Легория. Дилогия

Магичка торопливо пробормотала заклинание и снова меня ударила. На этот раз по лбу.

– Готово.

Да что ж за день сегодня такой? То опоила черте чем, то теперь бьет куда ни попадя.

– Хватит меня бить, – на всякий случай предупредила я и завертела головой, осматривая поляну. Эльга засопела, видимо раздумывала – обидеться на меня сразу или подождать.

На первый взгляд ничего существенного в лесу не изменилось, только потемнело немного: солнце клонилось к земле. Потрясающе! Потеряли из-за моего хронического невезения целый день. Так мы не только пропажу не найдем, но и помета коров не учуем.

Защитный контур мерцал в лучах заходящего солнца, даря обманчивое чувство безопасности. От стражей Легории он не спасет, но от диких зверей и нежити защитить сможет. И на том спасибо.

Большой костер занимал центр поляны. Он горел без треска и дыма, ласково согревал затекшее тело. Точно не Эльга разжигала – у нее или ветки мокрые чадят, как трубы в кузнице, или дрова в лесу закончились – поджигаем листья.

– Ты как? – Эльга заглянула мне в глаза и снова всхлипнула.

Я прислушалась к своему телу: немного мучила жажда, ощущение давления исчезло, уступив место ноющей боли в груди.

– Терпимо. Ты говорила что-то о легорце?

– Чумная ты баба, Лорик, – вздохнула притихшая у моих ног подруга. – Я тебе твержу, шо ты померла, а ты про хлопчика выспрашиваешь.

– И все-таки, был страж?

– Был, был, – вконец расстроилась магичка. – Говорю ж, померла ты. Я вою – ни магия, ни травы тебе не помогают. Шо делать не знаю. А тут он с дерева спрыгнул и до тебя кинулся. Я оторопела, стою и думаю: ну, все, сейчас сожрет, даже по-людски и не похороню, шоб он подавился.

– И? – я даже дыхание затаила от любопытства.

– Нож вытянул и хрясь, – Эльга рубанула рукой воздух, наглядно демонстрируя замах. – По самую рукоять в грудь засадил. Ну, все, думаю, на сало разделывает.

Я вздрогнула и прижала руку к ноющей груди:

– Ну?

– На него кинулась тебя защищать.

– А он?

– А он? Ничего! Будто и нет меня на поляне. И знаешь шо? – Эльга перешла на шепот. – Я два шага пробежала, а он до меня руку вытянул и даже не обернулся, гад. Я так и замерла! Представляешь?

– Нет, – честно призналась я.

– Вот и я не представляю. Он меня, боевого мага, как котенка остановил. Я даже мявкнуть не смогла, не то шо заклинание в ответ кинуть. Ой, Лорик, права ты была – они тут все маги. И силища у них – не дай-то каждому.

– В этой стране даже деревья сильнее, чем ты, – высказалась я и только потом поняла, что своими словами могла задеть подругу. Эльга возмущенно засопела, но факт приняла. – Дальше что было?

– Потом… Потом он чего-то говорил, посидел и ушел.

Что в пещере сказал мне страж? «Все будет хорошо. Я близко?» Куда уж ближе!

– Вот так и ушел? – не поверила я.

– А шо ему подле тебя делать прикажешь? Взял и ушел. А я потом сама расколдовалась, если тебе интересно, – разозлилась подруга. – Я к тебе кинулась, а ты уже дышишь и лицо румяно. Чего такая любопытная?

– Ну, не злись, – я примирительно улыбнулась. – Ты сделала, что могла.

– Ну да! – Голос Эльги снова задрожал. – Могла тебя спалить, зажарить, а всего-то отравила.

– Ты же не специально.

Что еще я могла ей сказать? Что не злюсь? Подумаешь, умерла ненадолго, я и разницы не почувствовала. Только сон цветной да яркий в воспоминаниях остался. Да и не верится, что так все было. Возможно, я потеряла сознание или уснула, а страж на Эльгу дрему навел, вот и привиделось чёрте что.

– Эль?

– М-м?

– А как он выглядел?

– Кто? – удивленно вскинулась она и, судя по размытому движению рыжего пятна, поднялась на ноги.

– Легорец этот. Ты не рассмотрела?

– А кто его разберет?! Я ж его только со спины видела. А когда он с дерева прыгал, капюшон по самый пупок натянул. Видно страшны они, Лорик, раз лицо и днем и ночью прячут. Потому и баб крадут! Кто ж за такого красавца замуж пойдет по доброй воле?

Видимо, отравление было сильнее, чем я думала – зрение неумолимо садилось. Такими темпами к ночи ослепну окончательно. Я прислушалась к своему телу еще раз: функционирует нормально, значит, в упыря не превращаюсь. Хотя откуда мне знать, что поначалу чувствуют те, кто в итоге превратился.

– Лорик, ты извини меня, – засопела подруга. – Есть нечего, но твой легорец обещал принести. Подождёшь?

– Подожду.

Из-за отсутствия полноценного зрения обострились остальные чувства. Я нервно вздрагивала и постоянно озиралась: ветер едва касался кожи, но казался ледяным, прядь волос выбилась из-за уха и царапала щеку. Скрип сухих деревьев казался громче и длился дольше, а птицы не просто пели, а вторили одна другой, перекликаясь между собой. Дрозд мелодично подзывал подругу, засвистела иволга, подскакивая на веточке и задевая хвостом листья, желтогрудая зарянка прервала заливистую трель на последней ноте, устраиваясь в гнезде на ночь.

Эльга пересела. Сухие ветки полетели в огонь, выбивая искры из прогорающих углей. Костер запротестовал, затрещал, но поджег и их.

– Ты зачем чужую работу портишь? – я прищурилась в пытке разглядеть языки пламени в сгущающейся темноте. – Хорошо ведь горел.

В огонь отправились влажные листья и лапник. Дым едким ковром растекся по земле, соревнуясь в густоте с легорским туманом.

– Эля! – рявкнула я, так и не дождавшись ответа.

– Лорка! – не осталась в долгу магичка.

– Эля!

– Лорка!

Бабах! Между нами, прерывая сложный в оборотах диалог, грохнулась туго набитая сумка. Подруга завизжала и выпустила в мешок залп ледяных молний. Одна попала в цель, и теперь на поляне красовался большой коричневый кусок льда с тканевыми ручками. Я героически не проронила ни звука, хотя душа, шмыгнув в пятки, только-только начала возвращаться обратно.

– Да шо ж за страна такая, если тут даже котомки за спасибо через магические барьеры прыгают и добропорядочных магов до инфаркта доводят! – заорала Эльга дурным голосом, потрясая кулаком, как передовым знаменем. – Вы для того дивчину спасали, шоб потом ее окороками прибить? У-у-у… легорцы!

Мне стало смешно. Пока подруга ругалась и пинала лед, я хохотала.

***

Скоро солнце село, из-за тучки робко выглянула луна, деревья окрасились в черно-синие тона. К тому времени как Эльга победоносно извлекла из сумки продукты, и мы поели, наступила глубокая ночь. Я ослепла окончательно.

– Эль, ты что-нибудь можешь сделать с моими глазами? Я ничего не вижу. – отчаяние накатило с новой силой, голос сорвался от слез.

Теплые пальцы подруги забегали по моему лицу. Магичка что-то шептала, иногда постукивая ладонью голове.

– Никак, Лорик, – легкий вздох сожаления пошевелил волосы на моем лице. – То ли моя магия на тебя не действует, то ли лечить у тебя нечего.

– Как это нечего? Я же не вижу ничего, а голова, как чугунная сковорода – хорошо не звенит.

– Сама ничего не понимаю. У тебя нет ни одного нарушения в работе организма. Ты должна видеть.

– Но ведь не вижу, – слезы душили. – А если я так и останусь слепой?

– Может, это дело рук легореца? – подруга погладила меня по руке, утешая. – Надо его найти и узнать, шо с тобою не так. Если он сильнее меня, то вернуть зрение для него пара пустяков.

– Где его искать? – в сердцах всхлипнула я. – Темень страшная, небось, даже оборотни в норы попрятались. Стража промеж лопаток целится, того и гляди стрела насквозь пробьет. Под каким кустом он себе нору вырыл, ты же не знаешь!

– А если покликать?

– Я его имени не знаю. Мне повезло встретить страшно застенчивого легорца – ни лица не покажет, ни имени не скажет. Прямо сплошь загадочный мужчина.

Последние слова выкрикнула с тайной надеждой, что ночной собеседник меня услышит. Но не услышал, или не захотел слушать. По крайней мере, с извинениями не явился и зрение не вернул.

Стало совсем грустно и, несмотря на присутствие подруги, одиноко.

– Эль, – позвала я, с трудом выдирая руку с онемевших пальцев подруги. – Эля?

Ответом мне была тишина. Даже птичьи трели стихли. К треску костра прибавился хруст сухостоя и протяжный плач ушастой совы.

– Эльга! Ты где летаешь?

– Она спит.

Низкий мужской бас напугал. Я оцепенела и только поэтому не заорала.

– Привет, легорец, – собственный голос оказался писклявым и на редкость противным. – Давно ты тут?

Страж осторожно присел рядом:

– Ты не видишь?

– Удивительная прозорливость. Что ты сделал с моей подругой?

Не стоило так разговаривать с легорцем. Но Эльгу заморозили, меня лишили зрения и, если верить словам подруги, недавно убили, так что нотки ярости были мне простительны.

– Ничего, – в голосе стража послышалось удивление. – Я же сказал – она спит.

Я ощупала магичку и съязвила:

– Сидя и с вытянутыми руками?

– Некоторые животные спят стоя.

– Она не животное. И насколько я ее знаю, привычки спать сидя никогда не имела.

– Она спит.

Ярость, злость и страх заглушили чувство самосохранения. В подсознании робкий голос еще пищал от ужаса перед легорцем.

– Что произошло на поляне?

Страж промолчал. Я услышала, как с новой силой затрещал костер. Видимо, легорец, как и магичка, был готов заняться чем угодно, только бы со мной не разговаривать.

– Что. Произошло. На поляне?

– Она не рассказала?

– Она, – я кивнула в сторону Эльги. – Несла какой-то бред про нож и детей.

– Каких детей?

Край плаща легко упал на мою ногу – страж присел рядом.

– Твоих, видать.

Внутренний голос пискнул в последний раз и пропал, от греха подальше закапываясь в глубины подсознания.

– Моих?

– Которых вам рожают ворованные женщины.

Страж не сразу сообразил, что ответить, но быстро сориентировался:

– Мы никого не воруем. Нам достаточно своих.

– Они тоже страшные и в капюшонах ходят? – выпалила я, не придав значения слову «тоже». Но легорец заметил оговорку. Его голос изменился и теперь больше походил на шепот со свистом, чем на мягкий баритон с хрипотцой:

– Тоже?

– А чего вы постоянно прячетесь? Из своей страны, только если кого-нибудь убить и выходите. По городам не путешествуете, живете в лесу, как беглые воры?!

– Кто сказал, что мы не живем в ваших городах? – свист исчез, но голос по-прежнему звучал тихо и зло. – Кто сказал, что мы прячемся? А охраняем мы границы так же, как и остальные расы.

– Охраняют они! – я вжала голову в плечи, ежась от прохладного ветра. – Но ведь ни под каждым же кустом стражник должен сидеть.

– Это трудности и проблемы вашего короля, если у него не хватает людей для каждого куста. А мы привыкли знать, кто переступает границы Легории: пусть то войско или две ненормальные бабёнки.

– Бабёнки? – я вспыхнула от ярости. – Вот, значит как, да? Бабёнки?

Страж вдруг засмеялся – тихо, озорно, будто действительно не хотел будить Эльгу:

– Это тебе за «тоже». Права была твоя подруга – ты ненормальная.

– Это еще почему?

Мало того, что какой-то лесной чудак назвал меня бабёнкой, еще и к сумасшедшим приписал! Вдобавок где-то в груди щелкнула женская ревность: неужели деревенские дурочки всех возрастов для легорца краше, чем молодая спутница магички? Поэтому вчера ночью он меня не убил и не похитил? Страшная для него больно? Ну да, на любителя, но ведь и не совсем уродина?

– Ты на «ненормальные» и ухом не повела, а за «бабенку» чуть не накинулась. Что я должен думать?

– Я, может, привыкла уже. Меня Эля постоянно так называет, особенно, когда сердится.

– А сердится она, судя по всему, очень часто.

– Не твое дело, – буркнула я, осознавая нелепость ситуации.

Не такой уж легорец и страшный. Вон, разговаривает и даже смеется, а то, что лицо прячет – пусть, мне с ним под венец не идти и детей от него не рожать. Да и красота в людях не главное. Вернее, в легорцах.

– Зовут-то тебя как?

– Никак не зови. Лучше ответь – ты совсем не видишь или расплывается все?

– Совсем. Но сначала расплывалось, а теперь совсем.

На меня навалилась тоска – зачем напомнил? Я уже привыкла в полной темноте разговаривать.

– Пройдет. Не шевелись, посмотрю.

Я с готовностью замерла. Теплые пальцы мужчины осторожно откинули прядь моих волос, прикрывающих шрам, схватили за подбородок. Он поворачивал мою голову в разные стороны, будто хотел удостовериться, что она не прикручена на шурупы. Я жалобно заскулила.

– Ты чего? – не понял страж, но руки не опустил.

– Кружится всё.

– Значит, всё.

– Что – «всё?!»

– Зрение восстановилось, остаточный эффект от зелья прошел, скоро сама убедишься.

– Это был чай, – пробубнила я. – Между прочим, от тебя.

– В каком смысле?

– Эльга решила, что ты мог мне привидеться или наколдовать что-то. А я вроде как переволновалась и все такое.

– И поэтому она решила тебя убить? – в голосе легорца послышались незнакомые нотки. – Потому что ты поговорила со мной?

– Не убить, а вылечить. Я могла сама выбраться из капкана корней, а тебя выдумать. Бывает же. Нервы.

– Люди, когда нервничают, легорцев представляют?

– Тьфу ты, – рассердилась я. Страж обладал великолепным талантом меня злить. – Нет, не представляют. Ты издеваешься что ли?

Я услышала смех. Видимо, моя ярость доставляла ему неописуемое удовольствие.

– Не злись, Лориенна, нужно было, чтобы кровь прилила к твоей голове. От этого быстрее проходит недуг. Когда ты возмущаешься, так уморительно краснеешь! Я просто не удержался.

– Сам ты… – выпалила я и замолчала: в черноте начал поблескивать оранжевый огонек костра. – Эй, легорец?

– Что?

Я схватила его за край плаща: а вдруг удерет, где его потом искать? А у меня столько вопросов, что я уже сама половину забыла.

– Я вроде как огонь вижу.

– Говорил же, пройдет.

– Ты, это… капюшон накинь на всякий случай.

– Чтобы ты не испугалась? – он рассмеялся и легко вырвал из рук подол. – Я его не снимал. Повторяю, – спит твоя подруга, а мне рисковать не хочется.

Не верю! Эльга пока ноги не вытянет и одеялом не накроется, не уснет. А тут, прямо сидя у костра, с вытянутыми руками… Если только…

– Ты ее околдовал? – ахнула я.

Отличницу, практикующего боевого мага обычный страж границы два раза за сутки обвел вокруг пальца – заморозил, усыпил и пересек ее защитный контур, даже не поморщившись. Да она съест меня, когда «проснется!»

– Немного. Больно уж она у тебя крикливая. К тому же, ее итак в сон клонило, я только чуть усилил это желание. Ну и легкий паралич добавил, чтобы не упала спиной в костер.

Я вздохнула. И что мне делать? Еще неизвестно кого придется спасать – Эльгу от легорца, когда она на него с кулаками набросится, или наоборот.

– Ладно, пусть спит, – я украдкой посмотрела на стража, но ничего толкового не разглядела. Только темное пятно на еще более темном фоне.

По поляне прошелестел ветер и принес собой далекий крик какого-то зверя. Цикады удивленно замолчали, недоумевая, откуда появился новый гость, но через минуту снова затрещали.

Я заметила, как повернулся страж, будто прислушался к зову хищника, и задумалась. Смотришь вокруг – и лес такой же, и птицы, и животные. Наверняка и нежить бегает та же, что и по всей Нагории. А жители все равно диковинные, таинственные, к ним не подступишься и дорогу не спросишь. И сразу же деревья зловещими кажутся, птицы – чужими, даже ветер под одежду забирается так, словно обыскивает.

– Будешь? – тихо спросил легорец и протянул мне кружку.

Я так и не поняла, когда страж успел заварить чай. Может, он и меня на время усыпляет, а потом будит?

Я приняла кружку, с трудом нащупав ее в темноте, и осторожно принюхалась. Эльгин напиток тоже был ароматным, а последствия как-то не очень впечатлили. Страж будто мысли прочитал, присел рядом и прошипел:

– Это действительно чай.

– Угу, – я улыбнулась и сделала глоток. Действительно чай, только у Эльги тоже…

– Ну как?

– Нормально.

Зрение возвращалось медленно. В свете костра сначала проступили контуры капюшона, затем широкие плечи легорца. Как он видит через ткань? Не в ноги же смотрит, когда по деревьям прыгает или охотится? Или в ткани дырки проделаны?

– О чем вы разговаривали, пока я… спала? – задала вопрос в лоб, втайне надеясь, что страж от неожиданности ответит.

Но он только пожал плечами и спокойно сказал-выплюнул:

– О тебе. И о том, откуда растут руки у твоей подруги. И куда их надо засунуть вместе с ее дипломом отличия.

– Жестко, – я прикусила губу. Теперь понятно, почему Эля так злилась. Мало того, что плевать он хотел на ее могучую магию, еще и отчитал за косоручие.

– Костер тоже ты разводил?

– У того, что горело у вас, ты бы ни за что не согрелась, – страж помедлил, но все же задал вопрос. Да таким тоном, будто сам не верил, что спрашивает. – Ты что-нибудь помнишь?

Я сразу поняла, что он хотел узнать. Рассказать или нет? А если он посчитает меня за сумасшедшую? С чего вдруг на смертном одре он мне приснился? Влюбчивостью я никогда не страдала, а моя, мягко сказать, специфическая внешность научила смотреть на мужчин трезвым взглядом. Взаимные чувства, о которых так много пели менестрели, мне не грозили. Поэтому рассказывать про игру в пещерные догонялки не хотелось.

– Ничего, – ушла от вопроса, ловко прикрывая глаза кружкой. – Звуки, картинки, образы. А что?

Страж вздохнул и, помедлив, заговорил:

– Легория – нетронутое место, чистое. С начала времен на этой земле пытались жить люди, орки, тролли, гномы, даже эльфы. Но всем им пришлось уйти.

– Почему? – робко спросила и прищурилась: разглядеть в темноте собеседника оказалось трудной задачей.

– Земля не принимала их. Выживать здесь научился настолько малочисленный народ, что о его существовании никто не знал или не помнил. Они назвали это место «legoria», что значит – «дающая жизнь». А ее жители стали…

– Легорцами?

Страж кивнул:

– Легорцы были умны и проницательны. Они научились использовать силу земли и в совершенстве овладели магией природы. Чем сильнее они становились, тем больше была их жажда к знаниям. Но у legoria были свои законы – все, кто живет здесь либо принимают ее условия, либо изгоняются навсегда.

– Какие условия?

Я перестала понимать суть рассказа: как земля может диктовать правила? Каким образом она это делает? У дерева вырастает рот и вещает по пунктам требования?

Страж тяжело вздохнул и отпил из чашки остывший чай:

– На этой земле нельзя умереть, она «legoria», зато за ее пределами – очень даже.

– То есть, – до меня медленно начал доходить смысл слов. – Если легорского воина ранят, например, в Дор-Атоне, и он успеет добраться сюда, то…

– Он исцелится, раны затянутся. Он будет жить до тех пор, пока не переступит границу.

– А если выйдет – умрет?

– Если рана была смертельной, да. При пересечении тумана она откроется, даже если здесь зажила до еле заметного шрама.

– Целая страна упырей! – с чувством пробормотала я.

– Нет, не упырей. Скорее, это отложенная смерть.

– Упыриная смерть? Вам хочется мяса, крови или, может, сожрать соседа?

– Нет, Лориенна. Мы не упыри. Просто здесь никто не умирает.

– А как же старики? – ужаснулась я. – Как живут они?

– Когда приходит время, лодка уносит их вниз по реке за границу.

– Но это ужасно! Как можно добровольно уйти из жизни? Плыть и знать, что за поворотом или на излучине ты умрешь?

Капюшон покачался из стороны в сторону. Из-под ткани раздался тяжелый вздох измученного школьниками учителя:

– Они проживают долгую и счастливую жизнь. И живут ровно столько, сколько захотят и сами принимают решение, когда им уходить.

Я замолчала. Костер лениво потрескивал, пламя дрожало и тянуло к небу огненные языки. За время разговора зрение восстановилось – я прекрасно видела и легорца, и Эльгу.

– Зачем ты мне это рассказал?

Мой вопрос разозлил стража – он сжал кружку так, что пальцы побелели.

– Потому что ты умерла в Легории.

Перед глазами запрыгали темные пятна. На миг показалось, что сердце перестало биться, а в груди вырос кусок льда. Но надежда еще тлела где-то внутри. И только это чувство не позволило сойти с ума.

– Ты сам говорил, никто, кроме легорцев не может жить на этой земле. Значит, меня это правило не касается?!

– Никто не мог раньше. Время меняет правила.

– А ты уверен, что я умерла? Может я потеряла сознание или уснула?

– Уверен. Как уверен в том, что ты Tsura.

– Это еще что значит?

Я не смогла сдержать слезы. Мир рушился на части, разбивался на осколки. Такие мелкие, что как ни старайся собрать не получится.

– Это значит, Лориенна, что ты «Tsura legorunum, quod lucеvita».

– Что это за тарабарщина?

– На вашем языке – «та, что хранит свет жизни». Жрица.

Язык прилип к нёбу от удивления и негодования, слезы высохли. Я залпом допила чай и повернулась к легорцу:

– А ошибиться ты никак не мог?

Страж вздохнул и начал рассказ заново, более подробно…

Картина вырисовывалась не очень оптимистичная. Даже мрачная.

Со слов легорца, раз каким-то чудом земля меня исцелила, значит, для чего-то я ей понадобилась. Потому я буду жить здесь, пока не узнаю причину моего воскрешения или пока не решу умереть. Тогда меня спустят по реке. Более того, я должна буду посетить древний храм, где приму сан жрицы и буду петь хвалебные песни природе от рассвета и до заката, а иногда даже по ночам. Мне выделят дом, мужа, корову и личного телохранителя, которого я могу использовать как хочу, когда и где захочу, без оглядки на чувства новоиспеченного супруга. А если я допеку кого-то из этих двоих, и он решит уйти по воде, мне выдадут другого. Ах да, – Эльге придется найти пропавших женщин самой, вернуться домой, забыть, что она здесь видела и что у нее была когда-то подруга, иначе ей помогут это сделать.

– Ни ши-ша! – громко заявила я сразу, как страж замолчал. – Я не согласна.

Легорец так удивился, что потерял осторожность: между капюшоном и завязками плаща мелькнул гладко выбритый подбородок, темный от бронзового загара.

– Ты – что? Не согласна?

– А что в этом такого? Да, не согласна, – я поставила кружку на землю, продолжая буравить взглядом капюшон. – Я не хочу ваших почестей, не хочу здесь жить, не хочу быть жрицей и кем бы то ни было еще. Я не хочу жить ни с одним мужчиной, ни с двумя, ни с любым другим количеством. Я найду пропавших женщин и уйду отсюда куда подальше.

Легорец выругался, да так витиевато, что меня посетила мысль – он был знаком с орками очень близко.

– Ты понимаешь, на что себя обрекаешь, Лориенна?

– И на что?

Его удивление прошло, страж замолчал. Он внимательно разглядывал меня, а я во все глаза осматривала капюшон. Видимых дырок в ткани я не заметила, если они и были, то магические.

– Я хочу и дальше колесить по стране, вляпываться в неприятности и слушать нравоучения Эльги. Поэтому поищите другую кандидатуру на столь почетный пост легорской жрицы. В Нагории много отличных магов и целителей, да и Эльга не так проста, как кажется на первый взгляд. Как-нибудь, кто-нибудь меня да подлатает.

Страж тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и коротко выплюнул:

– Нет.

– Что «нет?»

– Ты не понимаешь, они не успеют. Никто не успеет. До ближайшего головастого травника неделя пути на лошадях.

– Неправда, – упрямо отрезала я. – Целителей в Нагории много.

– Много. Но «какой-нибудь» не подойдет. Нужен сильный знахарь.

– Не уверена.

– Тогда проверь! – вспылил легорец. Сильная рука вцепилась в мое плечо и встряхнула так, что зубы щелкнули. – Ты думаешь, мы тут все радостно в ладоши хлопаем, узнав, что жрицей легорцев станет человек? Да случись, что мы ошиблись, с почестями проводили бы вас до границы и вслед платочками помахали. А в подарок сами ваших телок пропавших нашли, бантами украсили и на блюдечке подали.

– Женщин, – машинально исправила я и поморщилась от боли.

Ну и хватка у этого легорца, как щипцами кузнечными зажал!

– Я имел в виду коров!

– Хватит мне указывать!

– Давай, иди, попытай счастье за границей. Только я больше тебя спасать не буду, сама выпутывайся.

Страж разжал пальцы, и я с наслаждением потерла руку. Синяк будет на все плечо!

– Значит, ты меня спасал?

– Да!

– Воткнув нож в грудь?

– Да!

– Странное понятие о спасении в Легории! Может, ты просто хотел меня добить, а я взяла и выжила?

Страж замолчал. Видимо, боролся с желанием прибить меня на месте. Я даже услышала, как скрипнули стиснутые от ярости челюсти.

– Ну же? Открой тайну – зачем ты меня убил?

– Это был ритуал посвящения! – голос легорца прогремел по поляне и распугал птиц. В ветвях удивленно ухнул филин.