Найди себя

– Да, а с первого взгляда, мне показалось, что ты влилась к ним в компанию, так заинтересованно их слушаешь, – С. замолчал. Он слишком мало знает об этой загадочной девушке, которая в прямом смысле слова, может перевернуть все с ног на голову, и еще вынести для себя из этого что-то, что не может понять человек, просто наблюдающий за ней.

– Маленькие дети не способны еще к таким сложным действиям, как анализирование ситуации, но становясь взрослее, они не верят всему, что им показывают и говорят, они это фильтруют, оставляя только самое важное, самое значимое, из чего потом собирается настоящая – правдивая картинка, до которой докапываются лишь единицы. А некоторые взрослые так и остаются детьми в своем развитии, видимо, им лень думать или они не умеют, не знаю. Но готовы верить любому слову, которое сказал кто-то, кто считается для них авторитетом.

– Надо учиться думать, – заключил С., решивший, что впредь будет больше уделять внимания тому, что говорят другие, но рассматривая их слова с разных сторон, чтобы уже его мнение было не одногранным.

Чем тише ты становишься, тем больше слышишь.

©Рам Дасс

«Тишина. Для места, в котором я сейчас нахожусь, весьма необычное явление. Такой покой и уют, несмотря на то, что я в центре большого города, где туда-сюда снуют машины, пешеходы, порой раздаются крики и сирены аварийных автомобилей. Да, а здесь в тихом дворике этого нет, здесь лишь тускло горят своим неровным светом фонари. Друг за другом освещаются окна в многоквартирных домах. За каждым из которых бурлит жизнь: семьи ужинают, общаются, обговаривают что-то, делятся своими впечатлениями и переживаниями, которые у них накопились за этот день. У некоторых открыты форточки, а оттуда доносятся голоса людей, но они не разборчивы, слова нельзя разделить. Все это сливается в монотонный, но приятный гул. Разговоры. Они отдают каким-то теплом, лаской – жизнью. Здесь она чувствуется, как ни в одном другом месте. Поскрипывание качелей. Вдруг раздается смех, но тут же затихает, переходя в тот самый монотонный гул. А ветер такой теплый. Он мягко развевает мои волосы, лежащие на плечах, щекочет и шепчет что-то на ушко. Так не бывает на шумной улице или в морозный день. Эти ощущения мне можно пережить лишь сейчас – в теплый вечер в этом, с первого взгляда, самом обычном дворике города».

С. сидел рядом и медленно раскачивался на качелях.

«Хорошо здесь. Так и не хочется уходить. Качели. Как много связано воспоминаний с ними. А М. тоже рядом, и от этого становится так приятно. Она так задумчиво вглядывается в окна. Что она там может увидеть, разглядеть? Ведь все завешано шторами так, что я не понимаю, как свет лампочек проходит сквозь них. Никаких забот, ничего. Просто сидеть вот так, сколько это будет продолжаться? Точно не вечность, а жаль, ведь, кажется, здесь наступает такое умиротворение, отдых души. А М. говорила, что такое бывает только на природе. Вот же это состояние, которое можно достичь и, не выезжая за пределы мегаполиса».

Парень взглянул на М..

«Как же она прекрасна, раскачивающаяся на этих качелях, с развивающимися волосами, и с этим лицом, выражение которого может поменяться в любую минуту. Сейчас уголки ее губ немного расплылись в улыбке, видимо, она думает о чем-то очень хорошем. А ее глаза напоминают какую-то бездну, в которой можно найти абсолютно все, все чувства, все эмоции, она попробовала многое и о многом может рассказать одним взглядом. Как же я его люблю. Он отдает магией и волшебством, способный заворожить человека за одну секунду и дать ответы на все вопросы, не говоря ни слова. М…»

Тут девушка повернула голову, и их взгляды пересеклись.

Нет в мире прекраснее чувства, чем ощущение, что ты сделал людям хоть каплю добра!

©Решад Нури Гюнтекин

– Привет.

– Привет.

– Я думал, что ты сейчас занимаешься с ней, вроде среда.

– Я перестала, – грустно ответила М.

– Отчего же? Тебе же нравилось.

– Мне надоело тратить время впустую. Представляешь, с начала ты упрашиваешь ее позаниматься, приводишь различные доводы, зачем ей это нужно, потом долго ищешь время, а после тратишь столько сил на вбивание в нее этой информации. Я терпела, думая, что за такие мучения мне будет хоть какая-нибудь благодарность, но нет. Я просто трачу время и силы на человека, которому, по-видимому, это совершенно не нужно. Но я же вижу, что в будущем она пожалеет о том, что не сделала сейчас, поэтому я стараюсь направить ее на верный путь.

– Зачем ты вообще взялась это делать?

– Я так устроена, что у меня есть потребность помогать другим, в ущерб своим интересам.

– Как мало, однако, таких людей, как ты, – С. присел на краешек стула в холе. – Всех обычно интересует лишь что-то свое, к примеру, поиграть, погулять, ну и совсем редко действительно заняться чем-то полезным.

–Мне просто так обидно смотреть на людей, видя, что они чего-то не понимают или не могут сделать, в то время, как я могла им это объяснить.

– Но ведь это их проблемы.

– Я понимаю, но чувствую почему-то и свою вину.

– Хорошо, а вдруг им не нужна твоя помощь?

– Ты прав, эта ситуация дала мне понять, что не стоит растрачивать свое время на людей, которые это не ценят. Пускай теперь они гоняются за мной и просят помощи, а не я это делаю. Если я перестаю исправлять человека или давать советы, то это значит, что мне стала безразлична его судьба, потому что раньше я интересовалась ей, старалась принять активное участие, но, увы, это не возымело должного эффекта. Ладно, я пойду, займусь собой, тем более, что у меня появилось на это время.

– Давай, пока.

М. ушла, С. проводил ее печальным взглядом. «Почему такие люди, как М. должны меняться под натиском окружающего их общества? Ведь насколько открытые и всегда готовые помочь, они были. А теперь все меняется и только лишь из-за того, что другие так не благодарны и не уважительны к ним. Воспитать в себе такого человека крайне сложно, может быть, даже не возможно, а единицы гибнут вот так – на пустом месте, когда этого можно было бы избежать».

И десятки тех, кто захотел твое тело, не стоят и мизинца того, кто полюбил твою душу. 

©Омар Хайям

– М., ты сильно спешишь?

– Ты что-то хотел? Могу задержаться на пару минут.

– Да, – как-то суетясь, говорил он, – присядем?

Ребята присели на лавочку в сквере. Вокруг никого не было, но С. все равно обернулся, как бы не решаясь говорить при посторонних.

– С., что случилось?

Парень опустил голову, он судорожно разгибал и сгибал пальцы. Вдруг он резко ее поднял, смотря прямо в глаза девушке, произнес:

– Все, так не может больше продолжаться. Я измучен долгим томлением. Мне нужно высказаться, да, ты должна знать, пусть после этих слов и многое может поменяться. М., ты мне очень сильно нравишься, – выдохнул, наконец, он.

М. сидела неподвижно, вглядываясь в лицо другу, не веря его словам, они поразили ее так сильно, что она никак не могла отвести взгляд, все думая, что он ошибся или брякнул, не подумав. Это же С., с ним не может быть такого.

– С., это шутка? – недоуменно поинтересовалась она.

– Я знал, что ты не поверишь, тоже сначала не мог понять, действительно ли я что-то чувствую или же это так, просто твоя близость на меня так влияет. Оказывается, нет, все по-настоящему. Я даже стихи написал, смотри, – он достал бумажку и начал читать, слова его лились плавно, не спеша, два раза он сбился, но найдя нужную строчку, снова и снова продолжал.

М. сидела, вслушиваясь в его речь, настоящее ей казалось сном, таким радужным, но непонятным. Глаза против ее желания стали влажными. Как это было трогательно, такого ей никто еще не посвящал.

– С., ты же не пишешь стихи, – заметила она шепотом.

– Для тебя я это сделал, в какой-то момент что-то нашло, само на бумаге получилось, – говорил мягко он, вкладывая ей в руку листок с признанием.

– Ты же не понимал красоту природы.

– Я постарался понять, ты так это объясняла, что не вдуматься в это было сложно.

– С., – слезы уже потекли по щекам, но они были теплые и сладкие, – мне так приятно, никогда бы не подумала, что я кому-то нужна такая. Ты всегда все переворачивал, все мои суждения отвергал, смотря на них с другой стороны, а теперь ты мне говоришь такое… может быть, правда, противоположности сближаются?

– Тебе было не интересно слушать мой взгляд на вещи? – опечалился он.

– Ой, С., ты, наверное, не то подумал. Чужое мнение – самое важное, что только может быть. Ты его отлично преподносил, если бы не ты, то я не смогла бы понять себя. Не смей бросать оспаривать меня! Я вспоминаю с радостью то, какие у нас были дискуссии, а если ты говорил тоже, что и я, то этого бы не вышло. Люди нужны, чтобы дополнять друг друга – один раз скажешь ты, я передумаю, другой раз мои слова направят тебя на размышления.

– М., спасибо тебе.

– За что же?

– За беседы, за часы, в которые я мог любоваться тобой, ты не представляешь, какое это наслаждение! Никто другой не способен так доказывать, спорить, но при этом оставаться безумно милым и ранимым человеком. Я знал, что мои чувства останутся только моими, нет, я не грущу по этому поводу, просто, мне очень хотелось, чтобы ты знала о них. Друзья, давай тогда останемся ими же, главное, что ты все равно будешь рядом.

– С., – сквозь слезы улыбнулась М. и, вложив в его руку свою с измятым листком, крепко обняла его. Тихонько, чтобы слышал только он, прошептала, – куда же ты от меня денешься…

Должно ли искусство быть понятным? Да, но лишь для тех, кому оно адресовано.

©Станислав Ежи Лец

– Взгляни, – подозвала М. С., – смотри, это же волшебно!

– Что именно?

– Картина, конечно.

– Их тут десятки, все примерно похожи, может быть, только техникой немного различаются, да сюжетами, а так я завтра даже не смогу вспомнить ни одну в отдельности, все сольется, представляя собой общую картинную галерею, где висело множество полотен.

– Позволь же спросить, зачем ты тогда сюда пришел?

– Во-первых, ты позвала, во-вторых, взглянуть на шедевры русской живописи.

– Ты сказал «шедевры», а теперь попробуй растолковать это слово.

– Ну, что-то очень яркое, – замялся парень.

– Не просто яркое, а в этом произведении должно быть мастерство и еще кое-что… Вот, взгляни сюда.

Девушка подвела друга к холсту с изображением пустого поля, на котором разыгралась метель, в середине был написан дедушка, крепко прижавший к себе внучка, а вокруг них были волки. Много волков с оскаленными зубами, с которых капала слюна на белый снег, их бешеные глаза с жадностью смотрели на людей. Звери подступали все ближе и ближе, смыкая круг, готовясь накинуться в любой момент и порвать маленьких беззащитных людишек. А метель все сильнее завывала и завывала, окутывая картину все больше своим холодом и безнадежностью.

– М., не спи, – окликнул С.

– А, ну вот, эту картину я назвала бы шедевром, а именно настоящим искусством. Взгляни, как потрудился художник: он не только безупречно изобразил пейзаж, фигуры людей и выступающие мышцы волков, но и передал то движение и эмоции, которые чувствуют персонажи. Испуг и страх за маленького мальчика в глазах деда, его рука крепко прижимает крохотную головку к себе. А паренек жмется и сам ближе, веря, что дедушка его спасет. Волчьи звериные глаза всматриваются в темноту, дожидаясь какой-то команды, чтобы растерзать жертву. Белый снег мечется, подгоняемый ветром, подчеркивая неокончательность изображенной ситуации.

– Вот ты рассказала, и я увидел, без тебя бы мне не разобрать. А что насчет авангардизма?

– Как по мне, – девушка зашагала в следующий зал, – так это лишь выражение своих чувств, накопившихся эмоций с помощью различных красок и незатейливых фигур, это творчество, но не мастерство. Даже маленький ребенок может такое намалевать, не то, что тот шедевр. Вот только какая несправедливость! Люди, не имеющие никакого таланта и рисующие не пойми что, доступное в понимании только им одним, получают за свои полотна огромные деньги, а настоящие великие художники за свои старания гроши.

– Многим нравится такой импрессионизм.

– Раскрутка. «Картины» можно было бы покупать и по другой цене. Я тоже люблю изображать нечто, но это лишь для меня, так я выплескиваю на бумагу свое внутренне состояние или мысли.

Картина П.К. Вениг «Дедушка, спаси»

Воображение – самый высокий воздушный змей, который может запустить человек

      ©Лорен Бейколл

– Стой, – преградила путь М. С.

– Что такое? – обернулся он к ней. Девушка всматривалась в темноту. Ее глаза сверкали, отражая последние лучики света. Она нахмурила брови, как бы пытаясь вспомнить что-то или понять. – Ладно, идем.

М. переступила через порог, одной ногой оказавшись уже в непроницаемой тьме.

– А где здесь выключатель?

– Мне кажется, что его здесь нет.

М. вздохнула и снова повторила:

– Ладно, идем, – окунувшись уже полностью в царство невидимки. С. последовал за ней. Пройдя несколько шагов, он почувствовал, как подруга его крепко схватила за руку и сжала так сильно, что она онемела.

–М., что такое? Ты боишься темноты?

Ответ последовал не сразу.

– Теперь я ничего не могу сказать точно, – С. ощутил легкое дуновение ветерка от повернувшейся к нему М. Он видел смутные ее очертания, но ясно чувствовал, что она пристально смотрит на него, стараясь что-то разглядеть, а может быть, ее глаза были устремлены в другую сторону, а ему только показалось все это.

– Я никак не могу понять: боюсь ли темноты или нет сейчас. Я отчетливо помню, как была маленьким ребенком, который боялся даже зайти в комнату, где не было света, как я никак не могла побороть себя и открыть глаза, когда засыпала, а лампы были уже выключены. Мне казалось, что что-то страшное наблюдало за мной, постоянно приближаясь, а если я открою хоть один глаз, то чудовище меня поглотит, или я увижу то, что мне потом будет сниться в ночных кошмарах. Если же все-таки случалось такое, что мне было необходимо пройти через что-то темное, то я преодолевала это место бегом, стараясь не оглядываться и не думать ни о чем, иначе мне начинали мерещиться разнообразные звери, тянущие ко мне свои лапы, из которых в любую секунду могли появиться когти, чтобы схватить меня, – М. вздрогнула.

– Т.е. ты все-таки боишься темноты, тогда давай быстрее пройдем этот коридор, – предложил С., – если что, то я рядом – смогу защитить тебя от твоих монстров.

– Нет, не стоит, все в прошлом. Теперь мне абсолютно безразлично, идти где-то в темноте или с каким-то светом. Глаза привыкают, и мне ничего не мерещится.

Какое-то время они шли молча, гробовая тишина разбавлялась только топотом их ног.

– Меня пугает не это. А то, что все это может означать, – вдруг снова заговорила М. – Все это была фантазия, выдуманные истории, в которые я верила, которые были сконструированы у меня в голове, но переносились в жизнь, и я воспринимала их как реальность. Теперь я могу прочертить четкую границу между выдумкой и правдой, а может быть, дело вовсе не в этом. Может быть, у меня кончилась фантазия? То, что отличает детей от взрослых. Значит, я теперь тоже стала взрослой, погрузившись в мир, где нет красок, а точнее чего-то вымышленного. Есть только ужасная реальность, от которой невозможно убежать и придумать игру, в которой будет все хорошо, тоже нереально. Некоторые взрослые пишут сказки, но они не окунаются в них с головой, не веря тому, что было создано ими. А дети, читая это, готовы поверить каждому слову, представить любую ситуацию, которая там описана, но они тоже вскоре вырастут и все это будет им казаться лишь ребяческим вымыслом, не имеющим никакого отношения к жизни, а значит, он не достоин того, чтобы об этом думать и рассуждать, легче выкинуть из головы.

Ребята шли по длинному коридору с огромным количеством дверей. И маленькая девочка, будучи на их месте представила бы это место иначе: для нее оно было бы полно различных тварей, которые рвались из каждой двери, пытаясь, напасть и напугать беззащитного ребенка. Но девочка стала взрослой. Воображаемые существа исчезли, поняв, что здесь им больше делать нечего, ведь она перестала верить в них, и их миссия преследования этого человека завершена. Но вместе с ними исчезло многое, что доступно пониманию ребенка, но непонятно взрослому.

Пока судьба позволяет, радуйтесь.

© Сенека Луций Анней

– Эй, Мартышка, спускайся оттуда! – крикнул снизу С.. Он стоял у самого дерева и вглядывался в его крону, где зависла болтающая ногами девушка.

Яркое, но уже негреющее солнце слепило его, последние лучики уходящего теплого времени года он чувствовал на себе, стараясь запомнить, чтобы потом вспоминать в зимнюю вьюгу как о чем-то радостном и светлом.

– Слезай, тебе говорю.

– Зачем я тебе там, мне и здесь неплохо, – засмеялась девушка, и ворох листьев свалился сверху на голову парню. Он отряхнулся и снова поднял голову. Прямо на него смотрели веселые глаза, которые готовы были сейчас обнять весь мир, где он потом отразится в уменьшенном виде.

– Зачем ты листья обрываешь с дерева? Сами упадут.

– В любом случае, вреда я уже никому не приношу, так почему бы и не устроить тебе дождь из них? Ты купался когда-нибудь в листьях? В чистых, которые только падают сверху, но таким нескончаемым потоком, что тебе начинает казаться, будто это и, вправду, настоящий дождь, идущий с неба.

– Не приходилось.

– Так я тебе помогаю осуществить это, а ты еще недоволен.

Вслед за этими словами на парня снова посыпались листья. Он был бы намного рад, если бы М., наконец, спустилась бы вниз, но, видимо, она это еще даже и не планировала делать.

– Ты еще долго там сидеть будешь? Не надоело?

– Неа. Здесь намнооого , – протянула она, – лучше, чем у вас там на земле, а сколько всего видно.

– Хочешь, я к тебе залезу?

– Нет, не стоит, да, и веревка на это не рассчитана.

– Ладно, я посижу тут.

С. присел на корточки у дерева. Белые стволы берез резко выделялись на фоне оранжевого леса, здесь было действительно чудесно. Яркие лучи грациозно проникали меж еще не опавшей листвой, они скользили по длинным стеблям и веткам, отражаясь от стволов, а после перебегали на другое место, где их световой путь начинался сначала. Высокие деревья, еще усыпанные разноцветными листьями, уходили далеко ввысь, образуя тем самым некий потолок, через который свет, проникая, падал на “пол”. Небольшой скрежет, С. снова запрокинул голову, его глаза пересеклись с ее, но она была ближе, чем раньше. Закинув ноги на один из суков, она висела вниз головой на высоте около пяти метров от земли!

– М., ты что делаешь? Слезай немедленно или хотя бы руками держись.

– Чего ты так волнуешься? – четко проговаривала девушка каждое слово, раскачиваясь на ветке. – Я же на страховке. Что со мной случится?

С. понял, что опасаться нечего и вновь присел на свое прежнее место.

– Что ты видишь? – вдруг спросил он, с ноткой зависти, что сейчас он сам не может испытать того же чувства, что и она.

– Мир, перевернутый мир, – засмеялась она. – Я понимаю, что под моими ногами бескрайнее голубое небо, а над головой – земля, но я ее не могу коснуться, как бы тянусь, но не выходит, – девушка замолкла. – С., – вдруг снова позвала она его, он поднял голову, загадочная улыбка расползлась по лицу, будто до нее дошло истинное решение всех проблем на Земле, которое оказалось таким простым, что и детям понятно. – Деревья тоже вверх ногами, – простая фраза, а так задела его. «Деревья вверх ногами». Надо же было ей так сказать.

– А еще, что ты чувствуешь?

– Многое.

– Расскажи мне, я постараюсь тоже насладиться этим.

Он закрыл глаза, а она медленно и не спеша начала:

– Тихий шелест еще держащихся листьев, они уже стараются оторваться от матери, но она их не пускает, убаюкивая, ласкает их, напевая колыбель. Мягкий прохладненький ветерок окутывает тело, обволакивая его, пытается забраться под одежду. А яркое солнце теперь где-то снизу, оно не мешает смотреть на мир, потому что теперь оно под твоими ногами. И ты стоишь выше, а не оно. Редкие лучики добегают до лица, заглянув в глаза, устремляются прочь. Резкий порыв ветра заставляет шелохнуться верхушку дерева, мать не удерживает свих детей, и они вырываются на свободу, летя на тебя снизу, весело делая кульбиты, а после, затихая, мирно ложатся на землю, пока их кто-то вновь не потревожит. Крепко обняв березу, ты можешь почувствовать, как она делится с тобой последней в этом году энергией, отдавая тебе все самое нужное и необходимое, ведь дерево прекрасно знает, что все ему это ни к чему, а тебе пригодится. Прислоняясь к стволу, я не ощущаю ничего твердого под ногами, парю в воздухе, чувствуя невесомость. Я представляю себя членом экипажа космического корабля, который вышел в открытый космос и уже можно расстегнуть ремни безопасности и первый раз в жизни почувствовать невесомость, полное отсутствие массы.

Слова закончились, а ощущения остались и лишь тихий скрип веревки напоминал ребятам о том, что это не сон, а реальность, которая тоже бывает чудесной.

Насколько человек побеждает страх, настолько он – человек.

©Томас Карлейль

– Люди не умеют летать, – заявил мне С., сидя на скамейке в парке и наблюдая за тем, как птицы кружат где-то далеко в вышине.

– Я не согласна, – возразила я.

– Я не беру в расчет различные самолеты, человек сам по себе не способен на это.

– А как же я?

– А что ты? – обернулся С. к М.

– Мой вид спорта. Как не многие в жизни могут почувствовать то, что испытываю я. Это незабываемо и так необычно. Представь. Ты чувствуешь легкость. Вот он взлет. Ты паришь как птица в вышине, все остались далеко внизу. А сколько событий предшествовало этому моменту. С., ты хоть представляешь, насколько страшно бывает оторваться от земли? Понять, что сейчас под тобой будет только воздух, у тебя не будет опоры, на что можно было бы встать при необходимости. Страх. Адреналин. Все внутри перемешивается. Ты понимаешь, что надо себя перебороть, чтобы потом чувствовать наслаждение. Это как парашют. Столько сомнений. А вдруг он не откроется, а вдруг я приземлюсь ни туда. Вокруг тебя летают эти вопросы, но вот, наконец, выбор сделан, и ты сам летишь, стремишься вниз с огромной скоростью, через ветер, навстречу Земле. Она все ближе и ближе. Но это парашют, а когда лечу я, то в начале я нарушаю физические законы, направляясь только вверх, но после они берут свое и начинается мое падение. Какое непродолжительное действие, а столько эмоций. Мое тело воспроизводит все, что оно чувствовало снова и снова, ощущая потоки воздуха и бесконечную радость за преодоление страха ради такого счастья.

2017

Ещё ни один пессимист не проник в тайны звезд, не открыл неизвестную землю и не распахнул перед человеческим духом новые небеса.

©Хелен Келлер

М. прилегла на С.. Он был такой мягкий и уже родной.

– Ты же не против? – обратилась она к нему из вежливости. Ее голова чуть приподнялась, чтобы видеть лицо собеседника, а глаза посмотрели назад.

– Нет, – он мягко улыбнулся. Это девушка поняла по интонации, она перевела взгляд на пляшущие искры костра. Пламя то вздымалось вверх, то снова падало вниз. Когда ему надоест это делать? Пока дрова подкидывают, огонь будет вечен. Как он завораживает своими фигурами, которые не похожи друг на друга каждый миг. Сверху виднеется что-то чуть прозрачное, от чего дальние деревья искажаются и, кажется, будто они находятся под водной гладью. А внизу ужасный жар, где цвета неизменны. Оранжевый, желтый… Как опадающие осенью листья кружатся в быстром танце, так этот костер полыхал в безмолвном лесу. Что-то треснуло, загорелась сосна. Стопка искр устремилась в небо, М. перевела взгляд туда. Точки от костра все удалялись и удалялись, уже сливаясь со звездами, а может быть, гаснув в ночи.

– С., расскажи мне о небе, – попросила девушка по-детски. Как приятно порой чувствовать себя ребенком, когда рядом есть человек, который тебе это позволит.

– Вон там Большая медведица, а дальше виднеется Малая. Смотри, как горит Полярная звезда.

– Разве эта не вот эта точка?

– Нет, – С. качнул головой.

– Странно, а мне всегда казалось, что Полярная самая яркая.

– Когда как, – уклончиво отозвался парень, – смотри какой над нами млечный путь.

По середине неба проходила нечеткая полоса, которая была размыта, но все же отчетливо просматривалась. Она отличалась от другого небосвода и цветом, и какой-то текстурой. Это место было иное, его заметит каждый, кто поднимет свою голову и взглянет наверх. Как будто какой-то разрыв произошел в полотне и виден кусок другой материи, что лежит позади. А на нее еще не жалея посыпали блестками, которые в глазах меняли размер. То меркнув, то вновь зажигаясь. Оп, исчезла белая искорка, оп, снова появилась. Огромный костер горел позади этого мира, отправляя к нам лишь свои отголоски.