скачать книгу бесплатно
– Всем другим придется поступить аналогичным образом рано или поздно. Мы получим преимущество, взяв инициативу на себя.
– И ты должен сделать это? Взяться за топор?
– Кое-кто из основного персонала останется в деле, – сказал он. – Будем расширяться в интернет-версии, журналистика не исчезнет из-за того, что мы перестанем использовать массу бумаги для ее распространения, но, если вернуться к стрип… Жозефине, я хотел бы видеть ее в печатном варианте.
Само собой.
– Сколько у меня времени?
Анника не смогла скрыть сарказм.
– Надо пересмотреть договоры с распространителями, типографиями, подобное не сделаешь за один день…
У нее пересохло во рту, ей пришлось задать этот вопрос:
– А потом? Что будет со мной?
– Естественно, для тебя найдется определенное пространство в новой организации. Ты знаешь, я хотел бы видеть тебя выпускающим редактором.
– Проводить дни за написанием семикрестового суррогата?
– Помимо прочего.
Она почувствовала, что у нее вот-вот польются слезы из глаз, быстро встала в попытке справиться с ними.
– Никогда, – сказала она. – Уж лучше сидеть за кассой в торговом центре.
Шюман вздохнул.
– Ничего не говори остальным, – попросил он. – Мы, возможно, обнародуем решение в начале следующей недели.
Анника кивнула, покинула стеклянный закуток и закрыла за собой дверь.
Подземка поглотила ее, и сейчас она тряслась в сторону Сёдермальма. Люди в вагоне вокруг сталкивались с ней, раскачивались на месте.
Она зажмурила глаза, чтобы не заплакать.
Шюман, естественно, был прав. «Квельспрессен» предстояло стать первой ласточкой в ряду новостных газет в части прекращения выпуска бумажной версии. Она знала, что большинству других со временем придется последовать ее примеру.
Она, поморгав, прогнала слезы с глаз и окинула взглядом вагон. Несколько пожилых людей стояли с газетами в руках, но не так много. Перемены уже дошли и сюда. Однако мир, полностью лишенный ежедневных газет… Как он будет выглядеть?
Анника перевела взгляд на окно и встретилась глазами со своим отражением.
Внешний вид улиц преобразится, желтые газетные анонсы исчезнут с витрин киосков и продовольственных бутиков, но не навечно, она считала, что замены не придется долго ждать, в виде какой-то другой рекламы, ведь этой цели они там, собственно, и служили. От них требовалось заманить клиента внутрь для покупки пачки сигарет или мороженого, раз он все равно оказался там. В автобусах и поездах люди станут все более активно таращиться в свои телефоны, штабеля из стопок газет не будут больше блокировать тротуары, мешая ей идти на работу, а ветер перестанет носить бесплатные газетенки по платформам.
Как будет житься и работаться в таком мире?
Прочитанное в интернет-версии запоминалось хуже, это доказали в ходе одного норвежского исследования. Пятидесяти испытуемым предложили прочитать один и тот же детективный рассказ английского писателя, половине в бумажном варианте, а половине в виде электронной книги, и последним труднее далось вспомнить хронологию событий. Откуда такой результат, так и осталось невыясненным, возможно, это имело отношение к тяжести бумаги, перелистыванию, ощущению движения вперед. У людей и сейчас короткая память, а потом, значит, будет еще короче? Что подобное означало? И к тому же для нее как журналиста? Ей придется упрощать все еще больше? Делать мир черно-белым?
Это, пожалуй, было наказанием – это и еще ее панические атаки – за то, как она вела себя, за все, что уже сделала, всех, кого подвела…
Анника сразу же устыдилась этой мысли, собственной монументальной наглости, что развитие журналистики каким-то образом имело отношение к ее личным недостаткам.
За паническими атаками стояла она сама, это была ее собственная вина, с чего вдруг они могли обойти стороной? При ее поведении?
Поезд затормозил, ей пришлось приложить немало усилий, чтобы не свалиться на женщину с детской коляской.
На станции «Медборгарплатсен» она поднялась на свет снова, желтые газетные анонсы по-прежнему бросались в глаза перед газетным киоском. Сёдермальм имел другой ритм, чем Кунгсхольмен, другой цвет, она по-прежнему чувствовала себя трепетной овечкой, находясь здесь, не могла по-настоящему поверить в это. Здесь она терпимее относилась к окружающим, и здесь не было никаких призраков. Даже мужчины в ярко-желтых касках, перегородившие Гётгатан и с дьявольским шумом крошившие асфальт, вызывали у нее жалость.
А кто она такая, чтобы вообще судить кого-то? Сама бросила мужа, когда ему, измученному и искалеченному, больше всего требовалась помощь, и начала отношения с его шефом, разве такое прощается?
Дисплей мобильника засветился в ее сумке, грохот, создаваемый дорожными рабочими, заглушил сигнал, но она поняла, что ей звонят, вытерла глаза, крепко прижала телефон к уху, сунув палец в другое, и поспешила прочь от источника шума.
– Привет, Анника, – услышала она мужской голос в своей голове. – Это Стивен.
Туча набежала на небо. Она непроизвольно огляделась.
– Привет, Стивен.
Она перешла улицу. Сумка била по бедру. Она остановилась перед «Макдоналдсом» и опустила ее на тротуар.
Стивен родился и вырос в соседней деревне Мальмчёпинг, несмотря на свое американское имя. Он был на пять лет старше Биргитты, Анника никогда не встречалась с ним, пока Биргитта и он не ввалились в ее квартиру на Кунгсхольмене однажды поздно ночью, когда Томас сидел в плену у похитителей.
– Биргитта не давала тебе знать о себе? – спросил он.
Люди непрерывным потоком проходили мимо нее по улице.
– Нет, я разговаривала с мамой сегодня и ничего не слышала с тех пор. Что, собственно, случилось?
Она пыталась говорить легко и непринужденно, удерживать неприятные мысли на расстоянии.
– Биргитта вчера не пришла с работы домой, – сообщил он.
– Да, мама говорила это. И Биргитта ничего не сказала, прежде чем ушла? Не давала тебе знать о себе?
– Нет, с тех пор… нет.
В трубке воцарилась тишина. Компания девчонок с синими волосами и руками полными гамбургеров протиснулась мимо нее по тротуару, одна из них уронила стаканчик с кока-колой Аннике на туфли. Она повернулась спиной к малолеткам.
– Алло? – сказала она.
– Я подумал, может, она говорила что-то тебе?
Анника посмотрела на стену перед собой.
– Стивен, почему она должна делать это? Мы с Биргиттой почти не общались.
– Да, ты даже не приехала на нашу свадьбу.
Это старая история, разве она недостаточно поплатилась за нее?
– Я думала, вы переедете в Осло, – сказала она.
– Да, это… да, мы искали работу там, но… ничего не получилось.
– Почему?
Никакого ответа, она посмотрела на дисплей, нет, разговор не прервался. Автобус номер 71 проехал мимо на пути к Данвикстуллу. Она закрыла глаза.
Стивен кашлянул:
– Какая-то ерунда получается. Я не знаю, что делать. Дини постоянно спрашивает о ней. И как отвечать?
Анника внезапно почувствовала себя ужасно усталой.
– Стивен, почему она ушла? Вы поругались?
– Нет, не так чтобы очень…
Не очень.
– Ты… бил ее?
– Никогда.
Ответ пришел быстро и без толики сомнения. Слишком быстро?
– Если ты найдешь ее, сообщи, пожалуйста, – попросил он.
Анника смахнула волосы со лба, она не понимала, зачем этот разговор, чего хотел Стивен? Почему Биргитта должна была связаться с ней, а не с ним?
– По-моему, у меня даже нет ее номера, у меня новый телефон, а контактные данные не удалось перекачать… Откуда у тебя мой номер, кстати?
– От Барбры.
Естественно.
Телефон пискнул в ее руке, «новая визитная карточка получена».
– Пообещай сообщить мне, – сказал он.
– Конечно.
Она закончила разговор, сердце бухало, как кузнечный молот, у нее в груди, она перевела дыхание, прежде чем положила телефон в сумку и подняла ее на плечо.
Почему обязательно надо звонить ей, если у кого-то возникало желание нагрузить другого собственными проблемами, или она была мученицей?
Анника медленно побрела в сторону Сёдерманнагатан. Она и Биргитта не имели больше ничего общего, кроме детства.
Она зашла в магазин на Нюторггатан, положила мясной фарш, и сливки, и лук, и свежую бельгийскую картошку в продуктовую тележку. Калле заказал котлеты на ужин.
К кассе образовалась небольшая очередь – цепочка вежливых представителей среднего класса на пути домой после работы, точно таких, как она сама: немного винтажных вещей и дорогих аксессуаров, кое-что модных брендов. На кассе сидела молодая женщина, родившаяся не в Швеции и не имевшая средств жить в Сёдермальме, из тех, какой предпочла быть Биргитта.
А в общем-то не было ничего особенно странного в том, что Биргитта стала кассиршей, она обожала магазины. Могла ходить и покупать часами еду или одежду, средства по уходу за кожей – не имело значения, блуждала, как в лесу, среди товаров и этикеток. Часто могла отдать недельные карманные деньги за красивую банку варенья или благоухающее розами мыло.
Анника расплатилась карточкой и заметила, что у женщины за кассой такие же красивые акриловые ногти, какими обычно щеголяла Биргитта.
Приготовление ужина с детьми и сама трапеза прошли хорошо, пусть Джимми допоздна задержался на работе. Они сидели за столом и обсуждали минувший день в своей обычной манере. Серена прекратила вечные пререкания, что стало для Анники огромным облегчением. Сейчас девочка подробно рассказала, чем они занимались на уроке труда, ей отлично давалось шитье и прочее рукоделие, она живо интересовалась всевозможными техниками выполнения таких работ и материалами. Эллен поведала о фильме, виденном ею на «ютюбе», с несколькими норвежцами, певшими песню о лисице, а Якоб в основном молчал, но ел с большим аппетитом. Калле не осмелился пить молоко, которое она поставила перед ним, не помогло даже объяснение Анники, что дата на упаковке означала «лучше использовать до», а не «отравление после».
Потом они все вместе прибрались на кухне, дети разбрелись по своим комнатам мучить электронные устройства. Анника села за кухонный стол, откашлялась и набрала номер Биргитты. Она прикрыла глаза рукой, слушала гудки в трубке и настраивалась быть дружелюбной и корректной со своей сестрой, но вместо Биргитты ей пришлось слушать автоответчик.
«Привет, это Биргитта, к сожалению, я сейчас не могу поговорить с тобой, но, если ты скажешь что-то после сигнала, я перезвоню тебе при первой возможности. Пока!»
Последовавший за этим монологом звук был громким и пронзительным. У Анники возникло странное чувство, словно ей вместо конфеты подсунули пустую обертку, она посомневалась мгновение, но потом выпрямилась и сказала в пустоту:
– Да, хм, привет. Это Анника. Я слышала, ты не пришла домой с работы вчера и… Да, нас интересует, где ты. Ты же можешь позвонить. О’кей? Пока.
Дала отбой, испытав облегчение оттого, что передала инициативу предстоящего общения сестре. В следующее мгновение, судя по звуку, возник небольшой беспорядок в комнатах детей.
– Эй, вы, там, начинайте чистить зубы! – крикнула Анника.
Шум усилился, к нему прибавились крики и плач. Она направилась к комнате мальчиков, но катастрофа уже случилась. Якоб осознал, что лишился своего мобильного телефона. У него и мысли не возникло, что кто-то взял его, он просто не помнил, куда положил телефон или когда видел в последний раз.
Совместными усилиями они перевернули вверх дном всю квартиру, но безуспешно. Зато на дне одной из оставшихся от переезда картонных коробок Анника нашла свой старый мобильник. Обычный, не какой-то там смартфон, и аккумулятор не заряжался, но, если заменить его на новый, еще вполне можно звонить. Она обстоятельно объяснила Якобу, что новые смартфоны не падают с неба, когда кто-то небрежно относится к своим старым.
С помощью весомых аргументов, нежных объятий и неоспоримых ссылок на действующие правила ей постепенно удалось взять ситуацию под контроль, превратить вечных противников в союзников перед общим врагом (ею самой). А потом благодаря одобрительному высказыванию о ютюбовских фильмах с песнями о лисах и короткому коллективному чтению вслух «Хроник Нарнии» К. С. Льюиса она смогла восстановить мир и покой на детской половине.
Потом Анника сидела на диване в гостиной и смотрела по телевизору программу «Актуэль», дебаты о неприкосновенности и независимости личности в Интернете и о том, кто за что должен отвечать и почему. Участвовавшая в них представительница партии «Феминистская инициатива» ратовала за полную анонимность в Сети при любой ситуации, тогда как, по мнению ее оппонента из индустрии грамзаписи, требовалось отслеживать и через суд наказывать штрафами тех, кто без разрешения выкладывает файлы в общий доступ, как если бы они воровали пластинки из магазинов. Анника соглашалась с обеими сторонами, а значит, она, во-первых, ужасно устала, а во-вторых, оба спорщика, вероятно, были правы, пусть и каждый по-своему.
Именно этими вопросами Джимми и был занят сегодня вечером. Какая-то встреча с парламентской группой по проблеме, которую анализировал Томас. Ее заинтересовало, к чему это могло привести. Томас и Джимми в последнее время практически на службе не сталкивались, но по данному вопросу им приходилось тесно сотрудничать.
На этой мысли Анника закрыла глаза и задремала на диване, а проснулась оттого, что Джимми гладил ее по волосам. Она обрадовалась ему, обняла за шею, вдохнула его запах и спросила:
– Как все прошло?
Джимми приподнял ее, нырнул на диван. Анника оказалась у него на коленях, выдыхаемый им воздух щекотал ей ухо.
– Так себе, – сообщил он.
Анника посмотрела на него через плечо.
– Я тщательно не контролировал исследование Томаса, – пояснил он в ответ на ее вопросительный взгляд. – И кое-какие моменты проворонил. Если его предложения пройдут, полицейским и прокурорам станет совершенно невозможно отследить айпи-адрес в Интернете…
– Я видела дебаты на эту тему в «Актуэль», – сказала Анника. – И признаться, не знаю, какой стороне отдать предпочтение.
Джимми вздохнул.
– Это вовсе не легкое дело. Даже членам риксдага стоило труда понять суть вопроса. Для большинства из них свобода слова то же самое, что и право анонимно высказываться в Интернете. А я был недостаточно готов, мне следовало больше интересоваться ходом работы…
