Баба Яга. Испытательный срок

– С мёдом? – Нехорошо прищурился Крес, старательно отводя взгляд от обнаженного богатыря. – Что ж, давай.

Василий воодушевился, сжался в комок и… завыл. Проникновенно так. У меня аж уши заложило.

– Вася? – перепугалась я.

– Ладно, давай без меда. – Озадачился Крес.

– У-и-у-у! – Откликнулся домовой, закрутился волчком, посшибал ведра, а после с натугой зашипел. Аж вены на теле богатырском вздулись.

Мы с Синеглазкой растерянно переглянулись и уставились на беснующуюся нечисть с нескрываемым удивлением.

Наконец Вася издал звук, сильно смахивающий на рев взбешенного лося, и ничком повалился на пол. Чуть не снёс лбом печь, но это мелочи.

– Скажешь, это тоже не ты? – Крес ткнул пальцем в неподвижного домового, изображавшего хладный труп, и с укором посмотрел на меня. – Или так и должно быть?

– Понятия не имею. Но это точно не я!

– Не получается-а! – Завопил вдруг Вася в дощатый пол. – У-у, вредина! Сглазила-а!

– Я? – Неподдельно удивилась я.

– Она? – Без удивления (что обидно!) переспросил Крес.

– Марка! Растудыть её тудыть! – Взревел домовой и перевернулся на спину. Глаза у него при этом были такие несчастные, что я сама чуть слезу не пустила.

Крес поморщился и отвернулся. Мне же играть в оскорбленную невинность было некогда – нечисть сломался, надо чинить!

– Васенька, Вася-а! Ты спятил? Уже?

– Я застряа-ал! – Домовой посмотрел на меня с тоской и, оглядевшись, предусмотрительно положил на пах пушистый веник. – О-о! Змея-а подколодная-а!

– Видимо, малиновый отвар мы попьем позже. – Крес нетерпеливо постучал пальцами по столу и добавил. – А теперь по очереди и медленно – что происходит?

На этот раз мы переглянулись с домовым более выразительно, и по молчаливому согласию последнего я взяла слово:

– Мне подложили амулет на смерть. Вася его принес, и мы его хотели уничтожить. С маленькой поправкой – вернуть почесун в подарок. Я все сделала правильно! Честное слово! Но теперь, видимо, Вася не может стать собой, потому как застрял в этой личине.

– Всё правда. – Поддакнул домовой с пола. И добавил. – У-у-у!

– А причем тут Мара?

– Так она же, змеюка, на нас со стола смотрит! – Насупился Василий.

– Где? – Мы с Кресом одновременно склонились над столом, тюкнулись лбами и с той же прытью выпрямились.

Синеглазка великодушно махнул рукой, приглашая меня первой посмотреть на лужу – единственное на столе, что не тронул колдовской сквозняк. Я приглашение приняла (в конце концов, это моя изба!) и уставилась на воду. На мокрых дубовых досках явственно проглядывалось лицо. Женское. Широкие скулы, нос, круглые глаза. Сказать точно, что это была Мара, было сложно – мало ли вокруг щекастых девок?! Почитай, все Заразы. И это если не считать окрестные деревеньки и приезжих. Вот если бы свечи остались стоять, огонь Нави помог разглядеть лицо лучше, а так…

– Домовой прав. – Угрюмо поддакнул Крес, едва взглянув на лужу.

– Не уверена.

– Я увере-ен! – Чуть не плача влез Василий. – За шо-о???

– Не забывай, что амулет для меня готовили. – Пожалела я домового. – А тебя просто задело. Случайно.

Крес посмотрел на меня с прищуром и поинтересовался:

– А что за заговор ты читала?

– На опознание. Хотела увидеть, кто меня сжить хочет.

– Узнала. Теперь что?

– А теперь почесун ей дожелать надо-о! – Всхлипнул домовой и сел, целомудренно прижимая веник к паху. Вот что значит людская нечисть – даже в чужой личине традиции человеков блюдет.

– Не стоит. – Крес пожалел девку, а меня вдруг злость взяла. Да такая сильная, что я зубами заскрипела от ярости. Крес мельком на меня глянул и отвернулся. Только уголки его губ тронула улыбка. Или мне показалось?

– Стоит! – Разъярился домовой. – Почесун – даже мало! И хворь наслать, и типун на весь язык, и вшей! Да пожирнее!

– Вася, а ты у нас злой, оказывается? – Меня так и подмывало похлопать обнаженного богатыря по плечу, но дотрагиваться до него при Кресе я не стала. Бес знает, какие у них там, в Нави, законы между супружниками. Вдруг мне на противоположный пол даже смотреть нельзя? С другой стороны, он сам нечисть в мой дом пригласил. Причем, на постоянное проживание!

– О чем задумалась, Яга?

Голос Креса вернул меня в избу. Я смущенно зарделась и выпалила:

– Возьму остатки силы амулета и направлю на Марку через Васю. Должно помочь.

– Должно? Должно??? – Взвизгнул домовой. – А ежели не поможет, я в таком уродливом виде свой век коротать буду?

– Я же как-то справляюсь. – Буркнула я.

Крес нахмурился и как-то сразу помрачнел. Вася же схватился руками за голову и тихо застонал. Знаю-понимаю! Тяжко о таком даже думать, но ничего, исправим. Всё исправим.

– Не боись. – Коротко выплюнула я и спешно кинулась собирать нужные для ворожбы травы.

ГЛАВА 3

Сбор занял куда больше времени, чем я рассчитывала: домовой слишком рьяно отнесся к своей новой должности и умудрился распихать мои запасы по чердаку, полкам и закуткам по одному ему известному принципу. Я даже не подозревала, что в моей маленькой избе столько потайных мест. Целые царские палаты, звери-человеки!

Крес наблюдал за моими метаниями из-под ресниц и молчал. Вася скулил. Выглядело это донельзя комично, но зубоскалить я себе не позволила – нанесу домовому душевную травму и потом сама же с ним, травмированным, век коротать буду. А на что мне сбрендивший домовой? Мне и себя неадекватной хватает за глаза.

– Вася, садись уже сюда. На лавку. Давай! – Я все же решилась и потянула домового за руку. – Вставай и садись! О, звери-человеки!

Рука нечисти оказалась горячей и какой-то каменной – ни сжать, ни ущипнуть. Но как бы я ни дергала, сдвинуть с места домового не могла: вместе с личиной богатыря Василий скопировал и вес оного. Гора мышц хныкала и перемещаться отказывалась. Крес тоже помогать не торопился, только смотрел на меня, глаза щурил и как-то подозрительно ухмылялся.

– Вася, я все сама должна делать? Не будь бревном!

– Что именно делать? – Послышался с улицы знакомый голос. Занавески зашевелились, и в окне показалась наглая рыжая морда.

Мы дружно воззрились на Береса. Берес на нас.

Не знаю как Крес, а я впечатлилась: каким образом Огненный пес провернул такой кульбит? Курячьи ноги поднимали мой дом над землей на добрую косую сажень. Не крылья же пес отрастил, в конце концов, чтобы в избу заглянуть? Или он по стене вскарабкался?

– Берес. – «Поздоровался» Крес. И перевел хитрющий взгляд на меня.

– Хнык. – Присоединился к приветствию обнаженный Василий.

– Эм-м, – пес оглядел избу и со стуком опустил челюсть на подоконник.

Я быстренько прикинула, что обо мне подумал Берес, лицезрев в избе меня, моего мужа и заколдованного домового, одетого в веник, и густо покраснела.

– Это я интересно зашел. – Подтвердил мою догадку Берес. – Крес, ты видишь то же, что и я?

– Да. И я потрясён. – Подлил масла в огонь муженек.

– Хнык. – Согласился домовой. Ибо пребывал в том же состоянии.

– А как это понимать? – Не унимался ошарашенный пес. – Яга, ты что …проказничаешь?

– Я?! – Я спешно разжала пальцы. Рука богатыря со стуком упала на пол, и Вася снова захныкал, но на этот раз от боли.

Надо срочно что-то предпринять! Пока по Серому лесу слух не пошел о безрукой Яге, что ворожить не умеет. Это же какой стыд – заколдовать собственного домового!

– Я нечаянно!!!

Крес скрыл улыбку за кашлем. Берес крепко задумался. Домовой продолжал всхлипывать, размазывая слезы по щекам и заодно по широкой мощной груди.

– Она нечаянно. – Крес многозначительно посмотрел на Береса. – Как тебе?

– Да-а! – Подтвердил домовой. – Случайно так вышло-о…

– Вот видишь! – Через силу улыбнулась я, одновременно прикидывая, хватит ли этого «нечаянно», чтобы не подорвать авторитет Яги. Думаю, маловато будет. – Я все исправлю!!!

Вот теперь точно хватит.

Пес несколько раз моргнул, шепотом повторил мои слова и осторожно произнес:

– Он же рыдает. Это что же ты с ним такое делала, Яга?

С первого раза и не объяснишь что! Сама не понимаю как и где ошиблась. Может, молния с темпа зачитки заговора отвлекла? Да и горюнится домовой тоже не просто так. Не поймет Огненный пес, что значит застрять в одной-единственной личине. Я пойму, а он – нет.

– Я всё исправлю. – Уверенно заявила я. – Хочешь совать любопытный нос в чужие дела, обращайся к Кресу. Мне не мешай.

– А побратим тут при чём?

– Он Васю ко мне отправил, с него и спрос. – Решила я. – Мне некогда.

Уши Береса упали, взгляд черных глаз заволокло дымкой мыслительных потуг:

– Крес? Сам? Для тебя?

– То есть, это я виноват? – Изогнув бровь коромыслом, поинтересовался страж.

– Да и да. – Гордо произнесла я, отвечая сразу обоим побратимам. – Вася сказал, что ты тоже был «за».

Берес клацнул клыками, возвел глаза к потолку, подумал и протянул:

– Я-а?

– Домовые не врут, так что выходит, что ты. А сейчас оба на улицу, живо. Я с Васенькой закончу и вас позову.

Крес послушно вышел из избы. Берес из окна.

Через несколько мгновений я услышала ошарашенный бубнёж пса:

– Куда катится этот мир? В наше время такого стеснялись, а тут нате-ка, сам богатыря своей супружнице привел! Кре-ес, подь сюда! Разговор есть…

ГЛАВА 4

Истошный вопль Васеньки переполошил, наверно, пол-леса.

Если в первые пять попыток заговора домовой просто тихонечко стонал от отчаянья, то на шестой сдался и высказал всё, что думает обо мне и моих способностях к ворожбе, используя только одну руну «А», зато во всех тональностях. Я заорала в ответ, ибо нечего на меня давить! Если так вот драть глотку, то колдовать от этого я лучше не буду, а совсем даже наоборот.

– Яга-а! – Горестно вопил домовой, заламывая руки и возводя глаза к новеньким, свежевылупившимся ветвистым рожкам. – За что-о?

Я уже приготовилась выдать оправдательную речь, даже открыла рот, но тут же его захлопнула – говорить было не о чем. Сама виновата! То ли со страху травы опять перепутала, то ли с темпа зачитки сбилась. В любом случае Васенька к шестому заговору изменился непередаваемо: позеленел, убавил в росте в два раза, полысел и обзавелся (по очереди) хвостом, копытами, а теперь и рогами. Не знаю, как выглядят бесы, но чую, примерно вот так – нелепо и малоприятно.

– Верта-ай! – Причитал домовой, подвизгивая на «а». – Верта-ай все в зад! О, зачем я сюда пришел?! Зачем согласился на сытую жизнь и теплую печь?

Я принюхалась к пучку трав, перевязанному красной лентой – точно зверобой. Как пить дать! Не могла я перепутать, никак не могла!

Рассвет, как назло, уже медленно окрашивал макушки деревьев оранжевыми сполохами. Соловьиная трель разносилась на несколько верст. Еще немного и лес наполнится криками птиц и животных – бодрых и выспавшихся. Одна я буду украдкой в кулак зевать.

Малодушная мысль – улечься спать и заняться заговором на свежую голову, проскочила и исчезла: домовой за это время сойдет с ума окончательно. У него и так уже подозрительно дергался глаз.

– Скоро? – жадно поинтересовался Василий, исчерпав запас причитаний о своей нелегкой судьбе.

– Почти готово. – Я наскоро собрала травы, расставила свечи. На всякий случай перепроверила каждый пучок по два раза. Сейчас главное с темпа зачитки не сбиться. На этот раз всё получится. Точно получится! Потому что больше я колдовать не смогу – глаза слипаются, а в висках уже стучит от Васиных воплей.

– Я готов. – Домовой забрался на лавку, поболтал ножками, прижал к рожкам длинные оленьи ушки (единственное, что осталось своего от прежнего облика) и уставился на стол таким несчастным взглядом, что меня накрыло острым приливом жалости.

– Тогда начнём. – Я размяла руки, похрустела пальцами, как любил это делать Крес, закрыла глаза (не просто закрыла, а зажмурилась от греха подальше) и на выдохе зачитала:

– Как течет вода студеная,

Горит огонь жаркий,

Тлеет трава сушеная,

Дует ветер зябкий…

– А шоб она окоченела, окаянная! – Вставил домовой.

– Так злоба, в амулет вложенная,

Соберется, вернется сторицей…

– Так ей и надо. – Пыхтел Вася. – Мно-ого насылай, Яга!

Я головой помотала, но с читки не сбилась. Вроде бы.

– Человек ты или колдун,

Пусть накроет тебя почесун. Я сказала!

– От так-то! – Окрысился Вася и, судя по звуку, потер руки. – Будешь знать!

Я открыла глаза и уставилась на домового. Домовой на меня.

Первые мгновения ничего не происходило, потом знакомая волна Силы ударила в лицо, шевельнула прожженные занавески и скрылась в утреннем тумане. Ушла, родимая. Ну, держись, Марка!

– Вася? – Я перевела взгляд на домового. – Не наблюдаю изменений. Ты как?

– Пробовать боюсь, вот как. – Честно признался нечисть. – Сердце слабенькое, душа хиленькая. Еще одного разочарования я не выдержу.

– А ты пробуй, Васенька, пробуй. Иначе у меня терпение лопнет, и я сама попробую! Или еще хуже – не буду пробовать, таким красивым на век и останешься!

Домовой угрозе поверил, сжался в комочек и …исчез. Я аж выдохнула. И тяжело опустилась на лавку. Сработало! Не знаю как насчет внешности, но некоторые способности нечисть вернул. И то хлеб!

Я еще немного подождала, воплей страдания от Васеньки не услышала и решила, что заговор прошел успешно. С тоской осмотрела заляпанный стол, изгаженный пол да замызганные стены и решительно полезла на печь. Спать. Укрылась стеганым одеялом, закрыла глаза и провалилась в дрёму. И уже на границе сна вдруг поняла, что черные свечи зажечь все-таки забыла. Но ведь сработал заговор? Сработал. Вот и ладненько…

Спала я на удивление хорошо: легкий ветерок из окна приносил прохладу, а шелест веника по полу был слаще колыбельной – будто вода Серебрянки шуршала о камни и убаюкивала. И не просто шуршала, а еще и покачивала на волнах – теплых, перьевых. Если бы Крес с Бересом на улице целый день не переругивались, вообще хорошо было бы.

Василий, в отличие от нерадивой меня, глаз не сомкнул: со стола убрал, избу выдраил, занавеску заштопал. Но на глаза не показывался. Обиделся что ли?

Я помассировала виски, прогоняя остатки сна, и, соскочив с печи, побрела умываться. Целый день проспала. Но ничего, я давно хотела сбор пополнить, а некоторые травы как раз ночью собирать нужно. Вот этим и займусь.

– Василий, завтракать будем?

– Кому завтрак, а кому уже ужин. – Сообщила мне печь строгим мужским голосом.

Я поразмыслила над ответом и приняла решение не обижаться: Васенька столько натерпелся в первый рабочий день, что не каждая нечисть за всю жизнь прочувствует. Его понять можно.

– Тогда ужинать будем. Креса с Бересом зови.

– Поели уже. – Снова буркнула печь.

Я покосилась на дверцу топки и серьезно добавила:

– Тогда ты садись. Отвара малинового хоть попьем.

Печь задумалась. Покряхтела поленьями. На стол перепрыгнули глиняные чашки и котелок с ароматным отваром. Что ж, я уже была на полпути к прощению.

– Страж по крыше целый день носится. – Домовой появился на лавке размытым облаком, присоединяясь к трапезе. – Черепицу поправил и новых дыр чуть не понаделал сапожищами своими! Петуха железного с конька снес, когда чуть не упал. Уж лучше бы упал, красивый был.

– Крес? – Не поняла я.

– Петух. А пес его не умолкал, болтал и болтал. Голова уже пухнет…

– Петуха? – Окончательно запуталась я.

– Стража. – Окрысился домовой. – Яга, ты соберись, а?

– Спасибо, Васенька. – Я перелила отвар в чашку, одновременно краснея и поражаясь крепости своего сна: ничего не слышала. Удивительно.

– Что дальше делать собираешься? – Не унимался Вася. – Как исправлять несправедливость будешь?

Я успела поднести к губам кружку, как удивленно застыла: что исправлять-то? Петуха обратно прибить? Или к Кресу со спины подкрасться и уже столкнуть его с крыши, чтобы наверняка?

И тут изба резко накренилась. Заскрипели доски, с полок посыпалась посуда, ведра грохнулись на пол, покатились заготовленные на ночь дрова. С крыши голосом Креса прозвучала тирада на редкость отборной непристойности.

– Звери-человеки! – Завопила я и, потеряв равновесие, врезалась боком в стену, чудом удерживая отвар от трусливого побега из кружки, а накренившийся стол от расплющивания невезучей кикиморы. Плечо заныло, придавленное лавкой колено тоже. Я скосила взгляд на ставни и поблагодарила всех богов сразу за то, что не вывалилась из окна, а благополучно в нем застряла. Занавеска услужливо загнулась, открывая вид на улицу и перепуганного Береса, предусмотрительно улепетывающего в сторону Серебрянки. Только рыжий хвост и мелькал над травой. Черепица посыпалась на землю дождем. Перед моими глазами мелькнули сапоги, и на землю рухнул Крес. Ногами вверх. С потоком еще более отборной ругани. Следом спикировал серебряный топор и с противным «хрюп» во что-то вонзился. Ругань прервалась. Исполнилась мечта домового?!

Русалки, выглядывающие из реки, меня расстроили окончательно: Брегина с подружками аж икали от хохота, осматривая покосившуюся избу, ошарашенную меня, застрявшую в оконном проеме, и медленно звереющего Креса, между ног которого многозначительно блестел топор. Вот интересно, если Кащею отрубить часть тела, она отрастет? Судя по бешенству в синих глазах, нет. Иначе чего так свирепеть?!

Я выдохнула, удостоверилась, что супруг жив (и все его органы на месте), влезла обратно в покосившуюся избу и осмотрела кучу барахла, прижимавшуюся к стене. Как я умудрилась не облить себя кипящим отваром? Вот повезло!

– Все живы? – Заорала я.

И тут изба снова выпрямилась. Ведра, дрова и посуда повторили свое грандиозное поползновение, но на этот раз в обратном направлении. Крес снова обрел голос. Берес выражаться не стал, лишь подтвердил солидарность громким «Ох, ты ж!» откуда-то из кустов, а хохот русалок перешел в истерическое хрюканье. Я повопила еще немного, дождалась, когда пол перестанет раскачиваться под ногами и осторожно переставила кружку с кипятком на стол. От греха подальше. Вернее, от меня подальше.

– Яга-а! – Заорал Крес с улицы. Злобно так заорал. Будь сейчас рядом, точно огрел бы чем потяжелее, не задумываясь.

– Вася-а?! – В тон супругу откликнулась я. – Что это было, звери-человеки?!

Васенька появился передо мной знакомым облачком, поставил на место лавку, поправил стол и принялся невозмутимо собирать осколки посуды, бодро орудуя охапкой сухих прутьев. Если не присматриваться, казалось, что в избе из живых всего двое – я и одичавший веник.

– Вася???

– Скажи, хозяйка, – подал голос мой нечисть, старательно прочистив горло. – Ты слепая немного, да? Я просто не знал. Ежели знал, то подготовился бы, не сумневайся.

– Это еще к чему?

– Дык это… Лицо Марки перепутать со срубом – это надо шибко плохое зрение иметь. Очень плохое. Прямо отвратительное зрение. Она много чего натворила, понимаю. И тебя ни в коем разе не осуждаю. Но я что тебе сделал? Из-за Яшки меня наказываешь? Ладушки. Принимаю и это. Но ты хоть ругай вслух тогда, а не подлости исподтишка делай. Яга ты или баба мстительная?

Я поняла, что ничего не поняла и рассердилась уже по-настоящему:

– Да что происходит?!

– Что? Что??? А вот что! – В отчаянии закричало облачко и уплотнилось.

Я воззрилась на новый облик домового и недоверчиво икнула:

– Вася?

– Вася, Вася. – Недовольно буркнул Василий. – Вася – это я. Зуб даю.

Поздравляю, кикимора, ты сама себя переплюнула! Отрастить домовому рога да копыта – легко, превратить его же в богатыря – было дело. Но это…

– Что, хозяйка, самой не верится? – отбросив в сторону веник, поинтересовался… козел. Натуральный такой козел. Только мелкий, чуть больше кошки! И пегой как корова. Я аж присела, рассматривая длинную шелковистую шерсть, два винтовых рога, маленькие красные глазки, длинную бородку и знакомые оленьи уши.

– А теперь представь, какого мне?! – Взвизгнул домовой. – Даже не знаю, что хуже – быть богатырем или травоядным! Я уже на репу засматриваюсь!

Я возвела глаза к потолку. Что хуже: застрять в личине человека или милого козлика? С копытами по дому хозяйничать несподручно, боюсь даже представить, чего стоило Васеньке занавеску заштопать. С другой стороны, какая бережливость: капустой да морковкой погреб забил – считай, зима сытая.

– Ты всерьез думаешь над ответом? – Взвился нечисть, потрясая винтовыми рогами. – Ты издеваес-ся?

– Вася, – я отмерла и всплеснула руками. – Васенька..!

– Шо?

– Я всё исправлю!

– Мэ-еня? – Проблеял козел, подпрыгнул от ужаса и замотал башкой, рогами и хвостом одновременно. – Опя-ать?

– Но, Вася…

– Не надо! Не стоит, Яга! Ты знаешь, я тут подумал, – мне и так неплохо! Ты живи, колдуй, ворожи, не беспокойся… Пото-ом, зим эдак через триста всё исправишь. Как опыта наберешься… Не раньше. Раньше не надо.

– Ага. – Я все же села на лавку, с тоской осмотрела покореженную избу: тати с меньшим уроном села грабят! Плохая из меня Яга выйдет, очень плохая. Отвратительная.

Домовой поставил веник в угол и побрел к печи, на ходу принимая обычное состояние туманного сгустка:

– Тем более, у тебя есть что исправлять…

– Да-а? – Я уставилась в одну точку, сгорая от стыда. – И что это?

Облачко тяжело вздохнуло и растворилось.

– Что исправлять-то? Что я еще сделала?

– Яга-а! – Истошно заорал Берес с улицы. – Ты выйдешь али как?

Я от неожиданности подскочила и высунулась в окно чуть ли не по пояс. Вот дурная голосина! Пол-леса на уши поставит!

– Чего орешь? Где Крес?

– Ушел. Избу в порядок привести надо. – Огненный пес склонил башку на бок как большая… собака. И с интересом уставился на мой дом.

– Вот именно! – Поддакнула печь. – Иди и исправляй!

Я охнула и рванула к двери. Хотела перепрыгнуть через вёдра, но забыла, что с недавних пор имею в наличии всего одну гнущуюся ногу, и запнулась. Вёдра разлетелись, я заорала от боли, но все же умудрилась выскочить на улицу и даже скатиться по лестнице не получив ни единого перелома. Проковыляла несколько шагов к Огненному псу и только после этого развернулась, чтобы осмотреться.

– Звери-человеки? – Подсказал Берес, оценив мое вытянувшееся лицо. – Или используешь выражения Креса? У него заковыристее ругаться получается.

Кошмар и ужас!

Я перевела взгляд на Огненного пса, опять посмотрела на дом и определилась:

– А-а-а!

– Тоже неплохой вариант. – «Похвалил» меня Берес. – Только орать смысла нет. Уже поздно.

Год! Уже год я жила в этой избе. Я здесь спала, плакала и смеялась, колдовала и испытывала зелья, принимала гостей, их же выпроваживала, подметала пол и топила печь. Я высаживала ромашки по всей поляне, смахивала землю со столбов, на которых стоял мой дом, и восхищалась искусно вырезанными на них перьями. Я гордилась своей избой! И я её сломала!

– Это я их… – Я оценила размер угрожающе топорщившихся острых когтей и ткнула пальцем в огромные куриные ноги, в которые превратились столбы. Произнести «заколдовала» у меня язык не повернулся.

– Не переживай, изба всё ещё живая. – Как бы между прочим откликнулся Берес.

Всё еще живая. Живая?! «Всё еще?»! А кто-нибудь мне догадался сообщить, что мой любимый дом был живым, а те самые ноги – настоящими? Нет! Никто даже не намекнул! А я не заметила. Как я могла не заметить такие лапищи? Они же огромные, что дуб у Нижнего озера!

– Ей такое нипочём, она ж прямиком из Нави. – С гордостью продолжил огорошивать меня Берес. И только оценив размер моих вытаращенных глаз, с недоумением поинтересовался. – А ты не знала?

– Откуда? – Завопила я в священном ужасе.

– Это же понятно как день! Яга – баба мудрая, как про тебя прознала, с Кресом поболтавши, так к тебе свою избу и отправила. У тебя ж её гримуар. Там про избу не написано что ли?

– Ко мне-е? – Я оглянулась, но ни Креса, ни топора на поляне не заметила. – Отправила?!

Огненный пес возвел глаза к усеянному звездами вечернему небу и, тщательно проговаривая слова, процитировал:

– «На постоянное место жительства и в собственное владение». А мы уже до ума её довели – подлатали, охранные амулеты поставили, заговорили заново. Чтобы, значицца, под стать тебе было.

Ох..!

– А почему она не двигалась до этого?

– Так приказу не было. – Нахмурился Берес. – Ты не подумай, избе ты тоже приглянулась. Навьи дети кого попало к себе не подпускают.

Ноги окоченели и приросли к земле, в голове шелестел ветер, мгновенно выдув все мысли.

– Она живая. – Произнесла я вслух. Больше для того, что бы понять и принять услышанное.

Изба (зуб даю!) вздохнула, вздрогнула бревнами так, что солома посыпалась и, вытащив одну ногу, почесалась. Потом ещё раз. И ещё.

Звери-человеки! Я направила почесун на избу? Свою избу? Свой маленький уютный любимый домик на курьих ножках я заразила блохами?!