Под кожей

Нет, не вниманием мужчины. Хотя правда в том, что за семь лет супружеской жизни я не получала ни одного букета цветов от какого бы то ни было поклонника. Иногда мне казалось, что в нашем с Балашовым окружении для всех мужчин я некий неприкосновенный предмет. В окружении, где от грязных историй болели уши, где брак никогда не являлся преградой для «приключений», я ни разу не получала двусмысленных предложений. От меня вообще предпочитали держаться на почтительном расстоянии.

Я никогда не выставляла своих чувств к Балашову напоказ. Черт его дери, он приучил к тому, что даже перед ним самим я держала свои чувства в узде. Возможно, в нашем окружении меня считали ледышкой, вот и все, но своей неприкосновенностью мне, твою мать, стоило бы гордиться.

А теперь я получаю двусмысленное предложение от мужчины, которому в обычных обстоятельствах разве что плюнула бы в кофе.

Делать двусмысленные предложения замужним женщинам само по себе означает поиск одноразового, возможно, двухразового секса, и я не думаю, что прокурор Алиев – исключение из правил. В обычных обстоятельствах я бы порвала эту записку на мелкие клочки и спустила бы в унитаз. В обычных обстоятельствах…

Теперь в моей жизни больше ничего обычного нет. Об этом напоминает боль в мышцах после двух дней наедине с собой. Уединение, после которого я чувствую себя так, словно по мне проехался грузовик.

А в душе… там у меня крошечный огонек азарта, ведь мне сложно представить, чтобы этому красивому дагестанцу когда-нибудь отказывали.

Я прячу записку в сумку, а спустя час трамбую корзину в багажник своей машины. Запах свежих цветов действует на меня, как мешок по голове. Слишком живой, слишком настоящий. Напоминающий о том, что у меня есть органы чувств и они работают, просто последние два дня мои голова и тело жили по отдельности.

Теперь же мне хватает заряда, чтобы после часа, проведенного за ноутбуком, отправиться в торговый центр и побродить по мебельным отделам. Столы, стулья. Детская кровать. Мне придется все выбрать самой, без участия Саби, ведь я хочу, чтобы в квартире все было готово к тому времени, как… я заберу дочь…

В десять вечера я смотрю на источник одуряющего цветочного аромата, сидя на полу у стены с чашкой чая в руках.

Ветер за окном здесь, в пустом необжитом пространстве, кажется чьим-то воем. Погода испортилась окончательно, вслед за ветром по стеклу ударяет дождь, но между мной и окном, посреди комнаты, громоздится корзина с цветами. Вызывающе огромная, яркая и красивая.

Кутаясь в плед, пытаюсь решить: десять часов ожидания – это достаточный промежуток времени для прокурора Алиева, чтобы получить от ворот поворот?

Чутье подсказывает, что вполне, поэтому, порывшись в складках пледа, достаю оттуда свой телефон.

Глава 9

«Для нас с вами нейтральной территории не существует», – отправляю сообщение.

В мои планы не входило ждать ответа или волноваться по этому поводу, но реакцию получаю через минуту.

«Карина?»

Мне вообще не стоило пользоваться этим телефонным номером. Лучшим ответом на предложение, которое я получила, стало бы молчание, поэтому любой мой ответ – это… флирт…

Мое имя на дисплее впрыскивает в кровь крошечную порцию той самой капризности, которую я преимущественно подавляю. Это делает меня лучше, но сегодня решаю уступить своей вредной причуде, потому что азарт никуда не делся.

Закусив губу, набираю ответ:

«Да, это Карина. У вас их много? Мне уточнить фамилию?»

«Нет. Лучше снимите запрет. Я стану постоянным клиентом», – получаю в ответ на свою провокацию.

«Запрет остается», – сообщаю ему.

«Надежда умирает последней», – пишет он.

На этом я решаю остановиться.

Оставляю полученное сообщение без ответа – и делаю это все с тем же азартом.

На губах улыбка, в теле легкий прилив сил.

Это адреналин?

Мне стоило почаще флиртовать с мужчинами, я упускала чертовски много.

Забравшись на диван, пролистываю нашу короткую переписку. Перечитываю слова, которые для этого человека совершенно точно ничего не значат, но я могу сказать ему спасибо, ведь в результате у меня проснулся аппетит.

Беда в том, что в холодильнике шаром покати, и я с трудом могу вспомнить, когда в последний раз ела. Это заряжает мое утро особой энергией. Очередная простая вещь, такая, как голод, отлично мотивирует поскорее выйти из дома. И в это утро я чувствую, что мне просто необходимо увидеть дочь, ведь я соскучилась.

Я уведомляю свекровь о том, что заеду через час, и прошу ее собрать Сабину. Предупреждаю, что заберу ее на завтрак и прогулку. Моя дочь может протолкнуть в себя еду не раньше, чем через пару часов после пробуждения, так что завтрак в «Елках» подходит нам идеально. В моем плане прекрасно все, даже тот факт, что сейчас я хочу отодвинуть в сторону довлеющие надо мной проблемы, включая объяснения с семьей.

Сабина возится с ботинками, когда я вхожу в квартиру ее бабушки и дедушки. Не снимая пальто, помогаю ей с застежками, пока Нина Балашова достает из шкафа маленькое розовое пальто.

– Вадим звонил, – сообщает она.

– Да?

– Он заедет вечером…

Напряжение, которое она создает своим голосом, практически витает в воздухе.

Плевать на него только Сабине. Она поглощена своими мыслями и что-то напевает под нос.

Теперь я хочу избежать разговора в десять раз сильнее и тут же решаю, что объясниться со своими родителями Балашов должен сам. Весть о том, что он нашелся, ударяет по мне коротким электрическим разрядом, и это подстегивает бежать отсюда поскорее.

Щебет дочери действует на меня успокаивающе. Я испытываю гигантское облегчение от того, что она не просится домой. Я не решила, как это будет. Как, черт возьми, объяснить ей, что дома, из которого она уехала неделю назад, больше не существует. Не просто стен, окон и комнат, а того мира, который его населял.

Меня скручивает знакомой болью, но она не такая мучительная, как два дня назад. Она притупилась, стала занозой, и у меня будто выросли когти, которыми я могу эту занозу достать.

Кроша вафли в своей тарелке, Саби воодушевленно сообщает:

– Я нарисую для тебя подарок. И для папочки. За то, что вы меня родили…

Поправив выбившуюся из-за ее уха кудряшку, говорю:

– Это твой день рождения. Подарки должны дарить мы.

– Но я хочу…

Я обещаю, что буду ждать подарка с нетерпением, но мысли о праздновании ее дня рождения вызывают изжогу.

После завтрака мы отправляемся в парк – погода вдруг порадовала солнечным днем.

К асфальту дорожек прилипли сорванные желтые листья. Сабина порывается собрать из них букет, я веду ее на газон, где выбор не такой затоптанный. Она забывает о листьях в тот момент, когда видит полупустую детскую площадку. Пока щеки дочери наливаются румянцем от скакания по площадке, я думаю о том, что, возможно, мы с Саби могли бы куда-нибудь поехать.

Например, в теплые края, как и советовала моя сестра. Неделя где-нибудь на другом конце планеты – отличный способ отсрочить переезд Сабины в новый дом.

Я возвращаю ее к Балашовым-старшим к обеду. И снова бегу, отказавшись присоединиться. Саби вредничает совсем немного, и то потому, что теперь ее дневной сон проходит с капризами и борьбой за свободу, но я еще не готова от него отказаться.

– Я позвоню в три, – обещаю свекрови.

Сын очень на нее похож. Те же глаза, те же губы, но с поправкой на более грубоватые линии и штрихи. На его лице они истинно мужские. Выточенные возрастом и характером.

Ее губы то и дело поджимаются, будто с них вот-вот готов сорваться неудобный вопрос. В конечном итоге свекровь решает ничего не говорить, позволяя мне беспрепятственно выскользнуть за дверь.

В мои планы входит посещение какого-нибудь хозяйственного магазина, ведь в новом доме у меня появилась банальная потребность в швабре. Мне приходится изменить свои планы, потому что во время пути поступает звонок от Ильдара.

Парень сообщает о том, что в «Елках» только что был курьер. И что он принес цветы.

Глава 10

«У меня не слишком заезженный выбор цветов?» – гласит очередная записка.

Подняв от нее глаза, я бросаю взгляд на розовые розы в корзине. На этот раз она ощутимо меньшего размера, но достаточно большая, чтобы производить впечатление.

Заезженный?

Я бы так не сказала.

Возвращаю записку в конверт и, пока делаю это, решаю: стоит ли от нее избавиться? Смять и выбросить. Самое простое и верное решение, я просто не в состоянии тратить моральные силы на каких-либо мужчин, помимо Балашова. Тем более на таких наглецов, как Денис Алиев.

Корзина благоухает с пассажирского сиденья, когда я покидаю «Елки». Мне пришлось забрать ее с собой в салон, чтобы оставить в багажнике место для покупок. Швабра, ведро, набор бытовой химии и неожиданно набор посуды на шесть персон. Его присутствие в моем багажнике – жирное напоминание о том, что до встречи с Балашовым два дня назад я в действительности не была уверена в своем переезде. Я тормозила его, все нужные покупки откладывала на потом. Думала, что, возможно, мой муж как-то решит нашу проблему. Сможет сделать это – заставить меня перешагнуть и забыть. Мне невыносимо в этом признаваться, но это так.

Я драю квартиру весь день. Здесь никто до меня не жил, но мне нужно чем-то себя занять, и война с пылью самое то. С пылью и тем беспорядком, который я успела создать за прошедшую неделю.

Звонок от сестры застает меня в ванной, где я стягиваю с себя промокшую от пота майку и леггинсы.

– Что происходит? – спрашивает она в лоб.

– О чем ты?

Кира оставляет место для небольшой паузы, за которой я чувствую звон подозрений.

– Где вы все? – интересуется она. – Я заехала в гости, и мне никто не открыл.

Информация о том, что мой теперь уже бывший дом пустует, дергает за болезненную струну внутри.

– Может, пора научиться предупреждать о визитах?

– Не знала, что мои визиты тебя раздражают.

– Не выворачивай, – прошу я ее.

– Так что происходит? Мама сказала, что Сабина у Балашовых-старших живет. И ты трубку не берешь…

Сглотнув слюну, я готовлюсь к тому, чтобы ответить на ее вопросы.

Наполненный паром включенного душа воздух становится для меня слишком густым, тяжелым и вязким.

Мне нужна пауза, прежде чем испорчу себе день. И это не просто пластырь, который нужно сорвать, это запуск пускового механизма у атомной бомбы. Моя новая жизнь обретает плоть и кровь. Наша с Балашовым жизнь.

Прочистив горло, говорю в трубку:

– Мы разводимся.

– Что? – слышу недоуменный вопрос сестры. – Ты пошутила?

– Нет. Я не пошутила.

– Очень смешно. Что за бред?!

– Мы с Вадимом разводимся. Все остальные вопросы потом.

– Что значит потом?! – визжит она. – Ты… Я просто в шоке! У вас идеальная семья, вы не можете развестись!

– К сожалению, такое случается.

– Какая же ты эгоистка! У меня свадьба через три месяца, и какой же ты отличный пример подаешь! Может, и мне замуж выходить не стоит, если это все равно закончится разводом?!

– Я никогда не ставила себя в пример…

– Но только все остальные ставили! «Карина то, Карина это! Смотри на Карину и учись!» Оказывается, все это картиночка красивая? Обман?!

Меня захватывает ураган чувств, от которого в груди под ребрами дрожит. И голос дрожит, когда прошу:

– Кира… Прекрати.

– Знаешь что? – шипит она. – Пошла ты!

Короткие гудки в трубке я ощущаю как пощечину.

Отшатываюсь, роняя телефон на пол, на маленькую кучку своей одежды, и залетаю в душ. Втираю в себя горячую воду вместе с гелем, чтобы прогнать всю ту дрожь, которая колбасит тело.

Телефон начинает звонить минут через десять. Звонит три раза подряд, и радует меня то, что никто, кроме Балашова, не знает, где я нахожусь. Телефонные звонки проигнорировать можно, а вот звонки в дверь уже вряд ли.

Звонила моя мать, а потом мой отец.

Я не безответственная, просто в таком состоянии общаться с ними не лучшая идея. Вряд ли смогу вести себя достойно, если услышу очередные претензии, поэтому отвечаю на оба звонка эмэмэмками, обещая перезвонить завтра.

Гостиная в квартире не может пожаловаться на маленькую площадь, но даже сейчас, когда метры не скрадываются мебелью, с этой задачей неплохо справляются цветочные корзины.

На фоне универсальных серых стен они как яркие, режущие по глазам кляксы. Им здесь не место. Они не ко времени. Что и кому я хочу доказать?!

По крайней мере, с автором этих посылок я не обязана быть учтивой. Он шлет цветы замужней женщине. Он просто беспринципная скотина. Я должна была выбросить ту записку, как и планировала, вместо этого она болтается в моей сумке. Как и та, что была вчера. Порывшись, достаю маленький конверт и читаю еще раз, после чего набираю сообщение:

«Как минимум у вас отличный выбор флориста, поздравляю».

Спустя всего какую-то минуту получаю ответ:

«Я ему передам. Может, у тебя есть предпочтения?»

Я ощетиниваюсь. Мгновенно. И с удовольствием ставлю прокурора Алиева на место:

«Когда мы успели перейти на "ты"?» – пишу я ему.

«Ты разнесешь меня за любой ответ?» – падает мне эсэмэска.

Именно это я и собиралась сделать. Я собиралась послать его к чертям собачьим.

Кипя от накопившихся за последние часы эмоций, набираю:

«Сначала хочу его увидеть».

Вижу, как галочки напротив моего сообщения становятся синими, но ответа не следует. Ни через пять минут, ни через десять.

Глава 11

В доме родителей совсем недавно закончился ремонт, как раз перед их отъездом. Работы сдали с задержкой, как водится, поэтому им пришлось оставить дом в бардаке, чтобы не возвращать путевки. Теперь у них есть новая остекленная веранда с видом во двор, где сейчас рабочие грузят в машину мешки со строительным мусором.

Гнетущее молчание на кухне нарушает грохот и треск с улицы. Чай в моей чашке давно остыл, я к нему не притронулась.

Пока отец задумчиво смотрит в окно, мать складывает посуду в посудомойку, чем добавляет долбящих по мозгам звуков.

Болтая в кружке турецкий чай, слышу ее задыхающийся голос:

– Я выскажу свое мнение, если позволишь. Я просто в шоке, и я скажу тебе одно: я против. В любой семье есть проблемы, Карина, но разводиться? Мне пятьдесят. Я не хочу всю оставшуюся жизнь наблюдать, как ты ходишь по рукам, потому что такого человека, как Вадим, ты уже никогда не найдешь. Я не знаю, что у вас случилось, но он никогда бы не бросил Сабину. И тебя не бросил. Он – твоя опора! Скажи, что я не права. Скажи!

Я не готовилась к этому разговору. Просто села в машину и поехала, и теперь рада, что заготовленных речей у меня нет. Я не хочу отбиваться от подобных аргументов, не хочу объяснять, что же такое произошло, ведь знаю: моя мать найдет оправдание любому поступку Балашова.

Она его боготворит.

Мой отец продолжает смотреть в окно, но его молчание объясняется таким же шоком, ведь и для него Вадим Балашов – авторитет.

Я почти рада тому, что спала кое-как, голова достаточно тяжелая, чтобы в нее было не пробиться. Вокруг меня ледяной панцирь, который надежно придавил все эмоции. Это позволяет находиться здесь, в этом доме, но при этом отсутствовать.

– На развод подала я, – говорю отстраненно. – У меня были причины, но ты всегда учила, что сор из избы не выносят. Вот и я не буду.

– Как вовремя ты об этом вспомнила! – наигранно смеется мать. – Только мы тебе не чужие люди, мы твои родители. И это мы будем не спать ночами, пока ты ломаешь свою жизнь. У тебя прекрасная семья, все можно решить, тем более с Вадимом! Не делай глупостей, я прошу тебя. Ты будешь жалеть.

Мой панцирь трещит, особенно когда слышу:

– А о дочери ты подумала? Через год-другой он женится опять, у него появятся другие дети, станет для Сабины воскресным папой в лучшем случае. Так это происходит. Я таких случаев видела много…

– У нее всегда буду я, – обрываю мать на полуслове.

Хотя бы в этом я достигла внутреннего баланса. Я думала о своей дочери, черт возьми. И когда-нибудь она меня поймет. Когда-нибудь, когда придет за советом, мне будет что ей сказать, чтобы она никогда не забывала любить себя!

– И что дальше? Будешь менять любовников? Теперь так живут?

– Марина, – разбивает наш спор голос отца. – Хватит.

Мать замолкает, сдергивая с плеча кухонное полотенце. Ее руки дрожат, я не позволяю ее эмоциям себя касаться. Мне и своих хватает!

– Иди проверь, как там дела, – кивает папа на окно, предлагая ей отправиться во двор.

Мы смотрим друг другу в глаза, пока мать покидает кухню.

Когда-то мой отец пытался заработать на чем угодно. Он остался без работы. Завод, на котором он трудился со студенчества, обанкротился. Когда мне было лет восемь, отец собрал свою первую строительную бригаду, через десять лет у него уже была фирма по производству пластиковых окон. Пару лет назад он ее продал и ушел «на пенсию» очень обеспеченным человеком, даже и без дивидендов, которые платят ему Балашовы.

Когда в коридоре хлопает дверь, вокруг нас образуется тишина. Заняв стул напротив, папа протягивает руку и накрывает мою ладонь своей.

– Я не буду спрашивать, что же такое у вас случилось, – говорит он назидательно. – Но ты ведь знаешь, что делаешь?

Закрыв глаза, я делаю долгий рваный выдох.

– Я делаю то, что считаю нужным, – говорю хрипло. – Пожалуйста, не задавай мне вопросов…

– Но я отец. Я должен.

– Я пойду…

Высвободив руку, я встаю из-за стола и оставляю на щеке отца поцелуй.

– Пока…

Только сев в машину, понимаю, что покинула дом родителей без пальто.

Салон остыл, и отсутствие на мне верхней одежды ощущается чертовски остро. Натянув на ладони рукава толстовки, завожу мотор и включаю обогрев сидений. По крайней мере, моя сумка здесь, и возвращаться в дом не придется.

На часах почти час дня, и с семи утра я держусь на одной-единственной чашке кофе. Сейчас, когда Сабины нет рядом, я почти забыла, как пользоваться кухонной плитой. И я слишком голодная, чтобы заниматься этим в данный момент, поэтому решаю пообедать где-нибудь в городе. И желательно подальше от центра, в том числе от ресторана Галицких, где можно запросто встретить Лиду или ее мужа.

Потребность в одиночестве для меня в новинку, но именно с ней я маюсь. Общение со знакомыми, родными теперь гребаное тяжкое бремя, ведь первым нужно улыбаться и делать хорошую мину при плохой игре, а перед вторыми надевать панцирь. Он позволяет создавать видимость, будто я уверена в своих чертовых решениях, даже если на самом деле бреду в темноте как слепая.

После двух неудачных попыток получить столик в обеденный час пик мне удается найти себе место в ресторане на последнем этаже новой гостиницы.

Там панорамные окна, вид из которых не портит даже легкий туман и дождь. Большой зал заполнен только наполовину, но пустым от этого не кажется. Дизайнеры постарались.

Пытаясь согреться после прогулки по улице без пальто, я тру друг о друга замерзшие руки.

– Что у вас готовят быстрее всего? – спрашиваю улыбчивого парня-официанта.

– Быстрее всего… ну, блюдо дня…

– Это…

– Щучьи котлеты и…

Дослушать не выходит, потому что, отреагировав на звуки дружного мужского смеха, я нахожу глазами его источник. Это столик в середине зала, за которым разместилось пять мужчин, и еще один к ним присоединяется.

Они приветствуют друг друга рукопожатиями, все это создает вокруг стола суету. И во всей этой суете глаза мгновенно выделяют знакомое лицо.

Черноволосый мужчина с густой щетиной на щеках.

Буквально несколько дней назад он был бы для меня всего лишь еще одним лицом в море других, но только не теперь.

Это Денис Алиев, и примерно тридцать секунд у меня сохраняется надежда на то, что о моем присутствии здесь ему не известно. Однако он быстро развеивает это заблуждение. Привстав, пожимает руку своему знакомому, а когда снова усаживается на стул, неторопливо вскидывает взгляд и смотрит на меня в ответ.

Глава 12

Наверное, я и правда дура по части флирта, раз где-то в глубине души до сих пор жду ответ на свое сообщение.

Его так и не поступило, это даже к лучшему. Мне вообще не стоило ему писать. Ни в первый раз, ни во второй.

Внезапно проснувшаяся рассудительность не мешает сердцу сделать рывок, от которого кровь проносится по венам и начисто вымывает из тела холод.

Это встреча слишком неожиданная. Слишком!

Моя голова настоящий кирпич сегодня, раз я не заметила этого мужчину сразу.

Отвожу взгляд первая и только после этого позволяю себе разложить по полочкам увиденное. Дресс-код за тем столом пестрый. Начиная от пиджаков с галстуками, заканчивая свитерами и футболками. Именно в черную футболку Алиев и одет. В любом случае встреча за тем столом явно полуофициальная, и она постепенно становится громче.

Голоса, смех, звон приборов.

Покрутив на столе вилку, снова туда смотрю.

Вычленить голос Алиева из общей какофонии не представляется возможным, но его губы шевелятся, а взгляд устремлен на собеседника. Затем он смеется.

– Ваш чай…

Мелькающая перед глазами посуда перехватывает внимание. С огромной радостью я отдаю горячему чайнику весь свой интерес. Отказавшись от помощи, принимаюсь сама себя обслуживать – наливаю в чашку чай и методично размешиваю в нем сахар.

После третьего глотка тепло по венам гонит уже не внезапный фейерверк в крови, а осевшая в желудке горячая вода. Я уверена, волноваться мне не о чем. Кажется, Денис Алиев закончил со своими ухаживаниями, когда понял, что со мной его ждет лишь одна сплошная морока. Любая заинтересованная женщина, получив от него две корзины цветов, сама перешла бы на «ты» еще после первой.

Все эти умозаключения позволяют мне смотреть в свою тарелку, пока обедаю блюдом дня. Голод делает мои движения торопливыми, и я расправляюсь с едой достаточно быстро. Глотая чай, смотрю в окно.

Разглядывать стекающие по стеклу капли дождя оказывается неплохим занятием, когда в голове ни одной мысли.

В моей вдруг пусто. Короткая остановка между прошлым и будущим. Вся эта философия пулей вылетает из головы, когда над моим столом нависает тень.

Не знаю, удивлена я или нет, но на этот раз сердце от неожиданности не выскакивает.

Подняв лицо, я смотрю в зеленые глаза Алиева.

В те самые, которые являются первой точкой притяжения на его лице и так ярко контрастируют с его кавказской внешностью.

В паре с черной футболкой на нем синие джинсы, на ногах – кроссовки. Простота одежды в его случае играет на руку, так как подчеркивает полное отсутствие жира в районе талии и отличные пропорции фигуры.

Он смотрит на меня исподлобья, заставляя с легким стуком опустить чашку на стол.

Указав рукой на второй стул за моим маленьким столиком, спрашивает:

– Можно?

Мою задержку с ответом Алиев «комментирует» приподниманием бровей.

Возможно, вчера я осадила его на эмоциях и незаслуженно, ведь сама дала повод считать себя заинтересованной, причем не один раз, а два, но это не делает меня преступницей.

Теперь он знает, что переоценил степень моей заинтересованности, тем не менее делать вид, что мы не знакомы, мне даже в голову не приходит. Причина моей задержки в другом – я понятия не имею, как себя вести.

– Пожалуйста, – пожимаю плечом.

Он занимает стул напротив, и все это время прямой взгляд Алиева не оставляет мое лицо. Это не дает забыть о том, что мои волосы собраны в небрежный хвост, а из косметики на мне только легкий слой пудры.

Взглядом я касаюсь рук, которые он кладет на стол, и его ладоней с длинными сильными пальцами. Предплечья покрыты густыми темными волосками – я отмечаю эту деталь на уровне подсознания, прежде чем поднять глаза к его лицу.

– Привет, – произносит Алиев.

Чтобы не быть снобом, отвечаю в тон:

– Привет.

– Я вчера остался без телефона, – сообщает он. – Форс-мажор.

– Соболезную.

Алиев ведет широкими плечами, ерзает по стулу так, будто устраивается в нем поудобнее и основательно. Я не спускаю с него глаз. Он с меня тоже, и его внимание имеет особый привкус. Он будто меня изучает, и не просто мое лицо. Но искры в его глазах живые и дерзкие, так что я сама не знаю, какое мнение о нем составить.

– Все еще хочешь получить ответ? – интересуется он.

Такой прямолинейный перенос нашего общения в онлайн для меня неожиданность.

Кажется, со словами «хождение вокруг да около» Денис Алиев в принципе не знаком. И это не говоря о том, что мы снова на «ты».

Для меня это в новинку. Подобное общение. Прямолинейное и лишенное хоть каких-то полутонов.

Вместо того, чтобы уступить, решаю этого не делать.

Отодвинув от себя кружку, скрещиваю руки на груди. Проигнорировав заданный мне вопрос, отвечаю встречным: