку захотелось?
Дан оглянулся. Поэт махал ему рукой с холма, возвышавшегося среди барханов в направлении, противоположном тому, в каком он рассеянно брел… черт возьми, прямо к границе отбитой у дикарей зоны пустыни!..
Когда Дан подошел к костру из все тех же палок, на котором булькало в кривобоком мятом котелке какое-то сомнительное варево – Поэт, почему-то вообразив себя кулинаром, вознамерился сварить суп с кореньями из некоего безымянного зверька, Поэт и Маран, разлегшись на песке, обсуждали бакнианские проблемы. Хотя Поэт присоединился к ним неделю назад, разговоров на тему Бакнии практически не было, если не посчитать таковым обмен репликами между Мараном и Поэтом при первой встрече, что-то вроде «Ну как там?» – «По-старому». С Даном Маран эти вопросы тоже в последнее время почти не затрагивал, а сам Дан помалкивал из деликатности, потому и сейчас с интересом прислушался.
– Один это всегда диктатура, – говорил Маран сухим, лишенным оттенков голосом. – Неважно, диктатура правителя или диктатура организации. А диктатура и свобода несовместимы. Любая диктатура стремится к подавлению инакомыслящих, это ее естественное свойство, неотъемлемый атрибут.
– Все-таки многое зависит от личности, которая эту диктатуру возглавляет, – возразил Поэт. – Были же просвещенные императоры. И потом, разве та же диктатура Лиги при Изии и при тебе – одно и то же?
– Может, и нет. Но это ненадолго. Личность, которая по своей собственной природе тяготеет к свободе – свободе мыслей, а следовательно, определенной свободе действий… естественно, не только для себя, но и для других… такая личность чужда системе, и в силу этого система рано или поздно отторгает ее, заменяя подходящей себе. Диктатура предполагает Изия или Лайву, либо других, им подобных.
– И в чем же ты видишь выход?
– Сломать. Сломать систему. До конца.
– Ты имеешь в виду?..
– Распустить Лигу.
– Лигу спасителей отечества? – сказал Поэт с притворным ужасом. – Спасителей! Отечества! – И улыбнулся.
Но Маран был серьезен.
– Да. Разогнать. Всех. Другого выхода нет, в противном случае все будет возвращаться на круги своя. Рано или поздно.
Поэт перестал улыбаться.
– Я думал над этим. Но как к этому подступиться? Ломать систему снаружи – это опять кровь, насилие и неизвестность. Изнутри?
– Именно.
– Ты же пробовал.
– Нет. Ломать систему я не пробовал. Во всяком случае, целиком. Так, детали… Хватался за одно, за другое… Я слишком поздно все понял, Поэт, и плохо использовал свой шанс… если, конечно, он у меня был.
– Может, и не было. Она крепко сколочена, эта система. Боюсь, что надо либо взяться за топор, либо ждать, пока она начнет подгнивать. А ты полез ломать здоровые бревна голыми руками…
– Не такие они и здоровые, – возразил Маран. – Просто надо было сначала определить, где гниль, а потом уже браться за дело. Ума не хватило, вот что…
Они замолчали.
– Слушай, Маран, а что ты подразумеваешь под понятием «определенная» применительно к свободе? – спросил Дан, заходя с противоположной стороны костра и присаживаясь на небольшой бугор из слежавшегося песка.
Маран удивленно поднял глаза.
– Ну не может же быть неограниченной свободы действий. А если кому-то взбредет в голову взорвать, допустим, десяток домов со всеми жителями? Или начать войну?
– Кстати, о войне, – вставил Поэт нерешительно. – Честно говоря, я не хотел тебя расстраивать, поэтому молчал, но… – он сделал длинную паузу, словно сомневаясь, стоит ли продолжать.
Маран сел.
– Ну же?!
– Лайва приказал возобновить работы над боевыми ракетами и всемерно их форсировать.
– Вот как?
– И боюсь, что… У меня создалось впечатление, что он относится ко всей этой ерунде с освободительным походом всерьез. В отличие от Изия. Для того, как я понимаю, это была больше риторика, способ отвлечь людей от насущных проблем… А Лайва… То ли он сумасшедший, то ли похлеще…
– Похлеще? – удивился Дан.
– Фанатик, – пояснил Поэт хмуро.
– Дае? – спросил Маран.
– Дае отказался. Категорически. Попросил освободить его.
– Это невозможно, – сказал Маран глухо. – Лайва никогда его не отпустит. Даже если б можно было без него обойтись. Он жив?
– Жив. Но…
– В тюрьме. На каторге? Нет, конечно. Оттуда трудно, но можно бежать. В Крепости?
– Да. Не думаю, чтобы с ним решились расправиться. Правда, некоторые из его бывших сотрудников рьяно взялись за дело, но… Что там, Дае есть Дае.
Маран встал. Глаза его зло блеснули.
– Говорил я… – начал он недобрым голосом. – Я выгляжу трусом и предателем… какое выгляжу – я и есть трус и предатель! Пока я болтаюсь по курортам… – он махнул рукой и отвернулся.
– Хорош курорт, – сказал Поэт с вымученной улыбкой. – Пустыня и дикари. Или ты думаешь, что в камере Крепости тесней, чем в желудке людоеда?
Маран не ответил.
– У людоедства есть свои преимущества, – заметил Дан. – На Перицене полно народов, которые людоедством не увлекаются, но зато отравляют свои копья и стрелы всякой гадостью. А наши приятели беспокоятся за свое пищеварение и избегают ядов.
– Не умеющий плавать ищет царствие Создателя в пустыне. Древняя бакнианская пословица. Это означает, что во всем надо находить благое.
– Не совсем так, – подал голос Маран. Он снова сел на свое место. Ничто не выдавало его недавнего волнения.
– Что не совсем так?
– Ты неточно трактуешь пословицу, не совсем точно. Тут есть еще от… Как звали вашего древнего баснописца, Дан? Мне попалась наверху, на станции, книжка… Эзоп, так? Лиса и виноград, по-моему… Кстати, Поэт, я научился плавать. На том курорте, на котором отдыхал до этого.
– Аристократ живет однажды… тоже поговорка, Дан, из былых времен. С курорта на курорт, удовольствие за удовольствием… Ты хоть заметил смену курортов, мой аристократический друг, или, пребывая в постоянном неизбывном блаженстве, не обращаешь внимания на подобные мелочи?
– Вряд ли он мог не заметить смены, – вставил Дан ехидно. – Ведь здесь он лишен главной прелести Дернии – курортных романов.
– Не только, – подхватил Поэт. – Ты забыл благословенную ткаву, источник вдохновения героев, первооснову подвигов и дерзаний…
– Хороши же ваши герои, если для совершения подвигов им надо накачиваться такой дрянью, как ткава.
– Не наши, а дернитские, – поправил его Поэт.
Маран поморщился.
– Откровенно говоря, благословенная ткава вполне стоит божественной тийну. Что касается меня, ни та, ни другая не способны вдохновить меня на подвиг.
– А что способно тебя вдохновить? Быть может, Прекрасная Дама?
– Не думаю. Боюсь, что я вообще не способен на какие бы то ни было героические поступки.
Дан посмотрел на него недоверчиво. Он вспомнил разговор в баре у дворца Расти, когда Маран категорически отказался улететь с Торены… Да разве только это?
Маран ответил ему проницательным взглядом.
– Догадываюсь, о чем ты подумал, Дан. Но то, о чем ты думаешь, не имеет ничего общего с героизмом. Героизм – это нечто алогичное, нечто – вопреки. А то, что логично и естественно – это обыденность. Повседневность.
