Моя Вар-рвара. Дилогия

– Я могу его убить. – Войн устремился в сторону липняка, но я схватила его за руку и сжала так, что проткнула кожу ногтями. Лесоруб замер, перевел взгляд на новую рану и нахмурился ещё сильнее.

– Уходим, лягушонок, или начинай учиться квакать прямо сейчас. – С плотоядной улыбой прошептала я.

Оборотень в ответ лишь хитро улыбнулся и, перехватив меня за запястье, легко поднял с земли.

– С тобой, – тихо прорычал он мне в лицо, – я разберусь чуть позже.

– Говорю же, ушел он. – Донеслось правее. – Или разорвало его к чертовой бабушке.

– Тогда оплату мы не получим, олух. – Ответили слева. – Ищи, давай.

Войн потащил меня прочь от голосов. Дорогу он не выбирал: пробирался через кусты и тянул меня за собой как собаку на поводке. Первые метров сто я героически терпела и ветки, бьющие в лицо, и сучья, цепляющиеся за сорочку, но потом начала постанывать: ноги кололи корни, в ступни впивались камни. Погони не было: оборотень двигался бесшумно, а на мои шаги несостоявшиеся убийцы внимания почему-то не обратили. Я злорадно усмехнулась: нам повезло – один из них говорил, не умолкая, и сам того не зная, подготовил для нас путь отступления.

– Налево. – Скомандовал лесоруб и резко свернул.

Я чуть не покатилась вниз с холма, но вовремя схватилась за штаны оборотня, остановилась и злобно прошипела:

– Туда? Я не пойду. Да стой же ты!

Войн послушно остановился, вздохнул и нехотя обернулся, посматривая на меня с немым укором:

– Что еще, Вар-рвара? Ведьма испугалась темноты?

Я осмотрелась. У подножия холма (на секундочку метров двадцать вниз) россыпью лежали валуны размером с легковой автомобиль. Их покрывал толстый слой мха и обнимал ветвистый кустарник.

– Куда мы идем?

– Туда. – Войн отпустил мою руку и взглядом указал на камни.

– А зачем мы «туда» идем?

– Лично я хочу поесть, выспаться и решить окончательно, что с тобой делать.

– Там? – Ужаснулась я. – Кушать ты что будешь? Ящериц?

– Отсутствие мозга ты компенсируешь острым языком. – Покачал головой лесоруб. – Ты действительно немного тронутая или испытываешь мое терпение?

– Грубиян ты, серый волк. Тебя мама не учила, что с девушками разговаривать таким тоном невежливо?

Бровь Война взлетела вверх, губы поджались. Он еле слышно зарычал, но, поморщившись, добавил:

– Ты ведьма. О какой вежливости может идти речь?

– А ты в первую очередь мужчина. И у тебя ужасные манеры.

– Хорошо, в следующий раз я поинтересуюсь, не сильно ли жмет веревка, на которой я собираюсь тебя повесить. Так будет вежливо?

– Ты – неправильный сон. – Я разочарованно осмотрела оборотня с головы до ног. – Такой сюжет пропадает, даже жалко.

– Настучать бы тебе по голове, – с чувством пробормотал Войн. – Глядишь, мозг бы на место встал.

– А вот хамить не надо. – Я посмотрела вниз, прикидывая расстояние. Придется съезжать на попе – слишком крутой спуск.

– Поверь, я очень вежлив.

Лесоруб ловко сбежал с косогора, а я с тоской воззрилась на примятую им траву. Пока я буду спускаться, заноз наставлю или вовсе шею сломаю. Особого вреда мне это не принесёт, но от боли не спрячешься даже во сне.

– Давай, – нетерпеливо махнул рукой оборотень, – или я уйду без тебя.

– Если бы ты мне помог, было бы проще. – Пробурчала, примериваясь к косогору. Рискнуть пробежаться как Войн или сразу сесть на землю и проехать на заднице? Сотру пятую точку как на тёрке ведь!

– У меня была мысль столкнуть тебя. – Оскалился лесоруб и прислонился спиной к валуну, скрестив на груди руки. – Было интересно: взлетишь или скатишься?

– Какой же ты…

– О-оборотень. – Подсказал довольный мужской голос из-за моей спины. – Вот мы тебя и нашли.

Я обернулась и нос к носу столкнулась с мужиком, который совсем недавно гордо демонстрировал друзьям рубаху Война. Мужик выглядел так, словно сбежал из комедийного боевика времен средневековья: рваная одежда из мешковины пестрела заплатками, черные гнилые зубы терялись на перемазанном гарью лице, соответствующий образу аромат расползался во все стороны и душил как щупальца осьминога. Для полноты картины не хватало роя мух над головой и тощей лошади на заднем фоне. Потрёпанный жизнью всадник Апокалипсиса. Или бродяга разбойник.

– Здрасьте. – Я попыталась отступить, но сильная рука второго преследователя схватила за плечо и довольно грубо оттащила в сторону.

– Ба-аба. – Довольно протянул мой пленитель и улыбнулся, продемонстрировав гнилые зубы. – Го-олая.

– В сорочке. – Мне вдруг стало страшно. Цепкие сильные пальцы наемника сжимали плечо с такой силой, что рука начала неметь.

– Убейте волка, с ней разберемся позже. – Молчавший до сих пор высокий мужик (более опрятный, чем эти двое) махнул в мою сторону рукой. Он кардинально отличался от оборванцев: брюки и камзол сшиты из шелка, ткань плаща заметно качественнее и плотнее, а усыпанная камнями брошь, скрепляющая капюшон под горлом, выглядела дорогой хоть и безвкусной.

– Баба наша. – Предупредил пленитель, перевел на меня взгляд маленьких заплывших глаз и пропел, облизывая тонкие губы. – Лучше мы проведем с тобой время, чем та шерстяная Тварь.

– Ой, сомневаюсь. – Пробормотала, оглядываясь. Войн застыл у камней мраморным изваянием. Он даже не дернулся в мою сторону, так и стоял, скрестив руки на груди и с полным безразличием к происходящему на лице. Его равнодушие не осталось незамеченным: мужик с брошью подошел к обрыву и словно невзначай положил руку на рукоять меча, выглядывающего из-под плаща.

– Мы убьем твою самку, если ты не сдашься. – Проникновенно пообещал он, не сводя взгляд с оборотня.

– Она не моя. – Хмуро произнес Войн, чем расстроил и меня и богача. – Обычная деревенская дурочка. Хотел ее сожрать, но вы помешали.

– Да-а? – Удивленно пробормотали я и мой пленитель. И с одинаковым подозрением посмотрели друг на друга.

– Тогда ты не будешь против, если я отдаем ее братьям? – Продолжил улыбаться мужик с мечом. Уличенные в родстве два грязных наемника захихикали как злобные некроманты над котлом зелья. Или ведьмы? Кто там над котлами в сказках хихикает? Но вопрос в голове сейчас крутился другой, а именно: где носит мой обед? Сейчас самое время проснуться под звон посуды. Еще не хватало, чтобы меня в собственном сне домогались чумазые средневековые индивиды.

– Забирай. – Пожал плечами Войн, и мне стало совсем грустно.

– Ты врешь, волк. Это хорошо. Значит, уже проиграл.

– Правда? – Левая бровь оборотня удивленно приподнялась к волосам. – И как ты это понял, маг?

– Ты всё еще здесь. – Богач усмехнулся и медленно вытащил из ножен меч. Сталь сверкнула на солнце, и я невольно залюбовалась оружием. На нём не было заковыристых букв, клейма или цветов, он не светился и не звенел. Меч был обычным как вилка из нержавеющей стали, которую купили на рынке, но приэтом изящным, как царская диадема. От него так и веяло мощью, яростью и коварством.

Войн оскалился и зарычал. Маг улыбнулся и прокрутил клинком восьмерку в воздухе. Сталь зазвенела, распарывая воздух.

– Коготь. – Прошипел Войн и наклонил голову так, будто меч слепил ему глаза.

– Он самый. – Маг щелкнул по стали ногтем, отозвавшейся недовольным звоном. – Это сокровище чует Тварь за версту. Его создали, чтобы убивать таких, как ты. Знаешь, я даже немного раздосадован, ведь ты сбежал из подвалов прежде, чем я успел вас познакомить.

Оборотень взглянул в мою сторону и снова уставился на меч. На языке так вертелась шутка про боязнь к обычной, хоть и острой железяке, но нахмуренные брови и сосредоточенность Война прогнали её прочь. Слишком настороженным был лесоруб, слишком внимательно он следил за каждым движением мага.

– Мой сон становится боевиком. – Я помахала рукой перед носом и скривилась, обращаясь к довольному моей поимкой мужику. – Слушай, отодвинься хоть немного. Разит от тебя – кошмар.

– Это мужской запах, детка. – Оскалился он и доверительно прошептал мне на ухо. – Так пахнет только от настоящих мужиков. Если ты понимаешь, о чём я.

– О, ужас! – Я снова посмотрела вниз и, поймав взгляд оборотня, прокричала. – Давай убивай их и уходим. Иначе я задохнусь!

Маг расхохотался. Войн недовольно поморщился. Я удивилась.

– Так-так… Говоришь, хотел ее сожрать? А я почти поверил тебе, волк.

– Говорю же, дурочка. – Оборотень посмотрел на меня с такой ненавистью, что я прикусила язык. – Не понимает, куда лезет.

Маг отошел от обрыва и направился ко мне. Его плавная скользящая походка нервировала больше, чем стальной блеск клинка в руке.

Надо срочно что-то придумать! Например, дракона! Пусть прилетит ящер и спалит всех до основания. Мой сон, мои правила. Только как бы я не пыжилась, ящер не показывался. Пришлось соображать на ходу.

– Кажется, я понравилась вашему главарю. – Прошептала я на ухо смердящему мужику и улыбнулась ему своей самой многообещающей улыбкой, которую использовала крайне редко и то на избранных мажорах. – Ты же не отдашь меня ему? Ты мне нравишься больше.

– А то, – оскалился вонючка и звонко хлопнул меня по ягодицам. – Не переживай, Боран знает, что делать.

– Какое красивое у тебя имя. – Я похлопала ресницами, скрывая отвращение под наигранным смущением. – Боран, ты такой сильный и…

– Не слушай её. – Маг схватил меня за руку и потянул к себе. – Она ведьма.

– Ну и бес с ней, – Боран ухмыльнулся, снова схватил меня за плечо и прижал к своему заметно выпирающему животу. – Мы с ней не зелья варить собираемся. Баба – она и в Черном лесу баба.

– Она тебя заговаривает, неужели ты не видишь? – Нахмурился маг и неожиданно направил на моего пленителя меч, одновременно дергая меня за руку. – Отдай её мне.

– Боран не отдает добычу. – Насупился мужик. – Не нарывайся, а то нежные ручки замараешь и плакать будешь.

– Она нам нужна! Она – единственная причина, по которой волк ещё здесь.

Замечание было лестным. Но насладиться этим не удалось: средневековые индивиды перетягивали меня в разные стороны, всё сильнее дергая за руки. В итоге мне конечности или оторвут или невзначай толкнут так, что я напорюсь на меч, и у каждого останется по моей половинке.

– Ты что, угрожаешь моему брату? – Рассвирепел стоявший неподалеку второй наемник. Он был не опрятнее Борана, а широкий нос и тонкие губы так и кричали о кровном родстве. – Убери лапы, королевская подстилка. Я не посмотрю, что в тебе есть сила – по темечку разок тюкну, умрешь, как миленький.

– Точно. – Оскалился в щербатой улыбке пленитель и обдал меня облаком чесночного аромата и свежего лука. – А королю скажем, что его волк того… прирезал.

– Вы с ума сошли оба? – Маг заметно занервничал, острие клинка задрожало. – Я же не один тут. Вам за что заплатили?

– Твои дружки проверяют северную часть леса. – Боран снова привлек меня к себе. – Считай, ты один.

– И нам ещё не заплатили.

Дружный хохот братьев разлетелся по поляне. Я поймала обеспокоенный взгляд мага, но лишь пожала плечами: надо быть умнее и выдавать аванс.

– Не разорвите мою ведьму. – Тихий рык Война прозвучал неожиданно близко и пощекотал нервы даже мне. Глаза присутствующих и вовсе полезли на лоб после вкрадчивой просьбы лесоруба. – Пожалуйста.

Я так поняла, что здесь оборотня считали жутким монстром: его боялись и на него же охотились. В таком случае, я наемников понимала: когда кровожадная тварь подбирается к тебе сзади и проникновенно шепчет на ухо подобные любезности, только и остается замереть и постараться удержать в сжатом состоянии мочевой пузырь.

– Позвольте? – Я выдернула руку из цепких пальцев Борана и боком протиснулась к Войну.

– Уходи. – Оборотень оскалился и кивнул в сторону камней. – Тебе не стоит видеть того, что будет дальше.

Я посмотрела на когтистую волосатую лапу Война, упирающуюся в спину мага, перевела взгляд на остолбеневших братьев и кивнула. Уходить – хороший совет, послушаюсь.

Чтобы подбежать к обрыву понадобилось меньше двух секунд. Я уже хотела ласточкой нырнуть с косогора, но окрик оборотня меня остановил:

– Стой. Ты вернешься?

– Думаю, да. – Неуверенно отозвалась я, но оборачиваться не стала.

– Хорошо. Иди.

Я села на траву и оттолкнулась пятками, заскользила, с трудом удерживая тело от позорного заваливания на бок. Спуск был быстрым, но болезненным: обнаженные ноги собрали все камни и сучья, кожу защипало от многочисленных царапин. Плюс я не успела затормозить вовремя и приложилась пальцем о камень.

Однако, мне было намного лучше, чем наемникам: как только я начала сползать с косогора, холм будто ожил – какофония из рычания, ругани и предсмертных криков наполнила лес.

– Обед! Вставай, лежебока. – Звонкий громкий голос над ухом заставил подскочить. Я откинула одеяло с головы и с удивлением уставилась на бойкую повариху.

– Да, спасибо. – Пробормотала, потирая виски. Пробуждение было слишком резким и меня еще потряхивало от эмоций, вызванных сном.

– С чем лежишь? Матка, трубы? – Женщина почти швырнула поднос на подоконник и обернулась, деловито вытирая руки о серый передник.

Это что, какой-то тайный больничный заговор – ставить еду как можно дальше от больного, чтобы он поскорее начал ходить?

– Аппендицит. – Я скинула ноги с матраса, подготавливаясь к двухметровому марафону «кровать-окно».

– А-а! Завтра уже домой поскачешь. – Повариха тут же потеряла ко мне интерес (видимо, в её понимании удаление аппендикса не считалось операцией) и направилась к двери. – Тарелки сама принесешь.

Задачку она мне подкинула сложную: до подоконника я добиралась (и то с горем пополам), цепляясь за спинку кровати не хуже дикой кошки. За что мне держаться в коридоре? За стены? Я красочно представила, как впиваюсь ногтями в окрашенную штукатурку и ковыляю дальше, оставляя на гладкой поверхности стен длинные полосы. За порчу имущества по головке не погладят, ещё и платить заставят.

Обед не обрадовал: щи состояли лишь из капусты и воды, макароны слиплись в густую массу, а кривая сосиска больше напоминала подкрашенную туалетную бумагу, свернутую рулоном.

Войн там дерётся за свою жизнь, а я тут прохлаждаюсь. Но чёрт возьми, сон был настолько ярким и реалистичным, что я стала воспринимать его как нечто настоящее. Надо бы посетить психиатра. Недаром говорят, нет здоровых людей, есть недообследованные.

– Молодец, расхаживайся. – Медсестра снова заглянула в палату и улыбнулась, обнаружив меня, стоящую у окна. – Обезболивающее вколоть?

– Не, почти не болит. – Соврала я и отвернулась.

Попробовать больничную еду так и не смогла: желудок отказывался принимать бурое нечто, плескавшееся в тарелке, а с густым макаронным месивом разве что пила справилась бы. Пришлось признать – отобедать у меня сегодня не получится.

Отнести поднос на кухню тоже возможности не было, но запах вареной капусты, медленно расползающийся по палате, изменил мое мнение.

Ничего, справлюсь!

До двери шла медленно, осторожно и постоянно охая. И даже смогла выползти в коридор. Орден за этот поступок мне никто не вручил, хотя, судя по ощущениям, я была его достойна.

Слева от поста коридор заканчивался панорамным окном, справа – поворачивал в неизвестность.

– А где столовая? – На всякий случай поинтересовалась я и продемонстрировала пробегающей мимо медсестре поднос. – Отнести хочу.

– Направо, направо и третья дверь после арки. – Заученно отбарабанила женщина, даже не взглянув на меня, юркнула за широкий стол и погрузилась в работу. Авторучка так и порхала по бумаге, вписывая в температурный лист страшные для меня цифры: тридцать девять, тридцать восемь, тридцать пять и два.

– Спасибо.

– В сорочке не ходите. Если халата нет, возьмите в прачечной.

– Спасибо. Ещё раз.

Медсестра была права: нужно что-то накинуть сверху, а не рассекать по больнице в застиранной до дыр пижаме. Ещё подумают, что моя, стыда не оберешься.

– Халаты вон, на вешалке выбери.

Платная палата приносила свои бонусы, стремясь приблизиться к двухзвёздочному отелю: трехразовое питание, отсутствие соседей и даже халат – казенное безразмерное чудо с запАхом. Не хватало только белых тапочек у кровати и лебедя, скрученного из застиранного полотенца.

Я с тоской воззрилась на предлагаемый мне ужас: яркие цветы рассыпались по ткани, ворот топорщился нитками, подмышкой зияла дыра. Но зато хлоркой от него несло так, что ни один микроб не посмеет приблизиться и на километр.

Даже из уважения к дезинфекции, я не рискнула примерять сие чудо и вернулась в палату. С грохотом опустила поднос на подоконник. Донесла! Не расплескала! Как это я умудрилась, аж гордость берёт! С кряхтением полезла в сумку, предусмотрительно спрятанную в тумбочке еще перед операцией. Клятвенное заверение медсестер, что никто не украдет вещи, разбилась под гнетом привычки, выработанной в детском доме, и простой истины, вколоченной в мозг граблями, на которые я наступала много раз: честных людей не бывает, в конце концов, сопрут всё, что плохо лежит. А если лежит хорошо, то тем более сопрут.

Сумку разобрала быстро: полотенца легли на спинку кровати, косметика спряталась в ящик, шампунь и зубная паста заняли свои места в туалетной комнате на раковине, а зарядка для телефона и книга уютно примостились на тумбочке.

Казенную пижаму сняла с себя с третьей попытки: долго не могла вытащить локоть из рукава (запуталась в ней намертво, смирительная рубашка ей богу), потом зацепила пальцами дыру на подоле и… Перед глазами почему-то встали заросли липняка, и послышался треск разрываемой ткани.

Я улыбнулась и покачала головой, – надо же, как совпало. Видимо я приметила прореху раньше, ещё перед операцией, вот мое подсознание и внесло её в сон. Затем пришла очередь любимого красного пеньюара. Пока одевалась, придерживала рукой живот. Ощущение было такое, будто от любого неловкого движения кожа возьмёт и лопнет. Сверху накинула шелковый халат. С поясом провозилась дольше, – руки тряслись, по телу начала разливаться слабость. Со второй попытки попала ногами в розовые тапочки-зайчики. Они были моей гордостью: мягкие, плюшевые, с длинными ушками. И медленно выдохнула, справляясь с усталостью. Словно марафон на двадцать километров пробежала!

– Поела? – Повар забежала в палату и сразу направилась к окну. – Чё не ела-то? Есть надо. Давай, нос не вороти, а то восстанавливаться долго будешь.

– Пока не хочется. – Я улыбнулась через силу: потрясающее панибратство и беспардонность. – А кафе у вас есть?

– Ларёк на первом этаже. – Женщина схватила поднос и засеменила к двери. – Но тебя туда не пустят. В буфете есть чай. Ужин приносить не буду. Сама приходи.

Прелестно! Еда есть, но её нет. Но хотя бы не пришлось нести поднос самой.

Я дождалась, когда шаги в коридоре стихнут, схватила сумочку и бодро поползла на поиски пропитания. Секрет скорости оказался прост: если наступать сначала на носок, а уже потом на пятку, то боль внизу живота практически не ощущалась.

Я шла вдоль стенки, ловя на себе внимательные взгляды пробегающих мимо врачей и медсестер, завистливые – пациенток, ещё прикованных к постели, и ехидные тех, кто уже готовился к выписке.

Дверь с многообещающей надписью «Душ. Время работы с 11:00 до 16:00» была сразу за комнатой, с громким названием «Перевязочная». В нос ударил больничный запах: неприятный как нашатырный спирт. Я внутренне содрогнулась и прошла дальше.

За поворотом меня встретил длинный коридор с лентами лавок вдоль стен. Мерно гудели лампы, звенела посуда. Две женщины в цветастых халатах выплыли из-за двери с табличкой «Столовая» и, хихикая, скрылись за поворотом.

– Ты куда? – Хмурая медсестра пробежала мимо, цепким взглядом окинув мои ноги. Вернее, тапочки.

– В магазин. – Я махнула рукой в сторону лифта. Спасительные двери маячили на горизонте, то есть, впереди метрах в тридцати. – В ларёк.

– Послеоперационная палата? Назад иди. Вода и еда в столовой. Расписание приема пищи на посту.

– Я хотела печенья купить.

– Нельзя тебе печенье. Поешь в столовой, немного, маленькими порциями.

Печенье нельзя, а клейкую массу из слипшихся макарон можно?

Я вздохнула, развернулась и поплелась обратно. Ничего, справлюсь, в палате ещё остался чай, а в сумке валялась шоколадка. До ужина протяну.

***

Время тянулось то медленно, как объевшаяся черепаха, то неслось скачками. Ближе к вечеру мне ещё раз измерили температуру, проверили и обработали швы, клятвенно заверив, что от них через три месяца не останется и следа, сняли с руки катетер.

Ужин оказался сносным: тушеный картофель с двумя кусочками мяса и чай. Я сама доковыляла до буфета и пока возила ложкой по тарелке, восторгалась обстановкой. Четыре стола были накрыты скатертями с изображением хлебницы и переспелых помидор, стены украшали распечатанные на принтере плакаты о пользе мытья рук перед едой и просьбами не воровать хлеб.

Женщины, сидевшие за соседними столами, чирикали как воробьи, громко делясь впечатлениями о пройденных процедурах, и обсуждали тех, кто лежал в больнице с более серьезными проблемами для здоровья. После очередного яркого описания катетеров с капельницами над кроватями, вливающихся в пациентов и изливающихся из оных жидкостей, я сдалась и вернулась в палату.

Телефон пиликнул, оповещая об очередных скидках на стоматологию и предложением оформить кредитную карту от банка, название которого я даже не смогла прочитать, и услужливо подсветил время: начало девятого.

Сама толком не разобравшись в своих действиях, направилась к раковине: переплела косу перед зеркалом, подкрасила ресницы, поправила маникюр и два раза почистила зубы. Руки заметно дрожали. Я волновалась так, будто собиралась на свидание, а не намеревалась ложиться спать. Войн сводил меня с ума. Я никак не могла вспомнить, где могла его видеть. Поисковик в телефоне никакой нужной информации по описанию внешности мне не предложил, и я впервые пожалела, что не умела рисовать: найти лицо по портрету было бы проще.

Долго смотрела в окно. Сон не шёл. Я слушала ветер, бьющий в стекла, шуршание шин автомобилей и пьяные выкрики проходящих по улице людей. Они жили, спешили по своим делам, торопились домой, а я лежала на больничной койке и думала лишь о том, чтобы поскорее увидеть сон…

– Ты опоздала. – Войн прошёл мимо меня и скинул на землю охапку хвороста. – Что-то случилось?

– Никак не могла уснуть. – Я чуть было не бросилась на оборотня с поцелуем: радость от встречи пронзала изнутри. – А что такое, соскучился?

– Да. – Просто и уверенно ответил лесоруб и присел перед костром, подкидывая ветки в огонь. Пламя с благодарностью приняло жертву и осветило мужчину оранжевыми сполохами.

– Ты в порядке? – Я осмотрела Война с головы до ног, но ни крови, ни ран не заметила. Лишь на рубахе красовался порез, кокетливо открывающий мускулистую грудь. Ни топора, ни короткого меча за его спиной я не увидела. Впрочем, как и обуви.

– Нормально. – Широкие брови лесоруба сошлись на переносице. – Поговорим?

– Опять? – Я подошла к костру и присела, протянув руки к огню. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы совладать со злостью – Войн не обратил никакого внимания ни на мой внешний вид, ни на прическу. Я его не интересовала. Совсем. Обидно-о!

– Снова. – Исправил меня мужчина и замолчал, позволив оглядеться.

Мы сидели в небольшой пещере – шагов двадцать в диаметре, может, тридцать. Через огромную дыру, служившую выходом, доносились звуки ночного леса: шумела листва, где-то журчал ручей. Ветер носился над головой, подхватывал дым от костра и уносил его на улицу.

– Где мы? – Я задала вопрос, прерывая выжидающее молчание Война.

– Я не знаю, что ответить. – Оборотень пожал плечами и сел на землю, положив руки на согнутые колени. – Всё ещё в Чёрном лесу.

– А наёмники?

– Двоим удалось уйти.

– Меч?

Вместо ответа Войн кивнул в сторону дальней стены, и я только сейчас заметила длинный сверток, прикорнувший среди камней.

– Мне удалось перекинуться парой слов с магом. – Оборотень сжал губы и мельком взглянул на меня. – Интересные вещи он мне про тебя рассказал, Вар-рвара.

– О том, что я ведьма?

Я улыбалась, рассматривая огонь. Языки пламени лизали ветки, кора чернела и обугливалась на глазах. Мне почему-то было настолько спокойно рядом с лесорубом, что даже думать желания не было.

– Как раз это он отрицал, чуть ли не с пеной у рта. – Войн тряхнул волосами, словно сбрасывая оцепенение, и провел рукой по лицу. – По всему получается, что тебя нет. Как ты это объяснишь?

Я не знала, что ответить оборотню: может ли сон обижаться или чувствовать боль? Сновидение – это просто картинка в голове или оно продолжает жить своей жизнью, когда человек просыпается? Я весь вечер читала статьи про изучение сна, но так ничего и не поняла. Никто из ученых не смог узнать его природу, они лишь выдвигали догадки и строили предположения. Некоторые даже говорили о том, что человек видит другие миры, когда засыпает.