Трамвай её желания

– Чует моё сердце, Ира, случилось что-то ужасное… – проговорила она с мукой на лице. Потом хлынули слезы, появился платок, который ничуть не помог делу.

Дочь Ирина спряталась за занавеской на подоконнике и, обняв руками колени, отсутствующим взглядом уставилась в окно, замкнувшись в своих переживаниях. Поначалу в её голове роились разнообразные мысли – вполне обнадёживающие, что отец подойдёт с минуты на минуту, он просто застрял на работе. А ведь ему нельзя переутомляться! В последнее время стал выглядеть неважно: лицо бледное, худое, круги под глазами, словно постарел лет на пятнадцать. А в эти дни в нём вообще что-то поменялось, он сам не свой: опершись подбородком на скрещенные руки, сидит, погруженный в думы, или запирается в своём кабинете, отказываясь от ужина и прося лишь одного – тишины и одиночества. С каждой уплывавшей в прошлое секундой мысли её становились всё тревожнее, пока, наконец, ледяной холодок не пробежал между лопаток и её не сковал леденящий ужас от того, что с отцом действительно могло случиться что-то непоправимое.

Самые первые её воспоминания были связаны именно с отцом. Когда ей было года три, он подкидывал её вверх, а она, раскрыв руки как птица, вскрикивала от удивления и восторга. И это чувство полёта: ясное, сильное она носит где-то в глубинах души вот уже почти двадцать лет.

С фанатичной дотошностью, словно реставрируя старую киноленту, эпизод за эпизодом, реплику за репликой, она восстанавливала в памяти мельчайшие детали, связанные с отцом: его запах, твердую походку, умеренные жесты. Все свободное время они проводили вместе. Она вспоминала, как он читал ей сказки, как она засыпала на его руках. Как день за днём он открывал для неё целый мир, придумывая самые невероятные игры, делал домики для её кукол, мастерил поезда из катушек от ниток. Как катал зимой на санках, а летом мазал зелёнкой ободранные коленки, когда она падала с велосипеда.

Ирина вспоминала, как лежала с температурой в своей комнате и терпеливо ждала, когда тихо звякнет входная дверь, и жалобно скулила из-под одеяла: «Паааапа! Пааа! Я заболела». Папа заглядывал в комнату, заботливо прикладывал руку ко лбу, становился очень серьезным и уходил в магазин за спелыми апельсинами и анисовой микстурой от кашля. А перед сном всегда поправлял сползшее одеяло, ласковым поцелуем касался её лба, тыкал носом в изгиб шеи, глубоко вдыхая милый запах детства, бесшумно задвигал шторы и выходил из комнаты, тихонько притворив за собой дверь.

Она закрыла глаза, и воспоминания вновь ожили. Папа наряжал её, маленькую Ирочку, в красивое платье, неумело заплетал ей косички. Они шли на прогулку по набережной, устраивали походы в зоопарк и театр, а на летние каникулы ездили к морю, где он учил её плавать и, загорая потом на песке, разглядывал с ней пушистые облака: они видели в небе крылатых коней и других сказочных животных. Она не уставала слушать его рассказы о жизни скалистых гор, непроходимых джунглей и далёких морей. А став постарше, вместе смеялись и плакали над книгами. Она постоянно твердила всем, что у неё самый лучший папа в мире. В силу своего характера, заложенного отцом, если Ира за что-то бралась, то каждое дело – и большое, и малое – доводила до конца и с самым лучшим результатом. По-другому она не умела. Если школа – то золотая медаль, если институт – то лучшая студентка. И папа гордился любыми, даже самыми незначительными достижениями дочери, всегда хвалил её и во всем поддерживал.

Правда, когда-то между ними имелись некоторые противоречия во взглядах на жизнь. Начались они в старших классах, когда Ирина стала интересоваться обычными подростковыми радостями – современной музыкой, танцами, американскими кинофильмами, косметикой и модной одеждой, – всё это шло вразрез с папиными представлениями о целомудренном девичьем поведении, и их отношения разладились. Но, к счастью, она быстро переросла подростковый период со всеми присущими этому возрасту прыщами и особенностями характера – упрямством и всезнайством. И её любовь к отцу стала ещё крепче, чем в отрочестве. Она, папина дочка, не смела даже подумать о нём плохо, любя его больше всех. Отец оставался для неё Космосом, недосягаемым идеалом, образцом для подражания и объектом её бесконечной гордости.

Господи, где же он сейчас? Неужели он уже никогда не придёт домой, не обнимет её, не поцелует? Неужели они уже никогда не будут вместе? Нет! Этого не может быть! А вдруг… вдруг он умер? Она с ужасом представила его в гробу – всего белого, с ровными чертами лица, тело выглядит легким, невесомым, будто бы из него извлекли внутренности, и оно похудело и сжалось. Осталась лишь сухая, тонкая оболочка.

От этой мысли волосы у неё стали дыбом, а кровь застыла. И непроизвольно вырвалось: «папа». Она невольно вздрогнула и вновь взглянула на часы: боже, почти пять часов утра. В эту несусветную рань город спал беспробудным сном в свой заслуженный выходной день. Уличное освещение отключили, как только небо едва заметно посветлело, предвещая рассвет. А потом в самом конце проспекта стало подниматься тусклое белое солнце. Было невыносимо тихо – ни звука, ни шороха. Только часы на комоде своим монотонным, но зловещим стуком нарушали гробовую тишину, от которой становилось жутко на сердце. Да и сам воздух пропитался мучительной тревожностью. Бедная мама, обессилев от усталости, откинулась на подушки, забылась спасительным сном. Вот только как заснёшь, если папы нет. Она бы точно не смогла.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.